Глава 12. Мохнатые холмы
Чтобы добраться до джунглей Одноглазого, нам пришлось пройти сколько-то миль лесом, а потом — пересечь кольцо весьма странных холмов. Холмы были округлые, очень пологие, и ни единого дерева на них, несмотря на не слишком большую их высоту, не росло. Холмы покрывала странная короткая буроватая травка, очень легко подхватывающая огонь и потому исполосованная черными шрамами. Издали холмы казались стаей громадных рыжешерстых горбатых зверей, устроившихся поспать.
Я нервничал. Этот облик спящих зверей не давал мне покоя. Я почти ожидал: вот сейчас эти холмы проснутся и стряхнут нас. Я даже спросил Одноглазого:
— С этими холмами ничего такого необычного нет? Может, ты просто случайно забыл предупредить?
Он насмешливо взглянул на меня:
— Нет. Хотя всякие невежды верят, что это — могильные курганы тех времен, когда по Земле бродили великаны. Однако это — просто так себе холмы. Внутри — только земля да камень.
— Тогда почему они внушают мне такое странное чувство?
Он оглянулся — и тут же вид его сделался озадаченным.
— Холмы ни при чем, Костоправ. Это — что-то там, за ними. Я тоже чую. Словно мы только что увернулись от пущенной стрелы.
Я не спрашивал, что именно там было. Знай он это — объяснил бы без вопросов. К концу дня я понял, что и всем нашим, подобно мне, беспокойно.
Впрочем, от тревог сейчас не больше проку, чем обычно.
* * *
На следующее утро мы встретили двух иссохшихся, сморщенных карликов — соплеменников Одноглазого. Обоим с виду было по доброй сотне лет. Один беспрестанно перхал и одышливо сопел, словно вот-вот помрет.
— Наверняка незаконные внуки нашего крокодилища! — загоготал Гоблин.
Да, сходство наблюдалось. То есть мы и ожидали этого сходства, привыкнув, что наш Одноглазый — явление уникальное.
— Ах ты, торба похабная! — вызверился на Гоблина Одноглазый. — Тебе еще с этими черепашками по базарам ходить!
Что за дьявольщина? Какой-то туманный хозяйственный разговор? Однако Гоблин, похоже, тоже ничего не понял.
Одноглазый, улыбнувшись, продолжал тараторить со своими сородичами.
— Я так полагаю, это — проводники, за которыми посылали монахи, — сказала Госпожа.
Монахи оказали нам эту услугу, узнав о наших намерениях. Да, проводники нам понадобятся. Миновав джунгли Одноглазого, мы будем нуждаться в переводчике и для него.
Вдруг Гоблин издал возмущенный клекот.
— Что такое? — спросил я.
— Да он им врет бессовестно! И что здесь необычного?
— Откуда тебе знать? Ты ведь не понимаешь их языка.
— И не нуждаюсь. Я знаю Одноглазого — еще с тех пор, как твой папаша был мал и зелен. Глянь! Классический его подходец — корчит из себя могучего волшебника из далеких земель. Секунд через двадцать он…
На лице Гоблина заиграла глумливая улыбочка. Он что-то пробормотал про себя.
Одноглазый воздел руку к небесам. В полусогнутых пальцах его появился светящийся шар.
Раздался громкий «чпок», словно из бутылки вышибли пробку.
Рука Одноглазого наполнилась болотной жижей, тут же просочившейся сквозь пальцы и потекшей к локтю. Опустив руку, он в недоумении воззрился на нее.
Затем завизжал и резко обернулся к Гоблину.
Тот, невинный, словно дитя, усиленно изображал беседу с Мургеном. Но не имея мочи притворяться, вороватые глаза Мургена выдали Гоблина с головой.
Одноглазый по-жабьи раздулся, готовый взорваться. Но — случилось чудо: он сдержался. По губам его скользнула скверная улыбочка, и он вернулся к разговору с проводниками.
Сколько знаю его, то был второй случай, когда он сохранил самообладание и не поддался на подначку. Хотя Гоблин в этот раз был зачинщиком, что тоже бывало редко.
— Интересно, — сказал я Масло. Тот утвердительно хрюкнул. Его все это нисколько не волновало.
Тогда я спросил Одноглазого:
— Ну? Уже объяснил, что ты — некромант Глас Северного Ветра, явившийся успокоить боль их сердец, приведенный сюда тревогами за их благосостояние?
Он действительно пробовал однажды купить на такой трюк племя дикарей, у которых случайно оказалось потрясающее количество изумрудов. И на горьком опыте убедился, что дикие — не значит тупые. Они совсем было собрались сжечь его, привязав к столбу, но Гоблин решил выкупить его. Вопреки самому себе, о чем он, с завидным постоянством, сожалел после.
— Да нет же, Костоправ, на сей раз — совсем не то. Разве стал бы я со своими такие шутки шутить?
Стыда в Одноглазом не было ни на грош. Ну зачем лгать тем, кто знает его насквозь? Он и со своими же проделает что угодно, да еще как! И вообще с кем бы то ни было, если ему это сойдет с рук. И совесть его мучить не станет.
— Да уж вижу. Только учти: нас слишком мало, и мы слишком далеко от безопасных мест, чтобы позволять тебе развлекаться обычным образом.
Голос мой звучал угрожающе — достаточно, чтобы заставить Одноглазого поперхнуться. И, когда он вернулся к болтовне с нашими возможными проводниками, тон его разительно переменился.
И все же я решил освоить хоть немного этот язык. Просто для пригляда за Одноглазым. А то его зачастую ошибочная самоуверенность имеет свойство проявляться в самое неподходящее время.
Присмиревший на время Одноглазый выторговал условия, удовлетворившие всех. Мы получили проводников для похода сквозь джунгли и посредников-переводчиков для общения с жителями лежащих за джунглями земель.
Гоблин, положившись на свое идиотское чувство юмора, прозвал их Лысым и Сопатым — по причинам самоочевидным. К смущению моему, клички прижились. Эти старики, безусловно, заслуживают лучшего. Хотя…
* * *
Весь остаток того дня мы держали путь меж травянистых горбатых холмов. Темнота застала нас на выходе из самого высокого ущелья. Отсюда виден был закат, пятнающий кровавыми отблесками воды широкой реки, а за рекой — темную, густую зелень джунглей. Позади лежали рыжие горбы на фоне подернутого синей дымкой неба.
Настроение у меня было задумчивое, плоское какое-то, можно сказать, паршивое. Похоже было, мы можем дойти до водораздела не только в географическом смысле…
Много позже, не в силах заснуть из-за размышлений о том, что я вообще делаю в этих чужих землях, и о том, что мне все равно нечего больше делать и некуда податься, я оставил свою скатку у догорающего костра и направился к одному из холмов, возвышающихся на наших флангах, движимый тем смутным побуждением, что сверху мне будут лучше видны звезды.
Сопатый, стоявший на часах, беззубо оскалился на меня и выплюнул на уголья комок какой-то бурой жвачки. Не пройдя и полпути, я услышал его сопение.
Чахоточник несчастный…
* * *
Луна грозилась вскоре взойти. Круглая будет и яркая… Я выбрал место и принялся наблюдать за горизонтом, в ожидании пухлого оранжевого шара, который вот-вот перекатится через губу Земли. Слабенький прохладный бриз ерошил мне волосы. Вокруг было до боли спокойно и мирно.
— Тебе тоже не спится?
Я вздрогнул и обернулся.
Она была темным клубочком на склоне холма. Если я и заметил ее прежде, то принял за камень. Я подошел ближе. Она сидела, обхватив руками колени. Взгляд ее был устремлен к северу.
— Присаживайся.
Я сел.
— Что ты так пристально рассматриваешь?
— Жнеца. Лучника. Ладью Варго.
И, без сомнения, прошлое…
Все это были созвездия. Я тоже различал их. На севере они в это время года стоят высоко. Здесь же — были над самым горизонтом.
Да, мы и вправду зашли далеко. И впереди еще множество миль…
— Подумать страшно, — сказала она. — Как мы далеко…
Да уж.
Луна — чудовищно огромная, почти красная — выплыла из-за горизонта.
— Ух ты! — прошептала она, и рука ее скользнула в мою.
Ее била дрожь, и потому через минуту я придвинулся ближе и обнял ее. Она склонила голову мне на плечо.
Да, старая луна не жалела своей магии. Эта паразитка околдует кого угодно.
Теперь понятно, отчего Сопатый скалил зубы.
Пожалуй, момент был подходящим. Я повернул голову — и ее губы потянулись навстречу моим. Когда они встретились, я напрочь забыл, кто она и кем была. Руки ее, обвив меня, потянули книзу…
Она задрожала в моих объятиях, словно пойманная мышь.
— Что с тобой? — прошептал я.
— Ч-шшш, — ответила она, и лучшего ответа придумать было нельзя. Но оставить его так она не могла, и ей пришлось продолжить: — Я никогда… Я никогда не делала так…
Ну да. Она наверняка знала, как сбить мужчину с толку и наполнить его мысли тысячью оговорок.
Луна карабкалась все выше. Мы понемногу успокаивались. Нас отделяли друг от друга лишь несколько тряпок.
Внезапно она напряглась. Поволока исчезла из ее взгляда. Она приподняла голову и лениво взглянула мимо меня.
Если кто из этих клоунов забрался сюда подглядывать — ноги переломаю!
Я обернулся.
Позади никого не было. Она наблюдала за далекими вспышками молний.
— Гроза там, — сказал я.
— Думаешь? Это примерно там же, где и Храм. А за все время в этой стране мы не видели ни одной грозы.
Зазубренные, изломанные молнии градом копий били в землю.
И опасения, которые я обсуждал с Одноглазым, вернулись.
— Не знаю, Костоправ, — продолжала она, собирая с земли одежду. — Кажется, мне все это знакомо.
Я с облегчением последовал ее примеру, не будучи уверен, что смог бы завершить начатое. Внимание мое было отвлечено.
— Наверное, лучше — в другой раз, — сказала она, не отрывая взгляда от молний. — А то этот шум слишком отвлекает.
Воротившись в лагерь, мы нашли всех проснувшимися, но ничуть не заинтересованными нашим уединением. Отсюда вспышки тоже были видны, хоть и не так хорошо. И не остались незамеченными.
— Это колдовство, Костоправ, — сообщил Одноглазый.
— И мощное, — кивнул Гоблин. — Краешки даже отсюда чувствуются.
— Далеко? — спросил я.
— Дня два пути. Возле того места, где мы останавливались.
Меня кинуло в дрожь.
— Что там такое, вы можете сказать?
Гоблин промолчал. Одноглазый покачал головой.
— Только то, что я рад, что меня там нет.
Невзирая на полное невежество в этом вопросе, я был согласен с ним.
* * *
Внезапно Мурген побледнел и указал поверх книги, которую перед тем изучал, а теперь держал перед собой, словно амулет-оберег:
— Видите!?
Я смотрел на Госпожу и размышлял о своем везенье. Пусть другие занимаются этой ерундой в полусотне миль от нас, вроде поединка каких-то проклятых колдунов, а у меня своих проблем хватает.
— Что? — буркнул я, зная, что он ждет ответа.
— Похоже на громадную птицу! Такую, с крыльями миль в двадцать! И совсем прозрачная!
Я поднял глаза. Гоблин кивнул. Он тоже видел ее. Я посмотрел на север. Молний больше не было, но там явно что-то здорово горело.
— Одноглазый! Твои новые дружки, случаем, не знают, что происходит?
Черный карлик покачал головой. Он надвинул свою шляпу на лоб, чтобы ограничить угол зрения. Эти дела, чем бы они ни были, его здорово напугали. Сам он полагает себя могущественнейшим колдуном из всех, каких только рождала его земля. За исключением, может быть, лишь его покойного брата Там-Тама. И, что бы там ни творилось, оно — не местного происхождения. Чужое.
— Но времена меняются, — напомнил я.
— Только не здесь. А если бы изменились, эти двое знали бы об этом.
Сопатый усиленно закивал, хотя не понимал ни слова. Затем он отхаркнулся и выплюнул в огонь бурый комок.
Я почувствовал, что этот тип, как и Одноглазый, определенно не даст мне соскучиться.
— Что за гадость он постоянно жует?
— Кат, — пояснил Одноглазый. — Легкий наркотик. Не шибко полезно для легких, но, когда он жует, ему плевать, болят там легкие или нет.
Сказано было легко, но — достаточно веско. Мне стало неуютно. Я снова взглянул на север.
— Вроде улеглось.
Остальные промолчали.
— Мы все равно не спим, — сказал я, — а потому давайте паковаться. Надо бы двинуться, как только развиднеется.
Никто не стал возражать. Сопатый кивнул и сплюнул. Гоблин, ворча, принялся собирать вещи. Остальные последовали его примеру. Мурген с заслуживающей одобрения бережностью отложил свою книгу. В конце концов из этого парня выйдет летописец.
И каждый из нас, когда думал, что прочие не заметят его беспокойства, украдкой поглядывал на север.
А я, когда не смотрел туда и не терзал себя, обмениваясь взглядами с Госпожой, пытался оценить реакцию наших новичков. Мы пока что не столкнулись с Колдовством напрямую, однако Отряд вполне может набрести на него по пути. Новички, похоже, испугались не больше, чем старослужащие.
Поглядывая на Госпожу, я размышлял, сможет ли то, что было, с одной стороны, неизбежно, а с другой — обречено, сгладить трещину между нами. А если сгладит — не перекорежит ли все прочие наши отношения? Черт побери, я просто люблю ее — как друга.
Нет на свете ничего столь непоследовательного, иррационального и слепого — и, кстати, просто глупого, — как мужчина, доведший себя до всепоглощающей страсти.
Вот женщины вовсе не выглядят глупо — им положено быть слабыми. А кроме того, положено превращаться в бешеных сук, если их разочаровать.
