ГЛАВА 21

Ноги подогнулись раньше, чем я успела понять, что стою посреди коридора в своей квартире. Уже падая на колени, обернулась, за спиной была моя родная, почему-то закрытая дверь на лестничную площадку.

— Дома… Я дома.

Слезы брызнули из глаз, но я этого не замечала, жадно рассматривая каждую деталь коридора. Вот брошенные босоножки, вот желтые домашние тапки, от одной уже давно оторван и бесследно потерян бантик с ярко-синим камнем. А вот зеркало в старой, потертой раме, по словам отца, дешевая имитации под старину. Удивительно, ни пылинки, а ведь меня не было почти год. Или в квартире все же кто-то был?

С усилием поднялась. Отнесла вещи в комнату и для начала решила принять душ. Почему-то казалось, что вода, размеренно падающая мне на голову, смоет остатки нервозности и наконец покажет, что решение, принятое мной, — единственное верное.

Спустя три часа я не только помылась, но и умудрилась сходить в магазин за продуктами, возобновить действие сим-карты телефона, оплатить Интернет в квартире, проверить счета, удивившись, что кто-то позаботился о том, чтобы все платежи за коммунальные услуги были погашены. И на пару минут выпасть из реальности перед банкоматом, где проверила наличие денег на банковской карте. Там была сумма в два раза больше указанной в контракте. Откупились?

О плохом думать не хотелось. А уж если быть честной, то все свои воспоминания о мире асуров я старалась задвинуть подальше. Лишь образ любимого мужчины все чаще вставал перед взором, с укором намекая на глупость поступка.

Разобрав сумку и разложив вещи по местам, я решилась позвонить маме. Разговор оказался коротким. Родительница высказала недовольство тем, что ей пришлось решать вопрос с оплатой коммунальных услуг, тогда как у нее своих дел полно. Отец вместе с матерью после двадцатилетней борьбы выиграли грант на исследование и теперь совместно с Китайским научно-исследовательским институтом на территории государственного университета города Хабаровска вели какие-то разработки. Монолог матери еще долго звучал в моих ушах. Обо мне мамуля особо не спрашивала, попеняла, что я использовала ее бланки, но убедившись, как она выразилась, по адекватности молчания, что дочь не сошла с ума, окончательно успокоилась. Порекомендовала не затягивать магистратуру и искать нормальную работу.

— Жаль, что тебе не продлили государственный контракт, — в завершение произнесла мама. — Видимо, ты недостаточно хорошо себя зарекомендовала.

— Да, жаль, — отозвалась я.

Вечером позвонил отец. Убедился, что я действительно вернулась и у меня все хорошо. Проект, в который вписались родители, рассчитан на десять лет, ко мне они выбраться не могут, так как оставлять лаборантов-неумех без присмотра нельзя, но если я хочу, то могу их навещать, правда, много времени мне уделить не смогут. Я взрослая девочка и должна понять, что все, что могли, они мне дали, а дальше — сама.

Сидя в своей комнате в Академии асуров, я по-другому представляла встречу и разговор с родителями. Хотя умом понимала, что в чем-то папа прав. Я действительно выросла, и держаться за мамину юбку как-то не с руки. Жаль, что эти мысли не пришли мне в голову раньше.

Еще одним разочарованием стало посещение своих страниц в социальных сетях. Если вас нет, если вы не появляетесь, не ставите лайки, не комментируете чужие посты, то о вас забывают. Посмотрев на полное отсутствие сообщений от так называемых виртуальных друзей, я с легким сердцем удалила аккаунты во всех социальных сетях. Если я смогла прожить без них все это время, то они мне просто не нужны.

Так как из мира асуров я переместилась чуть раньше, чем закончился контракт, то на Земле оказалась в канун майских праздников. До десятого мая я готовила отчет по практике, разумеется, с учетом пунктов, прописанных в контракте. Несколько раз перечитав и просмотрев таблицы, поняла, что если не знать, где именно я была, то все походило на практику в лагере по подготовке военнослужащих секретных войск. Улыбнулась и решила ничего не менять. Если спросят, буду молчать как партизан. Уж больно не хотелось в дом для душевнобольных.

На следующий день после майских праздников, с документами под мышкой, я замерла напротив кабинета декана. Сквозь приоткрытую дверь я слышала, как Филипп Абрамович, чуть ли не брызгая слюной, выговаривал кому-то, что у него нет свободных рук и тем более свободной задницы, которую можно куда-то там приложить. Дождавшись, когда характерный звук брошенной на аппарат телефонной трубки оповестит об окончании разговора, я робко постучала в дверь.

— Кто?

— Филипп Абрамович? — просунув голову в щель, понадеялась, что за год декан меня не забыл.

— О, Иванова! — слишком радостно провозгласил декан. — Ты-то мне и нужна!

Порыв захлопнуть дверь и бежать дальше, чем вижу, был, но совесть не позволила осуществить задуманное. Подойдя к столу, за которым расположился мужчина, протянула синюю папку.

— Что тут у нас? — оживился Филипп Абрамович. — Ага, отчет о практике. Недурно. А где подписи кураторов?

— Так нету, — пожала я плечами. — Учитывая, где я ее проходила, удивительно, что вообще разрешили написать.

— Трегоров тебя взял? — прищурился мужичина, сняв очки и медленно проворачивая их вокруг дужки.

— Да, только настоял на контракте о частичном неразглашении, ну и пояснений от кураторов у меня нет.

— Ну это не беда, думаю, я смогу тебе помочь, а ты пока поработаешь с будущими абитуриентами и посидишь в приемной комиссии, им как раз людей не хватает.

Меня непроизвольно перекосило. Однако декан этого не заметил и уже радостно выписывал мне направление. Кажется, не стоило торопиться и раньше времени соваться в любимый вуз.

Дни потекли, превращая мою жизнь в рутину. Ранний подъем, невыспавшийся организм. Душ, кофе и завтрак. Я перестала ощущать вкус еды, мне было все равно, что есть и когда, главное, изредка подкармливать тело, которое при этом умудрялось худеть на глазах. Привычная дорога до университета, а затем несколько часов рабочей рутины. Лица, голоса, все смешивалось в одну бесконечную серую массу. Изредка, в аудиториях, наполненных будущими студентами, мне казалось, я видела знакомые лица. И тогда, замирая посреди выступления, с жадностью пыталась рассмотреть образы асуров среди обычных людей. Разумеется, их там не было. Опуская взгляд на поверхность кафедры, я продолжала вещать о том, какое удивительное будущее ждет студентов, а позже и выпускников выбранного направления.

Чаще всего мне мерещился Адар. Его я пыталась увидеть в каждом высоком, сильном и темноволосом мужчине. Боль внутри усиливалась, а иногда переходила на то место, где еще угадывалась татуировка, хотя и она с каждым днем становилась все бледнее. И все же я не готова была признать, что совершила ошибку.

Нет! Определенно, мне не место среди асуров. Чужая там, я стала чужой и дома, а быть может, сам дом и Земля мне стали чужими.

До начала июля я проторчала в приемной комиссии. Как робот, отвечала на одни и те же вопросы, рассказывала, как престижно и важно в наши дни быть специалистом-психологом. Вот только умалчивала о том, что сама бесконечно разочаровалась и в профессии, и в образовании, да и в собственном будущем. В последний день работы меня вызвал декан. Сияя улыбкой, он выдал мне два документа, один был подписан Александром Трегоровым, отчего руки дрогнули, пальцы ослабли и лист спланировал на пол. Второй документ был отпечатан на бланке крупного научно-исследовательского центра, где некий ведущий специалист по психиатрии высоко оценил мою дипломную работу и предлагал в сентябре присоединиться к их проекту. Пока мне предлагалась должность стажера, но и это маячило успешным будущим лет этак через пятнадцать.

— Большое спасибо, — более чем прохладно произнесла я.

— Ну-ну, девочка моя, — по-отечески бодро отозвался Филипп Абрамович. — Это, конечно, не закрытая компания, в которой ты побывала, но зато тут, в столице. Да и вообще место более чем престижное. Так что… Отправляйся на отдых, а в августе жду тебя на кафедре, все, что можешь, сдашь в виде зачетов. Переведешься на заочное и в декабре подтвердишь магистратуру и, быть может, поступишь в аспирантуру. Не хмурься, некоторых девушек красит именно ум, не стоит этим пренебрегать.

Еще раз поблагодарив декана, поспешила домой. Утром звонила подруга детства. Когда-то наши дедушки построили рядом дачи. Мои предки не так давно отказались от земельных угодий в размере шести соток, умело перепродав почти развалившийся дом, а вот родня подруги воспринимала дачу не иначе как семейные угодья. Именно в места, где прошло босоногое и теперь уже точно беззаботное детство, я отправлялась в ближайшие выходные.

Вопреки опасениям из детства, комфортабельная электричка с кондиционером домчала меня до нужной станции меньше чем за час. Закинув рюкзак на плечи, я поправила солнцезащитные очки, удерживающие растрепанные волосы на манер обруча, и, шаркая пляжными шлепанцами по мелкой гальке общественной дороги, направилась в сторону садоводства. Солнышко светило, птички пели, дети кричали, а мамаши огрызались, обещая несносным отпрыскам всыпать по первое число, если ошалевшие не заткнутся и не перестанут дергать за хвостики более мелких сестричек.

Все это я отмечала осколками сознания. Ведь за последние месяцы научилась присутствовать в реальном мире, внутренне пребывая в кромешной серой мгле. Не было часа, чтобы я не вспоминала об Адаре. Не было дня, чтобы я не жалела об эмоциональном поступке. Я загружала себя заботами в университете, чтобы как можно меньше времени оставалось на раздумья. И вот сейчас, сбивая пыль с дороги, я понимала, что еще несколько метров, и окажусь в объятиях подруги, но это не вернет мне красок реального мира. Моя душа, мое сердце, да и сама я остались там, в мире, о котором даже не расскажешь. Не поверят! А если буду настаивать, то позвонят маме или упекут в дом для душевнобольных. И ведь будут в своем праве.

Настя в легком цветастом сарафане стояла, опираясь на калитку, и призывно махала рукой. Всхлипнув, дабы сдержать непрошеные слезы, я поспешила к подруге. Обнявшись, мы направились в дом, где сердобольная Настина бабушка уже собрала все к обеду. Окрошка, квас и горячий хлеб. А еще свежие огурцы, которые чудом вырастали в парнике, и целый пучок ароматной зелени.

Подруга попеняла, что год назад я исчезла, даже толком не попрощавшись, и что якобы задолжала отвальную.

— Ха, — улыбнулась я, — уже даже с привальной опоздала. Я же с мая дома.

— Вот именно! — наставительно выдала Настя. — Значит, надо организовать.

— Замуж вас надо организовать, — наставительно откомментировала бабушка и скрылась в комнате за печкой.

Настя по привычке показала закрытой двери язык и отправилась мыть грязную после обеда посуду. Проводив блондинку взглядом, устало поднялась и вышла во двор. Отброшенные было мысли опять накатили волной, норовя затопить очередным отчаяньем.

— Марго, чего такая хмурая? — спросила подруга, присаживаясь на скамью рядом со мной. — Солнышко светит, погода прекрасная, до озера рукой подать. Купаться?

— Не-а, — покачала головой, ощущая странный озноб, как будто кто-то кусочком льда раз за разом проводил по позвонкам.

— Маргош!

— Не называй меня так! — взвилась я, а увидев ошеломленный взгляд подруги, смутилась. — Прости.

— Марго, я знаю тебя всю свою жизнь, — начала блондинка, хватая за руку и заставляя смотреть на нее. — Кто он?

— Кто он? — эхом повторила я, все же переводя взгляд на огромный куст белоснежных садовых ромашек.

— Мужчина, что сделал из моей подруги тень. Я просто хочу знать, кто этот подлец?! — не на шутку разошлась Анастасия.

Резко зажмурившись, я покачала головой, затем все же выдернула руку из захвата подруги и встала. Отойдя на пару шагов от скамейки, обвела задумчивым взором пространство.

Небольшой деревянный дом. Его нельзя было назвать двухэтажным, так как встать в полный рост на втором этаже невозможно. Так, не более чем благоустроенный чердак, где мы с детства любили спать по ночам. Участок был неровный, а потому если с одной стороны фундамента дома было практически не видно, казалось, что земля и трава наросли на него, то с другой хорошо угадывались сваи, за что усадьбу подруги за глаза называли избушкой Бабы-яги. С северной стороны дома высились мачтовые сосны, с восточной был заброшенный участок, на котором за пятьдесят лет так и не удосужились что-то построить. С запада находился дом, который когда-то принадлежал нашей семье, а теперь два участка разделял трехметровый забор, а с юга тянулась пыльная проселочная дорога, которая упиралась как раз в ворота участка моей подружки. Метрах в трехстах вглубь соснового леса проглядывалось озеро. Достаточно широкое, чтобы не тешить себя надеждой, что можно переплыть, достаточно глубокое, да еще изобилующее подводными ключами, чтобы не нырять, не проверив воду, но всегда привлекающее молодые бедовые головы, чтобы в ночь на Ивана Купалу устраивать бесшабашные игрища на берегу. В километре от озера одним частным предпринимателем около десяти лет назад была построена туристическая база. Номеров немного, но шум по выходным молодежь создавала. Сейчас же ветер доносил лишь слабые отголоски какой-то новомодной заунывной песни.

— Марго, кем бы он ни был — забудь! — не унималась подруга. — Ни один мужик не стоит таких страданий.

— Не могу, — пожаловалась я. — Люблю гада!

— А если любишь, то почему не с ним?

— Дура потому что! — выпалила я, жалея, что поддалась на уговоры и приехала к Насте.

— А вот это прямо диагноз! — рассмеялась Анастасия, поднимаясь со скамьи. — Знаешь, что говорят психотерапевты?

— Что у вас шизофрения, но мы это вылечим? — предположила я.

— Что клин клином вышибают! — наставительно выдала подруга. — Собирайся, вечером на базе будет вечеринка. Костры жечь будут и венки в озеро кидать. Пойдем твоего суженого искать.

— А может, не надо? — вяло сопротивлялась я.

— Надо, Маргоша, надо!

Вечер выдался на удивление жарким. На мне был темно-синий сарафан с широкими бретелями и соблазнительно открытой спиной. Сунув ноги в шлепки, я заплела сильно отросшие волосы в две косы, а на плечи накинула белоснежный палантин. Настена только ухмыльнулась, оценив мой образ. Сама блондинка надела почти такой же сарафан, правда, ярко-желтого цвета и поверх легкую кофту неровной вязки. Лично мне она напоминала вытянутую рыболовную сеть. Крупные светлые локоны спадали на плечи и спину подруги, делая из нее вылитую русалку.

— Ведьма, — констатировала Настя.

— Мавка, — не осталась в долгу я.

Рассмеявшись детской шутке, мы махнули рукой Настиной бабушке, что, кажется, перекрестила нас со спины, и поспешили к базе, так как с каждой минутой музыка оттуда звучала все громче.

Еще на подходе мы увидели три полыхающих костра, вокруг танцевала молодежь, раздавались крики, гул, веселье било ключом, завлекая в эту вакханалию все и всех. Не успели мы с Настей появиться, как к ней подошел высокий блондин и, подмигнув мне, увел подругу в сторону танцующих. С легким запозданием я узнала в высоком сильном парне Димку, сына нашей бывшей соседки, что жила через дорогу. Интуиция аплодировала стоя, ведь еще в подростковом возрасте я знала, что Димка сохнет по нашей белокурой красотке, но та продолжала разыгрывать из себя неприступную принцессу. Теперь же из тощего, долговязого и нескладного подростка парень превратился в мечту любой девушки.

Увы, моя мечта была далеко. Стоя в нескольких метрах от крайнего костра, я на оголенных участках кожи ощущала жар огня, вот только меня продолжал бить озноб. Поймав себя на том, что жадно вглядываюсь в мужские лица, а также понимаю, что уже дважды видела образы Алекса и Адара, окончательно уверилась в своей ненормальности.

Спустя несколько минут и пару отклоненных попыток завязать со мной знакомство я поспешила к пандусу, на побережье.

Здесь было тихо. От озера веяло сыростью. Там, за спиной, остались огонь и тепло, а тут лишь холод и одиночество. Наклонившись и подобрав подол, я села на край пандуса, опустив ноги в воду. Пальцы и ступни моментально замерзли, но я оставалась в той же позе, так как ощущение холода заставляло чувствовать себя живой.

Прикрыв глаза, наклонила голову вниз, нависая над водой. Именно в этот момент я отчетливо увидела лицо асура.

— Адар?! — то ли выдохнула, то ли выкрикнула я.

— Почему ты ушла? — Голос раздался надо мной, но я настолько была шокирована тем, что мое видение впервые со мной заговорило, что продолжала смотреть в воду. — Почему ты меня бросила?

— Потому что я лишняя в вашем мире, — робко ответила и, спохватившись, а может быть, испугавшись обвинения, продолжила: — А еще потому, что твой отец против.

— Это не его дело, — грубо отозвался мужчина, вызывая дрожь страха во всем теле. — Это касается только тебя и меня. Почему ты ушла от меня?

— Почему? — эхом спросила у себя и ответила: — Потому что люблю.

— Что?! — возмутилось отражение.

— Говорят, если любишь, то готов жертвовать, вот я и пожертвовала.

С каждым произнесенным словом спазм в горле все сильнее давил на связки, заставляя переходить на едва различимый шепот.

— Глупости! Сбежав, ты наказала нас обоих. Но я хочу! Нет, я требую, чтобы, глядя в мои глаза, ты сказала что хочешь, чтобы я тебя оставил.

— Я хочу… — начала и вздрогнула, когда чья-то рука сжала мое плечо. — Ой!

Меня выдернули из воды и поставили босыми ногами на деревянные доски. Во все глаза я смотрела на живого, настоящего Адара, поражаясь тому, насколько он горячий. Асур же пронизывал меня свирепым взором, и внутри все замирало от первобытного страха.

— А вот теперь я слушаю! — прорычал мужчина, склоняясь к моему лицу.

Всхлипнув, вскинула руки и, обвив их вокруг его шеи, притянула к себе. Я целовала жадно, испытывая невыносимую душевную боль, но моей смелости хватило лишь на пару секунд. Отстранившись, я взглядом, полным непролитых слез, смотрела на огонь, разгорающийся в глазах Адара.

— Никогда, ни на шаг от меня! Ты поняла?! — Я нервно кивнула. — Не слышу. Ты меня поняла?!

— Да, — выдохнула я.

Он сжал меня так, словно собирался переломать все кости. Жадность, с который Адар покрывал мое лицо поцелуями, дарила необузданную страсть, пропитанную всеми цветами счастья. Это был мой мужчина, только мой. И он пришел ко мне или за мной, но это не важно.

В этот миг, в это мгновение, в эту секунду я знала одно. Никуда! Никогда! Без него ни на шаг! Он часть меня, а я часть его. И только вместе мы сможем жить, а не существовать.

— Адар, — он нес меня на руках к черному ходу туристической базы, — но ведь твой отец… Я же видела, как ты с ним разговаривал! Он же против меня.

— Видела? — Мужчина остановился в коридоре и поставил меня на красную ковровую дорожку. — И что же ты видела и слышала?

Я быстро пересказала, дабы доказать мужчине, что знаю о предстоящих проблемах, но в ответ на мой монолог асур лишь рассмеялся.

— Глупая, — выдал невыносимый брюнет и схлопотал по груди кулаком, вот только пострадала моя конечность, а не его тренированное тело. — Когда подслушиваешь или подглядываешь, делай это до конца. Отец, увидев татуировку, не только не был против, но и лично порывался познакомиться с той, что выбрана мне богами. Представь его удивление, когда он узнал, что ты сбежала. Разумеется, он разозлился. Ведь если ты моя половина, то ты — мой тыл, мой смысл жизни, мой воздух и моя душа. А убежав, ты лишила меня смысла дальнейшего существования. Да я чуть Академию не разнес. И если тебе дорога твоя подружка…

— Какая? — тут же насторожилась я, думая о Насте.

— Та, что помогла тебе бежать, — усмехнулся асур. — То тебе стоит вернуться и убедить меня в том, что ее жизнь ценнее, чем ее же смерть.

— Душегуб! — простонала я. — Монстр! Демон!

— Асур! — рявкнул в ответ Адар и приник к моим губам, заставив безвольно мычать оставшиеся ругательства в его рот.

— Эй, красавцы, нам пора, — раздался до боли знакомый голос. — Объяснились?

На пороге комнаты, рядом с которой мы так бесстыже целовались, как всегда, забыв обо всем на свете, стоял Алекс, изображающий высшую степень недовольства. Смутившись, потупилась, уткнувшись в плечо Адара.

— Поговорили, мы готовы перемещаться.

— Но мой дом?! — вспомнила я.

— Им займутся, — отмахнулся Алекс. — Не переживай.

— Но!

— Я все улажу, — жестко прижимая меня к себе, в макушку шепнул мой мужчина, на что я лишь нервно кивнула.

Ага, уладит. С ним лучше не спорить, потом найду те рычаги, которые мне помогут добиваться своего в кратчайшие сроки, и уж в золотой клетке я точно сидеть не буду. Русские не сдаются!