Глава 51

«Мы оставили Ханну наедине с Задлером».

Херцфельд осознавал, что эти слова будут преследовать его всю оставшуюся жизнь, если ему не удастся разгадать последнюю загадку Швинтовского. Положение немного облегчало понимание того, что Задлер лежал мертвым на секционном столе в морге клиники на острове Гельголанд. Ведь это предполагало, что Ханна больше не могла находиться во власти этого маньяка. Однако это могло означать также и то, что ее время подходило к концу. Ведь даже если ей удалось до настоящего момента пережить мучения, причиненные садистом-убийцей, то теперь она находилась в своем застенке в полном одиночестве и без жизненно необходимых лекарств.

– «Держите курс на белый свет Алькатраса», – задумчиво повторил Херцфельд слова Швинтовского.

– Надеюсь, он не имеет в виду тюремный остров перед Сан-Франциско? – заметил Ингольф.

– Думаю, что нет. Наверное, это было всего лишь указание на тюрьму на острове. Скорее всего, ниточка ведет в Гельголанд.

Перед глазами профессора все еще стояла ужасная картина смерти Швинтовского, и он никак не мог оторвать взгляд от экрана, на котором медленно качались ступни самоубийцы. Ведь, согласно показаниям индикатора в углу экрана, демонстрация видео должна была продолжаться еще целых три четверти часа. И хотя Пауль предпочел бы провести все эти сорок пять минут в строительном вагончике, чтобы узнать, не скрывались ли на записи еще какие-нибудь пригодные для розыска дочери намеки, он понимал, что таким временем они не располагали.

– У нас нет этих сорока минут, чтобы досмотреть до конца видеозапись. Черт! В нашем распоряжении вообще остается не более сорока минут, чтобы добраться до острова! – воскликнул он.

Херцфельд хотел было уже остановить воспроизведение записи, как вдруг его взгляд упал на тайм-код.

– Что случилось? – поинтересовался Ингольф, заметивший, что профессор передумал выключать камеру.

– Что-то здесь не так, – прошептал Херцфельд, касаясь сенсорного экрана.

Изображение застыло, и тогда Пауль указал пальцем на нижний левый угол монитора.

– Что там должно быть? – спросил Ингольф, разминая шею.

Для того чтобы что-то рассмотреть на маленьком экране, высокорослому практиканту пришлось снова к нему наклониться.

– Согласно этому тайм-коду, Швинтовский покончил с собой три дня назад. Последний паром с острова пришел позавчера. Таким образом, Мартинек должен был находиться на материке самое позднее с того времени.

– А когда нашли труп Задлера на Гельголанде? – решил уточнить фон Аппен.

– Линда обнаружила его на берегу вчера, но это не означает, что раньше там трупа не было.

– Прекрасно! – нахмурил брови Ингольф. – Труп Задлера, или, по-другому, Эрика, подбросил Швинтовский. Это случилось три дня назад, незадолго до того, как он повесился. Тело же нашли вчера. Что же произошло в промежутке?

– Хороший вопрос! – задумчиво покачал головой профессор. – Кто же тогда совсем недавно засадил Эндеру в шею нож, если Задлер и Швинтовский были уже мертвы, а Мартинека к тому времени на острове не было?

– Вы хотите сказать…

– Да. Должен быть еще один соучастник.

С этими словами Херцфельд коснулся экрана и прокрутил запись назад в то место, где Швинтовский выбивал стул под собой.

– Может быть, инсценировка? – предположил Ингольф, отведя взгляд от экрана, чтобы еще раз не смотреть на столь ужасную сцену. – И зачем Мартинеку понадобилось убивать себя, а Швинтовскому…

– Тсс! – оборвал его на полуслове профессор и предостерегающе приложил указательный палец к губам. – Вы это слышали?

– Нет. А что? – ответил практикант, снова поворачиваясь к монитору.

Тогда Херцфельд перемотал запись еще раз и включил воспроизведение на полную громкость.

– Точно! Я не ошибся, – констатировал Пауль.

– Это гонг или что-то вроде того? – взволнованно заметил Ингольф.

Из-за фонового шума звук едва различался, и поэтому при первом просмотре они его не услышали. Но теперь, когда Херцфельд знал, на что ему нужно обратить внимание, сомнений у него не осталось.

– Нет, это не гонг, а бой часов. И такой бой я уже сегодня слышал.

– Верно, – заметил Ингольф. – Эта старинная вещица стоит у нас дома в библиотеке.

– И где-то на Гельголанде.

Сердце несчастного отца отчаянно забилось. До сих пор он только предполагал, что Ханну держали на острове. Ведь место находки трупов не обязательно должно было указывать на местонахождение его дочери. К тому же первую подсказку он обнаружил на своем секционном столе в Берлине. Но теперь след однозначно вел на Гельголанд. Прошло всего несколько часов с тех пор, как он услышал такой же бой часов во время телефонного разговора с Линдой. Только сейчас он точно не помнил, где она в тот раз на острове находилась.

– Дайте мне свой мобильник! – потребовал профессор.

В ответ Ингольф только удрученно покачал головой, вытащил свой радиотелефон из кармана спортивных брюк и заявил:

– Это больше не работает. Когда я был без сознания, Мартинек удалил из него батарею и сим-карту.

«Проклятье! Но другого и ожидать было нельзя», – подумал Херцфельд.

Тогда он решил:

– Едем к ближайшей телефонной будке!

Профессор хотел уже снять видеокамеру со штатива, чтобы взять ее с собой в качестве доказательства своей невиновности, но Ингольф удержал его руку.

– В чем дело?

– А вы не хотите сначала проверить, работает ли вайфай-соединение?

– Что вы имеете в виду?

В ответ Ингольф ткнул указательным пальцем в красный светодиод.

– Мне кажется, что ваш бывший коллега был помешан на технике, – заявил он. – Сначала ноутбук с отсоединяющимся монитором, а теперь камера, способная работать через Интернет.

– Не хотите ли вы этим сказать, что все, что мы здесь видели, является онлайн-трансляцией?

«А как же исповедь, обвинения, самоубийство?» – подумал он.

– Нет, я не это имел в виду. Я хочу сказать, что файл с видео должен был каким-то образом попасть с острова в этот строительный вагончик. И я подозреваю, что Швинтовский передал изображение своего самоубийства через видеочат, а здесь оно было записано на карту памяти. Для такой модели чисто технически это вполне возможно.

Ингольф попросил Херцфельда отойти в сторону и принялся нажимать на различные кнопки на боковой панели видеокамеры. Изображение болтающегося в петле Швинтовского сменилось многочисленными цифрами и рядами данных. При этом руки практиканта дрожали, а его пальцы оставляли на экране влажные отпечатки. Однако много времени для того, чтобы прийти к первому выводу, фон Аппену не потребовалось.

– Все так, как я и думал, – заявил он.

С этими словами Ингольф повернулся лицом к Херцфельду, который, как ни старался, никак не мог понять, что практикант сейчас проверял.

– Швинтовский избрал для своих целей анонимный чат-аккаунт и использовал на острове камеру как видеотелефон, а Мартинек принял запись при помощи этой видеокамеры и сохранил ее уже здесь.

– И?

– К сожалению, нет никакого «и». Связи нет уже несколько дней, поэтому я…

Тут Ингольф запнулся на полуслове и даже не отреагировал на вопрос Херцфельда о том, что с ним случилось. Вместо этого он принялся что-то делать на камере, крепко держа ее в обеих руках и закрывая тем самым профессору возможность видеть свои манипуляции.

– Ха! – вдруг возбужденно воскликнул практикант и отошел от штатива с выражением радости на лице от полученного результата, к которой примешивался страх.

– Что еще? – спросил его Херцфельд.

– Как я уже говорил, чат со Швинтовским уже давно закрыт, – ответил Ингольф. – Но в журнале истории мне удалось обнаружить, что в последние дни Мартинек постоянно устанавливал другое соединение.

Не успел профессор уточнить, что именно фон Аппен имел в виду, как практикант нажал на ссылку, высвечивавшуюся на сенсорном экране, и в центре монитора появилось изображение вращающихся песочных часов. Прошло около десяти секунд, а затем четкий звуковой сигнал засвидетельствовал, что соединение успешно установлено. То были долгие секунды, предшествовавшие появлению на мониторе первой не очень четкой картинки. Увидев ее, Херцфельд непроизвольно вскрикнул, поскольку это было изображение подвального помещения, напоминавшего подземный бункер.