Старик поднял глаза. Перо в его руке дернулось, выдавая недовольство.

– В чем дело, Мурген?

– Я прогулялся с духом. Помнишь, недавно земля дрожала?

– Ну и что с того? Не вздумай брать пример с Одноглазого и морочить мне голову всяким вздором. У меня на это нет времени.

– Чем дальше на юг, тем ужаснее разрушения.

Старик открыл было рот, но спохватился и решил подумать, прежде чем что-то сказать.

Старик. Костоправ. Капитан Черного Отряда, а ныне еще и всемогущий военный диктатор Таглиоса и всех данников, колоний и протекторатов этого государства, он вовсе не кажется такой уж большой шишкой. Ему хорошо за пятьдесят, даже ближе к шестидесяти. За последние четыре года он малость погрузнел, почти безвылазно находясь в гарнизоне. Лоб у Старика высокий, с залысинами; волосы редкие. Недавно он отрастил бородку с проседью, которой немало и в шевелюре – там, где она еще осталась. А глубоко посаженные ледяные глаза придают Старику вид суровый и жуткий – ни дать ни взять психопат-убийца. Хотя сам он об этом не догадывается. Вслух никто не говорит, а Старику и невдомек, почему его чураются люди. Он даже расстраивается из-за этого иногда.

Да, дело в его глазах. Главным образом в них. Взгляд у него как у вурдалака, аж дрожь пробирает. Сам он считает себя обычным человеком, одним из братьев Отряда. Но уж коли догадался бы об этом своем свойстве, то непременно использовал бы его на всю катушку. Он не просто считает, что полезно создавать иллюзии в чужих умах, – нет, эта убежденность сродни религиозному фанатизму.

– Давай пройдемся, Мурген, – промолвил Старик, вставая.

Во дворце, если разговор не предназначен для чужих ушей, лучше беседовать на ходу. Дворец похож на огромные соты, пронизанные лабиринтом бесчисленных тайных ходов и лазов. Это переплетение коридоров я наносил на карту, но обойти все закоулки не смог бы и за всю жизнь – даже если бы нам не предстояло не сегодня завтра выступить на юг.

Впрочем, никогда нельзя было исключить возможность того, что сказанное будет услышано кем-нибудь из наших друзей. Хорошо еще хоть врагов удавалось удерживать на достаточном отдалении.

На пороге нас встретил Тай Дэй. Старик поморщился. Личного предубеждения против моего телохранителя и свойственника он не имел, но его бесил тот факт, что многие братья Отряда обзавелись подобными спутниками, ни один из коих не подчинялся Капитану напрямую. Он не доверял нюень бао, хотя никогда не мог толком объяснить почему. Да наверняка и не сможет.

Он понимал, что в той адской кузне, где ковались эти узы, его не было. Но ему довелось побывать в других преисподних. Он и сейчас томился в одной из них.

Я подал знак, и Тай Дэй отступил на шаг, символически признавая наше право на конфиденциальность. Лишь символически, ведь на самом деле он слышал каждое сказанное нами слово.

Правда, проку в этом для него было не много, поскольку говорили мы на языке Самоцветных городов. На диалекте Берилла, находившегося в шести тысячах миль от края того мира, который Тай Дэй мог себе хотя бы представить.

Я задумался, с чего это вдруг Костоправу захотелось шататься по дворцу, если все равно мы болтаем на языке, неведомом ни одному таглиосцу.

– Выкладывай, – прервал он мои размышления.

– Я блуждал с духом. На юге. Ничего особенного. Обычная проверка. Я следовал заведенному порядку.

До меня наконец дошло, почему он решил прогуляться по коридорам. Душелов. Да, Душелов прекрасно владеет всеми диалектами Самоцветных городов, но, пока мы разгуливаем, ей не так-то легко подслушать наш разговор. Прежде нужно нас найти.

– Помнится, я велел тебе поубавить прыть. Ты проводишь там слишком много времени, а это затягивает. Там легко стряхнуть все наболевшее. Именно потому я больше туда не суюсь.

– Никаких проблем, Капитан! – бодро воскликнул я, силясь скрыть боль.

Но он не верил, так как знал, кем была для меня Сари и как я по ней тосковал.

– С этим я справлюсь, – заверил его я. – А тебе следует знать: чем ближе к югу, тем страшнее ущерб от землетрясения.

– Ты полагаешь, что это должно меня интересовать? С какой стати? А могу ли я надеяться, что ты сейчас расскажешь, как конура Хозяина Теней обрушилась ему на башку?

– Надеяться-то можно, это никому не запрещено, но я ничего подобного говорить не собираюсь. Неумение строить никогда не относилось к числу его недостатков.

– Хоть бы разок услышать от тебя что-нибудь приятное, так ведь не дождешься.

В обязанности летописца входит время от времени напоминать начальникам, что они не боги.

– Так или иначе, в этот раз Вершина осталась невредимой. Но Кьяулун разрушен, тысячи людей погибли, и, судя по тому, как идут дела, еще тысячи умрут от голода, болезней и стужи.

Быстро приближалась середина зимы.

Кьяулун был самым южным из человеческих городов. Название означало «Врата Теней». Двадцать лет назад невесть откуда взявшийся колдун по имени Длиннотень завладел краем и дал ему другое имя: Тенелов. Однако навязанным поработителем названием пользовались лишь тенеземцы, боявшиеся вызвать неудовольствие Хозяина Теней.

– Следует считать, что это хорошие новости?

– Строительные работы на Вершине непременно замедлятся. Длиннотень не придет от этого в восторг, однако будет вынужден потратить время на помощь своим подданным. В противном случае он попросту останется без работников.

Мы брели по коридорам хозяйственного крыла дворца, полностью отданного под военные приготовления. Люди паковали все необходимое для дальней дороги. Вскоре нам предстояло выступить на юг – навстречу неизбежному и, возможно, последнему столкновению с войсками Хозяина Теней. Большая часть наших сил уже находилась в пути, который обещал быть долгим и трудным. Чтобы перемещать большие массы людей на огромные расстояния, требуется уйма времени.

Люди, хлопотавшие в этом крыле, готовили задел на годы вперед.

– Ты хочешь сказать, что нам незачем особенно торопиться?

– Сейчас – да. Землетрясение спутало ему карты.

– Ну, настоящей нужды в спешке не было и до землетрясения. Мы уж всяко могли попасть туда прежде, чем он достроит свой несуразный песчаный замок.

Верно. Всю эту кампанию мы затеяли главным образом потому, что Капитану и его женщине не терпится кое с кем свести счеты. Но не им одним – в числе жаждущих мести стоит упомянуть и Мургена. Моя жена погибла совсем недавно, и моя рана кровоточит сильнее. Длиннотень и Нарайян Сингх должны заплатить за смерть Сари. Особенно Нарайян Сингх.

Слышишь, живой святой обманников? Твой ночной спутник теперь охотится за тобой.

– Однако тот факт, что ему причинен ущерб, по существу, ничего не меняет в наших планах.

– Точно, – согласился я. – Однако несколько расширяет возможности для маневра.

– А может быть, стоит обрушиться на них поскорее, пока они ошеломлены случившимся? Какая территория пострадала? Думаю, не только Кьяулун.

– Естественно. Землетрясение разворотило всю местность к югу от Данда-Преша, и чем южнее, тем страшнее. Сейчас у них едва ли достанет сил остановить вторжение.

– Тем больше оснований придерживаться намеченного плана. Прихлопнем их, пока они не очухались.

Старик жаждал мести и был полон горечи. Оно и понятно: должность у него такая, да и пережить ему довелось немало.

– Ты готов к походу? – спросил он.

– В смысле, я сам? И я, и вся моя семейка. Назови день, и мы выступим.

В этот раз я дал слабину, и моя собственная горечь прорвалась наружу. Прорвалась, хотя я без конца твердил себе, что не должен позволять жажде мщения пускать корни столь глубоко. Мне вовсе не улыбалось превратиться в одержимого.

На какой-то миг Костоправ недовольно поджал губы. В моей «семейке» числился не только Тай Дэй, но и Кы Гота, мать Сари, и дядюшка Дой.

По правде сказать, неизвестно, кому он приходился дядюшкой, но все равно считается членом семьи.

Костоправ не доверял никому из них. Но он вообще доверял лишь тем, кого считал братьями. Тем, кто прослужил в Отряде не один год.

Справедливость этого умозаключения подтвердилась немедленно.

– Мурген, – промолвил Старик, – я хочу, чтобы ты добавил Радишу к числу тех, кого регулярно проверяешь. Готов поспорить: как только мы окажемся за городской стеной, она попытается устроить какую-нибудь гадость.

Спорить я не стал, ведь пророчество Костоправа выглядело более чем осуществимым. Черный Отряд на протяжении его долгой истории не раз сталкивался с неблагодарностью нанимателей. Однако стоит заметить, что почти всякий раз этим мерзавцам приходилось горько жалеть о своем гнусном предательстве.

В этот же раз у нас была возможность предотвратить любую серьезную измену со стороны Радиши Дра и ее братца Прабриндра.

Сейчас и Радише, и князю приходится обуздывать свои порывы – и так будет до тех пор, пока не умрет Длиннотень. Как ни крути, а Отряд для них – меньшее из зол.

– Ты уже просмотрел книги?

– Что еще за книги?

Порой он совершенно невыносим.

– Те самые, – отчеканил я, – которые мне с риском для моей драгоценной задницы удалось выкрасть у Душелов. Утраченные, а теперь возвращенные Анналы. Те, из которых, как предполагалось, можно узнать, почему всякий паршивый аристократишка или святоша в этих краях готов обгадиться от страха при одном упоминании о Черном Отряде.

– А, эти книги…

– Ну да, эти самые. – Я понял, что он нарочно пытается вывести меня из равновесия.

– У меня не было времени, Мурген. К тому же я обнаружил, что нам потребуется переводчик. Они написаны не на современном таглиосском.

– Я этого опасался.

– Мы возьмем с собой духоходца.

Я малость удивился этому неожиданному повороту. Но в последнее время Старик чуть ли не с маниакальным упрямством отказывался произносить вслух имя Копченого даже на языках, никому в Таглиосе неведомых. Поблизости всегда могли оказаться вороны.

– Пожалуй, это правильно, – согласился я. – Он слишком ценен, чтобы оставлять его здесь.

– И давай постараемся, чтобы никто об этом не узнал.

– Э-э-э…

– Радиша уже недоумевает, почему мы так заботимся о ее бывшем шуте и не даем ему умереть. Она больше не верит, что Копченый когда-нибудь придет в себя. И если она как следует пораскинет мозгами, то сумеет кое-что сопоставить и сделать интересные выводы. – Он пожал плечами. – Я поговорю с Одноглазым. Вдвоем вы, пожалуй, сумеете убрать его отсюда так, что никто и не заметит.

– Вот те на. Можно подумать, будто мне по ночам делать нечего, а спать так и вовсе не надо.

– Не дури. Я бы на твоем месте только радовался. Вполне возможно, скоро все мы уснем навеки.

Да уж, религиозным его не назовешь.