2
Конечно же, я хотела поговорить с этим странным Тессимондом и выяснить, почему он распугивает моих людей. Я очень старалась, чтобы собрать лучшую команду, объединить вокруг себя настоящих интеллектуалов. Я написала Преверу с просьбой зайти ко мне в кабинет, а когда он не пришел и не ответил, встала, с трудом сбалансировав вес филогенетически-онтологической рекапитуляторши, и потащилась по коридору, откинувшись назад. Я не стучала. Я была главой команды, дарителем колец, хранителем сокровища. Мне не требовалось стучать.
Превер сидел у себя в кабинете вместе со Слейтом, и между ними явно происходила старая добрая ссора. Превер как раз встал и то ли надевал, то ли снимал куртку.
— Ни Цзян только что нас покинул, — заявила я, плюхаясь на стул с неуклюжей грацией, единственно возможной для людей в моем положении, — просто пришел ко мне и уволился.
— Мы знаем, босс, — ответил Слейт, — Превер тоже уходит.
— Он сказал, это твой друг его уговорил, Джек. — Превера звали вовсе не Джек, а Стефан, но мы, естественно, называли его Джеком. — Так, погоди-ка. Что значит — Превер тоже уходит?
— Он хочет сказать, Ана, — ответил Джек, — я тоже ухожу из команды. Я прошу прощения. Прошу от всего сердца. Уже довольно поздно. Если бы я узнал раньше, я не стал бы доставлять тебе подобные неудобства. Тебе и твоей… — прямо как Ни Цзян, он бросил многозначительный взгляд на ФОР и снова посмотрел мне в лицо.
— Ты издеваешься, — сказала я.
— К моему превеликому сожалению, Ана, я не издеваюсь. Но мы очень благодарны тебе за то, что ты все правильно поняла. — Превер говорил по- английски довольно верно, с выговором, похожим то ли на Дэвида Нивена, то ли на диктора «Би-би-си», но упрямо цеплялся за французскую привычку произносить межзубное «th» как «т» или «з».
— Я пытался с ним поговорить, — сказал Слейт, — он не отвечает, в чем дело.
— Ты говорил со своим другом Тессимондом, — предположила я, задыхаясь после прогулки по коридору.
— Да. Ну-Ну так же поступил? — спросил Слейт.
— Что он тебе сказал?
— Без толку спрашивать, босс, — объяснил мне Слейт, — я уже час его допрашиваю, но он мне ни слова не ответил. В любом случае это заняло не больше десяти минут.
— Да, приблизительно столько, — подтвердил Превер и сунул правую руку в пустой рукав, подтвердив тем самым, что надевал куртку, а не снимал.
— Он твой друг?
— Тессимонд? Мы дружили много лет назад. Я очень удивился, его увидев. Я предложил позавтракать. Вместе со Слейтом, который опоздал. Как всегда.
— Я опоздал всего на пятнадцать минут, — сказал Слейт, — и этого хватило Тессимонду, чтобы уговорить Джека уйти из проекта. Пятнадцать минут!
— Он не уговаривал меня уйти. Он вообще ничего не говорил о нашей команде, о Нобелевке. Он просто рассказал одну вещь. Невероятно… очевидную. Мне стыдно, что я раньше об этом не думал.
— И она оказалась важнее долгих лет работы и убедила тебя в бесполезности Нобелевской премии?
Превер пожал плечами.
— В Монпелье живет одна женщина. Ее зовут Сюзанна, — объявил он, — я еду к ней.
— Ты с ума сошел. Ты не можешь снять свое имя. Оно останется в статье! — Слейт, кажется, впадал в истерику. — Мы не будем убирать твое имя!
— Мне все равно, — ответил Превер, — делайте что хотите. И я буду делать что хочу.
— Секундочку, Джек, — попросила я, — подожди. — Он уже смотрел на дверь, и я понимала: сейчас он свалит. — Расскажи нам хотя бы, что он такого сказал.
— Сами у него спросите. Он остановился в «Холидей Инн». У Слейта есть его номер.
— Джек, ну Джек, я же знаю тебя десять лет, ради всего святого, мы же друзья, — я пригладила безымянным пальцем одну бровь, потом другую. Я пыталась придумать, как быть дальше, — не разводи тайны, Джек. Прошу тебя как друга. Просто скажи мне, что происходит, что пошло не так.
— Не так пошел я, — сообщил Превер, — отсюда. Пока. — Он всегда очень гордился своими английскими каламбурами.
— Что тебе сказал Тессимонд?
Превер задержался в дверях, посмотрел на мой живот — не на меня — и сказал:
— Он просто указал мне на то, что всегда было прямо перед нами. Особенно перед нами лично. Тобой, мной, Слейтом. Нам следовало бы понять гораздо раньше! Но и любому станет очевидно, кто хоть минуту над этим подумает.
— Джек, не надо так.
— До свидания, Ана. И ты, Слейт.
— Дело в Боге? — спросила я напоследок. — Ну-Ну собрался в Мекку. Этот Тессимонд что, проповедник? Он каким-то образом склонил тебя к религии? И ты теперь будешь… чем там Христос сказал в Ветхом, то есть в Новом Завете? Оставишь лодку и отца своего и сделаешься ловцом человеков?
Превер улыбнулся, и его бакенбарды зашевелились. Улыбнулся широко и радостно.
— Если тебе от этого будет легче, Ана, я остался атеистом, каким был всегда. Никакого Бога нет. Зато есть женщина по имени Сюзанна, которая живет в Монпелье. — Он вышел.
Я посмотрела на Слейта, как будто именно он провинился, а не Превер. Он стоял, потому что Превер тоже стоял. Теперь, когда нас осталось двое, он сел.
— Ну, — сказала я, — ты тоже валишь? Меня бросает вся команда.
— Нет, босс, — он выглядел уязвленным моими словами, — ни в коем случае! Я знаю, что такое верность. И еще, ну… мне хотелось бы получить Нобелевку.
— Это все шутка? Джек и Ни Цзян вступили в комплот?
— Куда?
— В комплот. В смысле, они сговорились нас обмануть или как?
— Я знаю, что такое комплот. Я просто тебя не расслышал. — Он оглядывал кабинет Превера, как будто хотел найти тут ответ. — Они струсили, — сказал он, — полагаю, они ушли всерьез. Оба. Я не думаю, что они пошутили, босс. Кто будет шутить такими вещами? Может быть, дело во времени? Скоро уже все объявят. Наверное, они просто струсили.
— Я бы поверила насчет Ни Цзяна, но не насчет Превера. И, честно говоря, я вот сейчас подумала и не верю, что Ну-Ну струсил.
— А как еще, босс? Почему они оба ушли сегодня?
— Позвони этому Тессимонду, — велела я, — узнай, что он им сказал. А еще лучше попроси его сказать то же самое наоборот. Пусть он свяжется с обоими ребятами и уговорит их вернуться. Он думает, это игра? Разрушить мою команду накануне нашего торжества?
Слейт вытащил телефон, подержал в руке минутку и положил себе на голову. Он так делал не в первый раз. Его лысый череп имел странную форму: над пушистыми бровями была своего рода выемка, тридцатиградусный уклон на френологическом ландшафте, и айфон прекрасно туда помещался. Поначалу Слейт делал это ради шутки, но шутка повторялась так часто, что постепенно стала привычным жестом.
— Может быть, босс, ты поговоришь с ним?
— Боишься?
— Нет, — ответил он так быстро и решительно, что это «нет» явно значило «да». — Но ты же у нас главная. — Я наклонила голову набок, и он добавил: — А еще я читал один рассказ.
— Научная фантастика?
— Конечно. — Как будто Слейт когда-нибудь читал другие рассказы! — Там было про одну штуку под названием «блит». Ты когда-нибудь слышала про блит?
— Если это какая-то порнография, то я тебя уволю за сексуальные домогательства.
— Нет-нет, наука и фантастика в одном флаконе. Блит — такая штука, что если ее увидеть, хотя бы краем глаза, то начинаешь думать только о ней. Ты не можешь перестать, она расширяется, занимает все твои мысли, и ты сходишь с ума.
— Ну и?
— А если Тессимонд говорит что-то вроде вербального блита?
Я уронила лицо в ладони. Ангел на моем правом плече расхохотался в голос, а дьявол на левом — ударился в слезы. Потом я взяла себя в руки. Гормоны при беременности в самом деле влияют даже на самую сильную волю, это просто химический эффект.
— Пожалуйста, больше никогда не произноси фразу «вербальный блит» при мне. И позвони Тессимонду.
Слейт робко набрал номер. Всего через пару секунд он заговорил:
— Алло, мистер Тессимонд? Алло? Меня зовут Слейт, ваш номер дал мне Стефан Превер.
Потом последовала долгая пауза, и Слейт водил глазами слева направо и справа налево, и я почувствовала легкую панику, как будто этот незнакомый человек гипнотизировал его. как Деррен Браун, только по телефону. Но потом он сказал:
— Начальник нашей группы, профессор Радоньич, здесь, и она интересуется, может ли она… да, конечно. — Тишина, напряженное выражение лица. — Они оба ушли из команды, довольно-таки внезапно, сами понимаете. И они оба говорили с вами о… да, да. — Кивок. Почему люди кивают, когда говорят по телефону? Ведь собеседник не может их увидеть. — Ясно. Понимаю. Мы просто хотели знать, что…
— Дай мне, — велела я, протягивая руку. Слейт протянул мне телефон. — Алло, мистер Тессимонд? Это Ана Радоньич.
— Могу ли я звать вас просто Аной? — спросил Тессимонд. У него был приятный низкий голос, он говорил со среднезападным американским акцентом и немного сипел на некоторых согласных, как курильщик. Меня это немного выбило из колеи. Чуть-чуть. На микрон.
— Хорошо. А к вам как обращаться?
Он коротко и довольно музыкально хмыкнул.
— Меня зовут Тессимонд, — сказал он, — рад вас слышать, Ана. Я глубоко восхищаюсь вашей работой.
— Что вам известно о моей работе? — Полагаю, звучало это несколько более параноидально, чем должно было.
— Я был профессором на кафедре Хенри Семата по теоретической физике в Городском университете Нью-Йорка. Несколько лет. Очень давно. Я ушел больше двадцати лет назад.
— Вы работали в Университете Нью-Йорка? А почему я ничего о вас не слышала?
— Я не публиковался, — буркнул он, — а в чем дело?
Это меня задело, и я бросилась в бой:
— Дело в нашем открытии, мы совершили прорыв в области изучения темной энергии, и я не думаю, что любой другой физик в мире когда-либо был таким явным кандидатом на Нобелевскую премию. Но два ключевых члена нашей команды ушли сегодня утром. Вот в чем дело.
— Значит, вопросов больше одного, Ана. — мягко сказал он.
Но его мягкость только сильнее меня разозлила.
— Не знаю, какую игру вы ведете, — бросила я. — Но это серьезно. Речь идет о моей карьере ученого и о Нобелевской премии, а не о какой-нибудь… розетке лучшего голубятника. — Я сказала так, потому что голубь в тот момент сел на подоконник кабинета Превера, треща крыльями с таким звуком, будто тасовали колоду карт. Потом он сложил крылья и встал, надменно глядя на нас сквозь стекло. — Это кульминация долгих лет нашей работы, — сказала я почему-то голубю.
— Я говорил о ваших открытиях со Стефаном пару часов тому назад, — послышался голос Тессимонда, — исследование просто невероятно.
— Стефан убежал на самолет в Монпелье! — заявила я. — Вы не знаете почему?
Тессимонд тихо вздохнул.
— Боюсь, не могу даже предположить, Ана.
— Нет? Вы что-то ему сказали, и он немедленно бросил все, над чем работал много лет!
Он помолчал, а потом сказал:
— Я этого не хотел, Ана.
— Нет? Тем не менее вы все испортили. Может быть, вы хотите помочь мне все исправить?
— Я очень сомневаюсь, — грустно сказал он, — вряд ли я могу что-то для вас сделать. — И добавил: — Скорость расширения космоса возрастает.
— Ну, — сказала я, — да, возрастает.
— Это стало известно недавно. Вы хотите сказать, будто знаете, почему так происходит?
— Профессор Тессимонд…
— Темная энергия, — сказал он. — Не хотите ли пообедать со мной?
Я взорвалась. Наверняка из-за гормонов.
— Я сегодня ужасно занята! Придется разгребать последствия вашего поступка, и времени на обед у меня не будет! — ФОР как будто слушала весь разговор и, возмутившись тем, что еды не дадут, выбрала этот момент и пнула меня в желудок, прижав его к ребрам. Я поморщилась, но продолжала говорить: — Мне придется объяснить администрации университета, почему два — не один, а два! — члена моей группы решили покинуть корабль за несколько недель до обнародования нашего исследования!
— Тогда давайте поужинаем, — предложил он, — или выпьем. И доктора Слейта пригласите, конечно. И всю вашу администрацию, если хотите. Я не хотел мешать вашей работе и с удовольствием объяснюсь сам.
— Наверное, я найду немного времени завтра, — сказала я, — вы живете где-то здесь? Тут есть бар. Он почему-то называется бар «Бар». Мы зовем его «Слоном». Будет ли для вас приемлемо встретиться там завтра в районе обеда?
Повесив трубку и вернув Слейту телефон, я сказала, что мы придумали.
— А почему не встретиться с ним сейчас? — спросил Слейт.
— Потому что сегодня я собираюсь уговаривать Ни Цзяна и Джека вернуться к нам. Не знаю, какую такую вещь он им сказал, но мне хотелось бы выступить перед ним единым фронтом. Завтра, Слейт. Завтра.
