Глава 42. Возвращение
В пределы равнины мы с Госпожой вступили через двенадцать дней после воздушного сражения над Лошадью. Мы ехали верхом на полудохлых клячах по старой тропе, право свободного прохода по которой обитатели равнины обычно уважают. В обтрепанной дорожной одежде Госпожа уже не была красавицей. Не старая карга, конечно, но и внимания особого она не привлекала.
Мы ехали по равнине, твердо зная, что в самом худшем случае Великая Скорбная река подмоет Великий курган через три месяца.
Менгиры наше присутствие заметили немедленно. Я ощутил их взгляды почти сразу же, а вот Госпоже пришлось показывать. Ради этой поездки она решилась научиться игнорировать все области восприятия, кроме чисто физических. За время нашей поездки ей предстояло вспомнить, как живут смертные, чтобы в Дыре она не наделала ошибок.
Смелая женщина.
Как, наверное, любой человек, готовый сыграть с Властелином на его собственном поле.
Маячащих в отдалении менгиров я игнорировал, сосредоточившись на обычной жизни равнины, вскрывая тысячи крохотных ловушек, которые могли бы в худшем случае выдать Госпожу в женщине рядом со мной. Так всегда делают, когда на равнину приходит посторонний. Ничего необычного.
На третий день нас едва не застала буря перемен. Госпожу буря потрясла.
– Что это? – спросила она.
Я как мог объяснил. Приплел все теории, какие только слышал. Она, разумеется, знала все это и без меня, но.., лучше один раз увидеть.
Вскоре после этого мы наткнулись на первый коралловый риф. Это значило, что мы забрались в самое сердце равнины, в гущу кошмаров. – Каким именем ты воспользуешься? – спросил я. – Мне бы лучше к нему привыкать.
– Думаю, Ардат. – Она усмехнулась.
– У тебя жестокое чувство юмора.
– Возможно.
Казалось, изображать обычную женщину доставляет ей удовольствие. Точно любовница вельможи, гуляющая по кабакам. Мы даже готовили с ней по очереди – к вящей скорби моего желудка.
Интересно, что думали о наших отношениях менгиры? Несмотря на все усилия, холод формальности растопить было не так-то легко. И большее, что мы могли изобразить, – товарищество, и уж этому менгиры точно удивлялись. С каких это пор мужчина и женщина путешествуют вместе, а спят врозь?
Вопрос о том, чтобы довести достоверность роли до такой степени, пока не вставал – к счастью. При одной мысли об этом меня охватывал такой ужас, что встать мог разве что вопрос.
Вскарабкавшись на гребень холма в десяти милях от Дыры, мы наткнулись на очередного менгра. Тот стоял себе у дороги и ничего не делал – двадцать футов ненормальной каменюги.
– Это и есть говорящий камень? – спросила Госпожа тоном усталой туристки.
– Ага. Эй, каменюга, я вернулся.
Менгир промолчал. Мы прошли мимо. Когда я обернулся, камня уже не было.
Изменилось не многое. Однако, перевалив через гребень последнего холма, я обнаружил у ручья лес бродячих деревьев. Брод охраняла толпа менгиров, как живых, так и мертвых; среди них носились вывернутые верблюдокентавры. Праотец-Дерево стояло в гордом одиночестве и звенело, хотя был полнейший штиль. Под клочковатыми облачками одиноко парила стервятникообразная птаха – возможно, та самая, что уже несколько дней следила за нами. Но человеческого присутствия – ни следа. Куда Душечка дела свою армию? Не в Дыру же запихнула.
На мгновение меня охватил страх, что крепость оставлена. Но когда мы переехали через ручей, из кораллов вышли Ильмо и Молчун.
Я ласточкой слетел с коня и сграбастал их обоих в охапку. Мы молча обнялись. Ни единого вопроса не прозвучало – в лучших традициях Черного Отряда.
– Проклятие, – прошептал я. – Проклятие, как же хорошо вас снова видеть. Я уже слыхал, что вас на западе в порошок стерли.
Ильмо с легким любопытством глянул на Госпожу.
– Ох. Ильмо, Молчун – это Ардат.
Она улыбнулась:
– Очень приятно познакомиться. Костоправ так много о вас рассказывал.
Ни слова не промолвил. Но она-то читала мои Анналы. Спешившись, она протянула им руку, и мои товарищи обалдело пожали ее – по их понятиям, обращаться на равных можно было только с Душечкой.
– Ну, пошли вниз, – сказал я. – Пошли. Мне тысячу новостей надо сообщить.
– Да-а? – произнес Ильмо.
В сочетании со взглядом на дорогу за моей спиной это подразумевало многое. Кое-кто из ушедших со мной не вернулся.
– Не знаю. За нами гналась половина Взятых. Нас разметало, и я так и не смог отыскать их. Но об их поимке тоже не слыхал. Пошли вниз. Мне надо доложить Душечке. Новости невероятные. И дайте пожрать чего-нибудь. Приходилось терпеть готовку друг друга, а она – повар еще хуже, чем я.
– Брр. – Ильмо вздрогнул и огрел меня по спине. – И ты жив?
– Да, я крепкий старый стервятник, Ильмо. Пора бы запомнить. Черт, я… – Я понял, что несу уже полный бред, и ухмыльнулся.
– Добро пожаловать домой, Костоправ, – прожестикулировал Молчун. – Добро пожаловать.
– Давай, – подбодрил я Госпожу, когда мы достигли входа в Дыру, и взял ее за руку. – Пока глаза не привыкнут, темно тут, как в могиле. И приготовься к вони.
О боги, какая мерзость! Тут и навозный червь задохнется.
Внизу бурлила жизнь; когда мы проходили мимо, наступала внимательная тишина, за нашими спинами шум возобновлялся. Молчун вел нас прямо в зал совещаний. Ильмо откололся по дороге – пошел добывать нам обед.
Когда мы входили, я заметил, что все еще цепляюсь за руку Госпожи. Та улыбнулась мне, но в улыбке этой было больше половины нервного ожидания. Говорите мне потом про поход в логово дракона. Я тихо пожал ей руку – такой уж я смелый.
Душечка выглядела измотанной. Как и Лейтенант. Было там еще с дюжину человек, почти все незнакомые. Видимо, они явились после того, как имперцы эвакуировали периметр равнины.
Душечка надолго припала ко мне. Так надолго, что я покраснел. Мы с ней вообще-то к излияниям чувств не склонны. Наконец она отпустила меня и глянула на Госпожу с некоторой ревностью.
– Это Ардат, – показал я. – Она поможет мне переводить. Она хорошо знает древние языки.
Душечка кивнула, не задавая вопросов. Уж настолько мне тут доверяют.
Принесли еду. Ильмо приволок стол и табуреты, выгнал всех, кроме меня, Лейтенанта, Молчуна и Госпожи, – да еще сам остался. Госпожу он тоже хотел отослать, но не решился.
Пока мы ели, я урывками, когда рот и руки были свободны, рассказывал свою историю. Было несколько тяжелых моментов, особенно когда я сообщил Душечке, что Ворон еще жив. Теперь, задним числом, я полагаю, что для меня это было тяжелее, чем для нее. Я ожидал, что она разволнуется или сорвется в истерику. Ничего подобного не случилось.
Вначале она просто отказалась мне верить. Я понимал ее – Ворон до своего исчезновения был центром ее мира. Она не могла представить, чтобы он включил ее в величайший спектакль своей жизни ради того, чтобы пошарить вокруг Курганья. Это казалось бессмысленным – Ворон никогда не лгал ей.
Я тоже не видел тут смысла. Но, как я уже отмечал, у меня возникало подозрение, что в этой истории есть двойное дно. Я догадывался, что Ворон бежал не к чему-то, а от чего-то.
Спорила Душечка недолго. Она не из тех, кто не способен признать неприятную истину. С этой болью она справилась лучше, чем я ожидал, – возможно, худшее уже отболело много лет назад.
Однако нынешнее состояние Ворона ничуть Душечку не успокаивало, а она и без того находилась в расстроенных чувствах после поражения под Лошадью – предвестника поражений более серьезных. Она уже подозревала, что ей придется сражаться против имперцев без помощи тех сведений, за которыми меня посылали.
Всеобщее уныние я вызвал, объявив о провале миссии и добавив:
– Из достоверных источников мне известно: того, что мы искали, в бумагах просто нет. Хотя я не могу быть уверен, пока мы с Ардат не закончим наше дело.
Зато я кратко пересказал то, что вычитал в бумагах Ворона перед тем, как потерять их.
Прямой лжи я не допускал. Потом, когда правда раскроется – а она раскроется, – лжи мне не простят. Я только опустил некоторые детали. Я даже рассказал о плене, допросе и заключении.
– Так какого дьявола ты делаешь здесь? – осведомился Ильмо. – Почему ты вообще жив?
– Нас отпустили. Меня и Ардат. После той заварушки под Лошадью. Это было сообщение. Со мной передали другое.
– И какое?
– Если только вы не глупы и не слепы, то должны были заметить, что вас не атакуют. Госпожа приказала прекратить все боевые действия против повстанцев.
– Почему?
– Не хочет силы тратить. Властелин вновь шевелится.
– Кончай, Костоправ. Мы с ним разделались еще под Арчой.
– Я был в Курганье. Я видел сам. Лейтенант, эта тварь скоро вырвется. Одно из ее созданий уже на свободе и, возможно, гоняется сейчас за Одноглазым с товарищами. Меня Госпожа убедила. Властелин вот-вот сорвется с цепи – и это будет пострашнее Арчи. – Я повернулся к Госпоже: – Ардат, как мы там считали? Я сбился со счета на равнине. Когда мы выезжали, оставалось девяносто дней.
– Сюда вы добирались восемь, – подсказал Ильмо.
Я поднял бровь.
– Менгиры.
– Ну да, конечно. Восемь дней. Из девяноста – это в худшем случае. Через восемьдесят два дня Великий курган отворится. – И я подробно рассказал, как разливается Великая Скорбная река.
Лейтенанта я не убедил. Ильмо – тоже. И я не винил их. Госпожа коварна, и замыслы ее хитроумны. А наши поганцы всех судят по себе. Я не входил в миссионерский раж – я и сам не до конца верил в грядущую катастрофу.
Верят мне эти двое или нет – неважно. Решения принимает Душечка.
Она потребовала, чтобы вышли все, кроме меня. Я попросил Ильмо показать Ардат подземелье и подыскать ей комнату. Он глянул на меня искоса – как и все остальные, он подумал, что я подружку домой приволок.
Мне с трудом удалось удержаться от улыбки. Столько лет меня изводили из-за романтической чепухи, что я кропал, когда мы только-только поступили к Госпоже на службу. А теперь я привел Госпожу в свой дом.
Мне казалось, что Душечка захочет поговорить о Вороне. Я не ошибся, но меня здорово удивило, когда пальцы ее показали:
– Она прислала тебя, чтобы заключить союз?
Сообразительная чертовка.
– Не совсем, но практически – да.
Я постарался описать все подробности, как известные, так и домысленные. Язык знаков – очень медленная штука, но Душечка оставалась спокойна и терпелива, – то, что творилось в ее душе, никак не проявлялось внешне. Мы перешли к ценности – вернее, ее отсутствию – вороха бумаг в моей комнате. О Вороне она не сказала ни слова. Как и об Ардат, хотя моя спутница явно не выходила у нее из головы.
– Госпожа права в том, – показала Душечка, – что, когда Властелин готов восстать, старые свары отступают. Меня беспокоит другое: реальна ли угроза? Или это всего лишь хитроумная интрига, из тех, на которые, как мы знаем. Госпожа способна?
– Реальна, – ответил я. – Меня убедил Ворон. Он был уверен в этом задолго до того, как у слуг Госпожи появились первые подозрения. Сколько я знаю, их убедили именно собранные им свидетельства.
– Гоблин и Одноглазый – они живы?
– Я не слыхал, чтобы их поймали.
– Она должны быть где-то недалеко. Документы. Ключ все же в них.
– Даже если в них нет имени Госпожи, а только ее супруга?
– Она желала их видеть?
– Подозреваю, да. Меня отпустили по определенному поводу, но причины за этим поводом я не вижу.
– Так я и думала. – Душечка кивнула.
– Но я убежден – она искренна. Властелин представляет опасность более грозную и близкую. А предусмотреть, каким способом она может предать нас, несложно.
– Остается Ворон. Вот мы и приехали.
– Да.
– Я подумаю, Костоправ.
– У нас мало времени.
– И все время в мире. Я подумаю. А вы с твоей подружкой пока переводите.
Я понял, что меня отсылают еще до того, как мы добрались до причины этой беседы наедине. Лицо у Душечки было каменное. Что творится за камнем – не разберешь. Я медленно двинулся к дверям.
– Костоправ, постой, – показала она. Я остановился. Начинается.
– Кто она, Костоправ?
Проклятие! Опять меня обошли. Холодок по спине. Чувство вины. Я не хотел врать Душечке в лицо.
– Просто женщина.
– Значит, ничего особенного? А может быть, близкий друг?
– Кое-что особенное в ней есть. На свой лад.
– Понимаю. Попроси Молчуна зайти.
Я снова поднялся, молча кивая. Она не останавливала меня, пока я не начал открывать дверь.
Она приказала мне сесть – я подчинился. Душечка осталась на ногах.
– Ты думаешь, что я холодно отношусь к новостям, – показала она, расхаживая по комнате. – Тебе неприятно, что я встретила весть о том, что Ворон жив, без особенной радости.
– Нет. Я думал, это потрясет тебя. Взволнует.
– Не потрясло. Я ожидала чего-то в этом роде. Расстроило – да. Когда открываются старые раны, очень больно.
Я изумленно смотрел, как она мечется.
– Наш Ворон. Он так и не вырос. Неколебим, как скала. Лишен малейших следов обезволивающей совести. Силен. Хитер. Жесток. Жесток. Все это, и сверх того. Так? Так. И трус.
– Что? Как ты можешь…
– Он сбежал. Много лет назад его жена оказалась замешана в каких-то махинациях с Хромым. Думаешь, он попытался узнать правду, во всем разобраться? Нет, он убивал и записался в Черный Отряд, чтобы убивать. Он бросил двух младенцев на произвол судьбы.
Теперь Душечка кипела. Она раскрывала тайны, выплескивая наружу то, что я знал прежде лишь по смутным, расплывчатым намекам.
– Не защищай его, – говорила она. – Я не преминула выяснить. Он бежал из Черного Отряда. Ради меня? Это был повод, а не причина. Он боялся привязанности. Почему он подобрал меня в той деревне? Чувствовал себя виноватым оттого, что бросил собственных детей. Я была безопасным ребенком. И, оставаясь ребенком, я оставалась безопасной – вклад капитала чувств. Но я выросла, Костоправ. И все эти годы для меня не существовало другого мужчины.
А мне следовало догадаться. Я ведь видела, как он отталкивал людей, как только те пытались сблизиться с ним не на его условиях. Но после того кошмара, что он сотворил в Арче, мне показалось, что я смогу вернуть его. Когда мы бежали на юг от Госпожи и Отряда одновременно, я призналась ему в своих чувствах. Открыла копилку, где хранила мечты с тех самых пор, как начала думать о мужчинах.
И он переменился. Он походил на перепуганного зверя в клетке. Когда появился с остатком Отряда Лейтенант, Ворон тут же успокоился. А через пару часов был уже «мертв».
У меня уже тогда возникли подозрения. В глубине души я все знала. Только поэтому я сейчас не превратилась в тряпку, как ты ожидал. Ты знаешь, что иногда по ночам я плачу. Я плачу по детским мечтам. Потому что они не умирают, хотя я бессильна воплотить их. Я плачу, потому что не могу осуществить единственное свое настоящее желание. Понимаешь?
Я вспомнил Госпожу, вспомнил ее судьбу и кивнул. Ответить было нечего.
– Я сейчас снова расплачусь. Уходи. Пожалуйста. И пусть Молчун подойдет.
Искать Молчуна не пришлось – он ждал в зале совещаний. Я посмотрел заходящему колдуну в спину, раздумывая, мерещится мне или это предвидение.
Душечка дала мне немало поводов для размышлений.
