Снейдер приземлился в аэропорту Вены «Швехат» под вечер. С пятнадцатиминутным опозданием и дикими болями в спине. И даже три стакана «Кровавой Мэри» не помогли.

Комиссар полиции Хаузер из венского БКА встретил его в зале прилетов – и Снейдер испытал дежавю, потому что знал его по другому делу. Хаузер был пятидесятипятилетний следователь, обычно пребывающий в плохом настроении, который работал по инструкции и жил мечтой о скорой пенсии.

– Добрый день, Снейдер, – сказал Хаузер. – Каждый раз, когда вы приезжаете в Вену, у меня начинает болеть живот, потому что с вами мы находим один труп за другим.

– Дело в Вене, не во мне, – кратко парировал Снейдер. – У вас в квартире все еще живут эти мерзкие гекконы? Как их там звали? Том и Джерри?

– Да, спасибо, у них все хорошо. – Хаузер внимательно к нему присмотрелся. – А вот вы выглядите паршиво.

– Мало спал. Я уже побывал на месте убийства в Берне и Регенсбурге.

Хаузер удивленно взглянул на него. Очевидно, что он рассчитывал на циничный комментарий, но в настоящий момент Снейдер был слишком уставшим. Однако Хаузеру лучше поостеречься и больше не провоцировать его.

– Ваши убийства как-то связаны с нашим? – спросил Хаузер.

– Пока не могу сказать. Куда мы едем?

Хаузер направился сквозь толпу людей к выходу, возле которого стояла его машина – одним колесом на бордюре и с табличкой венской уголовной полиции на ветровом стекле.

– На виллу на юге Вены. Трое убитых. Родители и их тринадцатилетний сын.

– Когда были обнаружены трупы?

– Сегодня утром.

– Как зовут семью?

– Кесслер, Эрих Кесслер.

– Граф Эрих фон Кесслер? – удивленно спросил Снейдер.

– Да, но титула графа по закону уже не существует. – Хаузер открыл багажник своей машины. – Вы его знали?

– Не лично. Не поможете?

Хаузер поднял чемодан Снейдера в багажник.

– Что значит – не лично?

– Однажды я имел дело с его семьей, – сказал Снейдер. «Пять лет назад».

Через сорок пять минут они въехали на Химмельсторштрассе, которая оказалась аллеей с древними раскидистыми каштанами. Там, между четырехэтажными домами, стояла вилла Эриха фон Кесслера. Настоящий дворец.

Снейдер вышел из машины, пинком отправил треснувший каштан через дорогу и посмотрел поверх старой, поросшей плющом стены, которая огораживала земельный участок, на трехэтажную виллу.

Медленно направился к кованым садовым воротам. Под козырьком стояла старая газонокосилка с блестящим влажным корпусом. В Вене недавно прошел дождь? Во всяком случае, воздух был морозным, и все указывало на то, что скоро станет еще холоднее.

– Может, войдем? – спросил Хаузер.

– Идите вперед. – Снейдер взглянул на почтовый ящик. «Граф Эрих фон Кесслер» было написано старомодным шрифтом на почерневшей металлической табличке. «Значит, вот где ты жил, Эрих».

Кесслеру было чуть больше шестидесяти. Потеряв в автомобильной аварии первую жену, он женился на женщине на десять лет моложе себя. В первом браке детей не было, а со второй женой у него родилась дочь, а через несколько лет еще и поздний ребенок – сын. Привлекательный харизматичный экс-менеджер за свою карьеру был членом правлений и наблюдательных советов почти десятка концернов. Богатство и ухоженность были его фирменными знаками. Поэтому у Кесслера не возникло бы проблем найти женщину и помоложе, но его жена и семья стояли для него на первом месте. Сыну исполнилось тринадцать, как Снейдер только что узнал, а дочери Кесслера было бы сейчас… – Снейдер подсчитал – двадцать шесть лет. Она-то и являлась причиной, почему Снейдер так много знал о Кесслере: она была убита в своей квартире. В Кёльне, где жила и работала стюардессой. Снейдер подумал о трупе в спальне и оторванных календарных листках в мусорном ведре.

Это было четырнадцатого июля, чуть более пяти лет назад. Снейдер вспомнил ее красивое лицо. Молодую женщину ударили ножом, а потом забили молотком насмерть. В конце Пит ван Лун вырезал у нее на груди букву D.

После того как Пита ван Луна схватили в Берне, Эрих фон Кесслер поставил перед собой задачу уничтожить Пита. Денег у него было достаточно. Теперь бизнесмен тоже мертв, как и его жена и сын. Снейдер никогда не встречался с ними лично. За пять лет с лица земли была стерта целая семья. Чему это учит? Месть может превратиться в опасный бумеранг. Если это убийство связано с Питом ван Луном. Но Снейдер был почти уверен в этом.

Он прошел через сад и вошел в дом. К запахам старых персидских ковров, благородной древесины и толстых обоев примешивался запах смерти. По шуму, который производили полицейские, Снейдер понял, что трупы находятся на верхнем этаже – вероятно, в спальне.

Он взял со стола латексные перчатки и бахилы и поднялся по лестнице на второй этаж. Ступени скрипели. Как и паркет на втором этаже. На полу в темном высоком коридоре лежала дорожка, по обе стороны располагались двери.

На комодах стояли фоторамки, фарфоровые вазы, керамические фигуры и роскошные часы. С каждым шагом вглубь коридора запах разложения усиливался.

Снейдер заглядывал в каждую комнату. Занавески были задернуты, и тусклый свет падал на мягкую мебель и абажуры ламп. Значит, убийство произошло ночью. В конце коридора, где в дальней комнате работали криминалисты, видимо, располагалась спальня.

Снейдер вошел в комнату. Трупы действительно находились здесь, но он ошибся: это была не спальня, а салон. Пока осматривался, услышал, как двое криминалистов тихо разговаривали между собой.

– Никогда бы не подумал, что такое возможно.

– У зонтов наверняка металлические наконечники. Он еще и заточил их заранее.

– Возможно, но тогда он принес их с собой.

– Представь только, с какой силой…

Снейдер сделал глубокий вдох и выдох.

– Не могли бы вы ненадолго оставить меня одного? – попросил он венских коллег и сам удивился своей дружелюбности.

Криминалисты подняли на него глаза, но не сдвинулись с места. Хаузер тоже стоял в комнате.

– О’кей, вы слышали. – Он хлопнул в ладоши. – Короткий перерыв.

Мужчины и женщины из криминалистической службы покинули комнату. Хаузер вышел последним. Проходя мимо Снейдера, он понизил голос:

– У вас пятнадцать минут – и ни к чему не прикасайтесь.

«Отвали уже, – подумал Снейдер. – Я умею и по-другому».

Он опустился на колени и вытащил из розетки удлинитель, к которому были подключены лампы на штативах. В комнате тут же стало темно, потому что и здесь плотные шторы на обоих окнах были задернуты. Снейдер закрыл дверь, включил торшер, оглядел салон и попытался не замечать многочисленных чемоданчиков криминалистов.

На противоположной стене комнаты находился камин. Зола холодная. На каминной мраморной полке стояли маленькие разноцветные статуэтки из фарфора. Фигурки шмелей. Над камином висела мрачная картина Эдварда Мунка, по сравнению с которой «Крик» был детским садом. Изображение соответствовало атмосфере в этой комнате. В углу стоял концертный рояль. В ушах у Снейдера зазвучала фортепианная соната. Рядом с роялем висела клетка. Крики попугая и шум хлопающих крыльев наполняли комнату. Но только в фантазии Снейдера, потому что птица с синими и красными перьями неподвижно лежала на полу клетки.

В центре с потолка свисала мощная люстра, под ней полукругом стояли три диванчика с обивкой насыщенного винного цвета. На них убийца расположил трупы. По одному на каждом диване. Как будто они спят. Почти умиротворенно, если бы не зонты. Такого Снейдер еще никогда не видел.

Завороженный, он подошел ближе.

На сыне была пижама, на молодой жене Кесслера черное неглиже, а на самом Кесслере халат и домашние тапочки. Руки убитых были вытянуты вдоль тела. Головы сильно запрокинуты назад, так что открытые глаза смотрели в потолок. Рты тоже были широко раскрыты – и из горла у каждого торчала ручка и верхняя часть зонта.

Убийца воткнул каждому в глотку зонт, протолкнув острием в пищевод до самого желудка. Это выглядело сюрреалистично.

Снейдер приподнял пижамную куртку мальчика. Мышечное напряжение уже спало. Ткани были мягкими, и под кожей отчетливо прощупывался посторонний предмет. Было видно внутреннее кровотечение в районе живота. Значит, мальчик был жив, когда убийца проталкивал ему в пищевод зонт. Глубокие разрезы на груди однозначно выглядели как цифра одиннадцать. Однако Снейдер не нашел никаких царапин, ссадин, сломанных ногтей или других признаков борьбы. Но мальчик же не добровольно позволил воткнуть себе в глотку зонт?

Снейдер оглядел труп. Из сонной артерии торчала игла. На шее Эриха фон Кесслера и его жены он обнаружил точку, как от укола. Очевидно, все трое были сначала парализованы какой-то инъекцией. Ссадины в уголках губ говорили о том, что членам семьи сначала заткнули рот кляпом.

Снейдер закрыл глаза.

«Наверное, ты наблюдал за виллой после наступления темноты, возможно, даже забрался в дом и ждал, пока они заснут. Затем неожиданно напал на них в спальнях, парализовал быстродействующим веществом, на всякий случай вставил в рот кляп и перетащил в салон. Потом вытащил кляп и каждому – еще живому и в полном сознании – воткнул в желудок зонт.

Респект!»

Снейдер попытался представить себе боль, которую испытывали эти трое. Должно быть, они ужасно кричали – по крайней мере, пытались с разодранными голосовыми связками, – пока не истекли кровью от внутренних повреждений. И да – криминалисты были правы, – это преступление требовало невероятной силы и еще большей ненависти.

Снейдер только сейчас заметил, что инстинктивно вытащил из кармана пиджака косячок и задумчиво вертел его в пальцах.

«Я не знаю, как ты это устроил, но это ты, Пит! Я уверен. Это твоя месть?»

– Здесь запрещено курить!

Снейдер медленно обернулся. Хаузер открыл дверь и заглядывал из коридора в комнату.

– Вы видите меня курящим? – спросил Снейдер.

– Я просто хотел предупредить.

Снейдер глубоко вздохнул, но ничего больше не сказал. Он спрятал сигарету в карман пиджака.

– Мне нужно взглянуть на другие трупы.

– Из-за разрезов?

– Да.

Хаузер подошел к телу Кесслера и распахнул халат. Тем временем Снейдер сдвинул вверх ночную рубашку его жены. У нее на груди была цифра четырнадцать.

– Как выглядит рана Кесслера? – спросил Снейдер.

– Похожа на пятнадцать.

– Пятнадцать? – Снейдер рассмотрел рану. «Действительно». – В доме есть четвертая жертва?

Хаузер помотал головой.

– Попугай был тоже убит?

– Да, задушен. Вероятно, его крики действовали убийце на нервы.

«Вероятно».

– Его тело изрезано?

Хаузер помотал головой и спросил:

– Почему?

– Потому что не хватает цифры тринадцать.

– Угу. – Больше Хаузер ничего не сказал.

«Почему же нет цифры тринадцать?»

– У нас есть свидетели? – спросил Снейдер.

– Девятилетний мальчик из соседнего дома. Коллеги, которые опрашивали соседей, считают, что он должен был что-то видеть. Но он так напуган, что не разговаривает.

– С ним работает психотерапевт?

– Кто? Нет.

– Нет? – воскликнул Снейдер. «О боже!» – Я… – начал он, но его перебил звонок мобильного телефона.

В тот же момент в салон вошли коллеги Хаузера из криминалистической службы.

Снейдер вышел из комнаты, прислонился к подоконнику в конце коридора и хриплым голосом ответил на звонок:

– Снейдер.

Это был Тимбольдт, с которым он провел прошлую ночь на берегу озера Хёльхорн у сожженного вместе с пнем трупа.

– У нас есть новости, – устало сказал Тимбольдт.

– Надеюсь, хорошие, – вздохнул Снейдер. – Выкладывай.

– Мы смогли идентифицировать труп в лесу. Это пятидесятитрехлетний мужчина. Голландец. Родом из Гааги. Его зовут Аре Петерс.

Снейдера бросило в холодный пот.

– Пеетерс, – исправил он произношение коллеги.

– Да, возможно.

«Что, черт возьми, происходит?»

– Ты можешь выяснить, кто арендовал автокемпер? – спросил Снейдер, хотя и так уже знал ответ.

– Да, Пеетерс сам и арендовал его. Мы выяснили, что раз в год он проводил отпуск в Баварии. Всегда осенью и всегда на одном и том же озере. Рыбачил, купался и тому подобное. В общем, занимался физической и душевной закалкой. Похоже, заядлый любитель природы. Он был солдатом и в последнее время работал инструктором в голландской армии.

– Я знаю, – перебил его Снейдер.

– Ты был с ним знаком?

– Не важно, спасибо. – Снейдер положил трубку. Он обернулся и посмотрел в окно на улицу. Еще одна жертва, которую он знал. Пеетерс был крепким парнем, и убийце наверняка пришлось с ним нелегко.

Но кое-что не совпадало. До сих пор Снейдер исходил из того, что автокемпер принадлежал убийце. Если его арендовал Пеетерс, значит, преступник специально оставил там отрубленные ноги судебного психолога, которая была убита в Хагене.

«Но зачем, черт возьми?» Чтобы запутать их? Чтобы поиграть с ними?

Он оторвал взгляд от улицы, сунул телефон в карман и направился к лестнице. Кто-то из полицейских уже включил свет в коридоре. Снейдер снова прошел мимо комода с фоторамками и часами. И там, между вазой и керамическими фигурками, незаметно лежала туба с горючей пастой. Снейдер схватил ее.

– Проклятый выродок!

– Все в порядке?

Снейдер обернулся. Хаузер стоял в дверях и смотрел на него.

– Да, – пробормотал Снейдер. Эти подсказки были такими очевидными, словно убийца хотел, чтобы даже идиот заметил взаимосвязь между убийствами. «Почему ты с нами играешь?»

– Вы только что сказали… выродок? – спросил Хаузер.

– Просто мысли вслух. – Снейдер положил зажигательную смесь обратно на комод и снял латексную перчатку. – Снимите отпечатки пальцев с этой тубы, – сказал он, хотя был уверен, что они ничего не найдут. Просто потому, что никаких отпечатков не было. – И отправьте результаты как можно скорее мне в офис. – Он пошел к лестнице.

– Куда вы идете? – крикнул ему вслед Хаузер.

– В соседний дом, – ответил Снейдер. – Я опрошу мальчика.

– Он не разговаривает.

– Но это пока.