Теперь

– Мы должны вернуться, – сказала Лила, пытаясь встать.

Нэнси сказала ей, что нужно идти в дом, значит, так тому и быть.

– Ты никуда не пойдешь, пока не протрезвеешь, – заявил Ру.

Он был раздражен, как, впрочем, и всегда, однако сейчас его обычное неудовольствие усилилось. Он крепко держал жену за руку и говорил, слишком приблизив лицо к ее щеке. На подбородке у нее появилась капелька слюны, и он смотрел на нее, выпучив глаза, что случалось теперь достаточно часто. В саду было тепло. Только как такое могло быть? Ведь стоял февраль. А она должна быть на четвертом месяце. Лила взглянула на свои руки и увидела, что они покрылись гусиной кожей. Может быть, ей вовсе не тепло. Она попыталась встать, но ноги ее не слушались, и она, покачнувшись, снова села на скамейку и снова почувствовала влагу у себя под ногами. И платье промокло. Но откуда на скамейке вода? Ведь дождь не идет. Раньше они получали от дождя удовольствие. Но тогда Ру был веселым.

Они познакомились на фотосессии. Руперт встречался с одной из моделей. Он стоял в стороне и явно скучал, пока та расхаживала вокруг, зайдя в меховой шубе по бедра в пруд в Клэпхэме. Съемки проходили под девизом: «Натуральные шубы и никаких трусиков», так что знакомая Ру отворачивалась от камеры и поднимала шубы, чтобы показать голый зад. Лила отвечала за стиль, но бюджет был маленьким, поэтому она сама занималась макияжем, из чего следовало, что ей приходилось постоянно накладывать тональный крем на зады, розовевшие от холода.

В какой-то момент, когда Лила стояла по икры в воде, пытаясь наложить крем так, чтобы модель не выходила из пруда (иначе она могла понять, что у нее онемели ноги, и потребовала бы перерыв), она каким-то образом умудрилась споткнуться и упасть в воду. Вся ее одежда и волосы промокли, и она даже не представляла, что можно так сильно замерзнуть. Все пришли в ужас, но Брир смеялся до тех пор, пока всех не начало тошнить. А потом он увел ее на поиски чего-нибудь горячего, бросив съемки. Они так и не вернулись.

«Я оставила там все свое дерьмо», – с тревогой сказала Лила.

Руперт лишь улыбнулся в ответ.

«Я куплю тебе новое дерьмо».

«Ты готов заменить весь мой набор косметики?» – спросила она.

Тогда Ру остановил такси, и они поехали в торговый центр. Для начала он купил ей сухую одежду, пару мягких джинсов «7FAM» и теплый джемпер, кажется «Теория»? Или «Сандро»? Лила не могла вспомнить. И какие-то ботильоны. Красивые, черные, с вышитыми маленькими золотыми звездами. У нее округлились глаза, когда кассир назвал сумму, но Руперт даже не поморщился. Он просто протянул ей блестящую черную кредитку и спросил, где находится отдел косметики. И он даже не казался скучающим, пока она весь следующий час пробовала кисточки и разные оттенки теней и губной помады. «Он понятия не имеет, сколько будет стоить новый набор косметики», – подумала Найт. И не знает, сколько всего у нее было. По правде говоря, набор был весьма скромным, так как шесть месяцев назад отец перекрыл ей денежный поток, да к тому же ее постоянно увольняли с временных работ, потому что это были глупые должности, которые не стоили ее времени. Но Руперт этого не знал. И если он настолько глуп, что обещал купить ей весь набор, пусть так и будет.

Когда она принесла корзину, набитую дорогой косметикой, он удивился.

«И все? – спросил он. – А я думал, тебе, как профессионалу, потребуется гораздо больше».

Тогда Ру серьезно относился к ее работе. Или хотя бы делал вид. А сейчас даже не пытался, не видел в этом смысла. Лила знала, что он считал ее занятия милым хобби, которым она будет заниматься до тех пор, пока не станет женой и матерью. Возможно, он был прав. Может быть, это не имело никакого отношения к настоящей работе. На самом деле она никогда не получала приличных денег.

Но сейчас у него уже не было столько денег. Лила жалела, что не знала тогда, какими бедными они станут и как работа ее мужа превратится в самое настоящее дерьмо из-за лживого секретаря в его старом офисе. Не знала, что она не станет следующей Грейс Коддингтон. На самом деле она никем не станет, разве что через год учительницей в подготовительной группе. Иногда она оглядывала комнату в детском саду, куда водила Иниго раз в неделю, чтобы иметь возможность рассказать Ру о том, как она занята, смотрела на воспитательниц и чувствовала, что вокруг собирается туман. Она не хотела превратиться в одну из таких женщин.

Лила отказывалась быть такой. Она даже думать не могла о подобной судьбе. Даже представить такое невозможно: настолько запустить свое тело, отдать его на растерзание времени, возраста и жира и ни о чем не тревожиться. И о чем только думают их мужья? Неужели они просто из вежливости исполняют свой супружеский долг, наваливаются на этих теток утром в воскресенье, хватают их за вялые мягкие груди и занимаются с ними сексом, пока не кончают? Делают вид, что их жены сохранили привлекательность? Ру должен быть ей благодарен. Она следит за тем, чтобы с ней такого никогда не случилось. Она взвешивается каждый день. Муж ужасно сердился на нее, когда она напивалась на вечеринках или когда оказывалось, что в доме нет еды, но если она наберет вес, он придет в ярость. После рождения Иниго Руперт ткнул пальцем в нижнюю часть ее живота и спросил, когда она сможет убрать лишнее и вернуться к прежнему состоянию. Он не спрашивал, возможно ли это в принципе, ни разу не произнес слово «если». Только «когда».

Лила подумывала о том, чтобы снова начать нормально питаться, наказать его, и пусть узнает, каково жить с такими мамочками. С теми, кем он восхищался и кого ставил ей в пример, – Ру хотел, чтобы она больше занималась с Иниго и получала удовольствие от общения с ребенком. Но он ее возненавидит, если она так поступит, а в гневе этот человек становится просто ужасным. Он всегда знает, какие слова нужно сказать, чтобы превратить ее в абсолютное ничтожество.

Однажды вечером Руперт пришел домой, когда Лила все еще пыталась кормить ребенка грудью, прочитав где-то, что это сжигает много калорий, – к тому же все повторяли, что так поступают настоящие матери, – и обнаружил ее лежащей на диване в одних трусиках. Ее сосок кровоточил, Иниго кричал, а она не могла заставить себя одеться. В квартире пахло сгоревшим ужином – она забыла снять с упаковки пластик. Ру налил себе большую порцию виски, оглядел ее с головы до ног и сказал: «Иногда я жалею, что у тебя нет матери, которая объяснила бы, что ты должна делать. Тогда ты бы не была такой бесполезной».

Лила разрыдалась, и муж разозлился еще сильнее. Он выскочил из квартиры, а через несколько недель она по счету, пришедшему на его кредитку, увидела, что он провел ночь в отеле в центре Лондона.

– Нэнси сказала, что нам лучше вернуться, – снова попыталась убедить его Лила.

Она указала в сторону двери, хотя сама не понимала, почему это делает. Едва ли Ру не знал, что значит вернуться.

– Я плевал на то, что сказала твоя Нэнси.

– У меня все хорошо! Это вечеринка, Руперт, люди на вечеринках выпивают, все так делают.

– Но в комнате оказалась только одна пьяная Лила. Все знают, когда нужно остановиться.

– Все, кроме Бретта. Он алкоголик. Вот почему он не пьет. Ты знал? Нэнси мне сказала.

– Он тут не один такой, – пробормотал Ру.

Интересно, хотел ли он, чтобы Лила его услышала?

– Что ты сказал?

– Ничего, – резко ответил муж.

– Нет, сказал. Повтори то, что ты сказал. Повтори.

– Я сказал, что он здесь такой не один. Поняла? Он не единственный, у кого проблемы с алкоголем.

Глупый Руперт. Из всего делает драму. Такой одержимый. Вечно стремящийся к контролю. Он хочет полностью ею управлять, а это ненормально и является признаком душевного нездоровья. Лила точно знала, так пишут в журналах и на веб-сайтах.

– У меня нет проблем с алкоголем, – ответила она, пытаясь отчетливо произносить каждый слог, чтобы он не мог к ней придраться. – Я пытаюсь веселиться. Ты помнишь, как мы веселились?

Когда Лила произнесла эти слова, у нее возникли сомнения. Да, иногда они делали забавные вещи. Рестораны на вершинах очень высоких башен. Путешествия в никому не известные города, где Руперт планировал каждый день, начиная от посещения церкви до баров. Но было ли им весело? Она не могла вспомнить.

– А сейчас тебе весело? – Его голос немного смягчился.

Он уже не казался таким рассерженным. Или просто вспомнил, что сказала психотерапевт Клэрис во время их последнего визита – что-то про «коррекцию тона в разговорах»? У Лилы возникло ощущение, будто кто-то сильно затянул вокруг ее головы ремень. Она рыгнула и почувствовала, как подступившая рвота обжигает гортань. Нет. Она не веселится. Потому что это совсем не весело. Они демонстрировали мужей, которые совсем не нравились друг другу, за модным кухонным столом Джорджии, пытаясь делать вид, что им все еще есть о чем разговаривать.

– Ты веселишься? – повторил Ру свой вопрос.

Лила покачала головой.

– Если хочешь, можем вернуться домой, – предложил он.

Но там будет еще хуже. Приходящая няня будет недовольна, что они пришли слишком рано, и Руперт заявит, что они расплатятся с ней полностью, хотя в последнее время на его лице стало появляться напряженное выражение всякий раз, когда они за что-нибудь платили, словно его что-то тревожило или он боялся, что бумажник от него сбежит. Возможно, ситуация с деньгами у них совсем не такая, как ему бы хотелось. Лила подумала, что ей следует более внимательно взглянуть на счета. Но цифры ее пугали, и потом, что она станет делать, если денег у них действительно не осталось? Она не могла внести свою лепту в семейный бюджет.

– Мы не можем, – сказала она.

– Почему?

– Если мы уйдем, они будут меня обсуждать, – пробормотала Лила.

– Наверное, они и сейчас это делают, – заметил муж.

– Я знаю.

– Они о тебе беспокоятся, – сказал Ру.

Лила рассмеялась:

– Ты вообще их знаешь, нет?

– Вы трое такие странные, – проговорил Руперт.

Лила вытащила сигарету из влажной пачки, лежавшей рядом на скамейке, и протянула руку за зажигалкой. Супруг выглядел недовольным.

– Можно? – спросила его жена.

– Я ненавижу, когда ты куришь, – сказал он.

– Ты сам куришь!

– Это другое дело.

– Вовсе нет, – возразила Лила. – Ты и сам знаешь. Они сказали, что дело не в этом.

Руперт не ответил.

– Если они тебе не нравятся, зачем мы сюда пришли? – спросил он, меняя тему. – Почему мы проводим с ними время?

– Они мои лучшие друзья, – обиженно ответила она.

– Но вы друг другу не нравитесь?

– Ты не поймешь, – заявила Лила.

– Женщины такие дьявольски сложные, – вздохнул Ру, усаживаясь рядом с ней на скамейку. – Господи, здесь мокро! Ты не замерзла?

Жена покачала головой, глядя через стеклянную дверь на кухню. Яркий свет внутри позволял хорошо рассмотреть происходящее за столом. Когда Чарли и Джорджия купили дом, они радостно снесли стены, точнее, заплатили какому-то мужчине с золотыми зубами, чтобы он это сделал. Лила представляла их тогда: самодовольные, только что поженившиеся, они держатся за руки, а он замахнулся кувалдой, чтобы сломать стены, которые старше, чем Америка. Однажды Джорджия даже предложила Лиле и Ру сделать в их доме то же самое, чтобы внутрь попадало больше света. Руперт всегда повторял, что у Джорджии замечательный вкус. Однако он сказал Лиле, чтобы она не глупила. Они не могут себе такого позволить.

В результате столовая стала огромной, длинной, белой и поразительно чистой. Каждая белая плитка сияла. «Интересно, сколько людей на нее работает», – подумала Лила. Кухню окутывал такой знакомый запах, и она знала, откуда он берется. Свежие цветы. Органически чистые продукты. Чеснок. Лук. Искусственные сладкие ароматы боролись с настоящими запахами пищи. В конце комнаты, рядом с окнами, стоял обеденный стол. Даже если они садились за него вшестером, то не могли полностью заполнить все свободное пространство. Вокруг него было расставлено двенадцать стульев.

Джорджия рассказала историю о продавщице, которая заявила, что ей не нужен такой большой стол, потому что она слишком молода. Изображая эту женщину, подруга говорила высоким пронзительным голосом, а потом с довольным видом объяснила, что у них с Чарли с тех пор, как они поженились, минимум раз в месяц бывает в гостях двенадцать человек. Лила не раз замечала, как Джорджия с любовью трет золотисто-каштановую поверхность стола, и не раз думала, что, наверное, она гладит столешницу чаще, чем член Чарли.

Бедный Чарли! Родители Лилы в молодости были знакомы с его родителями. Они одновременно находились в Гонконге, когда жизнь там означала деньги, шампанское и успех. Они даже дружили. В старом альбоме есть фотографии. Отец и мать Чарли вместе с родителями Лилы. Они смеются, мужчины одеты в двубортные костюмы, женщины – в платья из тафты. Мать Чарли подошла к Лиле на свадьбе Чарли и Джорджии, пока жених и невеста фотографировались в пятнадцатитысячный раз, улыбнулась ей, спросила, как она поживает, а потом сказала без тени сожалений: «Это должна была быть ты, впрочем, ты и сама знаешь». Лила рассмеялась и постаралась избавиться от нее как можно быстрее. Но глядя теперь на кухню, на то, как все сияет чистотой, вдруг подумала: быть может, женщина была права.