Не знаю, чего я ждал от Опала. Не помню. Наверно, думал, что здесь ничего не изменилось с тех пор, как я был в городе последний раз. Но к виду того месива и каменного крошева, которое мы обнаружили вместо Опала, я оказался совершенно не готов. Не веря своим глазам, я смотрел на расстилавшиеся внизу руины. Едва завидев скользившего над их головами воздушного кита, немногие уцелевшие жители, копошившиеся среди развалин, бросались врассыпную, как перепуганные мыши.

– Вряд ли мы сможем отыскать здесь нужных тебе людей, – сказал я Душечке.

Но ее нельзя было смутить никакими трудностями.

Ворон с Молчуном теперь питали ко мне особенно мрачные чувства. Ведь именно я имел наглость сообщить Душечке, кого ей надо найти, если она действительно хочет поставить Ворона лицом к лицу с его прошлым. Оба парня всеми силами хотели бы этого избежать.

Они были настолько заняты собственными переживаниями, что времени спросить себя, какие чувства испытывает сейчас Душечка, о чем она в действительности думает, у них не оставалось.

Мы пролетели почти над всем городом. Наконец в его северной части мы заметили несколько аккуратно разбитых лагерных стоянок. Наверняка солдаты занимали не все палатки. Но нам сразу стало ясно, что Империя отреагировала на разрушение города в своей обычной манере. Методично, организованно. Солдаты и гражданские трудились не покладая рук, расчищая места для новых палаток. Хотя эти люди тоже задирали головы, чтобы поглазеть на нас, никто из них не обратился в бегство.

Душечка велела нам высмотреть, где находится штандарт военного коменданта. Она собиралась начать свои поиски оттуда, поскольку в городе, очевидно, было введено военное положение. Я никак не мог взять в толк, с какой стати она рассчитывает на сотрудничество серых.

– Как ты теперь относишься к Ворону? – спросил я ее, улучив такой момент, когда ни Ворон, ни Молчун не могли видеть мои пальцы.

Сперва я подумал, что она не уловила смысл моего вопроса. Но я ошибся. Просто она начала издалека.

– Когда-то мое детское сердце переполняла любовь к человеку, который сперва спас мне жизнь, а потом вырастил и воспитал, рискуя всем, чтобы защитить меня. Он раньше всех понял ту роль, которую мне суждено было сыграть в борьбе с тьмой. Во многих отношениях я была тогда просто маленькой девочкой, собиравшейся выйти за Папочку замуж, как только она немного вырастет. Той девочке просто не приходило в голову, что все может повернуться совсем иначе. Пока она не решила настоять на своем и не попыталась ускорить события. Я никогда не была для Ворона ни девочкой, ни женщиной, ни просто человеческим существом, Кейс. Хотя ради меня он делал ужасающие вещи. Он видел во мне только символ поклонения, не желая замечать женщину из плоти и крови.

– Примерно так я всегда и думал, – сказали мои пальцы.

– Вороном восхищались многие. Он никогда ничего не боялся. Никто не мог его осадить. Те, кто становился ему поперек дороги, получали свое. Невзирая на возможные последствия. Никаких других чувств Ворон себе не позволял. Он был человеком одной идеи. Как же я могла сохранить душевную привязанность к человеку, подавившему в себе все человеческие эмоции? Как бы много он ни сделал для меня во всех других отношениях. Я уважаю его, я восхищаюсь им. Я почти готова перед ним преклоняться. Но это все. И этого он не может изменить, устраивая разные представления, как какой-нибудь мальчишка, раскачивающийся на ветке вниз головой, чтобы произвести впечатление на девочку.

Я невольно ухмыльнулся. Потому что знал наверняка, что Ворон вознамерился выкинуть что-нибудь как раз в этом духе.

Бедный простофиля. Ничего-то ему не светит. Но он был не из тех, кто мог бы смириться. Даже если б она бросила ему эти слова в открытую, прямо в лицо.

Мне очень хотелось незаметно подкинуть ей еще пару вопросов. Насчет Молчуна. Но было уже не до того. Воздушный кит начал снижаться, пока не завис над штабом серых. Он встал на якорь прямо над этим самым штабом, вцепившись щупальцами в деревья и скалы. Появление кита вызвало в лагере сильное замешательство.

Мне очень нравится это словечко: «замешательство». Я подцепил его у Боманца. Отличный способ, никого не обижая, сказать, что ребят внизу со страху пробрал понос.

Под радостные вопли вся гурьба сущностей с Равнины Страха набросилась на менгира со шрамом и скинула его вниз, чуть ли не прямо на колени командованию серых.

Старые вояки вконец растерялись. Я спрашивал себя, удивились бы эти парни сильнее, если б знали, что прямо над их головами находится сама Белая Роза. Собственной персоной. Все равно ничего бы не сделали. Не стали бы и пытаться. Даже полному идиоту не придет в голову связываться с четырьмя разозленными воздушными китами. Именно потому им надо проявить учтивость.

Раздался хлопок. Вернулся обратно менгир со шрамом. Он докладывал, Молчун переводил его слова Душечке. Мне ничего не удалось расслышать. Братья Крученые дали понять, чтобы я не высовывался. Я и не высовывался. Душечка разразилась целой речью на языке знаков. Похоже, менгир каким-то образом понял ее, потому что сразу исчез. Но через короткое время появился снова.

После четвертого раунда переговоров он остался наверху. Раз воздушный кит никуда не собирается, значит, до чего-то договорились, подумал я.

Мне захотелось обсудить все это с Вороном. Но он был в таком гнусном настроении, в каком я его еще никогда не видел. Он пригвоздил меня к позорному столбу, назвав подлым предателем, после чего обложил как мог. Поэтому я послал его подальше, а сам отправился побазарить с Кручеными, говорящим канюком и парочкой тварей с Равнины Страха.

Обычно Душечка добивалась того, чего хотела. На сей раз она получила то, что ей было нужно, на следующий же день, еще до полудня.

Снизу донеслись какие-то вопли. Душечка послала поцарапанный менгир поглядеть, в чем дело. Он почти сразу вернулся назад с докладом. Она встала и подошла к Ворону, который смотрел на нее так, будто к нему приближался палач. Она сделала ему несколько знаков, после чего он встал и уныло поплелся за ней. С таким видом, будто его вот-вот вздернут на виселице.

Я знал его достаточно хорошо, чтобы уловить знакомые симптомы. Он вживался в очередной образ. Я тащился за ними по пятам, гадая, чем все это кончится. Почти все остальные тоже придвинулись поближе.

Щупальца воздушного кита прихватили на спину двух молодых людей. Им было лет по двадцать.

Выходит, невозможное оказалось возможным, а невероятное стало реальностью. Естественно, если армия внизу рассчитывала на возможность умиротворить Душечку, выдав ей каких-то паршивых близнецов.

Парень выглядел в точности как Ворон. Только на двадцать лет моложе. Тот же оттенок темных волос, то же решительное выражение лица, только не успевшее ожесточиться.

Когда Ворон первый раз взглянул на своих детей, я стоял с ним совсем рядом и услышал, как он тихо выругался, а потом пробормотал:

– Она как две капли воды похожа на свою мать.

Очевидно, молодым людям не сказали, что они находятся здесь с целью воссоединения семьи. Они были озадачены и напуганы. Больше напуганы. Их страх постепенно увеличивался, поскольку вокруг них все плотнее сжималась толпа очень странных тварей. Ворона они не узнали.

Зато узнали Душечку. Это напугало их еще больше.

Все молчали. Ждали, пока кто-нибудь что-либо произнесет.

Ворон больно толкнул меня локтем и прошептал с отчаянием в голосе:

– Сделай что-нибудь, Кейс! Или я пропал.

– Я? Черт, да я даже не умею толком говорить на здешнем языке.

– Выручай, Кейс. Надо как-то сдвинуть все это с мертвой точки. А я не знаю, что делать.

Ладно. Самое время было подать ему парочку советов, но я не из тех, кто способен пнуть ногой хромую собаку.

– Наверно, вы не знаете, почему вас сюда доставили, так? – Я смело пустил в ход все свои хилые познания в диалекте Самоцветных городов.

Они отрицательно покачали головами.

– Не дергайтесь. Вам не угрожает никакая опасность. Нам просто хотелось порасспросить вас о ваших предках. Особенно – о родителях.

Парень быстро затараторил в ответ.

– Помедленнее, пожалуйста, – попросил я.

– Он говорит, что наши родители давно умерли. Мы с детских лет были предоставлены самим себе, – сказала девушка.

Ворон поморщился. Я так понял, что она и голосом напоминала свою мать.

Молчун переводил для Душечки, которая не спускала глаз с близнецов. В общем-то, неудивительно, что они выжили, подумал я. Как-никак, а они – дети Ворона.

– Так что вам известно о ваших родителях?

Отвечать взялась девушка. Может быть, она считала, что ее брат слишком возбужден.

– Очень мало, – сказала она. И поведала нам историю, большую часть которой мне удалось раскопать самому, когда мы двигались на юг. Она хорошо знала, что за женщина была ее мать. – Мы делаем все, чтобы искупить ее вину. В прошлом году нам удалось выиграть дело в суде. По его решению часть собственности отца изъята у семьи матери и передана нам. Мы надеемся, что выиграем еще не одно такое дело.

Это было уже кое-что. Девушка не питала особого уважения к женщине, которая произвела ее на свет.

– А я совсем не помню мать, – вмешался парень. – Думаю, родив нас, она старалась иметь с нами как можно меньше дел. Женщин, которые нас нянчили, помню. А ее – нет. Скорее всего, она получила по заслугам.

– Тогда расскажи про отца, – попросил я.

– У меня остались только смутные воспоминания. Очень сдержанный человек, который редко бывал дома, но когда бывал, обязательно навещал нас. Скорее всего, из чувства долга и ради соблюдения приличий.

– Вы испытываете по отношению к нему какие-нибудь особые чувства?

– Почему мы должны что-то испытывать? – удивилась девушка. – Мы никогда не знали его по-настоящему. К тому же он умер пятнадцать лет тому назад.

Я повернулся к Душечке и знаками спросил ее:

– Разве есть смысл продолжать дальше?

– Есть, – ответила она. – Не ради них. Ради него.

– А ты ничего не хочешь добавить? – повернулся я к Ворону. Нет. Ничего такого он не хотел. По-моему, он раздумывал только о том, не пора ли ему снова слинять в кусты.

Но до конца было еще далеко. Душечка велела мне рассказать молодым людям, что их отец жив, что сообщники их матери вынудили его бежать, обрекли на жизнь в скитаниях. Потом она попросила бегло рассказать о годах, проведенных ею вместе с Вороном.

У них было достаточно времени, чтобы оправиться от первого испуга. Теперь они что-то заподозрили.

– Что тут, в конце концов, происходит? – требовательно спросил юноша. – К чему все эти вопросы про нашего старика? Он уже стал историей. Нам нет до него никакого дела. Если бы он вдруг объявился прямо сейчас и представился нам, я повторил бы ему то же самое. Он стал для нас чужим.

– Ты хочешь, чтобы я продолжал? – повернулся я к Душечке и тут же спросил на форсбергском у Ворона:

– Ты хочешь его на что-то спровоцировать?

Оба только отрицательно покачали головой. Значит, Ворон действительно собрался спрятаться в кусты. Тогда я сказал его детям:

– Ваш отец сыграл очень важную роль в жизни Белой Розы. Он несколько лет был для нее приемным отцом, и она знает, как тяжело он переносил изгнание. Она остановилась здесь, так как хотела сделать попытку вернуть вам то, что у нее когда-то было и чего вы оказались лишены.

Мои слова не понравились ни Ворону, ни Душечке.

Думаю, девушка в этот момент стала догадываться. Она начала проявлять осторожный интерес к Ворону. Но ничего не сказала брату.

Наконец Душечка неохотно согласилась, что на этом пора закончить, а наших гостей следует отпустить домой. Она была явно недовольна оборотом дела. Ну что ты будешь делать с женщинами? Стоит им получить в точности то, о чем они просили, как они начинают злиться. Потому что получили совсем не то, чего хотели на самом деле.

Перед тем как отправиться вниз, девушка вдруг повернулась ко мне и сказала:

– Если мой отец еще жив, – она взглянула на Ворона, – передайте ему, что он всегда будет желанным гостем в доме своей дочери.

Ну что ж. Значит, в этом городе одна дверь будет для нас всегда открыта. Если нам суждено попасть сюда снова.

Мы снялись с места, едва девушка очутилась на земле. Душечка хотела оказаться как можно дальше отсюда до того, как начнут распространяться слухи о том, что она тут побывала.

Теперь наш путь лежал на северо-восток.

Похоже, мы направлялись на Равнину Страха.