Глава 11
Медсестра открыла дверь и прощебетала красивым высоким голоском:
— Вот сюда. Проходите, пожалуйста!
Саид спустил ноги с кровати и сел. В палату вошли мама и отец. Старый Асатулло был в пиджаке с колодками всех своих наград на груди. Увидев глаза матери, молодой человек как-то сразу понял, ощутил всем своим естеством, что пришлось ей пережить, сколько бессонных ночей она провела, сколько пролила слез. А теперь во взгляде на живого сына такое море счастья, как будто матери больше ничего в жизни и не надо.
— Мама!
— Сыночек!
— Как вы добрались? Ленинград так далеко!
— Нормально! — ответил отец с усмешкой. — Я в этих местах воевал! Волховский фронт!
Как же тепло, когда тебя обнимают руки матери, как же спокойно и сладко на душе, когда ее щека прижимается к твоей голове и ты слышишь ее нежный шепот. Саиду хотелось одновременно расплакаться, как в детстве, и рассмеяться от счастья. Все прошло, война показалась вдруг чем-то далеким и нереальным. Подняв глаза, он посмотрел на улыбающегося отца. Тот наблюдал за сыном и женой, любовался обоими. Вот и конец страданиям. Все хорошо, теперь все вместе, и нет места страхам. Саид на миг погрустнел. Ведь родители не знали о его планах. Ну и пусть. Пока им незачем знать. Пока они видят сына, и им хорошо.
— Ой! Ну, как ты здесь, сынок? — начала расспрашивать мать, дождавшись, пока Саид обнимется с отцом. — Тебя хорошо лечат? Сейчас у тебя ничего не болит? А как тут кормят? Мы с отцом привезли тебе всякого вкусного. Соскучился, наверное, по домашней еде?
Бодрый голос и улыбки не могли обмануть. Саид видел, как родители отводили взгляд, чтобы не смотреть на поседевшие волосы сына. Он начал рассказывать, как хорошо в этом госпитале, какие тут хорошие врачи, как за ранеными ухаживают. И кормят очень хорошо. Это не в казарме! А чтобы совсем сменить тему, полез в тумбочку и достал две коробочки. Молодость. Хочется хоть немного похвалиться. Да и отцу важно знать, что он вырастил воина, мужчину.
— Смотрите, это мне вручили недавно, — открывая коробочку с медалью и коробочку с орденом, сказал Саид.
Мать смотрела на награды широко раскрытыми глазами, и они снова наполнялись слезами. Слезами счастья и горя из-за того, что она понимала, через что пришлось пройти поседевшему сыну, если его так наградили. Отец взял коробочки с осторожностью старого солдата, привыкшего с уважением относиться к наградам. Провел пальцем по ордену и солидно кивнул.
Комментариев не было, но по лицу было видно, что старый Асатулло доволен сыном. Горд за него и за свой род, в котором все воины, что нет в его роду трусов. Хотя и больно было старику из-за того, что в мирное время мальчишки заслуживают боевые ордена. Неспокойно в мире, ох неспокойно. Не было бы хуже. Хочется ведь народу пожить в спокойствии. Всего-то прошло сорок лет, как отгремела прошлая страшная война.
А потом они пошли гулять по территории академии. Потом долго сидели на лавке, разговаривая ни о чем, просто о погоде, о жизни. И снова внутри у Саида поднималась горячая волна, снова он чувствовал какое-то раздвоение. С одной стороны, покой и уют, на него дыхнуло домом, родным городом, даже детством. А с другой стороны — запах гари от горящих на перевале бензовозов, запах крови в темных зловещих пещерах. А еще голоса друзей, которые погибли там, и их тела еще не нашли, чтобы похоронить дома. И еще не скоро они будут из списка пропавших без вести переведены в списки погибших.
— Ты не против, сынок? — Мать подняла на сына влажный счастливый взгляд. — Мы здесь у добрых людей остановились, поживем немного рядом с тобой. Наши земляки! Навещать будем, кормить вкусно. Нам разрешили врачи…
— Конечно, мама! Я рад, что вы приехали. Только это же все дорого, зачем вы так? Меня хорошо кормят, скоро выпишут. И направят для реабилитации в специализированный санаторий.
Саид поймал взгляд отца и замолчал. Одним взглядом отец сказал многое. И о том, как они все это время переживали, зная, что сын на войне. И как мучились, когда он пропал и о нем не было вестей. А потом госпиталя, академия, сложная операция. И вот сын снова на ногах и идет на поправку. Нельзя мешать матери наслаждаться счастьем. Она ведь женщина, а женщин нужно беречь, отдавать им хоть маленькую толику заслуженного ими счастья. Саид улыбнулся и поцеловал мать в висок:
— Конечно, мама, я буду рад, что вы рядом…
А на следующий день Саида ждала целая делегация. В столовую, когда закончился завтрак и со столов все убрали, сдвинув их к одной стене, вошла группа пионеров из соседней школы, которая была шефами у отделения полевой хирургии и раненых солдат, прибывших из Афганистана. Было много песен о войне, много стихов, а один паренек даже довольно похоже спел голосом Александра Розенбаума песню про Афганистан.
И, конечно, были цветы всем раненым в отделении, и выступление учительницы этой школы, которая упомянула о наградах солдата Азизова и выпускниках их школы, кто побывал и кто сейчас служит в Афганистане. Это выступление Саид слушал с противоречивым чувством. С одной стороны, наивные слова женщины, которая только слышала об Афганистане из репортажей по телевизору, из газет да скупых рассказов тех, кто там был, или пересказы их слов. Но с другой стороны, в словах учительницы было столько боли за этих мальчишек. И Саид снова сказал сам себе в душе: «Надо!»
А потом был сюрприз. К нему в палату ввалились красивые девчонки из его института — практика в Ленинграде! Ввалились с цветами, со сладостями, со смехом и поздравлениями. Они специально не подходили до концерта, чтобы не мешать. Саид слушал их, улыбался, позволял хлопать себя по плечам, а сам смотрел на Лайло. Оказывается, она приехала вместе с его родителями!
Он долго отнекивался, когда его просили рассказать о войне, что он там видел, страшно ли там. Саид только пожимал плечами и радовался, что коробочки с наградами оказались накрытыми полотенцем на тумбочке и не надо рассказывать, за что он их получил.
— Да всякое было… Нет, в боях не участвовал… Стрелять приходилось… Попал или нет, не знаю… Трудно там! Зимой холодно, летом жарко. Нормально все…
Потом кто-то из девчонок стал делать знаки выздоравливающим солдатам из Афгана. Те стеснительно улыбались и предлагали пойти погулять в парк. Девушки, поставив в вазу цветы, поспешили уйти и пообещали ждать там Саида.
Осталась только Лайло. Она сидела напротив на стуле, сложив свои красивые руки на коленях, а ее косы лежали на плечах. Жгуче-черные, тугие. Такие, какими они снились Саиду там, в холодных горах. И он понял, что надо прямо сейчас и здесь рассказать все. Только не всю правду.
— Лайло, я должен сказать тебе… — нерешительно заговорил Саид.
Странно, но девушка не перебила его, не смутилась, решив, что он сейчас начнет объясняться ей в любви. Она просто спокойно и внимательно смотрела на него. Может, что-то чувствовала?
— Я знаю, что Шавкат Рахимов твой жених… Мне отец рассказал незадолго до моего ухода в армию. Я знаю, что так решили ваши родители. У нас чтут обычаи, и я должен уважать решение старших… — Саид замялся, он не смог поднять глаза на девушку.
— Ну?.. — странным голосом потребовала Лайло.
— Полгода я служил в учебном центре в Таджикистане, потом меня отправили «за реку»… в Афганистан. Там я и встретился с Шавкатом…
— Ты знал, что это он? Вы говорили обо мне?
— Нет! — запротестовал Саид, но потом спохватился: — Знал, конечно, и он о тебе рассказывал, только он не знал, что мы с тобой знакомы. И я не говорил ему. У меня не было злости на него, пойми, Лайло! Не было потому, что это ведь касалось тебя. Если я любил тебя, то я обязан был первым делом думать о твоем счастье, о тебе.
— Любил? — переспросила девушка, глядя на Саида напряженными глазами.
— Люблю и сейчас… — отозвался молодой человек и как будто ухнулся с головой в ледяную воду. — И буду всегда любить, что бы ни случилось.
— Дальше!
— Мы служили в одном месте. И я, и Шавкат, и еще один парень, Таджибеев его фамилия. Мы вместе в «учебке» еще были. А потом случилось?.. короче, был бой. Все произошло неожиданно для нас, для всех. Они погибли… А я остался жив.
Девушка молчала, глядя на Саида во все глаза, и он не понимал, что в них — боль из-за жениха, грусть из-за того, что такое могло случиться, или… И он стал говорить, горячо, старательно выбирая слова, сбиваясь и торопясь:
— Так получилось, что нас было мало, а душманов было очень много. Мы долго сражались! Честно сражались. До последнего… Первым погиб Сархат Таджибеев. А потом меня… нас с Шавкатом оглушило и завалило глиняной стеной. Нас захватили в плен… вернее, хотели захватить в плен, но мы сопротивлялись. Он был ранен, но стрелял вместе со мной. Потом и его убили. Лайло, Шавкат умер на моих руках. Он был храбрым солдатом и настоящим мужчиной. Ты можешь не сомневаться.
Саид посмотрел на девушку и увидел, что в ее глазах столько слез, что вот-вот они хлынут ручьем по щекам. Губы Лайло задрожали, но она решительно стерла влагу со своих щек и, поднявшись, пошла к окну. Наверное, ей нужно было время, чтобы взять себя в руки. Потом она тихо сказала:
— Родителей Шавката известили, что он пропал без вести… И пока его не похоронили, он считается живым, и договор наших родителей будет соблюдаться! Когда тело пришлют домой? Он найден?
— Я не знаю. Я рассказал командирам о том месте, где он погиб. Наверное, его попытаются найти. Понимаешь, на войне так бывает, что не всех солдат можно унести с поля боя. Но его найдут, я уверен!
Саид понял то, о чем сказала Лайло. Пока ее жених не назван убитым, она будет считаться его невестой. Так принято. И, значит, ему нельзя свататься к ней, нельзя говорить ей о своей любви. И не невеста, и не вдова. Эх… обычаи…
Лайло отвернулась от окна и посмотрела на Саида:
— Ты так сильно поседел… Было страшно?
— Было и страшно, — кивнул он. — Только это не тот страх, о котором ты можешь подумать. Есть страх, а есть трусость. Просто… мы все там видели страшное, прошли через него, но не стали трусами. Никто, и Рахимов не стал, и Таджибеев не стал, и еще тысячи солдат не стали трусами. Да, страшно бывало.
Лайло осторожно сдвинула полотенце на тумбочке и увидела две коробочки. Не спрашивая разрешения, открыла коробочку с медалью, посмотрела на нее и спросила:
— Это за Афганистан?
— Нет. Это еще здесь. У Таджибеева такая же. Мы с ним пулеметчики. В «учебке» еще. Банда душманов прорвалась с той стороны, нас бросили к границе на помощь. Мы с ним несколько часов удерживали оборону вдвоем. Бандиты отступили, пришла помощь.
— Много врагов убили?
— Много! — ответил Саид. Он решил, что имеет право говорить вот так жестоко. Да, он убивал людей, но это не люди, а враги, звери. Он — солдат и делал свое солдатское дело. — Много, потому что это пулемет.
— Страшно было?
— Страшно было, что мы могли бы не устоять, могли бы пропустить их дальше к вам. Вы бы пострадали…
— А это? — Девушка взяла в руки коробочку с орденом и открыла ее.
— Орден — это уже за Афганистан… За то, что я не погиб и принес важные сведения командованию. А потом наши войска разгромили душманов. Там погибло очень много афганских солдат. Ну, те, кто из правительственной армии, которые воевали против моджахедов… бандитов.
Расстались они, нежно пожав друг другу руки. Вот оно, счастье!
«У меня есть девушка!» — мысленно повторил Саид фразу, которую не так давно смущался произнести и откровенно боялся. А теперь мог.
И хорошо, что есть еще время соблюсти обычаи. У него есть девушка, и она будет его ждать. Ждать, пока он не выполнит еще одну часть своего долга. И долга перед Лайло, и долга перед погибшими ребятами. Ничего, пусть еще немного все подождут, но потом он сможет с полным правом жить на этом свете и честно смотреть людям в глаза.
