Эпилог

«Чем дороже отель, тем толще ковры», – подумал Херцфельд, у которого возникло ощущение, будто он идет по какой-то губке.

Пауль Херцфельд шел по коридору, и его ботинки бесшумно утопали в ковровом покрытии, ворс которого был таким высоким, что он вынужден был поднимать ноги, будто шагал по залитой водой береговой полосе во время прилива. При этом профессор начал обливаться потом, но не из-за физической нагрузки, а из-за продолжавшего побаливать шрама, который оставил ему Задлер. Врачи сказали, что отныне при любых нагрузках, будь то поднятие тяжестей, занятие спортом, подъем по лестнице или, как сейчас, просто при глубоком вздохе боль будет сопровождать его всю оставшуюся жизнь.

Пауль остановился и прижал ладонь к пульсирующему рубцу над пупком, борясь с желанием развернуться и уйти. Отполированные до блеска латунные таблички на стенах указывали, что номер 4011 находился в самом конце коридора высококлассного отеля «Хаятт», располагавшегося на Потсдамской площади. Хорошо еще, что у Херцфельда не было с собой чемодана, ведь при таком высоком ворсе коврового покрытия колесики на нем оказались бы бесполезными – они бы просто застряли.

4003, 4005, 4007… Пауль мог не обращать внимания на нумерацию дверей. Нужную он все равно бы не пропустил. Она находилась на очень большом отдалении от лифтов, была раза в два больше остальных и обрамлена пышными букетами цветов.

Херцфельд понюхал розу, аромат которой все же не смог перебить запах дорогого освежителя воздуха, впитавшийся в панели из ценных пород дерева и распространявшийся во всем комплексе зданий по системе принудительной вентиляции. Этот запах чувствовался даже на улице перед входом в отель.

Он хотел было постучать в дверь, но тут ему в глаза бросилась круглая кнопка, располагавшаяся рядом с прорезью для карточки электронного ключа. Пауль нажал на нее, и за дверью послышалось приглушенное жужжание.

– Рад, что вы приняли мое приглашение, профессор! – сияя широкой улыбкой, заявил Ингольф фон Аппен.

Ингольф, должно быть, ожидал прямо за дверью, – настолько быстро он открыл ее. Фон Аппен-младший пожал Херцфельду руку, и его щеки при этом от волнения начали покрываться пятнами.

«Если бы он был собакой, то для приветствия наверняка уперся бы передними лапами мне в грудь и возбужденно завилял хвостом», – подумал Херцфельд.

– Не желаете снять с себя верхнюю одежду? – прямо на пороге спросил его Ингольф.

Херцфельд с изумлением огляделся. Холл при входе в номер был гораздо больше, чем прихожая во многих частных домах. Без сомнения, номер 4011 являлся не обычным гостиничным номером, а анфиладой из комнат. Одна только гостиная, в которую привел его Ингольф, раза в два превосходила по площади обычный номер в отеле. Бросались в глаза обеденный стол, мягкий уголок и огромный плазменный телевизор, на котором можно было бы спокойно играть в настольный теннис, если расположить его горизонтально. В тот момент на антибликовом матовом экране беззвучно мелькала реклама пива.

Пауль насчитал четыре двери, которые выходили из гостиной. Одна из них оказалась открытой и вела в ванную комнату, которая могла бы удовлетворить амбиции даже римского консула. Отделанные мрамором кремового цвета стены великолепно сочетались с основным тоном внутреннего оборудования этого шедевра строительного искусства.

– К чему такая роскошь? – спросил Херцфельд.

Ингольф непонимающе посмотрел на гостя и помог ему повесить в встроенный в стену шкаф старенькое зимнее пальтишко. Одет фон Аппен был, как всегда, с иголочки: на сыне сенатора по внутренним делам красовался темно-синий блейзер с золотыми пуговицами и нагрудным платком, к которому очень хорошо подходили серые фланелевые брюки и дорогие туфли с рантами. От галстука он на сей раз отказался. Вероятно, в выходные дни он хотел выглядеть более раскованно. Зато прическа, волосок к волоску, поражала своей аккуратностью, и Пауль невольно задумался над тем, сколько времени юноше потребуется стоять под душем, чтобы смыть с себя весь гель.

Сам же Херцфельд сейчас, как никогда, соответствовал образу рассеянного профессора. Его коричневый с V-образным вырезом джемпер никак не подходил ни к поношенному вельветовому пиджаку, ни к туфлям, какие обычно надевают для игры в теннис. Пауль не брился уже несколько дней, и теперь все его лицо ниже скул было покрыто щетиной, создавая впечатление однообразной мрачной тени.

– Что вы подразумеваете под роскошью? – спросил Ингольф, демонстрируя гостю свои апартаменты.

В ответ Херцфельд вытащил из заднего кармана брюк конверт из дорогой бумаги с фамильным гербом фон Аппенов и, высоко держа его, словно судья на поле, показывающий футболисту красную карточку, произнес:

– Я имею в виду вот это приглашение. Вы предложили встретиться за чашечкой кофе, а сами сняли президентский люкс в пятизвездочном отеле. Для чего?

На мгновение Ингольф смутился, а потом, широко улыбнувшись, заявил:

– Видимо, произошла какая-то досадная ошибка, профессор. Я не снимал этот номер специально для нашей сегодняшней встречи.

– Не понял?

– Я здесь живу.

Херцфельд еще раз огляделся и спросил:

– Вы это серьезно?

– Конечно. Вот уже полгода. Я не смог больше сносить своего старика и жить в его доме. Мне пришлось принять быстрое решение. Оно не носило личного характера. Просто во время своей учебы по профилю «Экономика и организация производства» мне хотелось избежать стресса от общения с дизайнером по интерьеру. Вы меня понимаете, конечно.

– Ясное дело, – сухо ответил Херцфельд. – Какой студент не сталкивался с подобными проблемами.

С этими словами Пауль посмотрел на панорамные окна, протянувшиеся до пола и открывавшие потрясающий вид на Берлинскую филармонию и на весь район Тиргартена.

– Вы считаете меня неженкой, я знаю. Но этот люкс в два раза меньше, чем у рок-певца, живущего надо мной, а кроме того, мне была сделана большая скидка за проплату аренды на два года вперед.

– Что вы говорите, – с издевкой заметил профессор.

Ингольф, казалось, не заметил сарказма Херцфельда. Ничуть не смущаясь, он продолжил перечислять преимущества своего выбора:

– К тому же в оплату все включено: и электричество, и вода, и отопление, и уборщица, и тренажерный зал, и даже бассейн.

– Не говоря уже про гель для душа, – заметил Херцфельд с самой серьезной миной на лице, на какую только был способен. – Другие тратят целое состояние, приобретая его в интернет-магазине «Россман». А здесь все бесплатно стоит в ванной комнате.

В этот момент, как по команде, послышался шум спускаемой воды в унитазе, а затем рядом с ним открылась совсем неприметная дверь.

– Не началось еще? – спросил Эндер, стоявший к ним спиной в гостевом туалете.

Мюллер наклонился над раковиной, плеснул себе немного воды на лицо, а когда посмотрел вверх, то увидел в зеркале Херцфельда.

– Пауль!

Не веря своим глазам, он развернулся, но, по-видимому, слишком резко. Его лицо немедленно исказила болезненная гримаса, и Эндер схватился за телесного цвета шейный корсет.

Надо сказать, что ему неслыханно повезло – врачи на материке сотворили настоящее чудо, вытащив в течение трехчасовой операции секционный нож из его шеи, сшив сосуды и наложив аккуратный шов. При этом Мюллера предупредили, чтобы он в ближайшие недели поостерегся, и тогда, вероятнее всего, все обойдется без серьезных последствий.

– Рад видеть тебя без трупа в зоне досягаемости. Или ты привез работу с собой? – в своей манере пошутил Эндер и расплылся в еще более широкой улыбке, чем Ингольф при встрече. – Пошли, ты должен на это взглянуть.

Херцфельд было подумал, что Мюллер хочет показать ему какую-то изюминку в номере фон Аппена, но тот подвел его вплотную к телевизору. Реклама как раз закончилась, и на экране возник такой же изящный, как в газете «Бильд», логотип развлекательного шоу.

– «Германия – твои таланты», – громко произнес Эндер, как будто Херцфельд не умел читать.

Каким-то образом в его руках оказался нашпигованный многочисленными кнопками пульт дистанционного управления, и Мюллер включил звук.

– Это что еще за чушь? – спросил Пауль.

– Ради этой чуши ваш друг готов пожертвовать своей репутацией, – пояснил стоявший несколько позади Ингольф.

– Своей… чего? – переспросил Эндер, не отрывая взгляда от телевизора.

Появившийся на экране какой-то слабоумный старикан в матросской бескозырке поглотил все его внимание.

«– Эта свинья украла у меня мое место! – причитал он, размахивая пультом дистанционного управления, словно рапирой. – Не он, а я должен был выступать там. Это меня вызывали на бис с моим комедийным номером! Идиоты в жюри восстановили в номинации эту выжатую как лимон мочалку только потому, что я застрял на Гельголанде!»

– За что? – брезгливо поморщившись, уточнил Херцфельд. – За то, что он вытаскивает свою вставную челюсть перед работающей камерой?

– Дешево, да? Он считает это эффектным трюком, – начал пояснять Эндер. – В старофранцузском стиле, ну, ты понимаешь. Он выдувает пузыри без зубов.

– Очень смешно.

– Вот я и говорю. Его шутки с моими и рядом не стоят! Проклятье!

– Уверен, что в следующем году вы возьмете ваш заслуженный приз, – поспешил успокоить Мюллера Ингольф, похлопав его сзади по плечу.

Тон и жест, с которыми фон Аппен это произнес, напомнили Херцфельду историю про психиатра, который уверял своего пациента в том, что все будет хорошо, если тот станет принимать только его таблетки.

– Позже мы сможем посмотреть шоу в записи, – заявил между тем Ингольф. – А теперь предлагаю начать. Теперь, когда мы наконец собрались все вместе.

Его заявление походило не на предложение, а на однозначно принятое решение, поскольку, не дожидаясь согласия гостей, фон Аппен прошествовал по своему номеру люкс и открыл еще одну дверь.

– Прошу всех пройти в мой рабочий кабинет, – остановившись на пороге, заявил Ингольф.

Затем он вошел в помещение, и Херцфельд увидел еще одно знакомое лицо.

– Линда!

– Пауль!

Комната, которую Ингольф назвал своим кабинетом, походила на настоящий конференц-зал.

Сидевшая за длинным столом Линда оторвалась от работы над рисунком. Таким образом, она, по-видимому, решила скоротать время ожидания. На эскизе был изображен умирающий человек, лежавший в луже крови. Несмотря на ужасающую сцену насилия на картинке, Херцфельд не мог не восхититься силой таланта молодой художницы.

– Рада тебя видеть!

С этими словами Линда подошла к Херцфельду и обняла его, как вернувшегося с войны солдата. На ней была надета кожаная куртка с искусственным мехом, воротник которой пощекотал Пауля за ухом. От молодой женщины исходил приятный, терпкий и одновременно цветочный аромат, но профессор был уверен, что это не духи.

– Так гораздо лучше, чем пощечина, как в последний раз, – прошептал он, когда Линда отошла от него.

Херцфельд поприветствовал кивком человека, занявшего место напротив Линды и который помимо Ингольфа, видимо, чувствовал себя комфортно в подобных апартаментах. На нем был надет костюм и галстук с большим узлом. Бросались в глаза наманикюренные и отполированные ногти, а также белые зубы, словно намазанные корректирующей жидкостью «штрих». Было заметно, с каким неудовольствием воспринял этот прототип бизнес-консультанта необходимость подвинуться за столом, когда в соседнее с ним кресло уселся культурист Эндер в спортивном костюме. Профессор же занял предложенное ему место с болезненной миной на лице и прижимая руку к повязке на животе.

Ингольф фон Аппен начал свою презентацию, так и не представив собравшимся неизвестного гостя. Вместо этого он притушил свет и включил проектор, высветив пустую картинку на белом экране, расположенном в самом начале комнаты.

– Я пригласил вас всех сегодня к себе, потому что мне нужна ваша помощь, – заявил фон Аппен.

– Так и Херцфельд говорил, когда в последний раз звонил мне, и мы все знаем, что из этого вышло, – сухо заметила Линда.

Эндер же, наоборот, расплылся в широкой улыбке.

– Не волнуйтесь. То, что мне нужно, гораздо менее рискованно, но зато более полезно для вас самих, – продолжил свою речь Ингольф и показал первый слайд, изготовленный в программе PowerPoint и состоявший из простой надписи: G. P. SAVE.

– И что это означает? – бросил Херцфельд.

– Это, уважаемый профессор, является реальной причиной того, почему я хотел пройти стажировку вместе с вами. Помните, я рассказывал вам о PetSave?

– И о вашей кошке? Как же, помню. Вы разработали некий GPS-чип, с помощью которого можно найти сбежавших животных.

Ингольф усмехнулся и заметил:

– Точно.

Затем он показал лазерной указкой на логотип на экране и уже серьезно сказал:

– G. P. SAVE основано на идее PetSave. Только стоит оно на один эволюционный уровень выше.

– Вы хотите искать исчезнувших людей? – решил уточнить Эндер.

– Нет, – рассмеялся Ингольф. – Я хочу уберечь их от похищения.

При этом его взгляд стал очень серьезным и остановился исключительно на Херцфельде.

– В одном из журналов я прочел вашу статью, профессор, – заявил фон Аппен. – В ней вы написали, что на теле есть пятьдесят шесть мест, где с помощью микрохирургического вмешательства можно спрятать вещи, не оставляя видимых шрамов.

– Верно, такая статья вышла в журнале «Нэшнл джиогрэфик», – подтвердил Херцфельд.

– А теперь только представьте, от скольких страданий мы могли бы избавить семьи, да и самих похищенных людей, если бы нам удалось своевременно вшить тем, кому угрожает похищение, GPS-передатчик, – многозначительно проговорил Ингольф.

Затем он высветил новый слайд, на котором был изображен какой-то график.

– Каждые шестьдесят секунд в Южной Америке похищается один человек, – принялся пояснять свой график фон Аппен. – В Германии показатели, конечно, значительно ниже, но тем не менее страх у рядовых немцев перед похищениями растет. Эта зараза распространяется по всему миру.

Фон Аппен внимательно посмотрел на каждого присутствующего, и всем было ясно, что хотели сказать его глаза. Немного помолчав, он добавил:

– И случай с Задлером не единичен.

Ингольф снова сделал короткую паузу в своем выступлении, а потом заявил:

– Мои биржевые аналитики отмечают заметный рост спроса на этом рынке услуг. Мы можем рассчитывать как минимум на двадцать миллионов заинтересованных клиентов. Даже при самом плохом варианте, если прогнозы моих людей не совсем обоснованны, годовой оборот при этом составляет около полутора миллиарда долларов, что принесет прибыль в четыреста тридцать миллионов. И это в самом худшем случае.

Он опять замолчал, давая присутствующим возможность почувствовать всю перспективность своего предложения.

– Рынок поистине огромен, – продолжил фон Аппен. – У нас много потенциальных заказчиков. Это и компании, вынужденные заключать дорогостоящие страховые договоры на случай похищения их топ-менеджеров в странах третьего мира, и государства, заинтересованные в снижении расходов на содержание ножных браслетов отбывающих наказание заключенных, и в первую очередь родители, которые хотят знать, где их дети. Если мы проведем соответствующую операцию сразу после рождения, то впоследствии обеспокоенная долгим отсутствием своего ребенка мать всего лишь за секунду сможет просто включить компьютер и проверить, где находится ее чадо.

– Подождите! – перебила его Линда. – Я ослышалась, или вы действительно хотите вживлять людям чипы?

– Нет, вы не ослышались. Как только возникнет подозрение о похищении, по пеленгу можно будет выслать группу быстрого реагирования, чтобы найти похищенного. Эта техника достаточно отработана. Наши юристы проверили основные условия осуществления проекта. Если вживление будет производиться квалифицированным врачом с согласия всех заинтересованных лиц, то с правовой точки зрения все в порядке.

– А с моральной? – возмутилась Линда.

– Лично я не вижу в этом ничего плохого, – пришел на выручку Ингольфу Херцфельд и, привлекая к себе внимание, поднял руку. – Я могу понять тебя, Линда. Ты имеешь в виду конфиденциальность, личные права и прочие деликатные вопросы. Но только все это относится к области теории. Если бы ты спросила мое мнение всего полгода назад, то я с негодованием отверг бы такую идею. Но теперь? После всего, через что мы прошли? – Он зябко повел плечами и добавил: – Если бы у меня была возможность найти Ханну через спутник, то я готов был бы отдать за это свою правую руку.

– Я так понял, что вы поддерживаете идею создания системы G. P. SAVE? – спросил Ингольф, в глазах которого вспыхнули огоньки.

– Нет.

– Но… – явно смутившись, промямлил фон Аппен. – Разве вы не сказали…

– Я сказал, что у меня нет возражений против вашей идеи с моральной точки зрения. Только я не буду в этом участвовать.

С этими словами Херцфельд сделал движение, чтобы встать.

– Постойте, профессор, подождите! – воскликнул Ингольф. – Вы нужны мне не как врач! Вам не придется никого резать, если вас это останавливает. Вы будете выполнять функции консультанта.

Фон Аппен посмотрел на каждого и добавил:

– Вы все будете работать в одной команде. Линда! Вы талантливый человек, особенно по части графики, и можете взять на себя маркетинг. А то, что у вас критический взгляд на данный вопрос, так это хорошо. Это только создает дополнительные предпосылки успеха.

Ингольф еще раз посмотрел на присутствующих и, обращаясь уже к Мюллеру, ободряюще кивнул ему:

– А у вас, Эндер, явные организационные способности, и вы могли бы взять на себя сбыт.

– Я? – искренне удивился Мюллер. – Но как? Ведь выше коменданта по службе мне подниматься не доводилось, и будь моя воля, я с удовольствием променял бы эту работу на карьеру в комедийном шоу.

– Хорошо, это просто означает, что вы все в настоящее время профессионально друг с другом не связаны. Да и вы, профессор, судя по всему, сейчас в отпуске, – заявил Ингольф.

– Да, это можно назвать и так.

– Соглашайтесь и отбросьте сомнения. Только за счет гарантийного бонуса, который вы получите в начале года, каждый из вас сможет легко направить свой личный «порше» в дерево.

При этих словах заулыбался даже Херцфельд. Ему было известно, что до настоящего момента Ингольф так и не сообщил в страховую компанию об аварии, в результате которой его «Порше Кайен Турбо-С» полностью вышел из строя.

– Почему бы вам не рассказать нам всю правду, фон Аппен? Четыреста миллионов прибыли! Мы – идеальная команда! Что за чушь вы несете? – фыркнула Линда и смахнула волосы со своего покрытого шрамами лба. – Есть только одна причина, по которой вы всех нас здесь созвали. И вовсе не потому, что мы такие замечательные эксперты. – Она на мгновение запнулась, затем указала рукой на Херцфельда и добавила: – Ну, может быть, за исключением его.

– И какова, по-вашему, причина? – спросил Ингольф.

– А причина в том, что мы нашли похищенную девушку и остановили серийного убийцу. Мы – находка для журналистов, которые еще целый год будут обсасывать в средствах массовой информации этот случай. И вы нуждаетесь в нас для рекламы своего детища.

– А если и так, то что это меняет? – улыбнулся Ингольф.

– Если это так на самом деле, то вы – полный идиот! – заметил Херцфельд. – Разве вы забыли, что я отпущен под залог? Через полгода начнется процесс, где меня будут судить за умышленное убийство.

– Вот тогда и вступит в игру доктор Торбен Анзорге, – широко улыбнулся Ингольф.

В этот момент человек в галстуке, сидевший рядом с Эндером, поправил лацкан пиджака, откашлялся и с самодовольным видом посмотрел на присутствующих.

– Доктор Анзорге является одним из лучших адвокатов по уголовным делам в нашей стране, – заявил фон Аппен. – Уверен, что он сможет помочь в самой сложной ситуации.

При этих словах адвокат самодовольно закивал.

– Это правда? – обратился к нему Херцфельд. – Вы думаете, что вам удастся спасти меня от тюрьмы?

– Ну, это будет нелегко, – ответил Анзорге, голос у которого оказался на удивление писклявым. – Но если есть способ, то мы его найдем.

«Мы? – подумал про себя Пауль. – Этот воображала говорит о себе во множественном числе?»

– В конце концов, – продолжил между тем адвокат, – вы ведь убили не лауреата Нобелевской премии мира, а маньяка Яна Задлера.

– Ну, тогда все в порядке, – язвительно заметил Херцфельд. – Только у меня есть один вопрос.

– Какой же? – спросил Анзорге, у которого от нетерпения стало дергаться правое веко.

– За годы вашей практики в качестве адвоката по уголовным делам вы хоть раз защищали человека, чья вина несомненна?

Анзорге несколько помедлил с ответом, чем и воспользовалась Линда, заявив:

– Он защищает моего брата, пытавшегося избавить меня от преследователя. Намерения Клеменса были благородными, чего нельзя сказать об избранных им методах. Он, конечно, виновен, как и его друг Сандро, который, чтобы убрать Дэнни, в качестве инструмента использовал несовершеннолетнюю девушку.

Херцфельд понимающе кивнул, так как читал в газетах о тринадцатилетней Фионе и о тех проблемах, которые возникли в их «правовом государстве» с привлечением ее к ответственности.

– И все же ваш брат заслуживает защиты системы, – нашелся Анзорге. – Ведь одним из главнейших завоеваний нашего общества, записанных в Конституции, является благородный принцип предоставления каждому человеку наилучшей защиты.

– Прекрасно, – заметил Херцфельд. – Скажите, а среди всех этих виновных людей, которые, по вашему мнению, нуждаются в защите, были насильники или убийцы детей?

– Так сразу ответить не могу, сначала нужно посмотреть в моих документах…

– Смелее, доктор Анзорге! Лучший защитник по уголовным делам Германии должен обладать хорошей памятью. Вспомните, приходилось ли вам хоть раз выступать в роли адвоката на процессе по делу изнасилования ребенка или жестокого обращения с детьми?

– Думаю, что да. Но в этих случаях нам, естественно, не удавалось добиться оправдательного приговора, если только…

– Не выплывала правда о подделке улик, и защита не строилась на этом, – перебил его Херцфельд. – Мне это известно.

Профессор говорил совершенно спокойно, вовсе не собираясь осуждать Анзорге. В его голосе не чувствовалось ни малейшей нотки отвращения. Пауль и сам когда-то исходил из этого понимания. До похищения дочери. Он старался соблюдать правила игры и действовать в рамках системы, рассчитывая на то, что судьи сами смогут во всем разобраться и правильно оценить имеющиеся факты. И к чему это привело? А привело это к тому, что Задлер получил смехотворный срок и вскоре снова оказался на свободе, ввергнув в пучину несчастья и полностью уничтожив еще одну семью. В результате погибло много людей.

– Спасибо, – немного помолчав, заявил Херцфельд. – От этого предложения по своей защите я тоже отказываюсь.

С этими словами он встал и, не оглядываясь и ни с кем не попрощавшись, вышел из конференц-зала.

– Профессор! Подождите! – поспешил за ним следом Ингольф и, догнав его уже у самого выхода из номера, сказал: – Вы совершаете ошибку, отказываясь от его защиты.

Однако Херцфельд не стал слушать фон Аппена, открыл встроенный в стену шкаф и взял свое поношенное пальто.

– Желаю удачи, Ингольф. Вы хороший парень. Немного сумасшедший, возможно, но вы мне очень нравитесь. Правда.

– Сумасшедший? Кто здесь из нас двоих сошел с ума? Вы остались без работы, вас лишат ученого звания, и в результате вы потеряете свою репутацию. Вас надолго посадят в тюрьму! Я же предложил вам возможность избежать всего этого. Вас не лишат свободы на долгие годы, и вы заработаете миллионы.

– Все это не важно для меня, Ингольф.

– Вам не важны деньги и свобода? Что же для вас важнее, чем ваше будущее?

– Настоящее, – грустно улыбнулся Херцфельд. – Сначала я потерял жену, а теперь еще и дочь. В то немногое время, которое у меня еще осталось, я попытаюсь наладить отношения с Ханной. И постараюсь сделать это без всяких презентаций с помощью программы PowerPoint и без использования стратегий для переговоров.

Пауль подошел к двери, открыл ее, а затем, уже стоя в коридоре отеля, обернулся.

– Выше голову, Ингольф! Не смотрите на меня так! Я знаю, что вы желали мне только хорошего. Но вам не надо этого делать только потому, что я вытащил вас из озера. Вы мне очень помогли, и мы с вами квиты. – С этими словами Херцфельд протянул фон Аппену руку и добавил: – Да не волнуйтесь вы так! Я не уклонялся от уплаты налогов и всего лишь убил одного человека. Ничего страшного со мной не случится!

Обратный путь уже не показался ему таким длинным, а ворс у ковра столь пышным. Да и аромат в воздухе был тоже не таким раздражающе насыщенным, как раньше. Успокоилась даже боль от раны, хотя Херцфельд и понимал, что все это лишь игра его воображения. Впервые за долгое, можно даже сказать, очень долгое время Пауль Херцфельд ощутил слабую надежду на то, что все еще может измениться. И это чувство не оставляло его и во время спуска на лифте с четвертого этажа, и тогда, когда он, выйдя из отеля в дождь, слился с толпой.

Однако не прошло и нескольких часов, как специальный сигнал наручных часов напомнил Херцфельду, что пришла пора принимать лекарства, а еще через некоторое время, когда он несколько раз пытался дозвониться до Ханны и слышал только голос автоответчика, его хорошее настроение сразу же улетучилось…