– Не нравится мне все это, – сказала я Сари, когда все мы – она, я и Тобо – отправились в свой неблизкий путь. – Ты уверена, что Теней на улицах нет?

– Не суетись, Дрема. Ты ведешь себя прямо как старуха. На улицах все спокойно. Единственные монстры, которых мы там можем встретить, – люди. Но с ними мы уж как-нибудь справимся. И во Дворце с нами все будет в порядке, если только ты как следует войдешь в образ. С Тобо тоже ничего не случится, пока он не забывает, что на самом деле он вовсе не Шикхандини, и ему нечего переживать, как бы его мать не потеряла работу. Не так страшен черт, как его малюют. Точнее, как он сам себя малюет. Это я о Джауле Барунданди, который из кожи вон лезет, стараясь, чтобы подчиненные дрожали перед ним, хотя на самом деле он не так уж плох. У таких людей в природе заложено – отвечать на все «нет». Но это вовсе не значит, что меня могут из-за любого пустяка выгнать оттуда. Есть и другие, кто заметил, как я работаю. К примеру, жена Барунданди. Теперь давай, Дрема, соберись и хорошенько войди в образ. Тобо, и ты тоже. Ты в особенности. За Дрему я не беспокоюсь. Уверена, у нее все получится, если она как следует сосредоточится.

Тобо был одет как молоденькая девушка, дочь Минх Сабредил. Я очень надеялась, что наше возвращение домой останется незамеченным Гоблином и Одноглазым, иначе они поиздеваются над ним вволю. Сари постаралась, применив все свое женское искусство, и Тобо выглядел исключительно привлекательно.

Джауль Барунданди был с этим вполне согласен. Выкликая работников, он первой назвал Минх Сабредил; о бедной Саве он, естественно, в этот момент думал меньше всего.

Сава изо всех сил старалась, чтобы ее лицо не выражало ничего, когда позднее нас перехватила жена Барунданди Нарита. Одного ее взгляда на Шики было более чем достаточно.

Отныне все члены семьи Минх Сабредил будут работать только с Наритой и никак не иначе.

Это было очень удачно, что Минх Сабредил удалось снискать расположение Нариты. По весьма немаловажной причине. Ведь именно Нарита отвечала за уборку той части Дворца, которая интересовала нас больше всего.

Прежде Саве не часто приходилось работать под руководством Нариты. Сабредил объяснила Нарите все про Саву, и жена Барунданди отнеслась к ее словам с пониманием, которого я никогда не замечала за ней прежде.

– Ну, ясно, ничего сложного ей поручать нельзя, – заявила она. – Эта ночь выдалась для Радиши особенно тяжкой, а когда ей не спится, она начинает крушить все подряд. Так что нам есть чем заняться.

В тоне женщины ощущалось искреннее сочувствие. Таглиосцы всегда с любовью относились к правящему семейству и считали, что его членам по справедливости позволено больше, чем простым смертным. Подумать только, какую ношу приходится им нести! Раджахарма, этим все сказано.

Сабредил подыскала для меня местечко, откуда я, оставаясь незамеченной, могла наблюдать за тем, что происходило вокруг. Они с Наритой принесли мне гору латунных изделий, которые нужно было почистить. Правящее семейство питало особую страсть к латуни. Сава перечистила уже, наверно, тонну всяких латунных штучек. В общем-то, понятно – Саве нельзя было доверять ничего хрупкого.

Шики подошла ко мне и спросила:

– Тетя Сава, ты не покараулишь мою флейту?

Я взяла инструмент, повертела в руках, с идиотской ухмылкой постучала по нему и извлекла несколько звуков. Только для того, чтобы никто не сомневался, что это самая настоящая флейта. Хотя, конечно, вряд ли кому-нибудь могло придти в голову, что из этого «инструмента» можно запросто уложить, по крайней мере, полдюжины людей, если бы они вздумали надоедать флейтисту в минуту плохого настроения.

Жена Барунданди спросила Шики:

– Ты играешь на флейте?

– Да, мэм. Но не очень хорошо.

– А вот я, еще девочкой, играла неплохо… – Она замолчала, заметив, что ее муж заглянул к нам уже второй раз за это утро, и справедливо подозревая, что его интересует не только то, как идут дела. – Сабредил, по-моему, ты поступаешь неразумно, приводя сюда дочь, – буркнула она и добавила после некоторой паузы: – я сейчас вернусь. Мне нужно сказать пару ласковых этому человеку.

Как только она вышла, Минх Сабредил мгновенно оказалась в Комнате Гнева Радиши. Я восхищалась ею. Чем сложнее ситуация, тем четче работает у нее голова. Иногда мне даже кажется, что ей доставляет удовольствие играть роль служанки во Дворце. И чем опаснее складывается ситуация, тем решительнее и результативнее она действует.

Несмотря на большой объем работы и частые отлучки Нариты с целью пресечь попытки своего мужа подгрести к Шики или перевести ее в другую группу работниц, в середине дня мы покинули личные апартаменты Радиши и перешли в мрачный зал заседаний Тайного Совета. Прошел слух, что Бходи собираются послать еще одного ненормального, чтобы устроить самосожжение у входа во Дворец. Радиша, ясное дело, постарается сделать все, чтобы помешать этому.

От нас требовалось подготовить зал к очередному заседанию Совета.

На самом деле слух о Бходи зародился в уме Кы Сари. Она распустила его для того, чтобы дать Шикхандини возможность встретиться с Чандрой Гокхейлом лицом к лицу.

Прошло почти два часа, прежде чем появились писцы, незаметные маленькие людишки, которым предстояло записывать все, что тут будет говориться. Потом прибыл Пурохита, в сопровождении духовных лиц, принимающих участие в Тайном Совете. Пурохита не снизошел до того, чтобы заметить наше присутствие, даже несмотря на то, что Шики по ошибке приняла его за Гокхейла и строила ему глазки до тех пор, пока Сабредил сделала ей знак прекратить. Шики тут же начала шепотом оправдываться: мол, все старики на одно лицо.

Ни Арджана Друпада, ни Чандра Гокхейл стариками себя не считали.

Мы продолжали работать, никто не обращал на нас внимания. Всем им крупно повезло, что сейчас у нас были другие планы. В принципе, рискуя, конечно, собственной жизнью, мы могли бы учинить тут кровавую бойню, во время которой погибли бы очень многие из этих «шишек». Но прикончить Пурохиту – какой смысл? Его труп не успел бы еще остыть, а старшие жрецы уже заменили бы его другим протухшим стариком, таким же мерзким и мыслящим столь же узко.

Едва появившись в зале, Чандра Гокхейл тут же попался на удочку. Сари не зря по крупицам собирала все сведения, которые Лозан Лебедь мог сообщить ей о вкусах этого старого козла в отношении прекрасного пола. Он буквально остолбенел при виде Шикхандини, точно ему врезали между глаз. Шики превосходно справилась со своей ролью. Она выглядела одновременно застенчивой, невинной и кокетливой; в общем, вела себя так, точно ее девичье сердце в мгновение ока оказалось сражено наповал. Бог устроил мужчин таким образом, что они заглатывают подобную наживку в девяносто девяти случаях из ста.

У Барунданди было отличное чувство времени. Он явился за нами как раз в тот момент, когда в зал заседаний, точно яростный орел, ворвалась Протектор. Глаза у Гокхейла стали как плошки, когда он увидел, что мы уходим. И прежде чем это произошло, он что-то шепнул одному из своих писцов.

К несчастью, у Джауля Барунданди в отношении некоторых вещей был наметанный глаз.

– Минх Сабредил, по-моему, твоя дочь произвела впечатление на Генерал-инспектора.

Сабредил изобразила удивление.

– Что? Нет-нет. Это невозможно. Я не допущу, чтобы моя дочь угодила в ту же ловушку, которая сломала мою жизнь.

Сава схватила Сабредил за руку. Со стороны это выглядело так, будто ее напугала вспышка Сабредил. На самом же деле она таким образом предостерегала Сабредил, чтобы та не говорила ничего лишнего, что позднее может припомниться Барунданди, если Чандра Гокхейл исчезнет.

Возможно, нам придется изменить план. Ни у кого не должно быть ни малейшего повода связать с кем-нибудь из нас то, что произойдет дальше.

Сабредил сникла. Она засмущалась и выглядела так, точно хотела как можно быстрее оказаться подальше отсюда.

– Шики, идем!

Я сама была готова наподдать Шики по заднице – она положительно вела себя как самая настоящая сучка. Но приказа матери послушалась.

Сава снова взялась за последний из своих грязных латунных подсвечников, в надежде, что ее не заметят, пока собирается Тайный Совет. Но Джауль Барунданди был настороже.

– Минх Сабредил, уведи свою невестку.

По дороге он попытался заигрывать с Шинхандини, но заработал всего лишь взгляд, в котором сквозило неприкрытое отвращение.

Минх Сабредил потянула меня за собой и заторопилась вслед за дочерью.

– Что это ты себе позволяешь, Шики?

– Да я просто шутки ради. Он ведь и вправду грязный старый извращенец.

Негромко, как будто ее слова не предназначались для ушей Барунданди, хотя на самом деле именно для него они и были произнесены, Сабредил сказала:

– Чтобы больше таких шуток не было. Смотри, доиграешься. Мужчины, занимающие такое положение, имеют право делать с тобой все, что им вздумается.

Отнюдь не лишнее предостережение. Меньше всего нам улыбалось, чтобы кто-то из сильных мира сего затащил Шикхандини в темный угол и принялся щупать ее.

Бог даст, до этого не дойдет. Невозможно даже представить себе последствия такого поворота событий, хотя в принципе это было не исключено. Даже простые люди зачастую не останавливаются перед насилием, что же говорить о тех, кто воображал, что для них закон не писан?

– Нарита! – позвал Барунданди. – Куда ты опять запропастилась? Черт бы побрал эту женщину. Наверняка опять точит лясы на кухне. Или дремлет где-нибудь в уголке.

Позади нас, в зале заседаний, послышался голос Радиши, но отдельных слов было не разобрать. Ей раздраженно ответил другой голос. Душелов, скорее всего. Мне захотелось поскорее убраться отсюда. Я пошла быстрее.

Сава иногда делает то, что другие не всегда понимают. Сабредил, заволновавшись, схватила ее за руку. Барунданди сказал ей:

– Веди всех на кухню, вам дадут поесть. Если Нарита там, скажи, что она нужна мне.

– Саве самое время заблудиться, – заявила я, как только он скрылся из вида.

Страницы Анналов, которые Сабредил приносила Дреме, не всегда устраивали последнюю. Сабредил, вынужденная торопиться, не имела возможности прочесть, что перед ней, и редко приносила что-нибудь действительно интересное.

Я надеялась, что помню дорогу. Даже для того, у кого есть веревочный защитный браслет, опутанный паутиной заклинаний Дворец – опасное место. Я не пускалась в странствия по нему с тех пор, как Капитан был Освободителем и великим героем таглиосцев. И даже тогда я бывала тут всего лишь несколько раз.

Почувствовав себя неуверенно, я достала кусочек мела и начала время от времени рисовать на стенах крошечные буквы алфавита Сангел. За годы, проведенные на юге, я немного выучила этот язык, что оказалось совсем непросто. Если кто-то и обнаружит мои пометки, то почти наверняка не поймет, что они означают.

Я нашла комнату, где были спрятаны старые книги. Чувствовалось, что кто-то часто бывает здесь. Я вытащила книгу подревнее. Черт, ну и тяжеленная же она была! Оказалось, вырывать из нее страницы очень даже нелегко. Они даже были не из бумаги, которую вообще мало кто употреблял. За один раз удавалось вырвать лишь одну страницу. Вот почему, наверно, Сабредил приносила, что под руку подвернется. У нее не было времени копаться и выбирать.

Я увлеклась и в какой-то момент забеспокоилась, что, наверно, отсутствую слишком долго. Барунданди или его жена могли заметить, что меня нет. Я очень надеялась, что они не начнут допытываться, почему Сабредил не подняла шум, обнаружив мое отсутствие.

Но, несмотря на все свои тревоги, я никак не могла остановиться и продолжала вырывать страницы. И унялась, лишь когда их набралось столько, что мы и втроем еле-еле смогли бы унести.

Я спрятала все это добро в чулане неподалеку от служебного выхода, хотя вовсе не была уверена, удастся ли нам улучить момент, чтобы забрать их оттуда. Потом собралась и настолько хорошо прониклась духом Савы, что почти и в самом деле почувствовала себя полной кретинкой.

Они обнаружили меня, грязную, зареванную и безуспешно пытающуюся найти дорогу в зал заседаний; «они» – это значит другие наемные работницы. Меня тут же отвели к Сабредил и Шикхандини. Я вцепилась в руку своей невестки, точно была легкой щепкой и безумно боялась, что бурный поток снова унесет меня.

Джаулю Барунданди, конечно, все это не понравилось.

– Минх Сабредил, я допускаю сюда эту женщину исключительно ради тебя, а не просто по доброте сердечной. Но такие ляпсусы – вещь совершенно неприемлемая. Пока мы занимались поисками, дело-то стояло…

Внезапно он смолк. К нам приближались Радиша и Протектор. Довольно странно, что они оказались здесь, в этой части Дворца, предназначенной, в основном, для слуг. На что Душелову, безусловно, было наплевать. У этой женщины отсутствовало какое-либо классовое или кастовое высокомерие. Мир для нее делился на две половины – она сама и все остальные.

Сава, скорчившись, опустилась на корточки, уткнувшись лицом в колени. Сабредил, Шикхандини и Джауль Барунданди шарахнулись в стороны, вытаращив глаза. До сих пор Шики не видела ни одну из этих женщин.

Сава незаметно скрестила пальцы, зажатые между колен. Сабредил зашептала молитвы, обращенные к Чангеше. Джауль Барунданди просто дрожал от ужаса.

Радиша не обратила на нас ни малейшего внимания. Она прошла мимо, возбужденно говоря, что нужно выпустить кишки этим Бходи. В ее голосе, однако, не чувствовалось убежденности. Протектор, напротив, замедлила движение и внимательно оглядела нас. На мгновение меня с головой накрыла волна страха – а вдруг она и в самом деле может читать мысли? Потом Душелов двинулась дальше, и Джауль Барунданди кинулся следом, позабыв и о нас, и о Нарите, потому что Радиша бросила ему через плечо какое-то приказание.

Сава поднялась и прошептала:

– Я хочу домой.

Сабредил согласилась, что на сегодня достаточно.

Ни Серые, ни Княжеские Гвардейцы никого не обыскивали. Повезло, ничего не скажешь. У меня под одеждой было столько страниц, что, изображая нормальную походку, я с трудом смогла пройти не больше нескольких дюжин шагов.