31

Джонатан взглянул на своего коллегу. Ему показалось, что с некоторых пор Майкл изменился: в нем поубавилось жизнерадостности, хотя прежнее чувство юмора осталось. Несомненно, он не смирился с тем новым, менее продуктивным стилем работы, который выбрал Джонатан. Впрочем, на заработке Майкла это никак не отразилось: ведь каждый получал согласно собственным результатам.

В каком-то смысле Джонатан его даже понимал. Отношения между компаньонами – как в семье: если кто-то один перестраивает свое поведение, сотрудничество достаточно быстро становится затруднительным.

И неизбежно перед глазами у него возник образ Анжелы. С того самого дня, как он ей доверился, а она его унизила, они старались друг друга избегать. Джонатан пил утренний кофе в компании Майкла раз в два дня. Это молчаливое соглашение они не скрепляли никаким договором.

В то утро терраса была переполнена.

– Человек в бежевой поло, что сидит напротив девушки в красном, – это клиент, – сказал Джонатан, понизив голос.

Майкл посмотрел на него:

– Надеюсь, ты предложил ему полис страховки от пожара.

– Зачем?

– Я знаю его девчонку.

– И что?

– У нее вечно в заднице свербит, вечно она куда-то несется.

Джонатан улыбнулся.

– Нет, действительно, может, и не стоит, – прибавил Майкл. – Везде, где бы она ни появилась, у тебя создается впечатление, что вот-вот разразится мировая катастрофа.

– Тихо ты, Майкл, – запротестовал Джонатан, невольно рассмеявшись.

– Кстати, о катастрофе… Видишь, как вырядился вон тот парень в конце зала, справа?

Джонатан посмотрел в направлении парня:

– Ну… зато от всех отлично… оригинально…

– Быть непохожим и казаться непохожим – разные вещи, – весело заметил Майкл.

К ним подошла официантка.

– Что закажете сегодня? – спросила она, слегка пришепетывая.

– Два кофе, – ответил Джонатан.

Майкл проводил ее взглядом.

– Сесяс плинесу, слазу зе, – передразнил он.

– Заткнись…

Джонатан замечал и раньше: когда у Майкла что-то не клеилось, юмор у него сразу становился ядовитым.

– Ты собираешься брать отпуск в этом году? – просил Джонатан.

Майкл покачал головой:

– Было бы хорошо, но кто-то же должен вкалывать.

Джонатан не отреагировал.

Перед ними какой-то автомобиль пытался припарковаться в узком просвете между двумя другими.

– Э, приятель… Не так-то это просто, – сказал Майкл. – Знаешь, давай делай, как я: смотри на него и посмеивайся, и держу пари, что ничего у него не выйдет – придется ему от этой затеи отказаться.

– Майкл…

– Давай-давай, я уже сам это проделывал раз пятнадцать – это просто умора! Сдохнешь со смеху! Покрутится, попыжится, а все равно ничего у него не получится.

– Что-то неохота.

– Иногда не мешает и повеселиться. Это мне напомнило еще один трюк. Но чтобы он получился, надо сидеть за столиком втроем или вчетвером: засекаем какую-нибудь девицу на высоких каблуках и начинаем смотреть ей на ноги, причем нахмурившись, так, будто у нее что-то не в порядке. И знаешь что?

– Нет.

– В девяти случаях из десяти она споткнется!

И он залился смехом.

– Клянусь, это чертовски забавно!

Джонатан улыбнулся:

– Ну да… когда хочешь увидеть неприятность, сам ее и создаешь.

Майкл его не слушал.

– За рулем хуже всего старики. Шея у них не гнется, и они не могут обернуться, когда подают назад, и не смотрят по сторонам, когда поворачивают. Спрашивается, чего им не сидится в домах престарелых?

Официантка принесла кофе.

Джонатан несколько секунд внимательно смотрел на Майкла, потом наклонился и понизил голос:

– Когда у меня болит шея, я тоже не могу ее повернуть.

– Невезуха.

Джонатан доверительно продолжал все тем же приглушенным голосом:

– Я сам иногда паркуюсь из рук вон плохо и не вписываюсь. А иногда я проглатываю слова, когда говорю, и меня никто не понимает. На самом деле… у меня полно недостатков: я часто пугаюсь, я вовсе не храбрец. Я часто сомневаюсь в себе, мне недостает напора. Я…

– Зачем ты мне все это говоришь? – прервал его Майкл, явно смущенный такими признаниями.

– И я хочу тебе признаться: я вовсе не перфекционист. Ненавижу отделывать каждую деталь, и, между прочим, когда мне лень, я все откладываю, откладываю, пока это не становится проблемой. И еще: чтобы что-то сделать, времени мне требуется раза в три больше. И я ничего не могу с этим поделать. Глупо, правда? И мне не хватает терпения – я быстро завожусь. Например, когда Хлоя капризничает, я на нее кричу, а потом сам жалею. И еще я…

– Но… зачем ты мне все это говоришь?

– А еще у меня болит в…

– Но у тебя есть и достоинства…

Джонатан замолчал и выпрямился.

– Да, – сказал он, широко улыбаясь, – и достоинства у меня тоже есть.

Райан приоткрыл глаз и взглянул на будильник.

Черт…

Девять часов. Почему он не проснулся раньше? Он рывком вскочил, подбежал к окну гостиной и приоткрыл черные тюлевые занавески. В любом случае он прохлопал проход Джонатана по террасе. И накануне он тоже этого не увидел…

Он оглядел занятые столики. И вдруг увидел Джонатана возле одного из них. Он явно собирался уходить и задержался возле официантки. Проклятье!

Он подскочил к своей аппаратуре, быстро ее включил и надел шлем с наушниками.

– Мне бы хотелось сказать вам еще одну вещь, – говорил Джонатан официантке.

Райан взял их лица крупным планом.

– У вас очаровательная улыбка, и это очень приятно. У меня теперь все утро будет отличное настроение.

Официантка улыбнулась, зарделась и очень похорошела.

Джонатан вышел с террасы.