Глава 38. Крепость в Сделке 
     
     Бамм!! Опять эта дверь. На сей раз я услыхал, как человек-гора топочет по коридору, и не обратил внимания. Спросил только:
     «Тебя стучаться не учили, громила?» Никакого ответа. В комнату вошла Шепот.
     – Вставай, лекарь.
     Я схохмил бы, но что-то в ее голосе превратило прохладу камеры в мороз.
     Шепот выглядела ужасно. Не то чтобы она сильно изменилась внешне. Но что-то внутри ее стало мертвым, холодным.., испуганным.
     – Что это за тварь? – потребовала она ответа.
     – Что за тварь? – ошарашенно переспросил я.
     – С которой вы путешествовали. Говори. 
     Я молчал, не имея ни малейшего представления, о чем она толкует.
     – Мы нагнали их. Вернее, мои люди. Я успела только пересчитать их трупы. Что за тварь раздирает двадцать гончих и сотню рыцарей за несколько минут и исчезает без следа?
     Боги. Гоблин с Одноглазым превзошли сами себя.
     Я все еще молчал.
     – Вы пришли с Курганья. Где над чем-то колдовали. Что-то вызвали из могилы. – Кажется, она разговаривала сама с собой. – Сейчас мы это выясним. И выясним, насколько ты на самом деле несгибаем, солдат. – Она повернулась к великану: – Взять его.
     Я очень старался вести себя препоганейшим образом. Пай-заключенным я прикинулся ровно настолько, чтобы усыпить бдительность великана. Потом я наступил ему на ногу, проехавшись ребром подошвы по голени. Потом вывернулся и пнул великана в пах.
     Старею я, не та уже реакция. А великан оказался намного проворнее, чем положено при его весе. Он отшатнулся, поймал меня за ногу и швырнул через комнату. Двое имперцев подошли, подняли меня и поволокли. Я с удовлетворением заметил, что великан хромает.
     Я пытался вытворить еще несколько грязных трюков – просто чтобы за меня не сразу взялись. Били несильно. Меня привели в комнату, где Шепот обычно практиковалась в ведовстве, и привязали к деревянному креслу с высокой спинкой. Ничего особенно пыточного я не заметил, отчего ожидание стало совершенно непереносимым.
     Из меня уже выжали два-три высококачественных вопля и хотели приняться за меня всерьез, когда идиллия оказалась нарушена. Имперцы стащили меня со стула, торопливо поволокли в камеру. Мне было так плохо, что я этому не удивился…
     …Пока в коридоре у самых дверей камеры мы не натолкнулись на Госпожу.
     Значит, так. Моя весточка попала по назначению. А я-то думал, что ответ мне примерещился от большого желания. Но вот она – Госпожа.
     Имперцы сбежали. Неужели она так пугает собственных людей?
     Шепот осталась.
     Все, что они хотели сказать друг другу, осталось непроизнесенным. Шепот подняла меня на ноги, втолкнула в камеру. Лицо ее оставалось каменным, но глаза полыхали.
     – Черт. Опять меня одолели, – прохрипел я и рухнул на койку.
     Когда дверь захлопнулась, был день. Когда я проснулся, наступила ночь. Надо мной стояла Госпожа в прекраснейшем из своих обличий.
     – Я предупреждала тебя, – сказала она.
     – Ага. – Я попытался встать. Все тело болело – как от пыток, так и от перенапряжения перед поимкой.
     – Лежи. Я не пришла бы, не требуй этого мои собственные интересы.
     – Иначе я бы и не позвал.
     – Снова ты оказываешь мне услугу.
     – Только в интересах самосохранения.
     – Ты, как это у вас говорится, попал в костер со сковородки. Шепот потеряла сегодня немало людей. Как?
     – Не знаю. Гоблин и Одноглазый… – Я заткнулся. Чертово головокружение. Чертов ее участливый голос. Я и так слишком много сказал.
     – Это были не они. У них сил не хватит призвать нечто подобное. Я-то видела тела.
     – Тогда и я не знаю.
     – Я верю тебе. Но… Я видала такие раны прежде. Я покажу тебе до того, как мы отправимся в Башню. – Можно подумать, я сомневался. – И когда будешь смотреть – помни, что последний раз люди умирали так в те времена, когда миром правил мой супруг. 
     Ничего не стыкуется. Но меня беспокоило не это, а мое собственное будущее.
     – Он уже зашевелился. Задолго до того, как я ожидала. Неужели он никогда не успокоится и не даст мне заняться своим делом?
     А вот и стыкуется. Одноглазый говорил, что какая-то тварь выбралась. Из-за этого в ловушке оказался Ворон.
     – Срань ты болотная. Ворон. Опять за свое. – Из-за его своеволия Властелин чуть не вырвался на свободу при Арче. Ворон тогда решил позаботиться о Душечке. – Что ты натворил?
     Но почему «оно» последовало за нами и защищало Гоблина с Одноглазым?
     – Так это Ворон?
     Любимые ошибки Костоправа, номер 2. Ну почему я не могу держать закрытым свое проклятое хлебало?!
     Госпожа наклонилась, положила ладонь ему на лоб. Я глядел на нее исподлобья, сбоку. Смотреть прямо я не рисковал. Она действительно могла очаровать и камень.
     – Я скоро вернусь, – сказала она, направляясь к двери. – Не бойся. Ты будешь в безопасности и без меня.
     Дверь закрылась.
     – Вот-вот, – прошептал я. – От Шепот я буду в безопасности. А от тебя?
     Я огляделся. Неужели я закончу свои дни в этой клетке?
      
     Шепот вывезла меня посмотреть на место бойни – где имперцы с собаками догнали Гоблина и Одноглазого. Очень, доложу вам, неприятное зрелище. Последний раз я видел нечто подобное, когда мы схватились с форвалакой в Берилле, прежде чем присоединиться к Госпоже. Неужели тварь добралась до нас и теперь опять гоняется за Одноглазым? Но он же убил ее во время битвы при Чарах. Или нет?
     Ведь Хромой-то выжил…
     О да, без всяких сомнений. Он явился ко мне на второй день после отбытия Госпожи – держали меня, как я узнал, в старой крепости в Сделке. Милый, дружеский визит, прямо как в старые, добрые времена.
     Его присутствие я ощутил еще до того, как увидел Взятого. И ужас едва не отнял у меня разум.
     Как он узнал?.. Шепот. Почти наверняка Шепот.
     ОН вплыл в мою камеру на маленьком ковре-самолете. Своему прозванию он уже не соответствовал. Он и передвигаться-то мог лишь на своем ковре. Он стал тенью живой твари, человеческим обломком, который поддерживали лишь колдовство и безумная, пылающая воля.
     Он вплыл в мою камеру, повисел, разглядывая меня. Я, как мог, изобразил безразличие – не получилось.
     – Твое время истекло, – прошелестел призрак голоса. – Конец твоей повести будет долгим и мучительным. Я буду наслаждаться каждым его мгновением.
     – Сомневаюсь. – Надо держаться выбранной роли. – Мамочке не понравится, что ты портишь ее пленников. 
     – Ее тут нет, лекарь. – Хромой отплыл назад. – Мы скоро начнем. Пораздумав вначале.
     Из-за его спины выплыл клок безумного смеха. Я не уверен, смеялся ли он, Шепот или кто-то еще. Из коридора на нас смотрела она.
     – Но она здесь, – произнес голос.
     Взятые застыли. Шепот побледнела. Хромой как-то сложился внутрь себя.
     Госпожа материализовалась из ниоткуда, из облака золотой пыли. Она молчала. Взятые тоже не произнесли ни слова – что они могли сказать?
     Я хотел было вставить одну из своих хохмочек, но лучшая часть доблести возобладала. Вместо этого я попытался стать совсем маленьким. Как таракан. Чтобы не заметили.
     Правда, таракана можно раздавить и не заметив…
     – Хромой, – произнесла наконец Госпожа, – тебе дали задание. И ты не получал позволения покидать свой пост. Но ты его покинул. Снова. С тем же результатом, что и в тот раз, когда ты отправился в Розы, чтобы напакостить Душелову.
     Хромой сжался еще сильнее.
     Это было чертовски давно. Одна из наших атак на тогдашних мятежников. А получилось, что мятежники напали на штаб Хромого, когда тот отлучился, пытаясь подложить Душелову свинью.
     Значит, Душечка победила на равнине.
     Настроение мое резко улучшилось. Теперь я знал, что восстание не подавлено.
     – Иди, – приказала Госпожа. – И помни: больше прощения не будет. Отныне мы живем по тем жестким правилам, что установил мой супруг. Следующий раз будет для тебя последним. И для тебя, и для любого из моих слуг. Поняли? Шепот? Хромой?
     Они поняли. И очень многословно заверили ее в этом.
     Видимо, был еще один уровень разговора, в слова не облеченный и оттого мне недоступный, потому что вышли Взятые совершенно убежденными, что жизни их зависят от безусловного и беспрекословного выполнения не только буквы, но и духа приказов. Они потерпели поражение.
     Госпожа пропала в тот самый миг, когда захлопнулась дверь камеры.
     Во плоти она появилась незадолго до заката. Гнев ее еще не улегся. Из болтовни стражников я узнал, что Шепот тоже отослали на равнину. Там шли серьезные бои. Остальные Взятые справиться не могли.
     – Покажи им, Душечка, – бормотал я. – Устрой им кровавую баню.
     Я старательно готовился встретить любую судьбу, какую бы для меня ни приготовили на складе ужасов рока.
     Сразу после заката стражники вытащили меня из камеры. Ворона тоже. Вопросов я не задавал – все равно не ответят.
     На центральном дворе крепости лежал ковер-самолет Госпожи. Солдаты положили Ворона на ковер, привязали. Мрачный сержант взмахом руки приказал мне залезать. Я послушался, удивив его тем, что знал, как это делать. Сердце мое трепыхалось в пятках. Я знал, куда мы полетим.
     В Башню.
     Ждал я полчаса. Наконец она пришла. Она показалась мне задумчивой. Я бы даже сказал, взволнованной и неуверенной. Она заняла свое место на головном конце ковра, и мы взлетели.
     Полет на ките намного удобнее и меньше треплет нервы. Летучий кит обладает массой, размерами.
     Мы поднялись на тысячу футов и двинулись на юг, делая вряд ли больше трех десятков миль в час. Перелет будет долгим, если только нам не предстоят остановки.
     Где-то через час Госпожа обернулась ко мне. В темноте я едва мог различить черты ее лица.
     – Я побывала в Курганье, Костоправ, – сказала она.
     Я промолчал, не зная, чего от меня ждут.
     – Что вы сделали? Кого освободили ваши колдуны?
     – Никого.
     Она посмотрела на Ворона.
     – Возможно, путь есть. – И после паузы: – Я знаю того, кто вырвался на свободу… Спи, лекарь. Поговорим в другой раз.
     И я заснул. А проснулся уже в другой камере. По мундирам стражников я понял, что новой моей тюрьмой стала Башня в Чарах.