Глава 66
«Черт!» – выругался про себя Задлер.
Он хотел было нанести еще один удар ножом, но решил не тратить время зря. Ему следовало убираться отсюда как можно быстрее.
«Быстрее! – подгонял себя маньяк. – Черт! Черт! Черт!» Задлер спрыгнул с секционного стола и еще раз мысленно выругался: «Вот дерьмо! Неужели не получилось?».
Его план относительно того, как незаметно улизнуть с проклятого острова, рушился прямо на глазах.
«А все из-за того, что этот ублюдок почуял неладное и вернулся! – злился Задлер. – Проклятье! Чего мне только не пришлось перетерпеть! Сначала пытки. Этот жирный Швинтовский отрезал мне язык. И не чем-нибудь, а ножом для резки хлеба! Взял и отрезал! А за что? За то, что эта глупая грязнуля, этот кусок дерьма, который представляла собой его дочка, предпочла веревку?! Из-за этой дуры, с которой у меня был самый худший в жизни секс?!»
Он никак не мог понять, как им удалось найти Ребекку? Как они обнаружили его самого? Каким-то шестым чувством, можно сказать печенью, Ян ощущал за собой слежку сразу же после того, как его выпустили на свободу, но то, что его выследят, не мог даже предположить.
«Несомненно, за мной следил этот придурок Мартинек, чья дочь была гораздо похотливее, хотя и намного моложе, – вспоминал Задлер. – Они, эти свиньи, эти засранцы, погрузили меня в картонную коробку, в какой обычно перевозят мебель, и на каком-то фургоне увезли куда-то на восток в дом на озере».
Сначала Задлер подумал, что здесь они с ним рассчитаются по полной программе. Одно то, что он не захлебнулся в собственной крови, когда толстяк отрезал ему язык, можно было назвать настоящим чудом. Каково же было его удивление, когда этот педик от медицины предложил ему сделку – последнюю возможность от души потрахаться взамен на жизнь судьи.
Конечно, он не поверил ни одному слову этого придурка. Его явно обманывали, пообещав отдать ему эту Ханну, если он выполнит всю грязную работу. Но и выбора у него не оставалось. Швинтовский наверняка замучил бы его до смерти, если бы он отказался. Уж в чем, в чем, а в этом Задлер был уверен.
Тогда он решил скоротать время и дождаться подходящего случая, чтобы смыться. Кроме того, можно было и от души повеселиться, сажая на кол эту старую шлюху – судью, ведь эта потаскуха влепила ему целых три с половиной года за самую настоящую ерунду.
Обуреваемый воспоминаниями, Задлер осторожно подкрался к выходу из прозекторской. Между тем лежавший позади него на полу Херцфельд перестал хрипеть.
«Ну и поделом ему! – подумал маньяк. – Интересно, этот придурок пришел один?»
Задлер всех, особенно таких, как Мартинек, считал слабаками. Если бы не этот жирный предприниматель, то он давно бы уже смылся. Однако Швинтовский был человеком явно другого склада, чем его жалкий сообщник, – у Мартинека никогда бы не хватило духу отрезать ему язык. А в одиночку ему и вовсе не удалось бы переправить Яна на остров. Этот толстяк оглушил его и втиснул в специальный ящик для перевозки лошадей на грузовом корабле своей транспортной компании.
Самое интересное заключалось в том, что на этом же корабле перевозили и Ханну. И хотя он ее ни разу не видел, однако точно знал, что она рядом. Ведь он слышал ее голос, когда девушка разговаривала с этим толстым козлом, сидя в соседнем ящике.
«Какое, однако, лицемерное чудовище этот толстый мешок с дерьмом, – подумал тогда Задлер. – Она беседует с ним как с лучшим своим приятелем».
Когда он сделал свою работу в отношении судьи, произошло то, что и должно было произойти. У него с самого начала не оставалось сомнений, что они попытаются убить его. Точнее сказать, собирался сделать это Швинтовский. Другой же остался на материке, решив, как всегда, отсидеться в сторонке.
«Свинство, не так ли? – ухмыльнулся про себя Задлер и непонятно кого мысленно спросил: – А ты бы пошел на дело вместе с толстяком?»
Швинтовский хотел задушить его голыми руками. И в этом отношении Яну повезло. Ведь Мартинек был врачом, и он не ограничился бы проверкой пульса на запястье, а определил бы реальное состояние Задлера по сонной артерии. К тому же толстяк совсем разучился это делать. Вот раньше он явно мог легко выпустить воздух из своих должников, но это было много лет тому назад. В результате этот жирный дурак остановился слишком рано. Когда Задлер с невыносимым писком в ушах очнулся на берегу, то на нем помимо брюк оказалась надетой только футболка.
Ему казалось, что его голова вот-вот взорвется, а в горле горело так, будто он проглотил соляную кислоту. Тогда Задлер решил позвать на помощь и, только услышав свой сдавленный хрип, вспомнил, что у него больше нет языка. Вместо этого органа во рту ощущалось что-то другое и явно инородное. Чуть не задохнувшись, он выплюнул на песок предмет из пластика, который Швинтовский должен был засунуть ему глубоко в горло, и попытался встать на ноги.
«Какой-то шорох? Или мне почудилось?» – подумал маньяк.
Он остановился у полуоткрытой раздвижной двери, осторожно выглянул из секционного зала в коридор и еще раз прокрутил в памяти тот момент, когда очнулся на берегу, почти парализованный от холода.
Эта толстая свинья Швинтовский не оставил ему даже зимней куртки. Вместо нее надел на него тонкую футболку с начертанной на ней маркером надписью его второго имени Эрик.
«И для чего это?» – заинтересовался тогда Задлер.
Под завывания урагана он вернулся в дом судьи, чтобы оторвать яйца толстой крысе, которая хотела задушить его. Но и этого удовольствия его лишили – он нашел Швинтовского на чердаке, болтавшегося с веревкой на шее прямо перед работающей видеокамерой. Этот идиот сам отправил себя в мир иной.
И что ему оставалось делать?
Задлеру хотелось отомстить, и он долго соображал, что бы такого придумать с этой обрюзгшей мертвечиной. Передохнув, Эрик сначала вынул Швинтовского из петли, а затем отрезал толстяку его лживый язык.
«Око за око, язык за язык! – подумал он тогда. – Какая жалость, что эта толстая свинья этого уже не чувствует!»
Держа язык Швинтовского в руках, он ощутил себя так, как будто очистился от грязи, и начал успокаиваться. К нему стала возвращаться способность здраво мыслить.
Вспомнились и разговоры между Ханной и Швинтовским, подслушанные им на корабле, касавшиеся их плана создания системы памятных записок и прочей подобной ерунды. Задлер практически ничего из этого не понял, но ему запомнилась одна фраза, которую Швинтовский повторил дважды. Причем в последний раз он произнес ее, уже стоя в проходе этого убогого бункера, перед тем как закрыть дверь в камеру Ханны.
«Не бойся, девочка. Трупы убийц все равно приведут к тебе твоего отца», – заявил тогда Швинтовский.
Отомстив толстяку, маньяк понял наконец смысл их плана. Херцфельд являлся таким же потрошителем трупов, как и отец Лили. По их задумке, тело Задлера должно было послужить в качестве своеобразного указателя.
«Вот тут вы, мужики, крупно просчитались. Со мной у вас ничего не выйдет», – подумал он тогда.
Тем не менее сама идея разыскать Ханну и заполучить, таким образом, обещанное вознаграждение ему понравилась. Поскольку в казематы, где ее спрятали, его привели, а потом и вывели с мешком на голове, местонахождение этой девки осталось для него неизвестным. Но в случае удачи ее собственный отец, этот потрошитель трупов, сам приведет его к своей дочери. Все, что от него требовалось, пришел к выводу Задлер – это поддержать столь идиотскую игру в загадки. К тому же в такую мерзкую погоду ему ничего другого не оставалось, как ждать и наблюдать. А так, кто знает, может быть, ему и удалось бы заполучить свою награду и всласть потрахаться.
Задлеру потребовался почти целый час, чтобы натянуть на Швинтовского футболку с надписью «Эрик». Несмотря на размер XXL, она так сильно натянулась, что грозила лопнуть.
«Жирная свинья!» – подумал тогда Задлер.
По сравнению с этим отволочь тело вниз на берег и оставить его точно на том месте, где должен был лежать он сам, оказалось настоящей детской забавой. Найти это место помогла уродливая мужская борсетка, которую Швинтовский положил возле защитной береговой каменной кладки. Правда, он чуть было не забыл про желтую пластмассовую капсулу, которую Швинтовский просто засунул ему в рот. Но Задлер постарался на славу и пропихнул капсулу жирному придурку глубоко в горло.
С тех пор Яну оставалось только играть роль любопытного стороннего наблюдателя. Он видел, как некая шлюха с широкой задницей и костлявыми руками нашла тело, слышал ее суетливые разговоры по телефону и со злорадной улыбкой наблюдал, как на следующее утро эта дура вместе с турком переправила Швинтовского в клинику.
Большая часть того, что он видел, сильно возбуждало его сексуальное желание. Чего стоил один только вид того, как девушка принялась раздевать, а затем и резать труп! Тип же, находившийся на другом конце телефонной линии и руководивший ее действиями, без сомнения, был отцом Ханны. Однако Задлер так и не понял, кем, черт побери, был этот сумасшедший с изувеченным лицом, который тоже прокрался в морг в темноте и принялся шпионить за столь странными процессами, происходившими в прозекторской.
Затем аварийный генератор вышел из строя, и эта турецкая обезьяна, комендант клиники, отправившись чинить агрегат, сам попал в его ловушку. К счастью, ему удалось вовремя раздобыть нож в секционном зале, иначе турок наверняка бы поднял тревогу.
С тех пор Задлер более рисковать не хотел.
«Может быть, это была не такая уж и хорошая идея продолжать искать Ханну, – подумал он. – Девушек на свете и без нее хватает».
Тогда, желая окончательно вернуть себе способность ясно мыслить, Задлер отыскал в дальнем углу клиники кровать и с наслаждением на ней развалился. Ощущения от этого, несмотря на дикий холод, были просто восхитительными, ведь ему за последние недели впервые удалось почувствовать под собой нормальный матрас. Когда же он проснулся, ему захотелось посмотреть, что за это время произошло в морге.
«Может быть, этой Линде удалось раздобыть информацию о местонахождении Ханны? – подумал он тогда. – Ну а если нет, то на крайний случай и она сама сойдет. Малышка, правда, старовата, но еще мила. К тому же я уже давно никому не вставлял, так что разборчивым мне быть не приходится».
К счастью для этой шлюхи, прежде чем ему удалось к ней проникнуть, она успела забаррикадироваться, а затем клиника вообще превратилась в настоящий сумасшедший дом. Внезапно приземлился вертолет, в больницу ворвались какие-то люди, и с тех пор повсюду слышались голоса. Ему оставалось только удивляться тому, что его до сих пор не обнаружили.
Он подождал, пока уляжется первая суматоха, и начал проигрывать в уме варианты того, как ему незаметно выбраться из клиники. Одновременно его мучил вопрос о том, куда затем податься?
«Предположим, мне удалось найти надежное убежище, – размышлял Задлер. – Все равно не понятно, как, к дьяволу, убраться с этого проклятого острова никем не замеченным?»
Тут его осенила одна идея, но для того, чтобы она сработала, ему необходимо было еще раз сунуть голову в пасть льва, то есть вернуться в прозекторскую, хотя, в отличие от остальных клиник, в которых маньяку доводилось бывать, в этой больнице морг был совершенно безлюдным. К тому же кто-то уже успел запрятать в мешки для трупов эту судейскую шлюху и выпотрошенного толстяка.
«Хорошая мысль!» – решил Задлер.
Не задумываясь о том, насколько были велики шансы на успех его достаточно авантюрного плана, он стащил мешок с трупом Швинтовского с секционного стола, а так как чувствовал себя вполне отдохнувшим, то без особых усилий запихнул его в один из двух отсеков морозильника. Затем схватил новый мешок для хранения трупов, расстелил его на секционном столе и залез в него. Оказалось не так-то просто застегнуть его изнутри, но, в конце концов, Задлер справился и с этим.
Черт! Все складывалось почти идеально. Беглый взгляд случайного человека при открытии мешка для проверки ему никак бы не навредил. Если бы не этот идиот Херцфельд, который начал внимательно его осматривать, то Задлера вместе с трупом Тевен отправили бы с острова на материк, что, собственно говоря, и требовалось. Уж там-то Ян нашел бы способ освободиться. В крайнем случае просто ткнул бы ножом в лицо тому, кто открыл мешок. Ведь удалось же ему всадить лезвие в живот этого дохлого профессора.
«Какое страстное желание я испытал, глядя ему в глаза в тот момент, когда он почувствовал нож и понял, что сейчас умрет», – подумал маньяк, все еще ощущая сильнейшее сексуальное возбуждение.
Он находился уже на полпути к лифтам, когда на лестнице, ведущей наверх, послышались тяжелые шаги. Затем они вроде бы стали отдаляться, но Задлер на всякий случай спрятался в коридоре за шкафом для медикаментов. Он понятия не имел, куда теперь направиться. Маньяк понимал только, что в клинике, где все стояли на ушах, ему оставаться было нельзя.
«А как все замечательно складывалось, – злился Задлер. – Для полиции к моменту ее прибытия сюда ответы на все вопросы имелись: Тевен? Мертва! Задлер? Мертв! И два трупа в морге это подтверждали!»
Конечно, рассуждал маньяк, тот, кто видел запись самоубийства Швинтовского, мог удивиться и спросить: «А куда девался труп? Почему этот придурок больше не болтается в петле на чердаке дома судьи?»
И все же такая постановка вопроса, по мнению Задлера, заметно отличалась бы от ситуации, которая стала складываться по вине этого Херцфельда. Теперь, когда в морге будет обнаружено его бездыханное тело, копы наверняка примутся прочесывать остров в поисках сбежавшего убийцы и исчезнувшего трупа.
«Проклятье!» – подумал Задлер и грязно выругался.
Шаги действительно стали тише, но зато заработал лифт. И было непонятно, ехал ли он вверх или вниз?
Времени на то, чтобы подойти к лифту и посмотреть на табло для определения направления его движения, у Задлера уже не оставалось – чтобы ловушка не захлопнулась, ему пришлось выйти из тени шкафа для медикаментов и направиться к лестнице. Он должен был во что бы то ни стало добраться до нее до того, как двери лифта откроются.
Маньяк уже собирался припустить бегом, как вдруг почувствовал на своем затылке чье-то горячее дыхание.
«Какого черта…» – подумал он и обернулся. И в этот миг в его голове произошел взрыв.