Глава четвертая Шепот - «Черный Отряд» (сборник) книги 1-10 - Глен Чарльз Кук - RutLib.com

Книга: «Черный Отряд» (сборник) книги 1-10

Глава четвертая
Шепот

Тот бой дал нам максимум результатов ценой минимума усилий. Я даже не припомню столь легкой победы, когда сражение разыгрывалось полностью по нашим нотам. Для мятежников оно стало серьезной неудачей.

Мы срочно покидали провинцию Клин, где оборона Госпожи рухнула почти в течение суток. Вместе с нами спасались бегством от пятисот до шестисот солдат регулярной армии – остатки разбитых подразделений. Чтобы сэкономить время, Капитан выбрал прямую дорогу на Лорды через Облачный лес, а не более длинную, огибающую лес с юга.

Нас преследовал, отставая на день или два, батальон регулярной армии мятежников. Мы могли бы развернуться и разгромить его, но Капитан решил смыться. Мне понравился ход его мыслей. Сражения под Розами оказались жестокими, погибли тысячи, а к Отряду присоединилось так много новичков, что я стал терять раненых, не успевая оказывать им помощь.

Нам было приказано прибыть в Лорды и поступить в распоряжение Крадущегося в Ночи. Душелов полагал, что Лорды станут мишенью для следующего удара мятежников. Мы уже очень устали, но ожидали еще несколько жестоких сражений до наступления зимы, которая замедлит поступь войны.

– Костоправ! Глянь-ка сюда! – К тому месту, где сидели я, Капитан, Молчун и еще несколько наших, мчался Блондин, перебросив через плечо обнаженную женщину. Ее можно было бы даже назвать привлекательной, не будь она изнасилована до полусмерти.

– Неплохо, Блондин. Неплохо, – отозвался я и вновь склонился над рукописью. Там, откуда прибежал Блондин, все еще слышались вопли и улюлюканье – солдаты пожинали плоды победы.

– Они просто варвары, – беззлобно заметил Капитан.

– Иногда нужно позволять им сорваться с привязи, – напомнил я. – И лучше здесь, чем в Лордах.

Капитан неохотно согласился. Ему трудно переносить зрелище грабежей и насилия, хотя они и часть нашей профессии. Мне кажется, он тайный романтик – по крайней мере в тех случаях, когда дело касается женщин. Я попробовал улучшить ему настроение:

– Они сами на это напросились, взяв в руки оружие.

– Сколько все это уже тянется, Костоправ? – мрачно спросил он. – Кажется, целую вечность, правда? Ты вообще способен вспомнить то время, когда ты не был солдатом? Какой в войне смысл? Почему мы вообще здесь? Мы продолжаем выигрывать сражения, но Госпожа проигрывает войну. Почему бы им не плюнуть на всю эту бодягу и не отправиться по домам?

Отчасти он был прав. Начиная с Форсберга, война превратилась в одно отступление за другим, хоть мы и делали свое дело хорошо. Клин был в полной безопасности, пока на сцену не вышли Меняющий и Хромой.

Во время последнего отступления мы и наткнулись на этот базовый лагерь мятежников. Вероятнее всего, он служил главным учебным и штабным центром в кампании против Крадущегося. К счастью, мы заметили мятежников раньше, чем они нас. Мы окружили лагерь и обрушились на противника перед рассветом. У них было огромное численное превосходство, но сопротивления мы почти не встретили – большинство мятежников были зелеными новобранцами. Больше всего нас поразило наличие в лагере полка амазонок.

Конечно, мы слышали о них и раньше. Несколько женских отрядов имелось и на востоке, в окрестностях Ржи, где сражения оказались более жестокими и ожесточенными, чем здесь. Там произошло наше первое столкновение, после которого в Отряде стали относиться к женщинам-воинам с пренебрежением, хотя они сражались лучше своих соотечественников-мужчин.

В нашу сторону поползли облака дыма – солдаты жгли казармы и здание штаба. Капитан пробормотал:

– Костоправ, пойди проследи, чтобы эти дурни не подожгли лес.

Я встал, подхватил свою сумку и пошел на шум.

Повсюду валялись тела. Придурки мятежники, должно быть, чувствовали себя в полной безопасности, потому что даже не окружили лагерь частоколом или рвом. Тупицы. Это первое, что следует сделать, даже если знаешь, что на сто миль вокруг нет ни единого врага. Крышу над головой сооружают потом. Лучше промокнуть, чем стать покойником.

Пора мне привыкнуть к подобному зрелищу. Я уже давно с Отрядом, и вид последствий сражения тревожит меня меньше, чем следовало бы, – я прикрыл уязвимые места моей морали пластинками брони. Но я до сих пор стараюсь не смотреть на худшее.

Ты – тот, кто сменил меня и теперь пишет эти Анналы, – теперь уже понял, что у меня не хватает смелости записывать всю правду о нашем отряде мерзавцев. Ты знаешь, что они злобны, жестоки и невежественны. Они откровенные варвары, воплощающие в жизнь свои самые жестокие фантазии, и их поведение кое-как смягчается лишь присутствием нескольких достойных людей. Я редко отображаю эту особенность Отряда, потому что эти люди мои братья, моя семья, а в детстве меня научили не говорить скверно о родственниках. Старые уроки забываются труднее всего.

Ворон смеется, читая мои записи. Он называет их «сиропчиком со специями» и грозится взять Анналы в свои руки и записывать рассказы о происходящем так, как все представало перед его глазами.

Суров этот Ворон. Насмехается надо мной. А кто это там носится по разгромленному лагерю и вмешивается всякий раз, когда у солдат возникает желание немного развлечься пытками?

Кто возит за собой десятилетнюю девочку на старом смирном муле? Не Костоправ, братья. Не Костоправ. Костоправ не романтик. Этот душевный порыв зарезервирован за Капитаном и Вороном.

Естественно, Ворон стал лучшим другом Капитана. Они частенько сидят рядом, словно два валуна, и ведут такие же беседы, какие вели бы два валуна. Их интересует лишь компания друг друга.

Ильмо возглавляет поджигателей – наших братьев не столь юного возраста, уже успевших удовлетворить голод по женской плоти. Те, кто еще шворит повсюду плененных дам, – по большей части наше молодое пополнение.

Они дали мятежникам хорошее сражение под Розами, но враг оказался слишком силен. Тогда против нас выступила половина Круга Восемнадцати, а на нашей стороне были лишь Хромой и Меняющий. Эта парочка потратила куда больше времени на взаимный саботаж, чем на попытки противостоять Кругу. В результате разгром – самое унизительное поражение Госпожи за последние десять лет.

Как правило, Круг по большей части сохраняет сплоченность. И они не тратят на взаимную грызню больше энергии, чем на врагов.

– Эй, Костоправ! – позвал Одноглазый. – Повеселись с нами!

Он швырнул горящий факел в распахнутую дверь казармы. Здание мгновенно взорвалось, тяжелые дубовые ставни сорвало с окон. Язык пламени окутал Одноглазого, он тут же отскочил. Курчавые волосы под полями его занюханной плоской шляпы затлели. Я свалил его на землю и, энергично шлепая Одноглазого одолженной у него же шляпой, загасил ему волосы.

– Ладно, ладно, – проворчал он. – Тебе вовсе не обязательно с таким пылом браться за дело.

Невольно улыбнувшись, я помог ему подняться:

– Ты цел?

– Да так, слегка обжегся, – признался он, напуская на себя ту фальшивую величавость, что присуща котам, совершившим какую-нибудь выдающуюся глупость. Нечто вроде: «Именно это я и собирался давным-давно сделать».

Пламя ревело, взметая с крыши горящие соломинки.

– Капитан послал меня проследить, чтобы вы, придурки, не запалили лес, – сообщил я.

Тут как раз из-за угла горящего дома вышел Гоблин, и его широкие губы растянулись в ехидной ухмылке.

Едва заметив его, Одноглазый завопил:

– Ах, червивые твои мозги! Так это ты подстроил мне пакость!

Испустив душераздирающий вопль, он начал приплясывать. Рев пламени стал более басовитым, а пляска огненных языков приобрела ритмичность. Вскоре мне показалось, что я различаю чью-то фигуру, корчащуюся в пламени за окном.

Гоблин тоже ее увидел. Его ухмылка исчезла, он сглотнул, смертельно побледнел и тоже принялся плясать. Теперь оба колдуна что-то завывали и пронзительно вопили, полностью игнорируя друг друга.

Корыто с водой извергло свое содержимое, которое описало в воздухе дугу и выплеснулось на пламя. Следом взвилась в воздух вода из бочки. Рев пламени стал тише.

Одноглазый подскочил поближе и начал тыкать пальцем в Гоблина, пытаясь нарушить его сосредоточенность. Тот отмахивался, уклонялся и попискивал, не прерывая танца. В пламя выплеснулась новая порция воды.

– Какая парочка!

Я обернулся. Подошедший Ильмо любовался представлением.

– И то верно, – согласился я.

Вопящие, завывающие и дерущиеся, Гоблин и Одноглазый словно олицетворяли своих собратьев по ремеслу более крупного масштаба. Разница заключалась лишь в том, что накал их вражды не поднимался и до половины той непримиримой ненависти, что существовала между Меняющим и Хромым. Если копнуть поглубже, легко увидеть, что Одноглазый и Гоблин друзья. Среди Взятых же друзей нет.

– Хочу тебе кое-что показать, – сказал Ильмо. Я знал, что больше он ничего не скажет, поэтому кивнул и пошел за ним.

Гоблин и Одноглазый продолжали дуэль. Кажется, Гоблин брал верх. Пожар меня больше не беспокоил.

– Ты умеешь разбирать эти северянские закорючки? – спросил Ильмо. Он привел меня в здание, где располагался штаб всего лагеря, и показал на кучу бумаг, которую его люди свалили на пол явно для растопки очередного пожара.

– Думаю, что разберусь.

– Может, отыщешь что-нибудь в этом хламе?

Я наугад вытянул из кучи лист. Это оказалась копия приказа одному из батальонов армии мятежников: тайно проникнуть в Лорды и укрыться в домах сочувствующих горожан до того момента, когда поступит приказ напасть на защитников города изнутри. Бумага была подписана именем «Шепот», и к ней прилагался список адресов.

– Еще как отыщу! – ахнул я. У меня внезапно перехватило дыхание. Один только этот приказ разоблачал полдюжины секретов мятежников и намекал еще на несколько. – Еще как, – повторил я, хватая следующий лист. Как и первый, то был приказ очередному отряду. Как и первый, он проливал свет на текущую стратегию мятежников.

– Позови Капитана, – велел я Ильмо. – Прихвати Гоблина, Одноглазого, Лейтенанта и всех, кому здесь следует находиться…

Должно быть, вид у меня был зловещий, потому что на лице Ильмо, когда он меня прервал, появилось какое-то странное, нервное выражение:

– Да что это за чертовщина, Костоправ?

– Все приказы и планы кампании против Лордов. Полный распорядок сражения. – Но кое-что я приберег напоследок – это я покажу только Капитану. – И поторопись. Возможно, даже минуты могут оказаться решающими. И не позволяй никому жечь подобные бумаги. Ради всего святого, останови их. Мы наткнулись на золотую жилу, так не дай ей улететь в небо дымом.

Ильмо выбежал, хлопнув за собой дверью. Его крики быстро стихли в отдалении. Хороший Ильмо сержант. Он не стал тратить время на вопросы. Покряхтывая, я уселся на пол и начал просматривать документы.

Скрипнула дверь, но я даже не поднял головы. Я лихорадочно выхватывал документы из кучи, быстро проглядывал их и сортировал, раскладывая на стопки. Краем глаза я разглядел заляпанные грязью сапоги.

– Ты можешь это читать, Ворон? – спросил я, опознав владельца сапог.

– Читать? Да.

– Тогда помоги мне разобраться с этой кучей.

Ворон уселся напротив меня. Нас разделяла гора бумаг, такая высокая, что мы едва видели друг друга. Возле Ворона расположилась Душечка – так, чтобы ему не мешать, но в то же время находиться под его защитой. В ее спокойных безрадостных глазах еще отражался ужас, пережитый в той далекой деревне.

Ворон в некотором роде парадигма Отряда. Разница между ним и остальными из нас заключается в том, что он во всем чуточку нас превосходит. Возможно, будучи новичком и нашим единственным братом с севера, он символизирует нашу жизнь на службе у Госпожи. Его моральные муки стали нашими моральными муками. Его молчаливый отказ рыдать и бить себя в грудь при несчастьях совпадает с нашими обычаями. Мы предпочитаем говорить металлическим голосом нашего оружия.

Впрочем, достаточно. К чему пытаться искать смысл всего этого? Ильмо наткнулся на золотую жилу, а мы с Вороном просеивали породу, отыскивая самородки.

К нам ввалились Гоблин и Одноглазый. Никто из них документы читать не мог, и они принялись развлекаться, запустив на стены бесформенные тени и заставив их гоняться друг за другом. Ворон пронзил их злобным взглядом. Когда ты занят делом, их бесконечные клоунские штучки и подколки начинают утомлять.

Колдуны посмотрели на Ворона, прекратили дурачиться и тихонько уселись в углу, словно нашалившие ребятишки. Есть у Ворона такое умение, такая личностная энергия, что заставляет людей, более опасных, чем он сам, вздрагивать под порывами дующего от него ледяного ветра.

Капитан пришел вместе с Ильмо и Молчуном. Через распахнутую дверь я разглядел, что вокруг бывшего штаба ошиваются еще несколько солдат. И как они ухитряются пронюхать, что назревают события?

– Так что ты здесь нашел, Костоправ? – спросил капитан.

Я решил, что по дороге он уже вытянул из Ильмо все, что тот знал, поэтому перешел прямо к сути:

– Это приказы. – Я похлопал по одной стопке. – А это рапорты. – Я похлопал по другой. – Все они подписаны «Шепот». А мы сейчас тягаем морковку в ее личном огороде. – От волнения я даже заговорил фальцетом.

Некоторое время все молчали, лишь Гоблин пискнул пару раз, когда в штаб ввалились Леденец и остальные сержанты. Наконец Капитан уточнил у Ворона:

– Это так?

Ворон кивнул:

– Судя по документам, она периодически наведывалась сюда еще с ранней весны.

Капитан заложил руки за спину и принялся расхаживать. Он стал похож на усталого старого монаха, бредущего на вечернюю молитву.

Шепот – лучший генерал мятежников. Ее упрямый гений сумел удержать восточный фронт, несмотря на все усилия Десяти. Она имеет репутацию самого опасного члена Круга Восемнадцати. Она славится тщательностью, с какой планирует все кампании. В войне, которая зачастую напоминает вооруженный хаос с обеих сторон, ее войска выделяются четкой организацией, дисциплиной и ясностью целей.

– Кажется, она командовала армией мятежников под Ржой, верно? – пробормотал Капитан. Битва за Ржу происходила три года назад. Говорили, что сотни квадратных миль вокруг города были полностью разорены и к концу зимы противники, чтобы выжить, вынуждены были есть собственных мертвецов.

Я кивнул. Вопрос был риторическим. Капитан попросту размышлял вслух.

– И Ржа на несколько лет стала полем боя. Шепот упорно держала фронт, а Госпожа не отступала от своих намерений. Но если Шепот прибыла сюда, значит, Круг решил сдать Ржу.

– И это означает, что они переключились с восточной стратегии на северную, – добавил я. Север оставался слабым флангом Госпожи. Восток уже повержен, а южными морями правят союзники Госпожи. С тех пор как границы империи достигли великих лесов выше Форсберга, она обращала мало внимания на север, и именно там мятежники смогли добиться наиболее впечатляющих успехов.

– Они уже набрали ускорение, – заметил Лейтенант, – взяв Форсберг, выбив нас из Клина, захватив Розы и осадив Рожь. Части мятежников направляются к Висту и Бабе. Их остановят, но Кругу это наверняка известно. Поэтому они теперь пляшут на другой ноге и движутся к Лордам. Если город падет, они почти достигнут границ Ветреного Края. Осталось пересечь Ветреный Край, подняться по Лестнице Слез, и с вершины перевала они всего в ста милях увидят Чары.

– Ильмо, – попросил я, не отрываясь от просмотра и сортировки бумаг, – пошарил бы ты вокруг, вдруг отыщется что-нибудь еще. Она могла кое-что спрятать.

– Пусть этим займутся Одноглазый, Гоблин и Молчун, – предложил Ворон. – У них больше шансов что-либо отыскать.

Капитан одобрил его предложение и повернулся к Лейтенанту:

– Всю суету в лагере прекратить. Карп, вы с Леденцом начинайте готовить людей к маршу. Фитиль, удвоить патрули по периметру.

– Почему? – спросил Леденец.

– Ты ведь не хочешь оказаться здесь, когда вернется Шепот, верно? Гоблин, иди сюда. Свяжись с Душеловом. Эти новости пойдут наверх. Немедленно.

Гоблин скорчил жуткую рожу, потом уселся в углу и принялся бормотать себе под нос. Это было тихое скромное колдовство – для начала.

– Костоправ, – гаркнул Капитан, – вы с Вороном, когда закончите, упакуйте документы. Прихватим их с собой.

– Я бы приберег самые ценные для Душелова, – сказал я. – Если мы хотим извлечь из них какую-то пользу, то некоторые потребуют немедленного внимания. Я хочу сказать, что кое-что необходимо сделать быстрее, чем Шепот сумеет что-либо предпринять, узнав о захвате своих бумаг.

– Верно, – согласился Капитан. – Я пришлю вам фургон. И не теряйте зря времени. – Он вышел.

В доносящихся с улицы воплях послышался ужас. Я вытянул онемевшие ноги, встал и подошел к двери. Солдаты сгоняли пленных мятежников на их прежний плац. Пленники ощутили наше внезапное стремление смыться и решили, что им суждено умереть за несколько минут до того, как подоспеют свои.

Покачивая головой, я вернулся к бумагам. Ворон устремил на меня взгляд, возможно, означавший, что он разделяет мою боль. С другой стороны, не исключено, что он осуждал мою слабость. Трудно сказать наверняка, когда имеешь дело с Вороном.

В дверь протиснулся Одноглазый, протопал к нам и вывалил на пол охапку свертков, обернутых промасленной кожей. К ней еще липли влажные комочки земли.

– Ты оказался прав. Мы откопали это за ее домиком.

Гоблин издал долгий пронзительный вопль, леденящий душу не меньше совиного крика в полуночном лесу. Одноглазый тут же бросился к нему. В такие моменты я начинаю сомневаться в искренности их вражды.

– Он в Башне, – простонал Гоблин. – Он с Госпожой. Я вижу Ее его глазами… его глазами… его глазами… Мрак! О Боже, мрак! Нет! О Боже, нет! – То был вопль неприкрытого ужаса, который тут же стих до шепота: – Око. Я вижу Око. Оно смотрит прямо сквозь меня.

Мы с Вороном обменялись хмурыми взглядами и пожали плечами. Никто из нас не понял, о чем он бормочет. Теперь Гоблин говорил так, словно впал в детство:

– Пусть она перестанет на меня смотреть. Пусть перестанет. Я буду себя хорошо вести. Пусть отведет взгляд.

– Успокойся, – бормотал Одноглазый, стоя на коленях возле Гоблина. – Все хорошо. Это не настоящее. Все будет хорошо.

Мы с Вороном переглянулись. Ворон повернулся к Душечке и зажестикулировал.

– Я посылаю ее за Капитаном, – пояснил он.

Душечка неохотно вышла. Ворон взял из кучи очередной лист и стал читать. Этот Ворон холоден как камень.

Гоблин еще немного повопил, потом затих, словно умер. Я резко обернулся к нему. Одноглазый поднял руку, показывая, что моя помощь не требуется. Гоблин завершил прием послания.

Гоблин медленно расслабился, с его лица сошло выражение ужаса, щеки порозовели. Я опустился на колени, пощупал артерию на его шее. Сердце колотилось, но пульс постепенно замедлялся.

– Удивляюсь, как он на сей раз не умер, – заметил я. – Ему когда-нибудь уже было настолько плохо?

– Нет. – Одноглазый выпустил запястье Гоблина. – Но в следующий раз его лучше заменить.

– А это прогрессирующее? – Мое ремесло в чем-то граничит с их приемами, но лишь отчасти.

– Нет. Некоторое время нам придется поддерживать его уверенность в себе. Похоже, он нарвался на Душелова, когда тот находился в Башне. Думаю, такое приключение кого угодно сведет с ума.

– Выходит, Душелов был у Госпожи, – выдохнул я, не в силах скрыть возбуждение.

Гоблин видел помещения Башни! Он мог даже увидеть Госпожу! Только Десять Взятых входят в Башню и выходят из нее. Воображение людей описывает интерьер Башни в бессчетных зловещих подробностях. Но все это лишь плоды фантазии, а у меня есть живой свидетель!

– Оставь его на время в покое, Костоправ. Он все тебе расскажет, когда придет в себя, – твердо остановил меня Одноглазый.

Они подсмеиваются над моими фантазиями и говорят мне в лицо, что я влюбился в призрака. Возможно, они правы. Иногда мой интерес к Госпоже пугает даже меня, потому что становится очень похож на навязчивую идею.

Ненадолго я даже позабыл о своих обязанностях, и Гоблин перестал для меня быть человеком, братом и старым другом, превратившись в источник информации. Затем, устыдившись, я вернулся к документам.

Целеустремленная Душечка притащила за руку удивленного Капитана.

– А, понял. Он установил контакт, – догадался Капитан, всматриваясь в Гоблина. – Он уже что-нибудь сказал? Нет? Разбуди его, Одноглазый.

Одноглазый начал было протестовать, затем передумал и тихо потряс Гоблина. Тот не пробуждался – его сон по глубине приближался к трансу.

– Досталось ему? – спросил Капитан. Я все рассказал. Он хмыкнул. – Сюда уже едет фургон. Пусть один из вас займется упаковкой документов.

Я принялся связывать стопки бумаг.

– Когда я говорил про одного из вас, Костоправ, то имел в виду Ворона. А ты иди сюда и будь наготове. Что-то паршиво Гоблин выглядит.

Гоблин вновь побледнел, его дыхание стало более мелким и частым, с хрипотцой.

– Шлепни его, Одноглазый, – посоветовал я. – Ему, наверное, кажется, что он все еще там.

Пощечина возымела действие – Гоблин распахнул полные ужаса глаза. Узнав Одноглазого, он вздрогнул, глубоко вдохнул и пискнул:

– И меня заставили вернуться к нему? После всего, что я пережил?

Впрочем, голос выдал фальшь его возмущения – в нем оказалось так много облегчения, что его можно было резать ножом на кусочки.

– Раз он способен ругаться, с ним все в порядке, – решил я.

Капитан присел рядом с колдуном на корточки, но спрашивать ни о чем не стал. Гоблин сам заговорит, когда оклемается.

Несколько минут тот приходил в себя, потом сообщил:

– Душелов велел сматываться отсюда. И быстро. Он встретит нас по дороге к Лордам.

– И это все?

Гоблину нечего было добавить, но Капитан все еще надеялся на большее. Если учесть, что пришлось пережить Гоблину, то игра явно не стоила свеч.

Я не сводил с Гоблина глаз – искушение было чертовски сильным.

– Потом, Костоправ, – сказал он, посмотрев на меня. – Мне нужно немного времени, чтобы в голове все улеглось.

Я кивнул:

– Немного травяного чая пойдет тебе на пользу.

– О нет! В рот больше не возьму ту крысиную мочу, что варит Одноглазый.

– Не его чай, а по моему рецепту. – Я отмерил порцию сушеных травок на пинту крепкого настоя, отдал заварку Одноглазому, закрыл свою сумку и занялся документами – на улице уже скрипели колеса фургона.

Перетаскивая в него первую охапку груза, я увидел, что солдаты на плацу приканчивают пленников кинжалами. Капитан решил не рисковать. Он хотел, чтобы нас отделяло от лагеря, когда в нем объявится Шепот, как можно большее расстояние.

Не могу сказать, что я его в чем-то виню. У него и так отвратительная репутация.

До пакетов, обернутых промасленной кожей, я добрался лишь тогда, когда мы тронулись в путь. Я уселся рядом с возницей и принялся читать, тщетно пытаясь не обращать внимания на жестокую тряску лишенного рессор фургона.

Все, что отыскалось в пакетах, я прочитал дважды, и это лишь увеличило мое смятение.

Воистину дилемма. Рассказывать ли Капитану о моем открытии? А Одноглазому или Ворону? Каждого из них оно заинтересует. Или приберечь все для Душелова? Нет сомнений, тот предпочел бы именно такой вариант. Но возникает вопрос, укладывается или не укладывается эта информация в рамки моих обязательств перед Отрядом? Мне требовался советчик.

Я спрыгнул с козел и постоял, пропуская колонну, пока не увидел Молчуна. Он охранял нас посередине, Одноглазый спереди, а Гоблин сзади. Каждый из них стоил взвода дозорных.

Молчун взглянул на меня сверху вниз из седла крупного черного коня, на котором он ездил, когда пребывал в паршивом настроении, и нахмурился. Из наших колдунов он ближе всех к определению «злой», хотя, как и у многих из нас, его злобность больше образ, чем реальность.

– У меня проблема, – пояснил я. – И серьезная. А ты для меня самый подходящий советчик. – Я огляделся. – Не хочу, чтобы меня кто-нибудь услышал.

Молчун кивнул и сделал несколько сложных и плавных пассов – так быстро, что не уследить. Внезапно я перестал слышать все, что издавало звуки далее пяти футов от меня. Просто поразительно, как много звуков человек не замечает, пока они не исчезнут. Я рассказал Молчуну о своем открытии.

Молчуна трудно потрясти – он все на свете видел и слышал. Но на сей раз я сумел удивить его по-настоящему. На мгновение мне даже показалось, что он сейчас что-то скажет.

– Мне все рассказать Душелову?

Энергичный кивок. Прекрасно. Я в этом и не сомневался. Новость Отряду не по зубам. Она сама нас слопает, если мы прибережем ее для себя.

– А как насчет Капитана? Одноглазого? Или кого другого?

На сей раз он отреагировал не столь быстро и решительно, но все же высказался против. Задав пару вопросов и призвав на помощь интуицию, основанную на жизненном опыте, я понял: Молчун чувствует, что Душелов захочет довести информацию лишь до тех, кому ее следует знать.

– Вот и хорошо. Спасибо, – сказал я и легкой рысцой побежал к голове колонны. По дороге я спросил одного из наших:

– Ворона не видел?

– Впереди с Капитаном.

Как и следовало ожидать. Я побежал дальше.

После краткого размышления я решил подстраховаться, а лучшей страховки, чем Ворон, я и представить не мог.

– Ты читаешь на каком-нибудь из древних языков? – спросил я его. С ним было трудно разговаривать: он и Капитан ехали верхом, а рядом на муле покачивалась Душечка. Когда я приблизился, мул решил наступить мне на ногу.

– Немного. Это была часть моего классического образования. А почему ты спрашиваешь?

Я проворно отскочил на пару шагов.

– Если ты будешь вести себя так и дальше, животное, то у нас на обед сегодня будет рагу из мула! – заявил я упрямому мулу. Тот фыркнул. Я повернулся к Ворону: – Некоторые из документов – те, что откопал Одноглазый, – оказались старинными.

– В таком случае в них нет ничего важного.

Я пожал плечами и, шагая рядом с его лошадью, заговорил, тщательно подбирая слова:

– Разве заранее узнаешь? У Госпожи и Десятерых очень древняя история.

Я с воплем отскочил, развернулся и побежал обратно, зажимая плечо в том месте, где его куснул упрямый мул. У животного был совершенно невинный вид, зато Душечка хитро улыбалась.

Ее улыбка почти стоила моей боли – она так редко улыбалась.

Я шел назад вдоль колонны, пока не поравнялся с Ильмо.

– Что-то случилось, Костоправ? – спросил он.

– А? Да нет. Ничего.

– У тебя вид испуганный.

А я действительно испугался. Я приподнял крышку шкатулки – просто из любопытства – и обнаружил, что она наполнена злом. То, что я прочитал, из головы уже не выкинешь.

Когда я позднее увидел Ворона, лицо у него было таким же серым, как у меня. А может, и хуже. Мы пошли рядом, и он вкратце пересказал мне то, что узнал из документов, которые я не смог прочитать.

– Некоторые из них принадлежали магу Боманцу, – сказал он. – Другие датированы эпохой Владычества. Некоторые написаны на теллекурре. Сейчас этот язык используют только Взятые.

– Боманц? – переспросил я.

– Вот именно. Тот самый, что разбудил Госпожу. Шепот каким-то образом раздобыла его секретные бумаги.

– Ого.

– Вот именно, ого.

Мы разошлись, оставшись каждый наедине со своими страхами.

Душелов появился незаметно. Кроме неизменной кожи, на нем была одежда, чем-то напоминающая нашу. Никто не заметил, как он оказался в нашей колонне. Не знаю, сколько времени он шагал вместе с нами, – сам я узнал, что он здесь, когда мы вышли из леса после трех дней напряженного марша по восемнадцать часов в сутки. Я с трудом передвигал натруженные ноги и бормотал себе под нос о том, что старею, когда мягкий женский голос поинтересовался:

– Как сегодня дела, лекарь?

Окажись у меня побольше сил, я, наверное, с воплем бы подпрыгнул футов на десять. Но я настолько выдохся, что лишь сделал очередной шаг, обернулся и пробормотал, не в силах преодолеть апатию:

– Что, объявился наконец?

Волна облегчения докатится до меня позднее, но тогда мысли у меня в голове ползли не быстрее, чем шевелились ноги. Когда так долго сматываешься от кого-нибудь, трудно накачать кровь адреналином. Мир словно лишается внезапных потрясений и страхов.

Душелов пошел рядом со мной, не обгоняя и время от времени поглядывая в мою сторону. Его лица я разглядеть не мог, зато ощущал исходившее от него веселье.

Тут накатило облегчение, а следом за ним – волна изумления собственной наглостью. Меня словно молнией шарахнуло, ведь я ответил Душелову, как одному из наших парней.

– Почему бы нам не взглянуть на эти документы? – спросил он. Настроение у Душелова было откровенно бодрое.

Я привел его к фургону, мы залезли внутрь. Возница, выпучив глаза, бросил на нас один-единственный взгляд и уставился вперед, весь дрожа и пытаясь стать глухим.

Я сразу передал ему откопанные документы и попробовал улизнуть.

– Останься, – велел он. – Им пока незачем знать. – Ощутив мой страх, он по-девчоночьи хихикнул. – Ты в безопасности, Костоправ. Более того, Госпожа просила передать тебе ее личную благодарность. – Он вновь рассмеялся. – Она хочет узнать о тебе все, Костоправ. Все как есть. Ты тоже завладел ее воображением.

Страх снова шарахнул меня молотом по голове. Никто не хочет привлечь внимание Госпожи. Душелов наслаждался моим замешательством.

– Может быть, она даже захочет с тобой поговорить, Костоправ. Ах, ты так побледнел. Впрочем, тебя никто не заставляет. Ладно, за работу.

Мне еще не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь читал с такой скоростью. Он буквально проглотил взглядом все документы – и новые, и древние.

– Ты не смог прочитать их все, – сказал Душелов своим деловым женским голосом.

– Не смог.

– И я тоже. Некоторые способна расшифровать лишь Госпожа.

Странно, подумал я. Я ожидал большего энтузиазма. Захват документов обернулся для него удачей, потому что именно он предусмотрительно нанял на службу Черный Отряд.

– Сколько ты смог понять?

Я рассказал о вражеском плане прорыва через Лорды и о том, что означало присутствие Шепот. Душелов усмехнулся:

– Старые документы, Костоправ. Расскажи мне о старых документах.

Я вспотел. Чем мягче и вкрадчивее говорил Душелов, тем больше я чувствовал, что мне следует его опасаться.

– Старый колдун. Тот, кто пробудил всех вас. Некоторые из бумаг были его.

Проклятье. Еще не договорив, я понял, что мне следовало бы прикусить язык. Ворон был единственным в Отряде, кто мог опознать бумаги Боманца как принадлежащие ему. Душелов усмехнулся и по-дружески хлопнул меня по плечу:

– Я так и думал, Костоправ. Уверенности у меня не было, но я так и думал. Вряд ли ты удержался бы и ничего не шепнул Ворону.

Я промолчал. Мне хотелось солгать, но он знал.

– У тебя не было другого способа это узнать. Ты сказал ему об упоминании истинного имени Хромого, и ему осталось лишь прочесть все, что он смог. Верно?

Я и на сей раз промолчал. Он был прав, хотя мотивы мои были не до конца братскими. Ворон сводит свои счеты, но Хромой желал смерти для нас всех.

Разумеется, наиболее ревностно охраняемый секрет каждого волшебника – его истинное имя. Любой враг, вооружившись этим знанием, способен поразить Взятого магией в самое сердце и душу или обмануть иллюзией.

– Ты смог лишь предположить истинное значение вашей находки, Костоправ. Даже я могу о нем лишь догадываться. Но последствия вполне предсказуемы – крупнейшая катастрофа для армии мятежников и грызня среди Десяти. – Он снова похлопал меня по плечу. – Ты сделал меня вторым по могуществу в империи. Госпожа знает все наши истинные имена. Теперь мне известны три других, и к тому же я получил обратно свое.

Неудивительно, что он оказался столь разговорчив. Он уклонился от стрелы, даже не зная, что она в него летит, а кроме того, одновременно получил на халяву возможность схватить Хромого за горло. Попросту говоря, он наткнулся на радужный горшочек, полный власти.

– Но Шепот…

– Ей придется исчезнуть. – Он произнес это низким и ледяным голосом. То был голос убийцы, привычный к вынесению смертных приговоров. – Она должна быстро умереть. В противном случае мы ничего не достигнем.

– А если она уже кому-то рассказала?

– Не рассказала. Уж я ее знаю. До того, как Госпожа послала меня в Берилл, я сражался с Шепот у Ржи и в других местах. Я преследовал ее среди говорящих менгиров на равнине Страха. Я ее знаю. Она гений, но гений-одиночка. Если бы она жила во времена первой эры, Властелин сделал бы ее одной из своих слуг. Она служит Белой Розе, но сердце у нее черное, как ночь в аду.

– Я сказал бы то же самое про весь Круг.

– Да, – рассмеялся Душелов. – Каждый из них лицемер. Но с Шепот не сравнится никто. Это просто невероятно, Костоправ. Как она ухитрилась раскопать столько секретов? Как она узнала мое имя? Я спрятал его идеально. Я восхищаюсь ею. Честно. Такой гений. Такая смелость. Удар через Лорды, марш через Ветреный Край и подъем на Лестницу Слёз. Невероятно. Невозможно. И ведь у нее все могло получиться, если бы не Черный Отряд. И ты. Ты будешь вознагражден, я гарантирую. Но хватит об этом. Мне пора заняться делом. Крадущийся нуждается в этой информации. А Госпожа должна увидеть бумаги.

– Надеюсь, что вы правы, – проворчал я. – Получив пинок в зад, нужно отдохнуть. Я выдохся. Мы носимся и сражаемся уже целый год.

Идиотская фраза, Костоправ. Я ощутил, как нахмурилось лицо под черным морионом. А сколько носится и сражается сам Душелов? Вечность.

– Можешь идти, – бросил он. – С тобой и с Вороном я поговорю потом.

Холодный, ледяной голос. Я поспешил отвалить подальше.

Когда мы добрались до Лордов, там все уже закончилось. Крадущийся действовал быстро и разил сильно. Куда бы мы ни пошли, повсюду натыкались на мятежников, висящих на деревьях или фонарях. Отряд расположился в казармах, ожидая спокойную скучную зиму и предстоящее весной преследование остатков армии мятежников до дремучих северных лесов.

Ах, как сладка была иллюзия, пока не кончилась.

– Тонк! – воскликнул я, бросая на стол пять карт-картинок, доставшихся мне после раздачи. – Ха! Двойной выигрыш, парни. Двойной. Платите.

Одноглазый, ворча и бурча, подтолкнул мне через стол монеты. Ворон усмехнулся. Даже Гоблин выдавил подобие улыбки. Одноглазый с самого утра не выиграл ни единой партии, даже когда мухлевал.

– Спасибо, господа, спасибо. Сдавай, Одноглазый.

– Ну как ты это проделываешь, Костоправ? Как?

– У него рука быстрее глаза, – предположил Ильмо.

– Все дело в честной жизни, Одноглазый. Запомни, в честной жизни.

В дверь протиснулся злой и хмурый Лейтенант:

– Ворон. Костоправ. Вы нужны Капитану. Срочно. – Он обвел взглядом картежников за несколькими столами: – Дегенераты.

Одноглазый фыркнул, затем едва заметно улыбнулся. Лейтенант был еще худшим игроком, чем он сам.

Я взглянул на Ворона. Капитан был его приятелем, но он пожал плечами и бросил карты на стол. Я рассовал выигрыш по карманам и отправился следом за Вороном в комнату Капитана.

Там был Душелов. Мы не видели его с той встречи на опушке леса, и я надеялся, что он слишком занят, чтобы возвращаться к нам. Я посмотрел на Капитана и попытался по выражению его лица угадать наше будущее. Радости на его лице я не заметил.

А если Капитан не радуется, то и я тоже.

– Садитесь, – сказал он. Нас поджидали два стула. Капитан прошелся по комнате, о чем-то думая, и наконец сказал: – Мы получили приказ – прямо из Чар – перебраться в другое место. Вместе со всей бригадой Крадущегося. – Он махнул в сторону Душелова, переадресуя объяснения ему.

Тот словно и не заметил, погрузившись в свои мысли. Наконец он еле слышно спросил:

– Ты хорошо управляешься с луком, Ворон?

– Средне. Не чемпион.

– Намного лучше, чем средне, – возразил Капитан. – Чертовски хорошо.

– А ты, Костоправ?

– Когда-то стрелял неплохо. Но уже несколько лет не натягивал тетиву.

– Потренируйтесь. – Душелов тоже принялся расхаживать. Комнатка была маленькая, и я все опасался, что они вот-вот столкнутся. Через минуту Душелов продолжил: – Многое произошло. Мы пытались захватить Шепот в ее лагере, но в последний момент упустили. Она почуяла ловушку. Она все еще в тех краях, где-то прячется. Госпожа подтягивает туда войска со всех сторон.

Это объясняло замечание Капитана. Но мне не стало яснее, почему я должен вспомнить искусство лучника.

– Насколько нам известно, – продолжил Душелов, – мятежники не знают о том, что там произошло. Пока. У Шепот не хватило духу рассказать о своей неудаче. Она гордая женщина. Похоже, сперва она хочет нам отомстить.

– Как? – спросил Ворон. – Она не сможет собрать даже взвода.

– Воспоминаниями. Информацией из закопанных бумаг, которые вы отыскали. Вряд ли она знает, что они у нас. Она была вдалеке от своего штаба, когда Хромой невольно сделал нам подарок, а потом она укрылась в лесу. И лишь мы четверо, не считая Госпожи, знаем про документы.

Мы с Вороном кивнули. Теперь мы поняли обеспокоенность Душелова. Шепот знала его истинное имя, и теперь он превратился в ходячую мишень.

– И что же требуется от нас? – с подозрением спросил Ворон. Он опасался, что Душелов решил, будто мы сами расшифровали имена. Он даже предлагал мне убить Взятого раньше, чем он убьет нас. Взятые не бессмертны и уязвимы, но до них дьявольски трудно добраться. У меня никогда не возникало даже желания рискнуть.

– У нас троих будет особая миссия.

Мы с Вороном переглянулись. Что он задумал?

– Капитан, будьте любезны на минуту выйти, – попросил Душелов.

Капитан с явной неохотой вышел, шаркая ногами. Впрочем, его неудовольствие и медвежья походка в подобных случаях напускные. Полагаю, он не догадывается, что мы уже давно его раскусили, и продолжает так себя вести, надеясь на нужный эффект.

– Я не собираюсь увести вас в укромное место и там прикончить, – заявил Душелов. – Нет, Ворон, я не думаю, что вы узнали мое истинное имя.

Жуть какая-то. Я невольно втянул голову в плечи. Ворон шевельнул рукой. В ней возник нож, которым он принялся чистить под ногтями, хотя они в этом вовсе не нуждались.

– Суть вот в чем: Шепот подкупила Хромого после того, как мы выставили его дураком в затее с Загребущим.

– И это объясняет события в Клине, – выпалил я. – Мы крепко залатали прорехи, но за сутки все опять развалилось. А во время битвы под Розами он вообще вел себя дерьмово.

– Поражение под Розами – его вина, – согласился Ворон. – Но никто и не подумал о предательстве. В конце концов Хромой – один из Десяти.

– Верно, – подтвердил Душелов. – Его предательство многое объясняет. Но Клин и Розы уже в прошлом, а сейчас нас интересует будущее. Нам нужно избавиться от Шепот быстрее, чем она нанесет нам очередное поражение.

Ворон посмотрел на Душелова, затем на меня и вновь занялся бессмысленным маникюром. Я тоже не поверил Взятому. Мы, смертные, для них всего лишь игрушки и инструменты. Они способны выкопать из могилы кости своей бабушки, лишь бы угодить Госпоже.

– В этом наше преимущество перед Шепот, – сказал Душелов. – Мы знаем, что она согласилась завтра встретиться с Хромым…

– Откуда? – спросил Ворон.

– Я этого не знал, но Госпожа сказала мне. Хромой не подозревает, что нам про него все известно, зато знает, что долго он не протянет. Вероятно, он попробует договориться с Кругом, чтобы они его защитили. Он понимает, что если это ему не удастся, то он покойник. А Госпожа хочет, чтобы Хромой и Шепот умерли вместе, тогда Круг станет подозревать, что именно она продалась Хромому, а не наоборот.

– Ничего не выйдет, – буркнул Ворон.

– Они в это поверят.

– Значит, мы с Вороном должны их прикончить. Стрелами. А как, интересно, мы их отыщем?

Уж самого-то Душелова там не будет, что бы он ни говорил. И Шепот, и Хромой ощутят его присутствие задолго до того, как он приблизится на расстояние выстрела.

– Скоро Хромой со своими войсками двинется маршем через лес. Не зная, что его подозревают, он не станет прятаться от Ока Госпожи, полагая, что его маневры будут восприняты как поиск Шепот. Госпожа сообщит нам его местонахождение. Я выведу вас на его след. Когда парочка встретится, вы их прикончите.

– Конечно, – фыркнул Ворон. – Что может быть проще? Словно на индюков охотиться.

Он метнул нож – тот глубоко вонзился в оконную раму – и вышел.

Я тоже был не в восторге от такого расклада. Я смотрел на Душелова и две-три секунды мысленно спорил с самим собой, пока страх не побудил меня отправиться вслед за Вороном.

Уходя, я взглянул на Душелова – усталого, с поникшими плечами. Наверное, им тяжело жить с такой репутацией. Всем хочется, чтобы их любили.

Я записывал свою очередную фантазию о Госпоже, а Ворон методично посылал стрелу за стрелой в красную тряпку, приколотую к соломенному чучелу. Сам я, тренируясь незадолго до него, с трудом попадал в чучело, не говоря уже о тряпке-мишени. Казалось, Ворон просто не способен промахиваться.

На сей раз я размышлял над детством Госпожи. Когда я думаю о каком-нибудь злодее, мне всегда хочется заглянуть в его детство. Какие ниточки соединяли существо в Чарах с маленькой девочкой, которой когда-то была Госпожа? Возьмем маленьких детей. Практически все они милы и сладки, как смесь меда с маслом, их любят и берегут. Так откуда же тогда берутся злобные взрослые? Проходя через нашу казарму, я все гадал: ну как смеющийся любопытный малыш мог превратиться в Трехпалого, Поддатого или Молчуна?

Маленькие девочки вдвое драгоценнее и невиннее мальчиков. Мне не известен ни один народ, который относился бы к ним иначе.

Так откуда же взялась Госпожа? Или, кстати, Шепот? Я сидел и записывал свои мысли по этому поводу.

Рядом со мной уселся Гоблин и прочитал только что написанное.

– Я с тобой не согласен, – заявил он. – Думаю, она с самого начала приняла сознательное решение стать такой, какова она есть.

Я медленно повернулся к нему, остро ощущая присутствие Душелова – он стоял в нескольких шагах позади меня, наблюдая за стреляющим Вороном.

– Вообще-то, Гоблин, я сам сомневаюсь, что все было именно так. Тут все… Словом, сам знаешь. Когда хочешь понять, подбираешь такие мысли, с которыми можешь справиться.

– Мы все так поступаем. В обычной жизни это называется «придумывать отговорки». Истинные, обнаженные мотивы слишком грубы, чтобы их проглотить. К тому времени, когда большинство людей достигает моего возраста, они успевают столь часто и столь успешно наводить глянец на свои мотивы, что теряют с ними всякую связь.

Я заметил упавшую мне на колени тень и поднял голову. Душелов вытянул руку, приглашая меня взять лук и сменить Ворона. Тот уже вытащил из чучела свои стрелы и стоял, поджидая меня.

Три моих первых стрелы угодили в красную тряпку.

– Ну, что ты на это скажешь? – спросил я, поворачиваясь к Ворону.

Душелов прочитал мои фантазии и поднял голову:

– Нет, Костоправ! Все было совсем не так. Разве ты не знал, что она убила свою сестру-близнеца, когда ей было четырнадцать лет?

Вдоль моего позвоночника пробежались крысы с ледяными коготками. Я повернулся и выпустил стрелу. Она пролетела далеко в стороне от чучела. Я быстро пустил еще несколько, но лишь распугал в отдалении голубей.

Душелов взял у меня лук.

– У тебя нервы сдают, Костоправ. – Он быстро вогнал три стрелы подряд в круг менее дюйма в поперечнике. – Возьми себя в руки. Там напряжение будет куда сильнее. – Он протянул мне лук: – Весь секрет в сосредоточенности. Считай, будто делаешь операцию.

Считать, будто я делаю операцию. Верно. Я ухитрялся проделывать поразительные вещи прямо на поле боя. Все верно. Только тут все иначе.

Бессмертное оправдание. Да, но… тут все иначе.

Я собрался и успокоился настолько, что сумел вогнать оставшиеся в колчане стрелы в чучело. Вытащив их, я уступил место Ворону.

Гоблин протянул мне бумаги и перо. Я раздраженно скомкал свою писанину.

– Тебе нужно что-нибудь для укрепления нервов? – спросил он.

– Да. Железные опилки, или чем там питается Ворон. – Мое самоуважение весьма пошатнулось.

– Попробуй это. – Гоблин протянул мне шестиконечную серебряную звезду на цепочке. В центре ее была изображена черная медуза.

– Амулет?

– Да. Нам кажется, завтра он тебе пригодится.

– Завтра? – Считалось, что никто не знает о том, что предстоит нам завтра.

– У нас есть глаза, Костоправ. Это же Отряд. Может, мы не знаем, что произойдет, но догадываемся, если что-то затевается.

– Верно. Спасибо, Гоблин.

– Мы сделали его втроем – Одноглазый, Молчун и я.

– Спасибо. А как же Ворон? – Когда кто-то делает подобные жесты, я чувствую себя увереннее, сменив тему разговора.

– Ворону амулет не нужен. Он сам себе амулет. Садись. Давай поговорим.

– Я ничего не смогу тебе рассказать.

– Знаю. Но я подумал, ты захочешь узнать кое-что про Башню. – Он еще не рассказывал мне о своем визите туда, а я не расспрашивал – пусть решает сам.

– Хорошо. Расскажи. – Я взглянул на Ворона. Стрела за стрелой вонзались в тряпку.

– Ты разве не собираешься все записать?

– Ах да. – Я приготовил перо и бумагу. То, что я веду и храню Анналы, производит на всех огромное впечатление – ведь в них единственная надежда каждого из братьев на бессмертие. – Я рад, что не стал с ним спорить.

– С кем спорить?

– Ворон хотел, чтобы мы сделали ставки на то, кто из нас стреляет точнее.

Гоблин фыркнул:

– Ты, я вижу, поумнел и больше не попадаешься в ловушки для простаков. Готовь перо. – И он начал рассказывать.

Он мало что добавил к слухам, которые я успел собрать здесь и там. Он описал место, куда попал, как большую пустую комнату, мрачную и пыльную. Примерно этого я и ожидал от Башни. Как и от любого замка.

– Как она выглядит? – Это была самая интригующая часть головоломки. Я успел сотворить себе образ темноволосой, вечно молодой красавицы, чья сексуальная привлекательность ошарашивает смертных не хуже удара дубинки. Душелов говорил, что она прекрасна, но пока я не располагал мнением независимого наблюдателя.

– Не знаю. Не помню.

– Что значит «не помню»? Как ты можешь не помнить?

– Успокойся, Костоправ. Я просто не помню. Она стояла передо мной, потом… Потом я увидел лишь огромный желтый глаз, который становился все больше и больше и смотрел прямо сквозь меня, узнавая все мои секреты и тайны. Вот и все, что я помню. Мне этот глаз до сих пор в кошмарах снится.

Я разочарованно вздохнул:

– Наверное, мне следовало такого ожидать. Знаешь, она сейчас может пройти мимо нас, но никто и не подумает, что это она.

– Полагаю, именно этого она и желает, Костоправ. Если все развалится и станет таким, каким было до того, как ты отыскал те бумаги, она просто уйдет. Только Взятые способны ее опознать, а уж о них она как-нибудь позаботится.

Сомневаюсь, что все окажется настолько просто. Люди вроде Госпожи не способны воспринимать себя на второстепенных ролях. Низверженные принцы все равно ведут себя как принцы.

– Спасибо, что рассказал мне все, Гоблин.

– Не стоит благодарности. Рассказывать-то, по сути, нечего. Меня лишь волновало, что я столь долго откладывал наш разговор.

Ворон успел опустошить колчан и извлечь из чучела стрелы.

– Сходил бы ты да подбросил Одноглазому клопов в спальный мешок, или еще чем-нибудь занялся, – посоветовал он Гоблину. – Мы тут делом занимаемся. – Он явно нервничал из-за того, что так много мазал по мишени.

Нам придется полагаться друг на друга. Если кто-нибудь из нас промахнется, то не исключено, что мы умрем быстрее, чем успеем выпустить по второй стреле. Но об этом мне совсем не хотелось думать.

Все же такие мысли заставили меня сосредоточиться, и на сей раз большинство моих стрел угодило в красную тряпку.

Мне было дьявольски трудно выполнить свою обязанность вечером накануне того дня, когда нам с Вороном предстояло отправиться в неизвестность, но Капитан отказался нарушить трехсотлетнюю традицию. Он также отказался рассмотреть наши протесты по поводу того, что нас нанял Душелов, равно как и требование поделиться дополнительной информацией, которой он, несомненно, располагал. Я прекрасно понимал, чего именно и почему Душелов хочет добиться, но никак не мог догадаться, почему он выбрал для этого меня и Ворона. И то, что его прикрывал Капитан, лишь еще больше все запутывало.

– Хочешь знать почему, Костоправ? – переспросил он наконец. – Потому что я тебе приказываю, вот почему. А теперь выматывайся отсюда и иди читать.

Раз в месяц весь Отряд собирается вечером послушать летописца, зачитывающего отрывки из записей своих предшественников. Считается, что подобные чтения дают братьям возможность соприкоснуться с нашей историей и традициями, которые тянутся в прошлое на столетия и на тысячи миль.

Я разместил выбранную рукопись на некоем подобии аналоя и произнес обычное вступление:

– Добрый вам вечер, братья. Я прочитаю отрывки из Анналов Черного Отряда, последнего из Свободных Отрядов Хатовара. Сегодня я буду читать из Книги Кетте, датируемой началом второго столетия истории Отряда, которую пополняли летописцы Осадок, Агрип, Дуб и Солома. В то время Отряд служил болебогу Чён Делора. Тогда Отряд еще был полностью чернокожим.

Отрывок, который вы услышите, принадлежит перу летописца Соломы и посвящен роли Отряда в событиях, связанных с падением Чён Делора.

Я начал читать, мысленно отметив, что Отряд служил многим правителям-неудачникам.

Эпоха Чён Делора во многом схожа с нашей, хотя тогда, имея в своих рядах более шести тысяч человек, Отряду было легче влиять на свою судьбу.

Начав читать, я позабыл обо всем. Старина Солома классно владел пером. Я читал три часа без передышки, громыхая, словно свихнувшийся пророк, и едва не ввел слушателей в транс. Когда я закончил, меня наградили овацией. Я отошел от аналоя с ощущением, будто завершил главное дело своей жизни.

Физические и моральные последствия моего спектакля навалились на меня уже в казарме. Поскольку я наполовину офицер, мне полагается собственная комнатушка, и я, пошатываясь, направился прямиком туда.

Меня поджидал Ворон. Он сидел на моей койке и что-то мудрил со стрелой, древко которой было обернуто серебряной полоской. Кажется, он на ней что-то вырезал. Не будь я таким уставшим, меня это наверняка заинтересовало бы.

– Ты был превосходен, – сообщил мне Ворон. – Даже я это почувствовал.

– Да ну?

– Ты заставил меня понять, что значило в те времена быть членом Черного Отряда.

– И что это до сих пор означает для некоторых.

– Да. И даже больше. Ты проник им в самую душу.

– Да, конечно. А что ты делаешь?

– Готовлю стрелу для Хромого. Вырезаю на ней его истинное имя. Мне его сообщил Душелов.

– А-а, понятно. – Я был настолько вымотан, что решил обойтись без уточнений. – А что ты от меня хотел?

– Впервые с тех пор, как моя жена и ее любовники попытались убить меня и украсть мои права и титулы, ты заставил меня хоть что-то почувствовать. – Он встал, прищурился и взглянул вдоль древка стрелы. – Спасибо, Костоправ. За то, что я некоторое время вновь ощущал себя человеком.

И он вышел.

Я рухнул на койку и закрыл глаза, вспоминая, как Ворон задушил свою жену, как молча снял с нее обручальное кольцо. Выпалив одну короткую фразу, он раскрылся передо мной больше, чем за все время со дня нашей первой встречи. Странно.

Я заснул, размышляя о том, что он расквитался со всеми, кроме главного источника своих несчастий. Хромой оставался неприкосновенным, потому что был одним из слуг Госпожи. До сегодняшнего дня.

Завтра меня и Ворона ждала неизвестность. Я гадал о том, что ему сегодня приснится. И о том, останется ли у него цель в жизни, если Хромой умрет. Человек не может выжить, черпая силы лишь в ненависти. Так будет ли он утруждать себя попыткой остаться в живых среди того, что нам предстоит?

Возможно, именно это он и хотел мне сказать.

Я испугался. Человек, который так думает, может стать слегка самонадеянным и опасным для окружающих.

Чьи-то пальцы сомкнулись на моем плече.

– Пора, Костоправ. – Меня разбудил сам Капитан.

– Да. Я проснулся. – В эту ночь я плохо спал.

– Душелов уже готов отправиться в путь.

– Который час? – спросил я, заметив, что еще темно.

– Почти четыре. Душелов хочет уйти до рассвета.

– Понятно.

– Слышишь, Костоправ? Будь там поосторожнее. Я хочу, чтобы ты вернулся.

– Конечно, Капитан. Ты же знаешь, я не любитель лезть на рожон. Но все-таки, почему именно я и Ворон? – Быть может, сейчас он мне скажет?

– Душелов сказал, что Госпожа называет это наградой.

– Серьезно? Ничего себе награда… – Я пошарил вокруг, отыскивая сапоги. Капитан уже шел к двери. – Капитан! Спасибо.

– Не за что. – Он знал, что я благодарил его за заботу.

Когда я завязывал шнурки на куртке, в дверь просунулась голова Ворона:

– Готов?

– Еще минутка. Холодно на улице?

– Прохладно.

– Плащ прихватить?

– Не помешает. Кольчугу надел? – Он коснулся моей груди.

– Да. – Я надел плащ, взял лук и подбросил его на ладони. На мгновение я ощутил на груди холодок амулета, который мне дал Гоблин. Я мысленно понадеялся, что он мне поможет.

– Я тоже надел, – улыбнулся Ворон.

– Тогда пошли, – улыбнулся я в ответ.

Душелов ждал нас во дворе, где мы накануне тренировались в стрельбе из лука. На него падал свет из окон отрядной столовой – пекари уже усердно трудились. Душелов стоял неподвижно, как на параде, левой рукой прижимая к боку сверток, и смотрел в сторону Облачного леса. На нем было лишь обычное кожаное одеяние и морион. В отличие от некоторых Взятых, он редко носил оружие, предпочитая полагаться на свое тавматургическое искусство.

Он разговаривал сам с собой. Зловещие оказались разговоры: «Хочу увидеть, как он падает замертво. Ждал этого четыреста лет». – «Мы не сможем подойти настолько близко. Он нас почует». – «Тогда откажись от любой магии». – «Ну, нет! Слишком рискованно!»

Слышался целый хор голосов. Когда два из них говорили одновременно, мне становилось по-настоящему жутко.

Я встретился взглядом с Вороном. Тот пожал плечами. Его Душелов не пугал. Но Ворон, в конце концов, вырос во владениях Госпожи и видел всех Взятых. Душелов, вероятно, один из наименее злобных.

Минуты две мы прислушивались, но фразы не становились осмысленнее. Наконец Ворон не выдержал и рыкнул:

– Господин, мы готовы. – В его голосе ощущалось легкое волнение.

Сам я словно онемел. Мысли мои вертелись вокруг лука, стрелы и дела, которое мне предстоит сделать. Я представил, как натягиваю тетиву и отпускаю ее, как прослеживаю взглядом полет стрелы, и неосознанным движением провел пальцами по подарку Гоблина, поймав себя на том, что делаю это уже не первый раз.

Душелов встряхнулся, словно мокрый пес, и как-то внешне подобрался. Он взмахнул рукой, не глядя на нас, бросил: «Пошли!» – и зашагал.

Ворон обернулся и крикнул:

– Душечка, возвращайся обратно, как я тебе велел. Прямо сейчас!

– Да как же она тебя услышит? – удивился я, тоже оборачиваясь и глядя на девочку, стоящую в полутемном дверном проеме.

– Она и не услышит. Зато услышит Капитан. Все, уходи! – Он яростно замахал рукой. Тут же появился Капитан, и Душечка исчезла.

Мы шагали следом за Душеловом. Ворон что-то бормотал себе под нос – он беспокоился о ребенке.

Душелов шел ходко. Он вывел нас из казарм, затем из города и припустил напрямик через поля, так ни разу не обернувшись. Наш путь завершился на поляне в центре большой рощи, расположенной на расстоянии нескольких полетов стрелы от городских стен. Там, на берегу ручья, лежал потрепанный ковер, натянутый на грубую деревянную раму высотой в фут и площадью примерно шесть на восемь футов. Душелов что-то произнес, ковер дернулся, зашевелился и туго натянулся.

– Ворон, сядешь здесь. – Душелов указал на правый из ближайших к нам углов. – А ты, Костоправ, здесь, – показал он на левый.

Ворон осторожно поставил ногу на ковер и явно удивился, что вся конструкция не развалилась.

– Садитесь. – Душелов усадил Ворона, заставив его скрестить ноги и положить оружие рядом, на краю ковра. Такую же операцию он проделал и со мной. Я весьма удивился, ощутив жесткость ковра, – создавалось впечатление, будто сидишь на крышке стола. – Очень важно, чтобы вы оставались на месте, – предупредил Душелов, усаживаясь впереди нас и вытягивая ноги вдоль середины ковра. – Если мы не сумеем сохранить равновесие, то все выпадем. Понятно?

Я мало что понял, но согласился с Вороном, когда тот сказал «да».

– Готовы?

Ворон снова сказал «да». Полагаю, он-то знал, что нам предстоит, но меня дальнейшее застало врасплох.

Душелов опустил руки ладонями вверх, произнес несколько странных слов, потом медленно поднял руки. Я посмотрел вниз и ахнул. Земля удалялась.

– Сиди спокойно! – рявкнул Ворон. – Убить нас хочешь, что ли?

До земли было всего футов шесть. Пока. Я выпрямился и застыл, но успел повернуть голову и заметить шевеление в кустах.

Точно, Душечка. Открыв от удивления рот, я уставился вперед и с такой силой стиснул лук, что едва не выдавил на нем вмятины. Жаль, что мне не хватило храбрости потрогать амулет.

– Ворон, а ты договорился о Душечке? На случай… сам знаешь…

– Капитан о ней позаботится.

– А вот я позабыл назначить следующего летописца.

– Не будь таким оптимистом, – саркастически бросил он. Я невольно вздрогнул.

Душелов что-то сделал, и мы заскользили над верхушками деревьев. В ушах зашуршал холодный ветер. Я скосил глаза вниз. Мы достигли уже высоты пятого этажа и продолжали подниматься.

Звезды над головой развернулись – Душелов менял курс. Ветер задул с такой силой, словно мы летели навстречу буре. Я все больше наклонялся вперед, опасаясь, что меня сдует. За спиной у меня было лишь несколько сотен футов пустоты и резкий удар о землю. Пальцы, стискивающие лук, даже заболели.

Зато я кое-что выяснил. Теперь я знаю, как Душелов ухитряется столь быстро оказываться среди нас, хотя всегда бывает далеко, когда мы с ним связываемся.

Полет проходил в молчании. Душелов был занят делом, подгоняя вперед нашего скакуна. Ворон погрузился в свои мысли. Я тоже, потому что был до ужаса испуган, а желудок едва не выворачивался наизнанку. Про Ворона ничего сказать не могу.

Звезды начали бледнеть. Горизонт на востоке посветлел, под нами материализовалась земля. Я рискнул посмотреть вниз. Мы летели над Облачным лесом. Стало еще чуть светлее. Душелов что-то буркнул, посмотрел на восток, затем на пространство впереди. Несколько секунд он словно прислушивался, затем кивнул.

Ковер задрал нос – мы начали набирать высоту. Покачиваясь, земля стала съеживаться, пока не стала похожа на карту. И без того холодный воздух стал ледяным. Желудок упорно напоминал о себе.

Далеко слева я заметил черное пятно в лесу – то был захваченный нами лагерь. Тут мы вошли в облако, и Душелов сбросил скорость.

– Немного подрейфуем, – сказал он. – Мы в тридцати милях южнее Хромого. Он удаляется от нас. Мы быстро его догоняем. Когда мы окажемся на границе расстояния, с какого он может меня засечь, начнем спускаться. – Он произнес все это деловым женским голосом.

Я начал было говорить, но он меня оборвал:

– Тихо, Костоправ! Не отвлекай меня.

Мы оставались в облаке, невидимые и не видя ничего сами, часа два, затем Душелов сказал:

– Пора спускаться. Ухватитесь покрепче за раму и не отпускайте ее. Нас может слегка поболтать.

Ковер едва не выскользнул из-под меня. Мы полетели вниз, словно брошенный со скалы булыжник. Ковер начал медленно вращаться – казалось, лес под нами поворачивался, – потом закачался, словно падающее перышко. Всякий раз, когда он наклонялся в мою сторону, я думал, что свалюсь.

Мне мог бы помочь добрый вопль, но рядом с Вороном и Душеловом вопить не полагается.

Лес неумолимо приближался. Вскоре я мог различить отдельные деревья… когда осмеливался смотреть вниз. Мы все погибнем. Я не сомневался, что мы врежемся в кроны деревьев и, пролетев оставшиеся до земли пятьдесят футов, разобьемся.

Душелов что-то произнес. Я не разобрал его слов, к тому же он так и так обращался к ковру. Раскачивание и вращение постепенно прекратились, скорость спуска уменьшилась. Ковер слегка наклонился носом вниз и заскользил вперед. Вскоре Душелов опустил его ниже верхушек деревьев и направил в своеобразный коридор над рекой. Мы мчались в нескольких футах над водой, и Душелов смеялся, глядя на испуганно разлетающихся птиц.

Он высадил нас в узкой долине неподалеку от реки.

– Слезайте и разомнитесь, – сказал Душелов. Когда мы пришли в себя, он нас проинструктировал: – Хромой в четырех милях к северу отсюда. Он уже добрался до места встречи с Шепот. Дальше вы пойдете без меня. Он засечет меня, если я подойду ближе. Отдайте мне значки – их он тоже может засечь.

Ворон кивнул, отдал значок, затем натянул тетиву на лук, наложил стрелу, попробовал тетиву на упругость и расслабился. Я повторил его действия, и это меня немного успокоило. Я был так рад вновь оказаться на твердой земле, что готов был ее целовать.

– Ствол большого дуба, – предложил мишень Ворон, показывая на другой берег реки.

Он выстрелил, его стрела вонзилась в ствол в двух дюймах от середины. Я глубоко вдохнул, расслабляясь, и выпустил стрелу, которая попала на дюйм ближе к середине, чем у Ворона.

– Хороший выстрел – мог бы заключить пари, – заметил Ворон и повернулся к Душелову: – Мы готовы.

– Нам нужны более точные указания, – добавил я.

– Идите вдоль берега реки. Здесь много звериных тропок, так что идти будет легко. В любом случае, торопиться нет нужды. Шепот доберется до места лишь через несколько часов.

– Река течет на запад, – заметил я.

– Она делает петлю назад. Идите вдоль нее три мили, затем сверните на запад и двигайтесь напрямик через лес. – Душелов присел, очистил от листьев и веток кусочек земли и палочкой нарисовал карту. – Если вы дойдете до этого поворота, значит, вы зашли слишком далеко.

Затем Душелов замер и долгую минуту вслушивался в то, что мог слышать лишь он сам.

– Госпожа передает, – сообщил он наконец, – вы поймете, что подошли близко, когда увидите рощу огромных хвойных деревьев. Там было святилище народа, вымершего еще до эпохи Владычества. Хромой ждет в центре той рощи.

– Достаточно ясно, – сказал Ворон.

– Вы будете ждать здесь? – спросил я.

– Не бойся, Костоправ.

Я еще раз глубоко вздохнул.

– Пошли, Ворон.

– Подожди, Костоправ, – остановил меня Душелов и вытащил из своего свертка стрелу. – Воспользуйся ею.

Я нерешительно взглянул на стрелу, но все же положил ее себе в колчан.

Ворон настоял на том, что пойдет первым. Я не стал спорить, потому что до Отряда был городским парнишкой. Я так и не научился чувствовать себя уютно в лесу, особенно в таком большом, как Облачный. Слишком здесь тихо, слишком одинок в лесу человек. И так легко заблудиться. Первые две мили я больше беспокоился о том, как бы отыскать обратную дорогу, чем о предстоящем нам деле, и потратил немало времени, запоминая ориентиры.

Ворон целый час молчал. Я и сам напряженно думал, поэтому меня это устраивало.

Он поднял руку. Я остановился.

– По-моему, мы зашли достаточно далеко, – сказал он. – Теперь пойдем в эту сторону.

– Угу.

– Давай отдохнем. – Он устроился на огромном древесном корне, прислонившись спиной к стволу. – Уж больно ты сегодня молчалив, Костоправ.

– Да вот, все думаю.

– Ага, – улыбнулся он. – Например, о том, какую награду мы с тобой получили.

– И об этом тоже. – Я вытащил стрелу, которую мне дал Душелов. – Видишь?

– Тупой наконечник? – Он провел по нему пальцем. – Почти мягкий. Что за ерунда?

– Вот именно. Выходит, я не должен ее убивать.

У нас даже не возникал вопрос о том, кто в кого будет стрелять. Хромой изначально достался Ворону.

– Возможно. Но я не собираюсь умирать, пытаясь захватить ее живьем.

– Я тоже. Вот что меня волнует, кроме многого другого. Например, в чем истинная причина того, что Госпожа выбрала тебя и меня, почему она хочет получить Шепот живой… А, пропади оно все пропадом. У меня от таких мыслей язва начнется.

– Отдохнул?

– Вполне.

Мы свернули в сторону от реки. Идти стало труднее, но вскоре мы перевалили через невысокий холм и подошли к опушке хвойной рощи. В ней почти не было подлеска, а сквозь кроны деревьев проникало очень немного солнечного света. Ворон остановился помочиться.

– Позднее возможности не будет, – пояснил он.

Он верно говорил. Подобные проблемы бывают очень некстати, когда сидишь в засаде на расстоянии броска камнем от враждебного тебе Взятого.

Меня начала трясти нервная дрожь. Ворон положил мне руку на плечо.

– Все будет хорошо, – пообещал он, явно не веря собственным словам. Его рука тоже слегка дрожала.

Я сунул руку под куртку и коснулся амулета Гоблина. Это помогло.

Ворон вопросительно приподнял бровь Я кивнул. Мы пошли дальше. Я жевал полоску сушеного мяса, сжигая нервную энергию. Мы снова молчали.

За деревьями показались развалины. Ворон пригляделся к высеченным на камнях иероглифам и пожал плечами. Надписи ему ни о чем не говорили.

Вскоре мы приблизились к огромным деревьям, прадедушкам тех, среди которых мы только что шли. Они тянулись вверх на сотни футов, а стволы были толщиной в два размаха человеческих рук. Здесь и там копья солнечного света пронзали высоченные кроны. В воздухе густо пахло смолой. Тишина стояла ошеломляющая. Мы шли осторожно, шаг за шагом, чтобы не выдать себя ни малейшим шумом.

Моя нервозность, достигнув максимума, начала спадать. Слишком поздно было бежать, слишком поздно передумывать. Мозг отказался от всех эмоций. Обычно я впадал в такое состояние, когда был вынужден оказывать помощь раненым, а солдаты вокруг еще убивали друг друга.

Ворон подал знак остановиться. Я кивнул, потому что тоже услышал звук – фыркнула лошадь. Ворон жестом велел мне оставаться на месте, а сам, низко пригнувшись, скользнул влево и исчез за деревом в полусотне футов от меня.

Через минуту он высунулся и поманил меня. Когда я к нему присоединился, мы перебрались к месту, откуда было хорошо видно поляну. Там, рядом со своей лошадью, стоял Хромой.

Поляна оказалась не очень большой – футов семьдесят на пятьдесят. В центре находилась груда крошащихся камней – развалины какой-то постройки. Хромой сидел на упавшем камне, прислонившись к другому. Казалось, он спит. На краю поляны валялся ствол рухнувшего дерева-великана. Упало оно недавно, потому что природа его почти не тронула.

Ворон коснулся моей руки и указал в сторону. Он хотел перебраться в другое место.

Мне вовсе не улыбалось двигаться сейчас, когда Хромого уже видно. Каждый шаг грозил возможностью насторожить Взятого. Но Ворон был прав. Солнце садилось прямо перед нами. Если мы останемся здесь, то вскоре солнце будет светить прямо нам в глаза.

Мы двигались с чрезвычайной осторожностью. Разумеется. Одна ошибка – и мы покойники. Когда Ворон обернулся, я заметил его вспотевшие виски.

Он остановился, куда-то показал и улыбнулся. Я подполз к нему. Он вновь вытянул руку.

Впереди лежало еще одно упавшее дерево. При толщине в четыре фута его ствол подходил нам идеально – он был достаточно высок, чтобы спрятаться за ним, и достаточно низок, чтобы без помех из-за него стрелять. Мы отыскали точку, откуда открывался сектор обстрела до самого центра поляны.

Освещение тоже оказалось хорошим – несколько столбов света пробивались сквозь кроны и освещали почти всю поляну. Воздух был чуть-чуть пыльным, наверное, из-за пыльцы, и лучи виднелись отчетливо. Несколько минут я разглядывал поляну, запоминая все детали, потом уселся за стволом и притворился камнем. Ворон остался наблюдать.

Казалось, прошли недели, пока события не начали разворачиваться.

Ворон похлопал меня по плечу. Я поднял голову. Он изобразил пальцами ноги идущего человека. Хромой встал и теперь бродил по поляне. Я осторожно приподнялся и выглянул.

Хромой несколько раз обошел кучу камней, волоча ногу, затем вновь уселся. Подняв веточку, он принялся отламывать от нее кусочки и швырять их в невидимую для нас мишень. Изломав веточку, он набрал горсть мелких шишек и принялся их неторопливо метать. Просто портрет человека, убивающего время.

Я стал гадать, почему он приехал на лошади, ведь при желании он мог быстро попасть в нужное ему место. Наверное, потому, что сюда ему было недалеко добираться. Потом я встревожился: как бы на поляну не заявились его солдаты.

Хромой опять поднялся, набрал шишек и стал бросать их через всю поляну в ствол упавшего великана. Проклятье. Больше всего на свете мне хотелось прикончить его и поскорее смыться.

Лошадь Хромого вздернула голову и заржала. Мы с Вороном рухнули на землю и вжались в присыпанную иголками тень за стволом. Поляна едва ли не физически излучала напряженность.

Секунду спустя я услышал похрустывание иголок под копытами и затаил дыхание. Краем глаза я увидел мелькающую среди стволов белую лошадь. Шепот? Заметит ли она нас?

Да или нет? Какому богу молиться? Да или нет? Она проехала в пятидесяти футах от нас, не заметив.

Хромой что-то произнес. Шепот ответила ему мелодичным голосом, который не совсем подходил широкой в кости, крепкой и не очень красивой женщине, проехавшей мимо меня. По голосу она была семнадцатилетней красавицей, а выглядела как женщина сорока пяти лет, только что объехавшая трижды вокруг земли.

Ворон мягко подтолкнул меня.

Я поднялся медленно, как распускающийся цветок, опасаясь, что они услышат похрустывание моих суставов. Мы выглянули из-за ствола. Шепот спешилась и обеими руками взяла за руку Хромого.

О лучшей ситуации нельзя было и мечтать. Мы находились в тени, а их освещало солнце. Вокруг них в колонне солнечного света искрилась золотистая пыльца. К тому же, держась за руки, они взаимно ограничивали себе подвижность.

Действовать нужно было немедленно. Мы оба это поняли и прицелились. Каждый прижимал к стержню лука запасную стрелу, готовую в любую секунду лечь на тетиву.

– Давай! – выдохнул Ворон.

Пока моя стрела не сорвалась с тетивы, нервы у меня были в полном порядке, но затем меня охватил озноб.

Стрела Ворона вонзилась Хромому под левую руку. Взятый взвизгнул, словно крыса, на которую наступили, и отскочил от женщины.

Моя стрела угодила Шепот в висок. На ней был кожаный шлем, но я не сомневался, что удар свалит ее на землю. Она тоже отшатнулась от Хромого.

Ворон быстро выпустил вторую стрелу, пока я возился со своей. Передумав, бросил лук и перепрыгнул через прикрывавший нас ствол. Мимо меня просвистела третья стрела Ворона.

Когда я подбежал, Шепот стояла на коленях. Я ударил ее по голове и повернулся к Хромому. Все стрелы Ворона попали в цель, но даже особая стрела Душелова не смогла погубить Взятого – захлебываясь кровью, он пытался прохрипеть какое-то заклинание. Я врезал и ему.

Тут подоспел Ворон, и я обернулся к женщине.

Эта сука оказалась крепкой, как ее репутация. Даже оглушенная, она все пыталась подняться, вытащить меч и произнести заклинание. Я еще раз ударил ее и отнял меч.

– Я позабыл взять веревку, – произнес я, тяжело дыша. – У тебя нет веревки, Ворон?

– Нет.

Ворон стоял, глядя на Хромого. Кожаная маска Взятого сбилась на сторону, и он пытался поправить ее, чтобы разглядеть, кто мы такие.

– Проклятье, тогда как мне ее связать?

– Сперва побеспокойся о том, чтобы заткнуть ей рот. – Ворон поправил Хромому маску и теперь улыбался своей поразительно жестокой улыбкой, которая появляется на его лице в тот момент, когда он собирается перерезать горло врагу.

Я выхватил нож и принялся кромсать одежду женщины. Она сопротивлялась, пришлось ударить ее еще несколько раз. Наконец я нарезал достаточно лоскутов, чтобы связать ее и заткнуть ей рот. Потом приволок ее к куче камней, прислонил к одному из них и стал наблюдать за Вороном.

Тот сорвал с Хромого маску, обнажив уродливое лицо Взятого.

– Что ты делаешь? – спросил я, увидев, как он связывает Хромого. Зачем, интересно, ему это понадобилось?

– Просто пришел к выводу, что у меня не хватит таланта довести дело до конца. – Он присел на корточки и похлопал Хромого по щеке. Тот излучал ненависть. – Ты ведь знаешь меня, Костоправ. Я старая размазня. Я бы просто убил его и удовлетворился. Но он заслужил более тяжкую смерть. А у Душелова в таких делах опыта побольше.

Связанный Хромой напрягся. Несмотря на три раны, он, казалось, сохранял силу и даже энергию. На торчащие из тела стрелы он вовсе не обращал внимания. Ворон вновь похлопал его по щеке:

– Привет, старый приятель. Хочу тебя по-дружески предупредить… Ты ведь предупредил меня за час до того, как моя жена Утренняя Звезда и ее приятели подкараулили меня в том месте, куда ты меня послал? Предупредил? Да. Так вот, опасайся Душелова. Он узнал твое истинное имя. А когда имеешь дело с таким, как он, никогда заранее не скажешь, что он сможет сделать.

– Кончай злорадствовать, Ворон, – сказал я. – Лучше присмотри за ним. Он что-то делает пальцами. – Пальцы Хромого ритмично шевелились.

– И точно! – воскликнул Ворон. Он схватил меч, который я отобрал у Шепот, и методично обрубил Хромому пальцы на обеих руках.

Ворон уговаривал меня не излагать всю правду в Анналах. Возможно, когда-нибудь он прочитает мои записи и пожалеет о том, что так себя вел. Но если честно, добряком его в тот день никто бы не назвал.

У меня возникла сходная проблема с Шепот, но я нашел другое решение – отрезал ей волосы и связал ими ее пальцы.

Ворон мучил Хромого, пока я не выдержал:

– Послушай, Ворон, и в самом деле хватит. По-моему, давно пора отойти в сторонку и просто приглядывать за ними.

Душелов не дал нам конкретных указаний о том, что нам делать после пленения Шепот, но я предположил: Госпожа сообщит ему о том, что дело сделано, и он прилетит на поляну. А до его прибытия нам просто нужно держать ситуацию под контролем.

Через полчаса после того, как я отогнал Ворона от Хромого, с неба спустился магический ковер Душелова, коснувшись земли в нескольких футах от пленников. Душелов сошел с ковра, потянулся, взглянул на Шепот.

– Скверный у тебя вид, Шепот, – заметил он со вздохом, произнеся слова деловым женским голосом. – Но ты никогда не была красавицей. Да, кстати, мой друг Костоправ отыскал зарытые тобой пакеты.

Шепот окинула меня с ног до головы жестким и холодным взглядом. Не желая выдерживать его и далее, я отвернулся. Но поправлять Душелова не стал.

Тот посмотрел на Хромого и печально покачал головой:

– Нет. Здесь нет ничего личного. Доверие к тебе исчерпано до конца. Это она приказала так поступить.

Хромой окаменел.

– Почему ты не убил его? – спросил Душелов Ворона. Тот сидел на большом упавшем стволе, положив лук на колени и глядя на землю.

Он промолчал, и я ответил за него:

– Он решил, что вы сумеете придумать что-нибудь получше.

Душелов рассмеялся:

– Я думал об этом по дороге сюда, но ничего подходящего так и не придумал. Я присоединяюсь к Ворону – я уже вызвал Меняющего, и скоро он будет здесь. – Он взглянул на Хромого: – А ведь ты влип, верно? Человек в таком возрасте должен хоть немного набраться мудрости, – сказал он мне и повернулся к Ворону: – Ворон, он был тебе наградой от Госпожи.

– Я это ценю, – буркнул Ворон.

Я уже успел об этом догадаться. Но ведь предполагалось, что и мне что-то перепадет, а я пока не видел даже намека на исполнение любой своей мечты. Душелов опять исполнил фокус с чтением мыслей:

– Полагаю, твоя награда изменилась. Она еще не доставлена. Устраивайся поудобнее, Костоправ. Мы еще долго здесь пробудем.

Я подошел к Ворону и сел рядом с ним. Мы не разговаривали. Мне ничего не хотелось говорить, а он блуждал где-то внутри себя. Как я уже сказал, человек не может жить одной лишь ненавистью.

Душелов тщательно проверил путы наших пленников, оттащил раму с ковром в укромное место и уселся на куче камней.

Меняющий Облик прибыл двадцать минут спустя – огромный, уродливый, грязный и вонючий, как всегда. Он осмотрел Хромого с ног до головы, посовещался с Душеловом, постоял с полминуты возле Хромого, негромко рыча, потом залез на свой летающий ковер и рванул прочь.

– Он тоже пас, – пояснил Душелов. – Никто не хочет взять на себя окончательную ответственность.

– И кому же он ее передал? – удивился я. У Хромого больше не осталось заклятых врагов.

Душелов пожал плечами и снова уселся на камень. Он забормотал десятком голосов, погрузившись в себя и съежившись. Полагаю, мы оба были рады остаться наедине со своими мыслями.

Тянулось время. Пронзавшие листву копья солнечных лучей становились все более пологими и гасли один за другим. Я уже стал гадать, не окажется ли Ворон прав в своих опасениях, – после наступления темноты мы станем легкой добычей, а Взятым, чтобы видеть, солнце не нужно.

Я посмотрел на Ворона. Что сейчас происходит в его голове? Его лицо было бесстрастным – с таким лицом он играет в карты.

Я спрыгнул с бревна и принялся бродить вокруг, как недавно бродил Хромой. Заняться было решительно нечем. Я метнул шишку в выступ на бревне, за которым мы с Вороном укрывались, и… выступ исчез, провалился! Я бросился было за окровавленным мечом Шепот, но тут до меня дошло, что именно я увидел.

– Что-то случилось? – спросил Душелов, когда я остановился.

– Кажется, мускулы растянул, – солгал я. – Хотел немного пробежаться, ноги размять, да что-то с ногой случилось. – Я помассировал правое бедро, Душелов вроде бы удовлетворился моим объяснением. Я вновь посмотрел на бревно, но ничего не увидел.

Но я знал, что Молчун все еще там. И он будет на месте, если потребуется.

Молчун. Ну как он мог здесь очутиться? Тем же способом, как и мы все? Или у него в запасе есть трюки, о которых никто не подозревал?

Помассировав для вида ногу, я дохромал до Ворона, сел рядом с ним и попытался дать ему понять жестами, что мы можем рассчитывать на подмогу, если дела пойдут плохо. Но старался я зря – Ворон слишком глубоко ушел в себя.

Наступила ночь. На небе повисла половинка луны, и несколько полосок серебристого света проникли на поляну. Душелов все еще сидел на камне, а мы с Вороном на бревне. От долгого сидения у меня заныла спина. Нервы начали пошаливать. Я устал, проголодался и тщетно боролся со страхом. С меня на сегодня было достаточно, но у меня не хватало решительности сказать об этом вслух.

Внезапно Ворон стряхнул с себя оцепенение, оценил ситуацию и спросил:

– Зачем мы здесь торчим?

Душелов тоже проснулся:

– Ждем. Осталось уже недолго.

– Чего мы ждем? – решительно спросил я. Когда меня поддерживает Ворон, я тоже могу стать храбрецом. Душелов посмотрел в мою сторону. Внезапно я услышал подозрительный шорох в зарослях за спиной. Ворон напрягся, готовый действовать. – Чего мы ждем? – повторил я, но уже не столь энергично.

– Меня, лекарь. – Дыхание говорящего коснулось моего затылка.

Одним прыжком я преодолел половину разделявшего меня и Душелова расстояния и остановился, лишь схватив меч Шепот. Душелов рассмеялся. Интересно, заметил ли он, что нога перестала меня беспокоить? Я украдкой взглянул на бревно, за которым сидел Молчун, но ничего не заметил.

Над бревном, которое я столь поспешно покинул, разлился ослепительный свет. Я перестал видеть Ворона, он попросту исчез. Стиснув рукоятку меча, я решил наградить Душелова хорошим ударом.

Свет проплыл над стволом рухнувшего гиганта, приблизился и остановился перед Душеловом. Он был настолько ярок, что глаза отказывались долго на него смотреть. Сияние освещало всю поляну.

Душелов опустился на колено. И тут до меня дошло.

Госпожа! Это яростное сияние и есть Госпожа. Мы ждали ее! Я смотрел на нее, пока у меня не заболели глаза, и тоже опустился на колено, протянув к ней на ладонях меч, словно рыцарь, приносящий присягу королю. Госпожа!

Это и есть моя награда – увидеть ее своими глазами? Это нечто, призвавшее меня из самих Чар, каким-то образом заполнило меня целиком, и на одно дурацкое мгновение я влюбился в нее по уши. Но видеть ее я не мог, а мне страстно хотелось узреть ее облик.

Она тоже обладала способностью, столь раздражавшей меня в Душелове.

– Не сейчас, Костоправ, – произнесла она. – Но, думаю, скоро.

Она коснулась моей руки, и ее пальцы обожгли меня, словно первое сексуальное прикосновение первой моей возлюбленной. Помните это ослепительное, ошеломляющее и яростное мгновение восхищения?

– Награда ждет тебя позднее. А сейчас тебе будет позволено наблюдать за обрядом, которого никто не видел уже пятьсот лет. – Она переместилась. – Так тебе будет неудобно. Встань.

Я встал и отошел назад. Душелов все еще стоял неподвижно, как на параде, и смотрел на свет. Его яркость стала уменьшаться, и теперь я мог смотреть на него без боли в глазах. Сияние, постепенно слабея, двинулось вокруг каменных развалин и остановилось возле пленников. Теперь внутри него я различал женский силуэт.

Госпожа долго смотрела на Хромого, а тот на нее. Его лицо было пустым – он уже перешел грань надежды или отчаяния.

– Долгое время ты мне верно служил, – сказала Госпожа. – И твое предательство помогло мне больше, чем навредило. Я знаю, что такое милосердие. – Она вспыхнула ярче с одной стороны, осветив тень. Там стоял Ворон, его лук был заряжен стрелой. – Он твой, Ворон.

Я взглянул на Хромого. На его лице проявились возбуждение и странная надежда. Он, конечно, надеялся не на то, что ему сохранят жизнь, а на быструю, простую и безболезненную смерть.

– Нет, – сказал Ворон. И ни слова больше. Только недвусмысленный отказ.

– Тем хуже для тебя, Хромой, – негромко сказала Госпожа. Она прогнулась назад и что-то пронзительно выкрикнула, обратив лицо к небу.

Хромой резко дернулся. Из его рта вывалился кляп, узлы на путах развязались. Он поднялся и попытался убежать, бормоча на ходу защитное заклинание. Ему удалось отбежать шагов на пятнадцать, когда с неба на него обрушилась тысяча яростных змей.

Они покрыли все его тело, заползали в рот и нос, вгрызались в глаза и уши. Змеи с легкостью проникали в тело и выползали обратно через выеденные отверстия на спине, груди и животе. И Хромой вопил, вопил, вопил… Та самая поразительная жизненная энергия, что шутя справилась с ранами от стрел Ворона, не давала ему теперь умереть во время наказания.

Мой желудок не смог удержать в себе остатки вяленого мяса, бывшего за весь день моей единственной едой.

Хромой вопил очень долго, но никак не умирал. Наконец Госпожа устала и отослала змей прочь. Она окружила тело Хромого полупрозрачным коконом и издала несколько громких звуков. С ночного неба спустилась гигантская светящаяся стрекоза, подхватила Хромого и с гудением унеслась к Чарам.

– Его ждут годы развлечений, – заметила Госпожа и многозначительно взглянула на Душелова, чтобы наглядный урок пошел впрок и ему.

За все время Душелов не шевельнул и мускулом. Не сделал он этого и сейчас.

– То, что ты сейчас увидишь, Костоправ, – сказала мне Госпожа, – сохранилось лишь в воспоминаниях считанных свидетелей. Даже большинство моих приближенных успели об этом позабыть.

О чем это она?

Госпожа опустила взгляд. Шепот сжалась.

– Нет, ты ошибаешься, – молвила Госпожа. – Ты была столь выдающимся врагом, что я решила тебя вознаградить. – Она как-то странно рассмеялась. – Среди Взятых появилась вакансия.

Вот как. Теперь мне стали ясны и тупая стрела, и все зловещие обстоятельства, ведущие к этому моменту. Госпожа решила, что Шепот должна заменить Хромого.

Но когда? Когда она приняла это решение? Хромой попал в немилость уже год назад, испытывая одно унижение за другим. Неужели она всем этим дирижировала? Пожалуй, да. Намек здесь, намек там, вовремя пущенный слух, легкий провал в памяти… И Душелов принимал во всем этом участие, используя нас. Возможно, еще с тех пор, как нанял Отряд. А то, что жизненный путь Ворона пересекся с нашим, явно не случайно… Какая же она все-таки жестокая, злобная, вероломная и расчетливая сука!

Но про это и так все знают. Она избавилась от собственного мужа. Убила свою сестру, если верить словам Душелова. Тогда почему я разочарован и удивлен?

Я взглянул на Душелова. Он по-прежнему не шевелился, но по его слегка изменившейся позе было видно – он ошеломлен.

– Да, – подтвердила Госпожа, повернувшись к нему. – Вы думали, что лишь Властелин способен взять?– Негромкий смех. – Но вы ошибались. Передай это тем, кто все еще думает о воскрешении моего мужа.

Душелов слегка шевельнулся. Значения его движения я не смог уловить, но Госпожа им, кажется, удовлетворилась и вновь повернулась к Шепот.

Генерал мятежников была охвачена еще большим ужасом, чем Хромой. Ей предстояло стать тем, что она ненавидела сильнее всего, – и она была бессильна что-либо изменить.

Госпожа опустилась на колени и начала что-то нашептывать.

Я наблюдал за ней, все еще не зная, что происходит. Не мог я также и описать Госпожу лучше, чем это в свое время сделал Гоблин, хотя и провел рядом с ней всю ночь. Или, может быть, несколько ночей. Время приобрело сюрреальность. Несколько дней куда-то исчезло. Но видеть ее я видел и стал свидетелем процедуры, превратившей нашего опаснейшего врага в одного из Взятых.

Лишь одно я помню с предельной отчетливостью – огромное желтое Око, то самое, что едва не свело с ума Гоблина.

Возникнув неизвестно откуда, оно заглянуло в меня, Ворона и Шепот.

Взгляд его не потряс меня настолько, как Гоблина. Возможно, я менее чувствителен. Или попросту более невежествен. Но все же ничего хорошего я ожидать не мог. Как я уже упоминал, несколько дней моей жизни куда-то исчезли.

Око оказалось не всемогуще и почти не затронуло самые свежие воспоминания. И Госпожа так и не узнала, что рядом находился Молчун.

Обо всем остальном у меня сохранились лишь обрывки воспоминаний, по большей части наполненные воплями Шепот. Помню момент, когда вся поляна заполнилась пляшущими дьяволами, почти не светящимися от рвущейся наружу злобы. Все они дрались за право изнасиловать Шепот. Помню, как на Шепот смотрело Око. И помню, как Шепот умерла и была воскрешена, вновь умерла и опять воскресла, и это повторялось, пока она не свыклась со смертью. Потом ее несколько раз терзали физически, а в перерывах ее разглядывало Око.

Сведя воедино все, что я смог запомнить, я пришел к предположению о том, что ее сломили, убили, воскресили и заново собрали, но уже как преданную рабыню. Помню, как она клялась Госпоже в своей преданности – ее голос просто трепетал от страстного желания угодить.

Я проснулся, когда все давным-давно закончилось, – с кашей в голове, опустошенный и испуганный. Потребовалось немало времени, чтобы разобраться в ситуации. Вся эта путаница была частью защитной окраски Госпожи. То, чего я не мог вспомнить, я не мог и обратить против нее.

Тоже мне награда.

Госпожи на поляне не было, равно как и Шепот, зато остался Душелов. Он расхаживал взад-вперед, бормоча десятком возбужденных голосов. Едва я попытался сесть, он мгновенно смолк и с подозрительностью уставился на меня.

Я застонал, попытался подняться, но свалился на спину. Тогда я подполз к развалинам и кое-как уселся на камень. Душелов протянул мне флягу, я неуклюже напился.

– Можешь поесть, когда придешь в себя, – сказал он.

Его слова разбудили во мне зверский голод. Сколько времени я не ел?

– Что здесь происходило?

– А что ты помнишь?

– Очень немногое. Шепот была взята?

– Она заменила Хромого. Госпожа переправила ее на восточный фронт. Ее знания о противнике помогут выправить там положение.

Я помотал головой, стряхивая с глаз паутину.

– А я думал, что они перешли на северную стратегию.

– Так оно и есть. И мы вернемся в Лорды, едва твой друг придет в себя. Я не настолько хорошо знал Шепот, как мне казалось, – признался он мягким женским голосом. – Она все же рассказала о том, что произошло в лагере, когда узнала про это. И Круг быстро отреагировал. Они даже обошлись без обычной взаимной грызни, потому что почуяли запах крови. Смирившись с потерями, они отвлекали наше внимание, занимаясь перегруппировкой. И провели эти маневры дьявольски скрытно. Теперь армия Твердеца движется на Лорды, а наши силы все еще рассеяны по всему лесу. Она расставила нам ловушку.

Мне не хотелось этого слышать. Хватит с меня плохих новостей целый год подряд. Ну почему ни один из наших удачных ходов не смог закрепить успеха?

– Она намеренно пожертвовала собой?

– Нет. Она хотела водить нас за собой по лесам, выигрывая время для Круга. Она и не подозревала, что Госпоже про Хромого все известно. Я думал, что знал Шепот, но ошибся. Со временем мы добьемся успеха, но нам придется несладко, пока Шепот не исправит положение на востоке.

Я попытался встать, но не смог.

– Не торопись, – посоветовал Душелов. – Когда Око смотрит на тебя впервые, это всегда тяжело. Ты как, сможешь что-нибудь съесть?

– Давайте-ка сюда одну из тех лошадей.

– Лучше не увлекайся поначалу.

– И насколько плохи дела? – Я и сам не совсем понимал, о чем спрашиваю. Душелов предположил, что меня интересует стратегическая ситуация.

– Армия Твердеца больше любой из тех, которым нам доводилось противостоять в этих краях. И это лишь одна из войсковых групп, выступивших в поход. Если Крадущийся не сумеет первым занять Лорды, то мы потеряем и город, и королевство. И это может дать им начальный толчок, чтобы вообще вытеснить нас с севера. Наши силы в Висте, Вине и далее не готовы к крупным сражениям. До сих пор север был второстепенным фронтом.

– Но… После всего, что мы испытали? Выходит, ситуация еще хуже, чем после потери Роз? Проклятье! Это нечестно. – Я уже устал это повторять.

– Не тревожься, Костоправ. Если Лорды перейдут в их руки, мы остановим их на Лестнице Слёз. И будем сдерживать, пока Шепот не покажет, на что она способна. Они не смогут игнорировать ее бесконечно. Если восток падет, восстанию конец. На востоке вся их сила.

Душелов говорил так, словно старался убедить сам себя. Он уже пережил подобные потрясения в последние дни Владычества.

– А я думал, что мы их уже одолели, – пробормотал я, поддерживая голову ладонями. Ну зачем только мы покинули Берилл?

Душелов потыкал Ворона пальцем, но тот не шелохнулся.

– Вставай! – раздраженно бросил Душелов. – Меня ждут в Лордах. Как бы в конце концов нам с Меняющим не пришлось удерживать город вдвоем.

– Почему бы вам просто не оставить нас здесь, если ситуация настолько критическая?

Душелов что-то буркнул, хмыкнул, но с ответом не спешил. Он еще продолжал представление, когда я догадался, что у этого Взятого еще осталось чувство чести, чувство ответственности перед теми, кто принял его защиту. Впрочем, он этого не признает. Никогда. Это не будет соответствовать образу Взятого.

Я задумался о предстоящем полете на ковре. Крепко задумался. Я столь же ленив, как любой человек, но лететь мне очень не хотелось. Только не сейчас. И не в таком состоянии.

– Я непременно свалюсь. Вам нет смысла здесь задерживаться. Мы еще несколько дней будем приходить в себя. Прогулка даже пойдет нам на пользу. – Я подумал о лесе. Долгое возвращение сразу перестало меня привлекать. – Верните нам значки. Тогда вы сможете нас снова отыскать и подбросить на ковре, если время позволит.

Душелов недовольно заворчал. Мы стали перебрасываться аргументами. Я налегал на то, в каком паршивом состоянии нахожусь и насколько скверно будет себя чувствовать Ворон.

Душелову не терпелось улететь, и он позволил себя убедить. Он разгрузил ковер, – пока я был в отключке, он успел куда-то слетать, – и уселся, приготовившись к полету.

– Я с вами встречусь через несколько дней.

Ковер взмыл ввысь куда быстрее, чем когда на нем сидели еще мы с Вороном, и исчез над кронами деревьев. Я доковылял до кучки вещей, которые нам оставил Душелов.

– Вот сукин сын! – хмыкнул я. Все его возражения оказались притворством. Он привез нам провизию, наше оружие, оставленное в Лордах, и кое-какие мелочи, которые помогут нам выжить в лесу. Для одного из Взятых он очень даже неплохой босс.

– Эй, Молчун! Где ты там?

Молчун бесшумно вышел на поляну. Посмотрел на меня, на Ворона, на припасы, но ничего не сказал. Разумеется. Он же Молчун. Вид у него был потрепанный.

– Мало спал? – спросил я. Он кивнул. – Видел, что здесь происходило? – Он снова кивнул. – Надеюсь, ты помнишь это лучше меня. – Он покачал головой. Проклятье. Так это и попадет в Анналы не ясным до конца.

Странное у нас получилось общение: один говорит, другой трясет головой. Попробуй узнай что-либо таким способом. Надо будет освоить язык жестов, которому Ворон выучился у Душечки. Молчун у нее второй после Ворона лучший друг, и даже подглядеть их разговоры уже будет интересно.

– Давай посмотрим, что мы можем сделать для Ворона, – предложил я.

Ворон спал сном смертельно уставшего человека. Нечего было и надеяться, что он проснется раньше, чем через несколько часов. Я воспользовался этой возможностью, чтобы расспросить Молчуна.

Его послал Капитан. Приехал он сюда верхом, а выехал еще раньше, чем нас с Вороном вызвал для разговора Душелов. Он ехал почти без остановок, и днем и ночью, и добрался до поляны лишь незадолго до того, как я его заметил.

Я спросил его, как он узнал, куда следует ехать, заранее полагая, что Капитан выудил из Душелова достаточно информации, чтобы отправить Молчуна в путь, – это как раз в стиле Капитана. Молчун признался, что знал лишь общее направление, пока мы не появились в этом районе, а затем он выследил нас по амулету Гоблина.

Хитрюга Гоблин. Даже словечком не обмолвился. Впрочем, оно и к лучшему. Око вытянуло бы из меня эту информацию.

– И ты думаешь, что и в самом деле смог бы что-либо сделать, если бы нам потребовалась помощь? – спросил я.

Молчун улыбнулся, пожал плечами, подошел к развалинам и уселся на камень. Для него игра в вопросы закончилась. Из всего отряда он единственный, кого не волнует собственный образ в Анналах. Ему совершенно все равно, любят его или ненавидят, где он был или куда направляется. Иногда я гадаю, заботит ли его, жив он еще или умер, а также что заставляет его оставаться в Отряде?

Наконец Ворон проснулся. Мы позаботились о нем, накормили и, поймав лошадей Шепот и Хромого, направились в Лорды. Ехали мы без особого энтузиазма, поскольку знали, что направляемся на поле очередной битвы, к месту встречи пока еще живых мертвецов.

Мы не смогли приблизиться к Лордам. Армия Твердеца осадила город и блокировала его двойным кольцом. Угрюмое черное облако накрыло его целиком. Края тучи рвали яростные молнии, противодействуя мощи Восемнадцати, – Твердец подступил к городу не в одиночестве.

Кажется, Круг твердо решил расквитаться за Шепот.

– Я смотрю, Душелов и Крадущийся работают в полную силу, – заметил Ворон после одного особенно яростного обмена ударами. – Предлагаю отойти южнее и выждать. Если они покинут город, то мы присоединимся к остальным, когда они побегут в Ветреный Край. – Его лицо жутко исказилось – ему не понравилась эта перспектива, потому что он знал Ветреный Край.

Мы отошли на юг и присоединились к прочим солдатам, отбившимся от своих частей. Укрывшись, мы выжидали двенадцать дней. Ворон организовал из солдат некое подобие воинского отряда. Я проводил время с пером в руках и в размышлениях о Шепот, гадая о том, насколько сильно она сможет повлиять на ситуацию на востоке. То немногое, что я успел увидеть вокруг Лордов, убедило меня в том, что она – последняя реальная надежда нашей стороны.

До нас дошли слухи, что мятежники и в других местах давят на нас почти с такой же силой. Кажется, Госпожа перебросила с востока Повешенного и Костоглода, чтобы усилить сопротивление. По одному из слухов, Меняющий погиб в сражении под Рожью.

Я тревожился об Отряде – наши братья оказались в Лордах до прихода Твердеца.

Никто из наших не умирал, не поведав мне о себе. Как я смогу выслушать их, находясь в двадцати милях от города? Сколько подробностей в рассказах будет утеряно, если мне придется записывать их после свершившихся фактов? И сколько братьев погибнут, а их смерти никто даже не заметит?

Но большую часть времени я думал о Хромом и Госпоже. И терзался.

Вряд ли я теперь стану сочинять романтические фантазии о нашем нанимателе. Я был слишком близок к ней. И больше я не влюблен.

Я стал одержимым. Меня преследуют вопли Хромого. Меня преследует смех Госпожи. Преследует подозрение, что мы прокладываем дорогу чему-то такому, что следует стереть с лица земли. Преследует убеждение, что те, кто стремится уничтожить Госпожу, лишь немногим лучше ее.

Меня преследует ясное осознание того, что зло в конце всегда торжествует.

Ох, черт! Тревога. Отвратительное черное облако перевалило через холмы и ползет на северо-восток. Все вокруг носятся, хватают оружие и седлают лошадей. А Ворон орет на меня, чтобы я пошевеливался…

Назад: Глава третья Загребущий

Дальше: Глава пятая Твердец