Флинт вернулся, когда сгустилась тьма. К этому времени лес затих, в нем лишь изредка кричали поздние птицы. Условный сигнал – карканье вороны – был хорошо слышен. Вся команда расположилась возле костерка, где на прутьях жарились куски мяса.

– Ты как раз к ужину, – сказал Кид небрежным тоном, но в его голосе чувствовалось напряжение.

Остальные молчали.

Флинт тоже ничего не говорил, стоял на краю полянки и не подходил к костру.

– Что скажешь? – спросил Глотов. – И не стой там, как статуя, иди сюда.

– Дрейк погиб, – заявил Флинт. – Его застрелили.

Офицеры у костра шевельнулись и вновь застыли в ожидании.

– Подробности!.. – Глотов с трудом сохранял спокойствие.

Флинт, не сходя с места, проговорил:

– Встреча с агентом не получилась. Похоже на подставу и засаду. Это все.

– Дрейк точно погиб? – спросил Глотов и вспомнил напутственные слова куратора: «Никто, ни при каких обстоятельствах не должен узнать ваши настоящие имена, принадлежность и предназначение».

– Точно. После перестрелки там собралась толпа зевак. Я тоже покрутился возле пивной и видел, как полицейские стаскивали трупы в грузовик. В мешках. Но перед погрузкой они открывали их и рассматривали лица покойников. Дрейк был среди них. Раненых увезли на автобусе с красными крестами. – Флинт имел виноватый вид.

Глотов это заметил и сказал:

– Ты все правильно сделал, иначе лежал бы рядом с Дрейком, а мы здесь сидели бы дураками и ждали у моря погоды. Помянем товарища. – Он достал фляжку со спиртом, чуть отхлебнул и пустил посудину по кругу.

– И что теперь? Связываться с яхтой и сворачивать операцию? – спросил Боннет. – Если не сделать ноги, то нас запеленгуют и начнут охоту. Тут аппаратуры хватает – янки постарались.

– Да ладно. Пускай пеленгуют и слушают, сколько хотят, – возразил Флинт. – Блад ведь на птичьем языке будет докладывать, мол, компаньон нуждается в совете по бизнесу. Да и пеленгуют они не с точностью до квадратного метра. Про треугольник погрешности слышал? Каких-то два кореша, один в районе города, а другой на яхте, базарят о своих делах по радио, потому что телефон на корабль не провели. – Флинт поморщился и махнул рукой, отгоняя назойливых комаров.

– Да и убого все как-то получается, – включился в обсуждение Морган. – Готовились, высадились, получили по морде, поджали хвост и слиняли.

– Эмоции здесь ни при чем. Так уж сложились обстоятельства. Но в чем-то ты прав. Лучами славы командование нас точно не обласкает, – сказал Глотов.

– Намус, то есть честь, потеряем, как говорят у нас на Кавказе, – добавил Флинт.

– А я вот интуитивно чувствую, что мы прорвемся. Надо просто подумать, поднапрячься, – заявил Морган и щелкнул пальцами.

– Интуиция в наших играх дешево стоит. Вера в нее может иметь катастрофические последствия, – жестко осадил его Глотов. – Гадалки и пророки востребованы в других местах. Здесь важнее информация, анализ и планирование. В худшем случае везение, но никак не интуиция. – Он воткнул в рот травинку и задумался, не обращая внимания на перебранку бойцов.

«Положение непонятное, если не тупиковое. Нам дали всего один контакт без подстраховки. У них что, агентуры здесь больше нет? Или другим не доверяют, боятся засветки? Нелепо все как-то получается. Здесь Морган прав. Готовились, тратили ресурсы… Но выходить на связь придется неминуемо, а отцы-командиры пускай решают».

Глотов дошел до схрона, вынул оттуда рацию и удалился в лес на несколько десятков метров.

Когда Глотов вернулся к костру, дискуссия продолжалась, но бойцы старались соблюдать режим тишины, поэтому переругивались сдавленным шепотом. При появлении командира компания примолкла.

После долгой паузы Глотов начал говорить:

– Короче, начальство умывает руки и предоставляет нам право самим определиться насчет возможности продолжения операции. Сидеть в этой дыре и ничего не делать бессмысленно. Надо действовать либо отходить. Решения я еще не принял. Хочу сначала вас послушать. Ну так кто что думает?

Первым высказался Морган:

– А чего тут рассуждать? Если бы я родился три века назад, то рассекал бы сейчас на каком-нибудь люггере по Карибскому морю и потрошил купчишек. Я потомственный авантюрист. Мой отец в одесском порту контрабасом пробавлялся, а дед на Привозе смотрящим был. Поэтому я и пошел в спецназ, чтобы жизнь не превратилась в тухлую рыбу. Я за продолжение операции.

– Я как все, – сказал Кид, но в его тоне не чувствовалось уверенности.

– А своего мнения у тебя нет? – поинтересовался Глотов.

– Я выполняю приказы. Все мы должны это делать, – буркнул Кид и отвернулся.

– Мне нужно твое мнение, а не согласие, – не отступал Глотов.

– Надо сперва подумать, а потом попробовать, – сказал Кид. – Если опять не получится, то отходить.

– Дипломат! – заявил Морган.

– Слинять, конечно, можно, – медленно проговорил Флинт. – Но встает вопрос. Какого черта мы тогда вообще сюда приперлись? Это все равно что привести к себе бабу, раздеть ее, разложить на кровати, а потом сбежать. Впрочем, как хотите.

Тут Боннет вдруг пропел:

– При чем здесь Высоцкий? – спросил Кид и недоуменно взглянул на Боннета.

– Высоцкий здесь ни при чем. Тут я сам при делах, – сказал Боннет.

– Поясни! – потребовал Глотов.

– Не знаю, как насчет того типа, про которого пел Высоцкий, а я со своим Сережкой Фоминым учился в военном училище. Его именно так и звали. Такие друзья были, просто неразлейвода. А как закончили заведение, пошли по разным дорожкам. Я по рытвинам и ухабам, а он по цветущей аллее. – Боннет криво усмехнулся. – У него папаша штабной генерал. Он-то и пристроил Сережку себе под бок каким-то порученцем. А как мечтали!.. Мол, мы офицеры, наше дело Родину защищать, а в Афгане война, вот бы туда попасть. Сережка просто упивался радостью, когда его в штаб направили, чуть не рыдал от счастья. Два года как капитан, досрочно получил, в двадцать шесть лет!

– Поганец, – прокомментировал Морган.

– Ты к чему все это ведешь? Завидуешь, что ли? Ты ведь знал, куда шел. В спецназе все только по рытвинам и ухабам передвигаются. Или тоже в штаб захотел, портки протирать? Папы генерала не случилось? – Глотов понял, что в команде наметился разлом.

Его надо было давить в зародыше, накладывать пластырь на пробоину, пока корабль не затонул.

– У меня дед воевал в Отечественную, – тем временем продолжил Боннет. – Я наслушался про него от родителей, юношеская романтика взыграла, патриотические караси в заднице, вот и пошел в училище. А там меня как сунули мордой в парашу!.. Отец у меня доцент в области металлургии, преподает в Институте стали и сплавов.

– Ну и валил бы из армии на гражданку, подальше от параши, пошел бы по стопам отца. Как там?.. Наша сила в плавках, – встрял в монолог Флинт.

– Да я не жалею, что в армию двинул, привык и даже во вкус вошел. Я за справедливость. Вот у нас рабочие династии шахтеров, хлеборобов, даже маляров. Отец маляр и сына направил по этой линии. Это вполне понятно. Там особого таланта не требуется. А как, допустим, насчет актеров, композиторов да и военных тоже? Предки талантливые, а потомки бездарные, но туда же лезут. Папеньки и маменьки пристраивают их всеми правдами и неправдами. Это уже не династия, а наследственные привилегии.

– Тебе-то что до них? – спросил Глотов.

– А вот что! – Взгляд у Боннета потемнел. – Дрейк погиб, а мы повисли в воздухе с неясными перспективами. Сидим в этой дыре с комарами и змеями. И что теперь, переть с топором на танки? Геройства до хрена, а толку чуть. Нам предложили выбор, мол, давайте, ребятки, пробуйте. Вы расходный материал, коробка со спичками. Глядишь, и подожжете что-нибудь. А Сережка Фомин ходит в штаб, резво продвигается по службе, довольствие получает, баб пользует. Потом ему медальку какую-нибудь повесят, а то и орден. У нас есть возможность уйти красиво, остаться в живых и приносить пользу Родине в других местах. Ведь нам за это ничего не грозит. Приказ отменен.

– Приказывает здесь непосредственный начальник, то есть я. А я ничего не отменял. – Голос Глотова посуровел, в нем наметились стальные нотки. – Но я тебя не осуждаю. Ты считаешь, что продолжать операцию – глупо, покинуть нас – подло. Вот и выбираешь, как тебе теперь быть. Я в былые времена попал в Афган и увидел там не полосы препятствий с инструкторами, а пески и скалы с моджахедами. Они убивают не понарошку. У меня тогда тоже такие мыслишки в голове роились. Мол, на хрена мне все это надо. Так было, пока я не попал в первую серьезную передрягу, где меня ранили в ногу. А сержант, мой подчиненный, тащил меня на себе двадцать километров без воды и еды. У него тоже были неясные перспективы. Без меня он ушел бы красиво и продолжил бы служить на благо Родины дальше. Бросил бы меня подыхать, и никто не узнал бы об этом. Но нет, допер. Еще я увидел кишлаки, снесенные с лица земли, трупы женщин и маленьких детей. У меня после этого как будто все в голове перевернулось, сместились ценности. На войне начинаешь себя уважать, знаешь, что если где-нибудь дашь слабину, сподличаешь, то потом это тебя всю оставшуюся жизнь терзать будет, чем дальше, тем больше. А тебя учили, тратили время и ресурсы вовсе не для того, чтобы ты всю службу на турнике крутился и в тире постреливал, а чтобы в нужный момент отработал все то, что вложило в тебя государство. Тут у тебя есть шанс это сделать. Если ты им не воспользуешься, то, значит, себя не уважаешь.

– Вот отправим мы тебя на корабль, и что ты там наплетешь? Мол, невиноватая я? – сказал Морган со злобой в голосе. – Ну да бог с тобой. А мы в каком дерьме окажемся? Но ты особо не волнуйся. – На лице Моргана появилась лучезарная улыбка. – Мы тебя будем беречь, водить на веревке как коровку, а потом поместим в теплый хлев, наложим сенца. Станешь ты жевать жвачку, пока мы дела будем делать…

– Отставить! – перебил его Глотов. – Он высказал свое мнение откровенно, не кривлялся. Может быть, изменит его со временем. А, Боннет?

– Уже изменил. Так, что-то слабину дал. Комары зажрали. – Боннет сидел, потупив взор, вид у него был опущенный.

– Ладно. Вы посовещались, а я решил – продолжаем операцию. – Глотов обвел взглядом притихших бойцов. – План А провалился, но у нас есть план Б.

Глотов вспомнил разговор с Самсоновым непосредственно перед высадкой.

«В нашем деле всякое может случиться, – услы шал он тогда. – Планируешь одно, а получается другое или сикось-накось. Ты человек надежный, не спрыгнешь на ходу, поэтому я тебе дам еще один контакт на всякий пожарный случай. Начальство о нем не в курсе, это мои прежние наработки. Ну так вот… Если этот самый пожарный случай наступит, то запоминай: отель «Морские дали», хозяйку зовут Изабелла, представишься ей в качестве друга дяди Майкла. Она поможет, чем сможет».

– Что же ты раньше не сказал насчет плана «Б», а, Блад? – возмутился Флинт. – А то такая безнадега…

Группа возбудилась, бойцы явно воспрянули духом.

– Хотел проверить вас на вшивость. Это мероприятие прошло успешно.

– Средство от насекомых заканчивается, – задумчиво проговорил хозяйственный Кид. – Надо бы где-нибудь раздобыть, а то сожрут ведь нас эти твари проклятые.

– А если спиртом мазать? – предложил Морган.

– Спирт самим пригодится, – возразил Флинт. – И потом, кто тебе сказал, что комары спиртное не любят? От выпивки никакой зверь не откажется. У нашего соседа была свинья, так ей только налей.

Бойцы захихикали. Решение было принято, и всякие сомнения иссякли.

Сгущались сумерки. Надо было готовить ночлег.

Морган поймал змею и выдрал ей зубы. Рептилия обвилась вокруг руки Моргана и отчаянно шипела, чем изрядно веселила всю компанию.

А потом пришла ночь, предтеча следующего дня с мутными перспективами.