Разгуливать промокшим до нитки не слишком приятно, в чем я убедился довольно скоро. К тому времени, когда мы добрались до Ножа, я вконец сбил ноги, а правую ляжку с внутренней стороны стер до крови. Место это страшно болело, а ведь мне еще предстояло плестись назад.

У Тай Дэя дела обстояли не лучше. Да и ни один из тащившихся с нами парней не пребывал в радужном настроении. Им приходилось по очереди нести Одноглазого. Коротышка так и не очухался: его хватало только на то, чтобы свеситься с носилок и по-блевать.

Поначалу я подумывал о том, чтобы пробраться вверх и бросить взгляд на ущелье Душелова, но выбросил эту затею из башки, как только мы сошли с дороги и заковыляли по лесистому склону, скользя и спотыкаясь на каждом шагу. Мне быстро расхотелось проявлять инициативу.

В одном я мог быть уверен: Душелов сюда наведается. Я шлепнулся на землю рядом с Ножом.

– Как прогулялся? – спросил я Мотера. – Прости, что мы не заказали для тебя хорошую погоду.

Нож хмыкнул. Лозан Лебедь тоже усмехнулся и заметил:

– Уж ты поверь, мы сделали для тебя все, что могли.

– Я всегда знал, что вы настоящие друзья.

– А где наш приятель Ревун? – поинтересовался я, озираясь по сторонам. Ночью, да еще и сверху, это место выглядело совсем по-другому. Лебедь указал южнее, на склон холма, затененный высокими вечнозелеными деревьями.

– Где-то там, под снегом.

Пришедшие со мной ребята уронили носилки с Одноглазым. Колдунишка застонал, но ни браниться, ни угрожать у него не было сил.

– Ребята, – поинтересовался я, – как вам удалось убедить Госпожу позволить вам разгуливать на свободе?

– Она убедила его, – с усмешкой отвечал Нож. – Объяснив, что всякий, кто не будет находиться рядом и проявлять дружелюбие, окажется лишенным какой бы то ни было защиты от Теней.

Я хмыкнул.

– Ладно. Скажите лучше, есть у кого-нибудь жир? Сало, масло – все, что может сойти за жир.

Оказалось, что мой приятель Тай Дэй тащил здоровенный комок сала, на тот случай, если придется что-то готовить. Нюень бао не переставали меня удивлять. Хотя их религия несомненно являлась одним из ответвлений гуннитской, они ели мясо. Даже свинину, к которой не прикасались веднаиты болот. Должно быть, Тай Дэй таскал с собой это сало годами, используя его разве что… Впрочем, какая разница? Сало – это как раз то, что мне нужно. Я спустил штаны и добросовестно обработал стертые в кровь ляжки.

– Худо-бедно, теперь некоторое время продержусь.

Одноглазый заметался на своих носилках, ворча, что его уложили в лужу. Лужу под собой он устроил сам. Дождь уже кончился. Колдун снова перекатился набок, отхаркался, после чего затих и уснул.

– Это выглядит довольно свежим, – сказал мне Лебедь.

– Свежим, как поцелуй, – подхватил Мотер.

– Смотри-ка ты. Наш друг Корди вырос над собой, с тех пор, как стал водить компанию с Бабой.

– Давайте-ка займемся нашим колдунишкой-подснежником, – предложил я.

– Что-то у меня нет охоты этим заниматься, – отозвался Нож.

– У меня тоже. Кому охота с дерьмом возиться? Знаешь что, а почему бы Лебедю и Мотеру не взять это на себя? А мы здесь посидим: надо же будет кому-то отнести в лагерь донесение, ежели что пойдет не так.

– Надо же, этот малый говорит, как заправский офицер, – промолвил Корди. – Надо полагать, ты изрядно продвинулся за время этой кампании, наверное, совершил кучу подвигов.

– Я – бог.

С этими словами я позволил Тай Дэю помочь мне подняться. Его мускулы еще оставались расслабленными. Он двинулся в сторону, указанную Лебедем.

– А как насчет твоего приятеля? – спросил Нож и запустил шишкой в Одноглазого. Тот и ухом не повел.

– У него полно своих обязанностей. Не будите спящих колдунов.

Одноглазый приподнялся.

– Я все слышал, Щенок, – прохрипел он и снова рухнул на носилки.

– Пожалуй, лучше будет бросить это дерьмо здесь, а на носилках унести то, которое мы откопаем.

Предложение было встречено всеобщим одобрением. Не возражал даже сам Одноглазый. Он снова храпел.

Не было никаких признаков того, что Ревун с момента своего падения сдвинулся хотя бы на дюйм. В снегу зияла дыра, а на ее дне, на глубине восьми футов, виднелась куча тряпья, слегка припорошенная снегом.

– Эй, гляньте-ка сюда! – позвал нас солдат, забравшийся футов на тридцать выше по склону.

– Что там такое? – спросил я, не желая без крайней необходимости делать и лишний шаг.

– Похоже на дохлого волка.

Я заковылял вверх.

– Эй, ребята. Он нашел дохлого волка.

– Кажется, его убила Тень, – оказал я, опускаясь на колени рядом с тушей. Возможно, волк подбирался к Ревуну. Но ему не подфартило. Он был не один, однако остальные звери пустились наутек. Следы указывали на очень маленькую стаю.

– Я и не знал, что здесь водятся волки, – сказал кто-то из парней.

– Теперь знаешь.

Смерть волка сама по себе ничего не значила. Но, если Тень побывала здесь прошлой ночью, она могла и сейчас скрываться где-то поблизости.

– Будь осторожен в темных местах.

Я поплелся обратно, к Ревуну. Тот, конечно же, так и не шевельнулся.

– Может, потыкать его палкой? – предложил Нож.

– Его надо выкопать, – заявил я.

– Умно, ничего не скажешь.

– Он ни хрена не сделает до тех пор, пока мы не вытащим его наверх. Я бы на его месте не стал. Всегда лучше, ежели найдется дурак, который сделает работу за тебя.

Снег оказался твердым, слежавшимся. Он несколько раз подтаивал и замерзал снова, образуя ледяную корку. К счастью, нам не пришлось рыть яму глубиной в восемь футов. Ревун действительно прошиб такую толщу снега, но наискось, по склону. Под прямым углом требовалось прокопать всего фута четыре.

У меня появилась идея.

– Не разбрасывайте снег слишком далеко, – сказал я. – Он может нам пригодиться.

– Вроде бы недостатка в нем нет, – пробурчал Лебедь.

Тай Дэй так и не вызвался помочь. Он держался позади, положив руку на меч и многозначительно вперившись в Одноглазого. Возможно, с недобрыми намерениями.

Одноглазый нам так и не потребовался. Когда самые храбрые ребята уже сметали с Ревуна снег, один из них заявил:

– Этот малый замерз. Окоченел, как ледышка.

Все прочие вздохнули с немалым облегчением.

– Здорово! – искренне обрадовался я. – А теперь сделаем вот что…

Час спустя мы привязали замерзшего колдуна к шесту, предварительно закатав его в ком снега, дюймов в шесть толщиной. Чтобы этот ком не развалился, некоторым парням пришлось пожертвовать лоскутами своей одежды. Ребята ныли, брюзжали и интересовались, какого хрена мы просто не уложили это дерьмо на те же носилки, где уже лежит другое, и не присыпали их снежком сверху.

Услышь это Одноглазый, сердце его было бы разбито. Они его больше не любили.