Глава 8
В штабе 40-й армии шли последние приготовления. Командовать наземной операцией назначили командира дивизии полковника Дериглазова. Экстренно началась переброска десантного полка и разведбата из Баграма и двух мотострелковых полков из Кабула. Полковник поколдовал над картами еще раз, выслушал разведчиков, выслушал Кравченко, который хорошо знал этот район и имел сведения из первых рук от выжившего рядового Азизова. Командование армии приняло решение высадить вертолетами десант в районе кишлака Дехмикини, а со стороны Рухи выдвинуть колонну бронетехники.
— Кишлак надо блокировать в обязательном порядке, — настаивал капитан Воротин. — Если Азизов ничего не напутал, то их вели именно через Дехмикини, значит, там есть кратчайший путь, по которому «духи» подтянут силы. Этот кишлак узловой во всей операции. Прикроете нас с этой стороны, и мы по хребтам пройдем дальше и собьем все заслоны. Зажмем с двух сторон, и «духам» деваться будет некуда.
— Не забывайте, что там могут действительно находиться серьезные склады вооружения и боеприпасов, — напомнил Дериглазов. — А это может означать и усиленную охрану, и множество замаскированных огневых точек. Если мы отработаем по этому району авиацией, результат будет минимальный, а Ахмад Шах сразу поймет общее направление нашей операции. Только неожиданность, и только рывок вперед.
— И помните, товарищи офицеры, — добавил Кравченко. — Там могут находиться наши пленные ребята. Завязнем на подходе, не прорвемся сразу, и они всех уничтожат.
— Вы говорили, что там работали «Врачи без границ», — напомнил Воротин. — И они хотели помочь.
— Да, Азизов рассказывал, что общался с врачами, — подтвердил подполковник. — Врач Легран и медсестра Мишель. Они, как он утверждает, договаривались с моджахедами о том, чтобы вывезти пленных советских солдат в другой лагерь, ближе к границе с Пакистаном. Я в разведотдел доложил об этом. Возможно, смогут найти этот лагерь, найти этих французов или швейцарцев, не знаю, кто они точно. Но через их главный офис в Пешаваре эту группу найти можно. И этим уже занимаются.
12 июля группа из десяти вертолетов с десантом на борту вышла из Барака. Огонь со стороны моджахедов был такой плотный, что на узком участке в районе кишлака Дехмикини удалось посадить только четыре вертолета. Остальные снова вернулись на аэродром. Десантники зачищали район, занимали позиции и ждали приказа. Ясно, что высадившихся сил для развития полноценного наступления не хватит. Ахмад Шах предвидел действия советских войск и смог организовать оборону максимально эффективно, применительно к рельефу местности.
Но ждать было нельзя, нельзя было терять инициативы, и Дериглазов приказал выдвигаться к двум мостам через Панджшер. Если ночью удастся переправиться на другой берег, то штурмовые подразделения выйдут к склонам горного хребта и закрепятся там. И в первую же ночь разведрота и мотострелковая рота вышли к мостам. Не поднимая шума, штурмовые группы стали выдвигаться к мосту, не встречая сопротивления. Казалось, что удача была на стороне советских солдат, но тут выяснилось, что мосты взорваны. Хотелось кусать локти из-за потери времени, но делать нечего. Полковник Дериглазов решил действовать наверняка — пока инициатива в твоих руках, ты еще можешь навязывать бой в удобном для тебя темпе и маневрировать имеющимися силами.
Огонь был страшный, но, несмотря на это, на следующий день весь личный состав, кроме одной роты прикрытия и управления батальона вертолетами, спешно, на глазах «духов», перекинули к подножию горы Дидак. Буквально с ходу, с вертолетов штурмовые подразделения вышли на склоны горы, уничтожая одну за другой огневые точки и узлы обороны моджахедов. Сверху, параллельно, по хребту пробивались разведподразделения.
Развитие атаки было неожиданным для душманов. Они сразу почувствовали серьезность намерений шурави, получили представление о задействованных силах. К тому же 4-я и 5-я мотострелковые роты 2-го батальона стали довольно успешно продвигаться к самому кишлаку Дехмикини. Последовали доклады от командиров подразделений о том, что душманы разбегаются. Усилив напор, удалось довольно быстро блокировать район десантирования. Снова пошли вертолеты огневой поддержки, затем транспортные вертолеты стали высаживать остальные силы двух мотострелковых полков.
Расчет оправдался. Если бы Дериглазов стал ждать ввода всех своих сил в наступление, он бы упустил удобный момент, потерял бы инициативу и потери были бы огромными.
Солнце еще стояло высоко, а десантники уже рвались к самому кишлаку. Грохот стрельбы разносился эхом от одной стороны ущелья до другой, пыль, поднятая разрывами, поднималась высоко в воздух, порой мешая обзору. «Духи» отступали, отстреливались, бросали вооружение. Удар разведроты во фланг обороны, и вскоре последний моджахед покинул кишлак. Дехмикини был захвачен.
Отступавшие душманы стягивались к подножию горы Модабай.
— Там у них должны быть скалы, там много пещер, — говорил по рации Дериглазов командирам подразделений.
Через пару часов командиры батальонов подтвердили наличие пещер, больших складов вооружения, боеприпасов, снаряжения и провизии. Теперь бой шел отдельными очагами. То здесь, то там моджахеды пытались закрепиться, но их сбивали, и они уходили дальше по ущелью. Перед солдатами и офицерами предстали оборудованные базы, большие склады, где были обнаружены несколько горных орудий, крупнокалиберные пулеметы ДШК, а еще много ковров, настеленных прямо на гранит в жилых помещениях. Стало ясно, что не зря душманы так цеплялись за этот район. Дериглазов доложил в штаб армии о находках генералу Дубынину, замещавшему временно командующего.
— Виктор Петрович, это осиное гнездо какое-то. Гора все испещрена пещерами, и все почти использовались.
— Ты смотри там внимательнее, — ответил Дубынин. — Могут оказаться какие-нибудь ходы, не ударили бы тебе потом в спину. Ловушки всякие возможны. Прочеши ущелье хорошенько, чтобы быть уверенным, что «в спину не надует».
Дериглазов осмотрелся и отдал команду:
— Первому батальону прочесать ущелье, разведроте — склоны и гору!
Взводного лейтенанта Букина капитан Воротин уважал, несмотря на то, что тот был молод и неопытен. И было за что.
Лешка Букин после школы тайком от отца поступил в Рязанское десантное. Его отец, генерал-майор Букин, узнал об этом только тогда, когда ему позвонил его давний приятель и сослуживец и поинтересовался, не букинский ли отпрыск примеряет сейчас в казарме «тельник».
Надо отдать должное старому десантнику: Петр Иванович не бросился в училище пугать погонами командование и требовать встречи с курсантом Букиным. Он просто приехал в училище на присягу. А когда торжественная церемония закончилась и новоиспеченные защитники Родины попали в руки восторженных родственников, генерал Букин и объявился перед сыном.
— Что же ты, стервец, от отца скрывал свое решение? — хмуро осведомился он, тем не менее в душе с удовольствием осматривая сына, любуясь, как ладно на его спортивной фигуре сидит новенькая форма.
— Пап, я же тебя знаю, — усмехнулся Лешка. — Ты не удержишься и станешь мне советовать, помогать. Я не говорю, что ты сделал бы так, чтобы я поступил по блату. Ты же патологически честный солдат. Но могли узнать твои друзья и однополчане и стали бы меня проталкивать по-дружески. А я хотел доказать, что могу сам, на общих основаниях, а не как генеральский сынок.
— Кому доказать? — продолжая хмурить кустистые брови, осведомился Петр Иванович.
— Неа, не тебе! — засмеялся сын. — Я себе хотел доказать, что чего-то стою!
Отец смотрел на сына с минуту молча, потом протянул руки и обнял, с силой прижав к своей широкой груди так, что звякнули многочисленные награды на парадном кителе. Было в этом объятии для молодого курсанта, вчерашнего школьника, что-то большее, чем проявление родительских чувств, отеческого тепла. Это было признание старого заслуженного солдата. И больше никто за пять лет учебы ни разу не вспомнил, не высказал вслух того, что курсант Букин — генеральский сынок, что он имеет какие-то поблажки по службе. Просто Лешка всегда и во всем был первым. Или, по крайней мере, старался быть первым. Для него важным было не собственное «я», не личное, а коллективное. И во время марш-бросков в училище Букин никогда не приходил первым, потому что всегда тащил кого-то, кто мог просто упасть, у кого уже не был сил дойти до конца. Он всегда вызывался добровольцем для выполнения сложных заданий, которые, по его мнению, он мог выполнить лучше других. Хотя именно так дело обычно и обстояло. Во многом курсант Букин был лучше других.
И многие очень удивились, когда по окончании училища лейтенант Букин отказался от предложения остаться служить в училище, а написал рапорт отправить его в состав ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Когда отец узнал об этом, он посмотрел сыну в глаза и сказал только одно:
— Я хочу быть уверен, что твое решение продиктовано желанием служить Родине, а не собственным амбициям. Не обижайся на мои слова, Алексей. Ты же знаешь, что для меня честь солдата и честь семьи превыше всего.
— Я не обижаюсь, отец, — вполне серьезно ответил молодой лейтенант. — Я не уроню нашей чести. Ни чести нашей фамилии, ни чести советского офицера. Можешь быть уверен.
Те несколько месяцев, что Букин прослужил в роте Воротина, капитан особых замечаний к молодому офицеру не имел. Грамотный, волевой командир практически сразу сумел заставить уважать себя личный состав. Не панибратствовал, не был излишне строг. Но что особенно добавило к нему уважения солдат и сержантов, так это решения взводного командира в нескольких сложных операциях, когда он умелым командованием спасал взвод от лишних потерь. И теперь на Букина во взводе смотрели как на бога, хотя он по возрасту был не намного старше солдат-второгодков. Он был авторитетом, и его приказы выполняли быстро и беспрекословно. Если честно, то во взводе Букина любили. По-мужски, как могут солдаты любить командира, который может и пошутить в минуту отдыха, и поддержать, когда трудно, посочувствовать, когда горе — помочь советом, просто вовремя подставить свое плечо.
— Леша, — показал Букину рукой на гору Воротин. — Пройди со своими орлами по террасам этой чертовой горы. И осторожнее там. Кроме прячущихся «духов» может быть элементарное минирование. Ребят проинструктируй пожестче, а то знаю я твоих головорезов. Смотрят на тебя и лезут очертя голову куда не следует, балбесы.
— А что там было? Склады, говорят, в пещерах, а еще база была.
— Говорят, — проворчал Воротин. — И про тюрьму какую-то страшную говорил паренек, который отсюда живым вырвался. Так что без эмоций там. Планомерно, методично и без особого риска. Намек на сопротивление — и просто забрасывайте гранатами. Пленных не брать. Ну, разве что парочку — для допроса. Пусть «духов» к чертовой матери обрушившейся породой похоронит.
— Есть!
— Ну, давай. Удачи!
Букин побежал к своему взводу, расположившемуся на камнях возле дороги. Разведчики перешнуровывали ботинки, кто-то менял повязку на легких ранениях. Оставаться в тылу, отправляться в санбат не хотел никто. Когда такая операция, то на счету каждый человек, да и потом, когда пацаны будут хвастаться, что участвовали в панджшерской операции, никому не захочется признаваться, что он в это время валялся на кровати с пустяковой царапиной. Увидев бегущего командира, взвод без команды стал подниматься. Замкомвзвода, старший сержант Лепняк, строго прошелся вдоль строя:
— Равняйсь! Смирно!
— Вольно… — буркнул лейтенант и пробежался взглядом по лицам солдат: — Ну что, бродяги! Готовы?
Лейтенант пришел к выводу, что парни еще не выдохлись, есть, как говорится, еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах, как шутил ротный. Правда, кое-кто с легкими ранениями, но это царапины. Пойдут все…
— Слушай приказ! Нашему взводу поставлена задача зачистить склоны горы Мадабай. Оказывающих сопротивление моджахедов уничтожать, тех, кто сдается, обезоружить, тщательно обыскать и конвоировать вниз. Особое внимание обращать на признаки минирования. Вопросы?
Вопросов не было. Молодые солдаты, которые служили во взводе меньше года, еще не знали, что спрашивать, а тем, кто уже собирался на гражданку, было все понятно и так. Все знали, что такое зачистка.
— Вопросов нет, — констатировал Букин. — Командирам отделений проверить количество боеприпасов, при необходимости пополнить. И… оправиться… Быть готовым к выходу через пятнадцать минут. Всем разойтись! Лепняк, подойди ко мне!
Замкомвзвода подошел, насупился, понимая, что предстоит тяжелое дело.
— Значит, так, Коля, пойдешь со вторым отделением в голове. Никитин со своими тебя прикрывает с боков. Я замыкаю с Орешкиным. Разбираемся с пленными, с трофеями.
— Есть, — солидно кивнул Лепняк. — Сделаем как надо.
— Надо сделать лучше, Николай, поэтому тебя и отправляю первым. Ты тут служишь больше моего — опытный разведчик. А местечко это поганое. Не рвитесь вперед, если что-то беспокоит. Лучше лишний раз «эргэдэшку» сунуть, чем свою голову. Не торопитесь, не на гонке…
Рассовав по жилетам-разгрузкам и мешкам автоматные магазины и дополнительные гранаты, разведчики пошли на гору. Самые опытные бойцы шли впереди. И задача — убедиться, что нет опасности, и ликвидировать очаги сопротивления моджахедов, если там еще кто-то остался. Солдаты поднимались все выше по террасам. Пока им попадались лишь хорошо обустроенные жилые помещения в пещерах или в каменных пристройках к пещерам. В комнатушках на полах лежали ковры, стояла мебель, кровати с одеялами. Нашли разрушенные склады, которые душманы не успели вывезти. Разведчики равнодушно смотрели на консервы, банки со сгущенным молоком, другое имущество. Каждый по опыту знал, что порой плохо кончается, когда что-то трогаешь на вражеской территории без тщательной проверки. Это могли быть заранее отравленные продукты, которые специально оставили для советских солдат. А еще эти трофеи могли оказаться искусно сделанной миной. И одежда могла быть с какой-нибудь местной заразой.
Склады оружия и боеприпасов обходили особенно осторожно. После боя и сильного обстрела могло что-то взорваться само собой, без предварительного злого умысла.
Первые «духи» стали попадаться на третьем ярусе. Лепняк услышал, как зашелестели камни, посыпались где-то совсем рядом. Он присел на одно колено и поднял руку, делая знак остальным об опасности. И тут же почти под ноги идущим первыми бойцам из-за скалы выкатилась граната.
— Граната! — крикнул Лепняк и бросился вправо под защиту скалы.
Несколько бойцов его отделения метнулись назад и попадали, укрываясь кто где мог. Грохнул взрыв, хлестнули по камням осколки, завоняло взрывчаткой, в нос и горло стала забиваться мелкая пыль, но трое опытных разведчиков мгновенно дали несколько очередей в сторону, откуда прилетела граната. Два душмана, решившие, что взрыва гранаты достаточно, чтобы под прикрытием града осколков напасть на шурави, упали на камни, скошенные пулями, остальные бросились назад в укрытие. Лепняк, бывший ближе других к повороту на каменной террасе, выхватил две гранаты и бросил их за поворот. Взрыв, второй… Со всех сторон летели камни.
Сержант, особо не высовываясь, выпустил туда весь магазин и отпугнул нападавших. Подоспевшие солдаты бросили еще по одной гранате и только после этого с опаской двинулись на следующий участок террасы. Очереди добили двух уползавших «духов». На месте стычки осталось семь тел моджахедов. Один продолжал стонать и корчиться. Видно было по ранениям, что не жилец. Две короткие очереди заставили душмана замолчать, и отделение поспешило вперед.
Чуть в стороне начали стрелять бойцы из третьего отделения сержанта Никитина. Они шли следом за Липняком и прикрывали его от возможного нападения с других террас. Как раз сверху из укрытия двое моджахедов попытались обстрелять советских солдат, но были убиты наповал. Лейтенант слышал отдаляющиеся звуки перестрелки и понимал, что его бойцы, почти не останавливаясь, успешно продвигаются по террасам все дальше и дальше, постепенно поднимаясь по склонам горы к поставленной задаче.
Через пятнадцать минут Букину доставили первых пленников. Эти четверо «духов» были странные, словно не в себе: глаза бегающие, то молят шурави о пощаде, то начинают причитать и падать на колени, вознося молитвы к небу. Связав всем руки, двое разведчиков увели пленных вниз на допрос. Остальные бойцы взвода продолжали продвигаться вперед, осматривать другие пещеры. Лейтенант быстро осмотрел помещение, которое было похоже на что-то вроде канцелярии тюрьмы, и выставил возле пещеры охрану из двух разведчиков.
— Парни, этим документам цены нет, — кивнул он на какие-то журналы со списками, ворох личных документов афганских военнослужащих, часть из которых была окровавлена. — Тут хроника преступлений. Эти документы можно позже в международный трибунал предъявить!
Букин побежал вперед, догонять головную группу. Террасы становились то заметно у́же, то вдруг расширялись и расходились просторными площадками с красивыми видами на ущелье. Молодой командир взвода любовался бы этими видами, если бы не подозрение, что дальше предстоит еще не одна схватка с противником и будет сложнее продвигаться. Что-то подсказывало о близкой опасности. Нехорошее место! Всплыло в памяти прочитанное когда-то об испытываемой человеком тревоге в местах, где долгое время царствовало зло, о накопившейся негативной энергетике. Алексей не любил такую литературу, тем более что книга, которая ему попалась как-то на эту тему, была переводная с английского или американского издания, а относиться к мистическим опусам буржуазных фантазеров серьезно лейтенант был не склонен.
Неожиданно ударила пулеметная очередь. Передовые разведчики сразу упали, прижались к камням, стали расползаться, рассредоточиваясь между камнями. Кто-то поднял автомат над головой и давал длинные очереди вперед, чтобы пулеметчик не мог стрелять прицельно, и ответным огнем дать товарищам возможность искать укрытие понадежнее. Букин еще не добрался к месту, где его бойцов прижали огнем. Он замер, глядя в бинокль, чуть в стороне, и ему хорошо была видна позиция моджахедов наверху. Терраса резко поднималась в этом месте вверх, перепад высот был метра в четыре. Подозвав бойца, лейтенант приказал:
— Беги назад! Передай Орешкину, пусть со своим отделением поднимается на следующую тропу и обойдет эту позицию с тыла. Никитин пусть занимает со своими оборону сзади. Боюсь, что тут может быть засада. Мы пойдем вперед, как только Орешкин начнет забрасывать засаду гранатами.
Боец умчался, а Букин вернулся к солдату с рацией на спине. Вызвав Воротина, он доложил:
— Движение остановил, попали под огонь. Натолкнулись на хорошо оборудованную огневую позицию — пулемет. Предпринимаю обход с тыла.
— Справишься или тебе помочь «точилом»?
«Точилом» или «крокодилом» на сложившемся сленге называли вертолет огневой поддержки «Ми-24». Да, навести его на цель не составляло труда, правда, пришлось бы лежать на камнях около часа и ждать, пока вертолет пришлют, пока он выйдет на цель. Но вдруг там в пещерах душманы добивают пленных? Да и какие сведения и какие данные можно получить о противнике после того, как отработает управляемыми ракетами, а потом еще и пушками «Ми-24»? Ничего, кроме разбитой вдребезги позиции и изуродованных трупов.
— Дайте десять минут!
— Добро! Работай…
Несколько подствольных гранат взорвалось возле позиции душманов. Наверное, никакого ущерба они не нанесли, но «духи» спокойно себя теперь явно не чувствовали. Разведчики, лежавшие за камнями первыми, меняли уже по пятому магазину. Плотность огня они создали довольно приличную. Но с такой интенсивностью огня скоро патроны начнут заканчиваться.
Лейтенант осмотрел в бинокль свои позиции: ах, черт, двое раненых! Максимов, кажется, серьезно. «Давай, Орешкин, давай, чего копаешься», — мысленно приговаривал Букин, поглядывая наверх.
Разведчики его не подвели. Буквально через пару минут за спинами оборонявшихся на террасе моджахедов начался сущий ад. Бешеная стрельба, сплошным гулом разрывы гранат, и вскоре пулемет заткнулся. Букин со связистом бросились вперед.
«Хорошо, что меня мои орлы пока не видят! — думал он, подбегая к разбитой пулеметной позиции. — А то бы поднялись все разом и попали под шальные пули!»
— Сколько насчитал? — Вытирая пот со лба, Букин шел по позициям возле пещер, подглядывая внутрь в темноту и перешагивая через трупы. — Никого не упустили?
— Здесь шестеро, — докладывал сержант Орешкин. — Там у конца террасы еще трое. Они тянули шнуры к взрывчатке. Хотели всю тюрьму на воздух поднять, но не успели. Пятерых раненых взяли в плен — эти и не сопротивлялись. Все время кричат, что они друзья: дуст, дуст! Дать бы прикладом каждому по зубам, чтобы говорить разучились!
— Хорошо, молодцы! Орешкин, Никитин, раненых отправляйте вниз! Посмотрите, есть тут что-нибудь для носилок? Максимова сильно зацепило.
— Товарищ лейтенант! — Орешкин не отходил от командира, как-то непривычно нервно облизывая губы. Уж кто-кто, а Паша Орешкин никогда нервным парнем не был.
— Что еще? — уставился Букин на сержанта.
— Там, дальше… на террасе в пещерах. Мы там такое нашли…
— Ты что, Паша? — попытался улыбнуться Букин, но у него не получилось. В глазах сержанта он увидел то, что вызвало тревогу и у него самого.
— Посмотрите сами, товарищ лейтенант. Там крови чуть не по колено. Что тут такое вытворяли?
Букин вгляделся в лицо сержанта, успевшего повидать и хлебнуть всякого за время службы в Афганистане. И если его что-то потрясло, это что-то должно быть из ряда вон выходящее.
Встревоженный молодой лейтенант поспешил за Орешкиным.
Первое, что они увидели, это пустые большие ямы, перекрытые деревянными щитами. Снизу пахло так мерзко, что сразу стало ясно — там подолгу держали людей. Вонь испражнений, рвотных масс, крови. Все это вместе сливалось в удушливый, убийственный букет запахов. Дальше в горе был ряд пещер, больших и маленьких. Тут явно тоже держали узников.
— Сюда тоже загляните, — кивнул Орешкин, остановившись перед пещерой, и вздохнул, распахивая пошире маскхалат, словно ему было нечем дышать.
Лейтенант с двумя солдатами вошли в ближайшую пещеру и обомлели: пол был в запекшейся крови, запахом крови пропитались стены, и в самом воздухе словно витала кровь.
На полу какое-то тряпье, тоже пропитанное кровью, деревянная лежанка или низкий стол, древесина которого тоже была пропитана кровью. Возникало ощущение, что попали в разделочный мясной цех. Под потолком была укреплена перекладина с веревками и крюками, а еще какие-то зловещие проволочные петли. И всюду кровь, кровь, кровь…
Букин вышел из пещеры и посмотрел на солнце. Орешкин с двумя солдатами тихо переговаривались в стороне. Один из солдат пробурчал:
— Там еще есть такие же помещения, где пол в крови. Какие-то ножи окровавленные, инструмент какой-то пыточный. Даже топоры. И следы крови вниз по террасе ведут прямо к реке.
— Орешкин, собери свое отделение и за мной! — приказал лейтенант.
Со стороны ущелья послышались взрывы.
Чуть восточнее вновь поднялась стрельба, послышались мощные взрывы. Мимо, резко маневрируя, пролетели два «крокодила». Значит, где-то «духи» продолжали оказывать сопротивление, но теперь это уже не имело большого значения. В целом сопротивление сломлено и ущелье на этом участке очищено. Подозвав радиста, Букин связался с Воротиным. Вкратце сообщил, что они нашли ужасные следы пыток, совершавшихся моджахедами в этой тюрьме, об огромном количестве следов крови.
— Тела есть? Жертвы вы нашли? — тут же спросил капитан.
— Пока нет. В последний момент захватили пятерых «духов», они пытались что-то взорвать, но не успели. Отстреливались как бешеные. Следы крови ведут к реке.
— Хорошо, будьте наготове, вдруг откуда-нибудь вылезут очередные замаскировавшиеся «духи»! Они тут засели всюду — ползут, как тараканы из щелей. А пленных — под хорошую охрану. Мы из них выбьем показания, я сейчас поднимусь к тебе с переводчиком.
Букин и еще полтора десятка разведчиков двинулись к реке по следам крови: кровь запеклась неровными полосами — явно волокли тела. Крови было много, местами она была затоптана множеством ног. Следы вывели к небольшому мосту через реку Микини. Весь мост был в крови, и ограждение испачкано.
— Они все там! — догадался лейтенант, мрачно показав головой вниз.
— Вон, видны чуть ниже по течению тела, — заметил один из разведчиков. — Да они их просто бросали в воду! Сколько же там должно быть трупов, если повсюду столько крови…
— А кого-то убили прямо здесь. — Орешкин присел на корточки, рассматривая настил моста. — Вон, следы пуль. Добивали.
Букин спустился с бойцами вниз к реке, и сразу стало понятно, что бо́льшую часть тел унесло ниже по течению, но и здесь среди камней их было довольно много — около пятнадцати. Почему-то подумалось, что многих убивали срочно, торопливо, чтобы никого не осталось до прихода шурави. Разведчики ходили от тела к телу, рассматривали повреждения. У кого-то пулевые ранения, у других множественные ножевые, убивали жестоко, с ненавистью.
Один из солдат прошел ниже по течению и вдруг закричал оттуда, призывно размахивая рукой. Взводный с разведчиками поспешили к нему. Между двумя камнями, зацепившись босыми ногами, покачивалось странное тело. До пояса снизу все как у человека, а выше что-то непонятное белесо-красное, с какими-то развевающимися в потоке воды лохмотьями. Вода все еще окрашивалась кровью, хотя ее почти не осталось. Одного из молодых солдат сразу вырвало. Он отошел от берега и упал на колени, так и стоял, пока его несколько минут выворачивало наизнанку.
Букин понял, почему тело выглядело так странно — у него не было рук и головы, да и кожи от пояса и выше тоже не было. Точнее, она была, но только содрана с туловища, а потом завязана над головой в пучок. В глазах лейтенанта потемнело от ненависти и ужаса. За что так обошлись с этим человеком? За что с ним такое совершили? И ведь делали это не по необходимости, не за страшные деяния казненного. Делали это из удовольствия, нравилось палачам-садистам измываться над пленными.
Так вот как выглядит тот самый «красный тюльпан»!
Букин, не глядя на солдат, быстро пошел вверх от реки. Он почти взбежал по террасе к пещерам, где его солдаты охраняли пятерых пленников.
Подозвав одного из своих солдат-таджиков, он стиснул ему плечо и ткнул пальцем в крайнего душмана:
— Спроси, что здесь было. Тюрьма?
Солдат повернулся к пленнику, что-то сказал ему, и тот, кажется, понял, что от него требуется, и закивал, торопливо отвечая на фарси-кабули. Солдат перевел, что это было место, где держали пленных солдат из правительственной армии.
— Где все пленные? — рявкнул Букин.
Душман побледнел и затараторил что-то, прижимая руки к груди. Один из раненых, с прищуренными злыми глазами и шрамом на щеке, смотрел и кривил губы. Букин перевел взгляд на него:
— Что кривишься, сука? И до тебя еще разговор дойдет. Так куда дели всех пленных?
— Он говорит, что их увезли. Куда — не знает. Он был просто надзирателем, кормил, воду носил.
— Добрый какой, заботливый! — Лейтенант зло выматерился. Потом схватил тюремщика за шиворот, пригнул к земле и ткнул носом в засохшую кровь: — А что такое «красный тюльпан», он знает? А откуда на телах по два десятка ножевых ранений, он знает? Спрашивай! Про наших ребят спрашивай! Были тут шурави?
— Он не знает. Клянется…
— Смотрите! — Орешкин ткнул стволом автомата в колени раненого со шрамом на щеке и еще одного пленника, стоявшего с опущенными глазами.
Одежда у них была в крови, и это была чужая кровь. Чья — догадаться уже не трудно. Букин стянул с плеча автомат и приказал своим солдатам отойти. Все молчали, только один из пленников пытался о чем-то просить. Несколько коротких очередей и две длинных разнеслись эхом по склону горы. И как будто продолжением эха был крик капитана Воротина:
— Отставить, Букин! Приказываю прекратить!!!
Лейтенант опомнился только тогда, когда понял, что магазин автомата пуст, а его палец все давит и давит на спусковой крючок. А потом подбежал ротный и вырвал оружие из его рук.
— Что встали? Вниз, бегом! — приказал он разведчикам. И только когда последний отошел на расстояние, откуда не был слышен его голос, он стал отчитывать взводного: — Ты что, Леша? Спятил? Ты кого расстрелял? Это же единственные свидетели того, что здесь происходило! Ты понимаешь, что убил тех, кто мог дать показания? Убил ценных свидетелей!
— Командир, а ты пройдись по пыточным камерам и поймешь, — процедил сквозь зубы лейтенант. — А еще спустись к реке. Там плавает много бессловесных свидетелей. Они не расскажут, а вот их обезображенные тела все разъяснят. Все, что с ними тут творили эти упыри. Это же не люди, товарищ капитан!
— Что ты натворил! — покачал головой капитан. — Ты знаешь, кто этот со шрамом, которого ты убил? Это Ариф, ближайший помощник Имануло! Эх! Ладно… Пошли…
— Простите, сердце не выдержало, — пробормотал Букин, приходя в себя после вспышки гнева. — Я ведь не железный…
Полковник Дериглазов прибыл к подножию и сразу вызвал командира разведчиков к себе. Воротин стал докладывать о страшных находках.
Командир прервал его и коротко приказал:
— Пошли! Показывай…
Командиры, особисты и разведчики обследовали тюрьму до самого вечера. Допросили нескольких жителей Дехмикини и еще пару пленных, которых захватили во время боя уже восточнее горы Мадабай. В «канцелярии» тюрьмы разведчики рассортировали найденные документы. Кроме них, нашлось много личных вещей прибывавших сюда узников. Письма, описи, доклады, награды… Нашелся и журнал, в котором значилось более 200 фамилий. Судя по всему, все они были убиты. По непроверенной информации, здесь содержалось и несколько советских солдат, но установить это точно пока не удалось.
— Дай связь с «ноль-ноль-первым», — приказал Дериглазов.
Генерала Родионова не было на месте — убыл на совещание в посольство. Полковник рассказал о находке генералу Дубынину.
После короткого молчания Дубынин попросил быть внимательнее и осмотрительнее:
— Оставайся на месте, прими меры к сохранности следов и доказательств. Примерно через час я вылетаю к тебе. Командующему доложу…
Вскоре Дубынин прилетел, молча выслушал доклад Дериглазова, потом короткий рассказ Воротина о бое и велел проводить его на место пыток. К этому времени было осмотрено полностью помещение «канцелярии», и на берег из реки вытащены почти все трупы, которые зацепились в камнях в районе моста.
Медики, прибывшие с Дубыниным, несколько часов осматривали и освидетельствовали тела, составляли протоколы. Ответ был такой: явных европейцев среди замученных не обнаружено, но среди неопознанных убитых могли быть наши граждане, таджики и узбеки. Отличить их от афганцев не представлялось возможным, и вопрос оставался открытым.
К моменту прибытия генерала Родионова осмотр тюрьмы в основном был завершен.
— Этого преступления так оставлять нельзя, — хмуро заявил командующий. — Сколько времени нужно для полной зачистки этой части ущелья?
— Два дня, — уверенно отозвался Дериглазов.
— Хорошо, но ни часом позже. Сегодня же начнем подготовку. Сюда необходимо привезти журналистов. И не только наших. Весь мир должен узнать, кому помогают американский империализм, китайский ревизионизм и их марионетки из числа арабских стран! Пусть все знают, кто финансово поддерживает эту жестокость и дикость. Попутно необходимо развивать дальше мероприятия по поиску наших солдат, которые здесь могли находиться. Мне докладывали, что рядом с тюрьмой работали «Врачи без границ»?
— Так точно! Внизу, у западного склона был их лагерь. Лечили всех: и местных декхан, и моджахедов, и тех узников, к кому их пропускали. По оперативным сведениям, незадолго до нашей операции их вынудили уехать. Мы принимаем меры к установлению контактов с медиками, которые здесь работали. Возможно, что именно от них мы сможем получить сведения о советских солдатах.
— Да, это работу необходимо провести. Возьмите под свой контроль, Виктор Петрович!
— Хорошо, — кивнул Дубынин.
— Установили, откуда доставлялись пленные военнослужащие афганской армии?
— Основная часть была захвачена из Пишгора, после мятежа. Это те солдаты и офицеры, которые не перешли на сторону моджахедов. По нашим данным, часть пленных были расстреляны прямо в Пишгоре, часть убиты по дороге сюда. Большую часть казнили уже здесь.
Командующий повернулся к подполковнику Кравченко:
— У вас в миссии в Пишгоре оставались солдаты, когда вы убыли в Руху на совещание?
— Так точно, товарищ генерал. Охрана объекта! Трое солдат! Я не мог не оставить охрану! Я предполагал о том, что в гарнизоне что-то затевается, и предупреждал командира. Увы, не поверил мне! А у нас орудовали лазутчики душманов. Собственно, так и получилось, стоило колонне с самыми надежными бойцами отправиться за боеприпасами и продовольствием. Благодаря самоотверженности сержанта Бурхонова нам и удалось проскочить засаду. Я не мог предположить, что в Пишгоре сразу начнется мятеж. Думал, заваруху готовят к национальному празднику — чтобы раструбить на весь мир.
— Никто не мог предположить этого, — покачал головой командующий. — Враг хитер и коварен! Надо по каналам разведки связаться с Ахмад Шахом Масудом и поставить его в известность, что мы в курсе того, что тут творилось. А то он пытается играть в просвещенного и цивилизованного оппозиционера. Пусть знает о предстоящем приезде иностранных журналистов. Скандал ляжет на его плечи. Посмотрим, какова будет реакция этого «патриота». Мне кажется, мы сильно подорвем его авторитет репортажем с горы Мадабай. Особенно если об этом протрубят на весь мир не только наши журналисты, но и западные…
