Луч волшебного желтого цвета / #efed98/

Подскочил в какую-то несусветную рань, за окном еще была темень, а сна – больше ни в одном глазу, и настроение такое возбужденно-счастливое, как только в детстве бывало, в день рождения и еще перед Новым годом, когда елка уже украшена, холодильник забит необычной нарядной праздничной едой, на балконе стынут шампанское и лимонад, а будущие подарки упакованы и спрятаны в разных секретных местах. Вот тогда точно так же вскакивал раньше всех в доме и счастливо томился ожиданием: как сегодня все будет? Кто придет? Какие мультфильмы покажут? Что мне подарят? В какие игры будем играть?

Ну тогда понятно, почему подскакивал. А сейчас-то чего? – насмешливо думал Эдо, снимая с плиты алюминиевый ковшик, который приспособил для варки кофе; при всей инфернальности метода, все-таки лучше так, чем просто заливать кипятком.

Праздник сегодня если и есть, то, скажем так, на любителя – первый день зимы. А подарки понятно какие – крепкий кофе на кухне съемной квартиры, завтрак в кафе за углом, ледяной ветер, дующий, как здесь, на Балтике, принято, сразу со всех сторон, влажная чернота голых древесных стволов, ветхие старые стены, исписанные загадочными посланиями на полудюжине языков, низкое зимнее небо, разноцветные кирпичи, ангелы на карнизах, последние алые листья дикого винограда, да замерзшие лужи, по которым так и тянет прокатиться с разбегу, жалко, эти ботинки совсем не скользят.

На самом деле грех жаловаться, отличный набор. Но все равно не повод подскакивать с вытаращенными глазами в половине восьмого утра. Дома сейчас, между прочим, вообще половина седьмого! Я на работу так рано уже много лет не вставал, – думал Эдо, размешивая добавленный в кофе сахар, тот самый, из «Юргиса и дракона», «для настоящих героев» – для кого, если не для меня.

Вышел из дома еще в предрассветных сумерках, сперва сам не понял куда, и сердце ухнуло в пятки, а душа унеслась, спотыкаясь, в каком-то неведомом направлении; будем надеяться, все-таки в небеса. Вместо переулка, в который уже привык сворачивать, другая, совсем незнакомая улица с блестящей и переливающейся, как текущая река мостовой, застроенная двухэтажными домами с большими открытыми террасами – совершенно неожиданная архитектура в этих краях. И что за расписные ворота напротив? Вроде вчера их не было. И высокий храм с необычным куполом, в который упирается улица, откуда он взялся?.. Ай, черт! Все понятно, вопросы снимаются. Никакой это не храм, просто облако причудливой формы так удачно встало над многоэтажным домом, что показалось куполом. А так называемые «расписные ворота» – гараж, разрисованный граффити. И то, что сослепу показалось открытой террасой – застекленный балкон. Короче, нормально все, просто сумерки – такое смешное время, когда привычные вещи вдруг становятся неузнаваемыми, ненадолго, на краткий миг. Но и на том спасибо. Нет, правда, спасибо, отлично меня развлекли, практически до остановки сердца. И это хорошая новость. Значит, я не утратил один из важнейших признаков жизни – способность всерьез волноваться из-за разных удивительных пустяков.

Завтракал долго, вернее, долго читал, развалившись в удобном кресле – сперва почту и новости, а потом зачем-то взял с полки одну из книг, которые нынче держат в каждом втором кафе для оживления интерьера, единственную на русском языке, «Сказки скандинавских писателей», и пропал. В смысле, зачитался, потому что в книге нашлась сказка про разбойников из Кардамона, которую не читал, ну или просто напрочь забыл. Вроде бы, ерунда, ему даже в детстве такое не нравилось, слишком уж много абсурда и пряников, приключения не настоящие, опасности не всерьез, но оторваться оказалось совершенно невозможно, такой парадокс. А когда добрался до того места, где разбойники украли городской трамвай, то есть, просто тайком, без спроса прокатились на нем до конечной, так удивился, что уронил книгу на стол и опрокинул чашку, к счастью почти пустую, даже на штаны ничего не пролилось.

Думал, вытирая стол бумажной салфеткой: ну ничего себе совпадение! Это же мы, мы с другом украли трамвай! Совсем мелкие были, то ли еще не ходили в школу, то ли только пошли в первый класс. Собирались отправиться на трамвае в кругосветное путешествие, но доехали только до конечной остановки и тогда наконец сообразили, что трамвай без рельсов никуда не поедет, а значит, кругосветное путешествие отменяется. Огорчились ужасно, даже теперь обидно вспоминать. Удивительно, кстати, что взрослые нас за это совсем не ругали. Поворчали формально, для виду, но на самом деле им было смешно. Хотя, по идее, ничего смешного: мы же серьезную аварию могли устроить, или даже сбить пешехода. Черт знает что!

И тут наконец вспомнил, что друг был не настоящий, а придуманный – такой специальный веселый, умный и храбрый друг для фантастических приключений, на которые не соглашались настоящие дворовые друзья. И трамвай мы с ним украли только в моем воображении, – понял Эдо. – Если вообще не во сне.

Подумал: ну я дурак. Сам сочинил и сам же себе поверил, будто в детстве украл трамвай! С другой стороны, с детскими воспоминаниями вечно такое случается. Поди отличи реальные происшествия от снов и фантазий, а вымышленных друзей от настоящих, в такую кашу смешались события, лица и имена.

Подумал: наверное, я все-таки прочитал эту книжку про разбойников, просто давно, еще до школы, я же лет в пять начал читать. Поэтому не запомнил ничего, кроме эпизода с кражей трамвая, а в памяти все так хитро вывернулось, как будто сам его и украл.

Подумал: какой же я оказывается смешной. Зато со мной не соскучишься. Не факт, что действительно умный, но точно веселый и храбрый. Сам себе идеальный вымышленный друг.

Книгу дочитывать не стал. Какая разница, чем там дело закончилось. И так ясно, что все у них хорошо – все-таки детская сказка, не какой-нибудь смурной заумный роман. В этом смысле очень выгодно быть сказочным героем – что ни сделай, счастливый финал неизбежен. И не только финал.

Шел по холодному утреннему городу, почему-то совершенно не мерз, хотя забыл застегнуть куртку, а перчатки даже из кармана не вынимал. Весело думал: надо срочно превращаться в сказочного героя, а то в последнее время жизнь стала подозрительно похожа на производственный роман.

Сидел на скамейке в сквере, не обращая внимания на ледяной ветер, внутри словно растопили камин, смотрел в планшете сайты о путешествиях, думал: мир велик, его не объездишь на трамваях и поездах. То-то я, весь такой из себя великий бродяга, до сих пор ни в Южной Америке, ни в Индии, ни даже в Таиланде, куда все подряд на каникулы ездят, ни разу не побывал.

Даже открыл сайт с авиабилетами, вспомнив: у меня конец января свободен, вдруг найдется что-нибудь интересное по нормальной цене? – и буквально поймал себя за руку при попытке купить билеты в Вильнюс на апрель, можно сказать, застукал на месте преступления. Изумленно спросил себя: ты что, спятил? Ты уже в Вильнюсе, мало тебе? И честно ответил: конечно, мало. Завтра в обед уже улетать, а я, можно сказать, еще ничего не понял. И вообще хочу посмотреть на этот город весной.

Билет все-таки не купил, пообещав себе сделать это через пару дней дома, если блажь не пройдет. Этого обещания хватило, чтобы почувствовать себя совершенно счастливым. И немедленно выпить по этому поводу – кофе, что же еще.

В кофейне посмотрел на часы – матерь божья, только начало одиннадцатого. А у меня уже позади целый длинный день. И впереди еще столько!.. – думал Эдо. Сам себя насмешливо спрашивал: чего именно у тебя «столько»? И отвечал: всего!

В полном соответствии с этой нехитрой концепцией неутомимо носился по городу, жадно озираясь по сторонам, даже не поленился отыскать в интернете список городских достопримечательностей – лучше поздно, чем никогда – и честно обошел, сколько успел до наступления темноты – почти десяток костелов, пару художественных галерей, смешное арт-пространство в заречном районе, провозгласившем себя вольной республикой, старое кладбище, два заросших лесом холма, а еще ресторан и целых три бара, потому что как бы ни пылал в тебе внутренний огонь, а в такой холод надо регулярно где-нибудь греться; троллейбусы и музеи не предлагать.

Когда курил возле бара, мимо проходила небольшая компания – высокий седой мужчина с непокрытой головой, женщина в шубе, закутанная до самых бровей, и еще одна женщина, в смешной детской шапке с цветным помпоном, похожая на мальчишку; собственно, она и привлекла внимание: жестикулировала, как героиня старой итальянской комедии, улыбалась так, что казалось, светилась в сумерках, и отлично поставленным лекторским голосом говорила по-русски: «Согласно ряду малоизвестных городских легенд о тайной изнанке Вильнюса, там, на изнанке, вот именно в этом месте долгое время был важнейший городской храм, посвященный морю; служить там могли только девственницы и девственники, не по причине строгости нравов, чего нет, того нет, просто тамошнее море ревниво, как типичное божество. Или ты любишь только его, или тебя, с точки зрения моря, нет. А у нас в этом здании, подозреваю, просто для равновесия, в начале прошлого века находился то ли первый в городе, то ли просто самый известный легальный публичный дом…»

От удивления выронил сигарету и побрел вслед за женщиной в шапке с помпоном, как крыса за дудочником, сам толком не понимая, почему – ну не из-за публичного дома же, честное слово. При всем уважении к теме, не настолько она волнующая для взрослого человека, чтобы вот так все бросать.

«Все» в его случае означало оставшуюся на столе в баре кружку с недопитым грогом, или как там назывался странный фруктовый чай, разбавленный крепкой настойкой; ладно, неважно, ну его к черту, все равно наверное уже остыл. А я вообще расплатился? – растерянно спрашивал себя Эдо. – Вроде… на самом деле не помню. Вот будет номер, если все-таки нет.

По крайней мере, из бара за ним никто не погнался. Так и шел на невидимом поводке за незнакомой компанией, пока женщина в шапке с помпоном, не умолкая, рассказывала обо всем на свете – архитектуре и моде, кофейнях и стеклодувах, князьях и клубных концертах, призраках и поэтах, войнах и городских сумасшедших, ярмарках и ученых, граффити и купцах, лихо перескакивая с одного на другое, бесстрашно соединяя вроде бы несовместимые факты, имена и века. Слушал ее, изумляясь: вот это, я понимаю, экскурсия! Просто подарок. Надо же, как повезло.

Наконец женщина остановилась на небольшой площади, почти целиком занятой автомобильной парковкой. Сказала: «Согласно все тем же малоизвестным городским легендам, которыми я вас весь вечер дразню, на тайной изнанке Вильнюса именно в этом месте находится конечная остановка самого длинного трамвайного маршрута, объезжающего весь тайный изнаночный город по большому кольцу. Говорят, этот трамвай здесь иногда появляется, и тот, кому повезет вовремя оказаться на невидимой остановке, может прокатиться в разные удивительные места, а потом – если повезет еще больше! – вернуться назад. А других трамваев в Вильнюсе, к сожалению, нет, только автобусы и троллейбусы. И еще рождественский поезд, начиная с сегодняшнего дня и до седьмого, если ничего не путаю, января. Официально считается, наш рождественский паровозик – детское развлечение, но мало ли, что считается. Сколько раз каталась, вагон всегда был до отказа забит взрослыми, которые неумело делали вид, будто совершенно случайно оказались в игрушечном поезде – например, перепутав его с маршрутным такси».

Она еще что-то говорила, ее спутники смеялись в ответ, но Эдо почти не слышал, вернее, больше не понимал значения фраз. Он вообще едва на ногах держался, потому что слова «о тайной изнанке» подействовали на него как удар – изнутри, откуда-то из области сердца, внезапно решившего учинить безобразную драку; эй, сердце, да ты у меня оказывается пьяный ирландец! Пожалуйста, угомонись.

Сказать, что удивился такой острой реакции, – ничего не сказать. Нормально же все. Люди не превращаются в воздушных змеев, лето не наступает, пироги из карманов не валятся, даже не исчезает никто. Подумаешь, незнакомая женщина явно в шутку болтает о какой-то «тайной изнанке». Было бы из-за чего сходить с ума. Городские легенды – те же самые сказки, только для взрослых. Что мне не так? Или, наоборот, слишком «так»?

Пока пытался справиться с сердцем и всем остальным собой, эти трое успели уйти, а Эдо остался стоять как дурак посреди автомобильной парковки. Огляделся по сторонам, потому что ноги натурально дрожали, позарез надо было присесть. Не нашел ни одной скамейки и сел прямо на бетонный цветочный вазон; ну как – сел, примостился на краешке, чувствуя себя озябшим воробьем-переростком, с совершенно по-птичьи глупой пустой головой.

Достал сигареты, закурил в надежде хоть что-то почувствовать – горечь дыма, щекотку в горле, тепло, – но не почувствовал ничего кроме внезапно навалившейся усталости и беспричинной грусти, которая, скорее всего, тоже была просто усталостью, чем же еще.

Сидел так долго, что успел не только замерзнуть, но и привыкнуть к этому состоянию, как к естественному. Такая теперь новая норма жизни – вечное «я замерз». Выкурил три сигареты, практически одну за другой, но не потому, что хотел, просто в годы его юности была такая примета: если слишком долго ждешь какой-нибудь транспорт, закури, и он тут же приедет – просто тебе назло.

Вот интересно, на что я рассчитываю? – насмешливо думал Эдо. – Что назло моей сигарете приедет выдуманный трамвай? Извини, но что-то другое надо курить для достижения такого удивительного эффекта. И совсем не факт, что эту штуку уже изобрели.

Однако чудо все равно случилось – не то, которого ждал вопреки остаткам здравого смысла, а какое смогло. То есть выдуманный трамвай не рухнул на голову прямо с черных звездных морозных небес, зато внезапно вернулась женщина в шапке с помпоном. Примостилась рядом на краю тумбы, улыбнулась, как будто они были знакомы уже тысячу лет, сказала почти на ухо:

– Думайте что хотите, а трамвай из легенды здесь действительно иногда появляется. Но очень редко. И, честно говоря, вряд ли приедет сейчас.

Спросил:

– Почему?

Женщина пожала плечами:

– Он вредный. То есть на самом деле не то чтобы именно вредный, просто так почему-то устроено; мне как-то раз объяснили, что напряженное, нетерпеливо ожидающее внимание мешает проявляться, условно говоря, чудесам – иными словами, всему, что мы привыкли считать невозможным или почти таковым. Не могу сказать, будто действительно поняла объяснение, но приняла на веру – а что еще было делать? Короче, с этим трамваем так: когда специально ждешь, ни за что не приедет. Он любит появляться внезапно. Особенно перед новичками, которые пока не в курсе, что в Вильнюсе нет трамваев. Но вы уже, к сожалению, в курсе. Моя вина.

– Да ладно вам, – невольно улыбнулся Эдо. – Это я с самого начала знал. Перед поездкой изучал маршруты городского транспорта, чтобы понять, как добираться в центр из аэропорта. Ну и просто люблю это дело – всякие карты и схемы разглядывать… Вы меня извините, что так бесцеремонно за вами увязался. По уму надо было спросить разрешения. Но это мне только сейчас пришло в голову, а тогда ни о чем не думал. Приворожили вы меня своей тайной изнанкой публичного дома. И всем остальным.

– На самом деле даже хорошо, что не спросили, – сказала женщина. – Неловко могло бы выйти. Я бы не захотела вас прогонять, но люди за экскурсию деньги платили, так что решать, по идее, должны они. А зачем им какой-то незнакомый прохожий в компанию?.. В общем, отлично все получилось: они вас, скорее всего, даже не заметили, а мне было приятно. Я знаю, что интересно рассказываю, но все-таки не каждый день прекрасные незнакомцы, все бросив, за мной вдохновенно бредут.

– Со школьных времен не ходил на экскурсии, – признался Эдо. – Считал, хуже ничего не придумаешь, чем по незнакомому городу хвостиком за кем-то бродить, часами выслушивая нудятину, которую за пять минут можно нагуглить. Но на вашу экскурсию записался бы, не раздумывая, если бы знал, что такое бывает. Вот за что не жалко заплатить!

– Ловлю вас на слове! – рассмеялась она. – К оплате принимаю напитки. В такую погоду – только горячие.

– Да где же их взять? – растерянно спросил он, оглядываясь по сторонам.

– Идемте на Кафедральную, здесь совсем близко. Там сегодня открылась ярмарка. Я уже дважды пробегала мимо и даже успела выяснить, в какой из палаток продают вполне приличный глинтвейн.

– Вот это отличная новость. Спасибо. Как же вы вовремя появились! Еще немного, и я, чего доброго, начал бы слово «вечность» из окурков и льда составлять.

– Так даже лучше, чем из четырех букв, – кивнула она, помогая ему подняться. – Кстати, меня зовут Люси. Вечно забываю представиться. Кажется, это и так любому понятно, буквально на лбу у меня написано: я – Люси. А кто же еще?

На площади рядом с Кафедральным собором стояла высоченная нарядная елка, смешно украшенная сияющими шестеренками в стиле «извините, мы имели в виду стимпанк», ее окружало кольцо одинаковых аккуратных белых киосков, бурлила веселая праздничная толпа с детьми и собаками, а над всем этим витал одуряющий запах корицы и жареного миндаля.

Никогда не любил рождественские ярмарки, обходил их десятой дорогой, но сейчас обрадовался, как ребенок. Подумал: теперь понятно, почему подскочил ни свет ни заря. Предчувствие праздника – такая штука. Ты еще не знаешь, что праздник будет, а предчувствие все равно уже есть.

После первой порции горячего вина, которую выпил залпом, не отходя от киоска, наконец-то почувствовал себя живым человеком. Кровь побежала по жилам, как вскрывшая лед река, голова заработала в обычном режиме, и усталость мгновенно прошла, как будто поспал.

Сказал Люси:

– Вы меня натурально спасли.

– Вроде того, – легко согласилась она. – Без меня вы бы там еще долго сидели. Сама так пару раз с этим невозможным трамваем влипала, давно, когда только о нем узнала – вроде ясно, что ждать бесполезно, а все равно сижу. Страшная штука – наши городские легенды! Имеют над людьми необъяснимую власть.

– А они действительно существуют, эти легенды? Я думал, вы на ходу сочиняете. А вы пересказываете? Их можно где-нибудь их прочитать?

– Действительно существуют, – кивнула Люси. – Но прочитать негде. Нет таких книг. Это знание передается в устной традиции, как в стародавние времена. Мне, например, дед рассказывал; я долго была уверена, он сам все и выдумал, но потом пару раз встречала людей, которые совершенно точно не были знакомы с дедом, а эти легенды знают. Беда в том, что никто из нас до сих пор ни строчки не записал. И сомневаюсь, что соберемся. Думаю, наши городские легенды просто не хотят быть записанными, а их воля – закон… А давайте еще по глинтвейну, что скажете? Что-то у нас сегодня четко по расписанию включили настоящий зимний мороз. Как будто духи, управляющие нашей погодой, внезапно узнали о существовании календаря, восхитились и решили отныне согласовывать с ним все свои действия. Хоть бы кто-нибудь умный поскорей объяснил им, что так делать не надо! Погода не должна наступать по расписанию, ее основная задача – всех удивлять.

Взяли еще по стакану глинтвейна, купили пакет орешков, долго бродили среди столов, пытаясь отыскать свободное место, наконец Люси сказала:

– Зачем толкаться, когда можно сесть на скамейку у колокольни. Как я сразу не сообразила? Идемте! Готова спорить, там сейчас необъятный простор и ничего священного. В смысле места полно.

Вышли за пределы ярко освещенного ярмарочного пятачка и сразу очутились практически в другом мире, темном и почти совершенно пустом. Ну, то есть, какие-то люди вокруг ходили, но по сравнению с толпой вокруг елки, считай, вообще никого. Вокруг невысокой башни, оказавшейся колокольней, действительно стояло множество скамеек, совершенно пустых. Расположились там со своими стаканами и пакетами – гораздо удобней, чем стоя за ярмарочным столом.

– И вот всегда так получается! – весело сказала Люси. – Стоит сделать шаг в сторону, и сразу находится правильное решение. Отличное правило, железно работает. Нельзя мне его забывать.

– У меня оно, кстати, не всегда работает, – улыбнулся Эдо. – Всю жизнь только и делал, что шаги в сторону, а правильные решения находились… ну, мягко говоря, сильно через раз. Может, потому, что шаги слишком большие? Как минимум, в сотню километров, обычно – гораздо больше. Такой масштаб.

– «Как минимум в сотню километров» – это уже не шаг, а путешествие. Или, к примеру, побег, – серьезно сказала Люси. – Совсем другая история. Поэтому другой результат.

– Ваша правда, – легко согласился он. И спросил, указывая на пожилую женщину в меховой шапке и солидном пальто, которая остановилась буквально в нескольких метрах от них и вдруг принялась кружиться на месте: – Это она зачем?

Люси просияла:

– Крутится на «Стебукласе»!

– На чем?!

– На «Стебукласе», – повторила Люси. – Это литовское слово – «Stebuklas», «чудо». Оно на одной из плиток написано; вообще изначально это был художественный проект, и это тот редкий случай, когда широкая публика по достоинству оценила современного художника. Я хочу сказать, люди как-то сразу решили, что от плитки с надписью «чудо» случаются чудеса. Теперь ходят сюда загадывать желания. Загадают, встанут на плитку, обернутся три раза вокруг своей оси, и готово. В смысле, желание исполнится. По крайней мере, считается, что так.

– А вы сами пробовали?

– Ну естественно! – воскликнула Люси. – Я же выросла в этом городе. То есть девчонкой-подростком не где-нибудь, а именно здесь была; плитку тогда как раз только-только установили, и слухов о ней в городе было больше, чем о будущих ценах на газ. Ну и скажите на милость, какая девчонка в здравом уме откажется от возможности расположить к себе какого-нибудь Артураса из параллельного класса? И соседа Томаса заодно. И еще «вареные» джинсы, как у Беаты. И чтобы наконец разрешили домой после десяти приходить. Страшно вспомнить, сколько у меня тогда было практически невыполнимых желаний! И со всеми сразу бежала сюда.

Не смог не спросить:

– А сейчас не бегаете?

Люси отрицательно помотала головой.

– Много лет уже ничего не загадывала.

– Потому что не сбывалось?

– Наоборот, – серьезно сказала она. – Всегда сбывалось. Даже то, о чем я думала – нет, ну такое точно не получится! А оно – хлоп! – и да. И мне в какой-то момент стало… – ну, что ли, неловко беспокоить чудо по пустякам. Испугалась: вдруг я ему так надоем, что вообще перестанет со мной случаться? – такая примерно у меня была логика. И до сих пор думаю, что была права. Поэтому теперь хожу сюда просто здороваться: «Эй, чудо, я тебя люблю, все помню, спасибо, что помогало маленькой глупой мне, привет».

– Круто! – восхитился Эдо. И, помолчав, добавил: – Я бы, наверное, каждый день сюда ходил покрутиться на плитке. Но без конкретных желаний. Написано «чудо», вот пусть и случается чудо. Какое само решит.

– Да, так гораздо лучше, – кивнула Люси. – Но мало кому подойдет. Люди хотят понятного: вылечиться от болезни, денег побольше, похудеть, и чтобы Вася влюбился, а потом срочно бросил пить… ну или не Вася, а какая-нибудь Кристина. Но пить чтобы тоже немедленно бросила, а то чего она!

Они переглянулись и рассмеялись.

– А просто любое чудо – это все-таки стремная штука, – заключила Люси. – Люди осторожны. Возможно, не совсем зря. Вдруг вот так вот попросишь любого чуда, придешь домой, а там, например, вампиры на твоем диване сидят. А на балконе делегация инопланетян. Формально – чудо, не придерешься. Заказывали – получите! И что с ними делать?

– Как – что?! – возмутился Эдо. – На летающей тарелке кататься. А вампиров с собой за компанию можно взять. Ну или просто на опыты, если у них тяжелый характер. В общем, пусть инопланетяне сами решают. Мне главное, чтобы дали разные прикольные кнопки в тарелке понажимать.

– Вот вам обязательно надо на «Стебукласе» покрутиться! – решила Люси. – Причем даже не столько ради вас, сколько ради него. Чтобы знал, что и такие люди бывают. Которым нужно чудо как таковое, а не банальное «сделайте все, как я хочу». Нашему чуду будет приятно, точно вам говорю.

– А и покручусь, – весело согласился Эдо. – Мне не жалко. И потом, вдруг инопланетянам с вампирами переночевать негде? А я их в кухне уложу.

При свете фонарей все гранитные плитки казались одинаковыми, так что пришлось подсвечивать их телефоном, но наконец отыскал плитку с большими светлыми буквами, написанными по кругу и чем-то вроде условного солнышка посередине. Ну или с условной звездой. Встал на нее, честно выкинул из головы все актуальные пожелания, включая «мне бы согреться» и «до отъезда своими глазами увидеть этот их волшебный трамвай». Вслух говорить постеснялся, поэтому просто подумал: «Добрый вечер, уважаемое Чудо, это я». Зато крутился потом долго-долго. Решил, какие-то несчастные три оборота – слишком мало для чуда. В некоторых вопросах экономия ни к чему.

Остановился, почувствовав, что закружилась голова. Отползать от чуда на четвереньках – все-таки перебор, – весело думал он, делая пресловутый шаг в сторону. Всего один шаг. Не сто километров. И даже не пять.

Четвереньки, не четвереньки, но все-таки его здорово качало, так называемая окружающая действительность вертелась, как чертова карусель и явно не собиралась останавливаться. Не факт, что Эдо устоял бы на ногах, но его любезно подхватил какой-то прохожий.

Ну, то есть сперва показалось, что просто какой-то прохожий. А потом, конечно, его узнал.

– Я – чудо. И вот я с вами случился. Привет, – сказал хорошо знакомый ему незнакомец в вязаной шапке, он же Иоганн-Георг, повелитель воздушных змеев, рек, сновидений и пирогов, самозваный лже-Фауст в пижамных штанах, правда на этот раз без штанов; в смысле, без пижамных штанов с медвежатами, призванных обеспечивать вкусный и полезный коммуникационный сбой. А обычные штаны были на месте, как и остальная одежда, не привлекающая внимания и вполне подходящая для зимы.

Вот уж воистину чудо господне, – насмешливо подумал Эдо. – Во-первых, в самый удачный момент появился, а во-вторых, с какого-то перепугу выглядит, как совершенно нормальный человек.

– Да, я пока не в форме, – подтвердил Иоганн-Георг, то ли прочитав мысли Эдо, то ли просто отследив направленный на его штанины разочарованный взгляд. – Распустился вконец. Выгляжу настолько обыденно, что знакомые зеркала обижаются: был такой прикольный чувак, одно удовольствие отражать, а превратился в какой-то… another brick in the wall. Но когда это приличный вид мешал мне делать что должно? Правильно, никогда.

Бесцеремонно обнял его, как бы помогая удержаться на ногах, а на самом деле практически повис на шее и потащил куда-то. Эдо наконец опомнился и запротестовал:

– Эй, у меня еще полстакана глинтвейна осталось! И спутница. Они там… – он махнул рукой в сторону лавки, на которой осталась Люси, и вдруг обнаружил, что они перед этой лавкой уже стоят.

– Извините, – кротко сказал повисший на нем незнакомец и Фауст в одном лице. – Я как-то не сразу понял, кто у нас сегодня настоящее чудо. А оно – наша Люси. Ну и вы за компанию. На самом деле, все хороши, включая Сети Счастливых Случайностей; а я-то еще развешивать их ленился, балда. Говорю же, я пока совершенно не в форме. Поэтому сам мало что понимаю. Но когда это мешало мне вести себя, как слон в посудной лавке? Угадали, тоже никогда.

– Ничего себе вы на «Стебукласе» покрутились, – растерянно сказала Люси. – Все бы так! Или лучше как раз не надо?..

По выражению Люсиного лица Эдо сразу понял, что она хорошо знакома с его наваждением. И явно до сих пор не решила, до какой степени этому рада: до потери сознания или до – ну просто вежливо убежать, оглашая окрестности нечленораздельными криками. Он, что ли, общегородской страшный сон?

Но тут Люси спросила с досадой; впрочем, направленной скорей на себя:

– Слушай, ну когда я уже перестану от тебя шарахаться? Вроде вчера последнюю котлету на брудершафт поделили, и я в пылу битвы на тебя, как на родного вилкой замахивалась, нормально же все было. И вот опять!

– Честно? – нахмурился тот. – Не знаю, когда перестанешь. Может, и никогда. От меня почти все шарахаются, включая меня самого по утрам. Но только в первый момент, потом отпускает. И ничего, привыкают, просто не обращают внимания на эту досадную неприятность. Подумаешь, великое горе – шарах. Примерно, как статическое электричество; короче, никто еще от этого не помирал, зато воскресали пару раз, было дело. В общем, я не нарочно, прости. И спасибо. Ты – лучшая в мире. Говорю совершенно серьезно. Если бы тебя не было, тебя следовало бы придумать. Но сочинить такую отличную девчонку я бы точно не потянул.

– А спасибо-то за что? – удивилась Люси.

– За то, что не пойми где поймала и привела сюда моего вымышленного друга. Героя моих полуночных грез, – ухмыльнулся невыносимый человек-наваждение.

Не давая Эдо опомниться, сунул ему в руки пластиковый стакан с остатками глинтвейна, сказал:

– Вино остыло, но, если хотите, допейте. И пошли.

– Куда?

– Куда глаза глядят. Причем не мои, а ваши. Очень редко, но все-таки глядят, – серьезно ответил он. И скорчив смешную рожу, явно специально для Люси, добавил: – Я тоже умею водить экскурсии. По некоторым заповедным местам.

Эдо адресовал Люси, которую успел назначить своим ангелом-хранителем, вопросительный взгляд – что мне делать? Соглашаться? Или ни в коем случае? Как вообще это все понимать?

Она улыбнулась:

– Ну вы же сами хотели любого чуда. Чем Иоганн-Георг хуже вампиров и инопланетян?

– «Чем хуже»?! Да я в сто раз круче этих утырков с клыками и щупальцами! – расхохотался тот.

– Еще бы. Ты даже круче трамвая, – совершенно серьезно согласилась Люси. И твердо сказала Эдо: – Я бы на вашем месте пошла.

Был готов натурально к чему угодно – начиная с полета в космос и заканчивая низвержением в бездну. Но смутно надеялся на повторение лета – жалко, что ли, ему? Если бы я умел такое устраивать, – думал Эдо, – хрен бы кто дождался зимы.

Но спутник потащил его не в бездну, не в космос и, к сожалению, не на пляж, а просто через дорогу, где как раз стоял разрекламированный Люси белый рождественский паровозик с двумя вагонами, почему-то не забитый под завязку желающими покататься, а совершенно пустой.

Иоганн-Георг подмигнул Эдо:

– Отлично я со временем подгадал. Последний рейс только что закончился, но пассажиры уже успели выйти, такие молодцы. Теперь наша очередь.

Спросил, потому что и правда не понял:

– Наша очередь – что?

– Кататься на рождественском поезде. Такая у нас будет экскурсия. Не знаю, как вы, а лично я уже задолбался бегать по морозу пешком.

С этими словами он сунулся в кабину водителя, улыбнулся, как целая рота Джоконд и сказал таким обыденным тоном, словно просил зажигалку:

– Я на своей земле, в своем праве. Покажите нам, как управлять этой штукой, и идите гулять.

Удивительно было не это, мало ли что может сказать конченый псих, а то, что водитель рождественского поезда, взрослый мужчина за пятьдесят с суровым лицом отставного военного, сразу, без возражений начал объяснять назначение кнопок и рычагов. Иоганн-Георг пихнул Эдо локтем:

– Запоминайте. Таких, как я, в здравом уме за руль не пускают. Нажимать разные прикольные кнопки – ваш крест.

Запоминать было особо нечего. Это же только называется «поезд», а по сути – почти обычный автомобиль. Но Эдо все равно внимательно выслушал объяснения, даже задал пару вопросов, как будто это была – ну, просто экскурсия, в ходе которой взрослые дяди объясняют школьникам устройство разных сложных вещей. Опомнился только когда водитель, прихватив куртку, вылез из поезда.

– Где-нибудь час погуляйте, – сказал ему Иоганн-Георг. – Потом возвращайтесь. Не навсегда забираю, мне только поиграть.

Водитель молча кивнул и поспешно ушел, застегиваясь на ходу.

Это как вообще? – растерянно думал Эдо. – Что за нелепое ограбление по-даосски? Почему водитель его послушался? Ему же, если что, отвечать… Или они знакомы и заранее договорились меня разыграть? Это единственное разумное объяснение. Но зачем я нужен – ему или им?..

Иоганн-Георг ухмыльнулся. Сказал:

– Сейчас вы – не мой сон. И мне, соответственно, не следует читать ваши мысли. Но знали бы вы, какими крупными буквами они написаны у вас на лице! Чем гадать, садитесь скорее, не разбивайте мне сердце. У нас в городе нет трамваев, как вы уже и сами наверное заметили. Поэтому я в детстве мечтал украсть паровоз.

– И угодить за решетку, – мрачно добавил Эдо. – Спасибо, я как раз специально приехал, чтобы посидеть в местной тюрьме за угон городского транспорта. Именно то, что надо, – и чувствуя, как в нем наконец-то закипает гнев, которого тщетно ждал с момента появления этого типа, добавил: – Ищите других идиотов, я пошел.

И действительно развернулся и пошел вслед за водителем поезда, в сторону большого, сияющего фонарями проспекта. Иоганн-Георг не стал его догонять. Только сказал негромко:

– Это плохая идея. В моем присутствии никому нельзя становиться меньше себя самого.

Прошел примерно квартал, чувствуя, как вместо долгожданного облегчения в нем поднимается злое глухое отчаяние. Как будто меня уже застрелили, я пока ничего не почувствовал, но вот-вот почувствую и рухну на землю, буквально через пару шагов, – думал он. Но конечно не падал – с чего мне падать, никто же в меня не стрелял. А то, что кажется пулей в сердце, и есть само сердце. Оно у меня теперь вот такое – маленькое, злое, тяжелое, твердое; жить с таким сердцем будет тошно, зато умирать, готов спорить, легко.

Прожил с этим новым сердцем минуты, наверное, три, а потом не выдержал, развернулся и не пошел, побежал назад.

Иоганн-Георг стоял возле белого поезда. В зубах он сжимал не сигарету, а какую-то длинную тонкую палку. И яростно чиркал спичками. Наконец палка вспыхнула, взорвалась сотней сияющих брызг, и Эдо понял, что этот псих раскуривал бенгальский огонь.

– Торжественный фейерверк в честь вашего возвращения, – объяснил тот, вынимая искрящийся прут из зубов. Взмахнул им, как дирижерской палочкой. Сказал:

– Вы даже не представляете, как горько мне было вас потерять. И как легко я бы мог вас вернуть. Тот самый случай, когда даже руками ничего делать не надо, достаточно просто позвать. Но я, конечно, не стал бы. Впрок идут только те безумства, которые выбрал сам.

Эдо молча пожал плечами. Занял водительское место. Похлопал по соседнему креслу – давай сюда. Иоганн-Георг с удивившей его аккуратностью отнес бенгальский огарок в ближайшую урну и только после этого сел рядом. Скомандовал:

– Поехали. Лучше помедленней, пока не освоитесь. Хотите, могу показывать дорогу, а хотите, сами выбирайте маршрут. Это не принципиально. Главное, на проспект сейчас не сворачивайте, он в выходные пешеходный у нас.

– Показывайте, – решил Эдо. – Мне все равно, куда ехать. Я же вообще не знаю, где у вас что.

После того, как отъехали от остановки, наконец спросил прямо, как давно собирался, да все почему-то не мог решиться:

– Вы вообще кто?

– Я вам уже говорил: Мефистофель и Маргарита в одном флаконе, чтобы не дать вам заскучать, – ухмыльнулся тот. – А если по Проппу, то волшебный помощник. И совершенно точно не антагонист!

Но Эдо было не сбить с толку.

– Я слышал, вы сказали водителю: «Я на своей земле, в своем праве», или что-то вроде того. И он сразу послушался, хотя, по идее, не мог. Вы что… тайный правитель этого города? Ну или как это называется?..

– Что-то вроде того, – легко согласился тот. И мечтательно повторил: – «Тайный правитель этого города». Слушайте, спасибо за идею. Отлично звучит! Надо будет не забыть присвоить себе императорский титул. Чем я хуже Юлия Цезаря? Тоже умею спать и лопать не по расписанию, а когда вздумается, ничего сложного в этом нет…

– Ну, по этим критериям и я вполне гожусь в императоры, – усмехнулся Эдо. И самовольно, не дожидаясь команды, свернул в отходящую от площади улицу. Объяснил: – Она мне понравилась. А запрещающих знаков здесь вроде нет.

– Пересчет маршрута! – объявил его спутник механическим голосом девушки из навигатора, удачно поймав характерную интонацию: «За что мне все это, я была добрым роботом и заслужила покой».

Смеялись они после этого долго, полгорода успели исколесить; как только начинали успокаиваться, Иоганн-Георг снова говорил страдальческим механическим девичьим голосом: «Через сто метров поверните направо», – и это было гораздо хуже, чем просто палец показать.

Но езде веселье не особо мешало. Эдо сам не заметил, как освоился с управлением, словно всю жизнь водил этот бутафорский праздничный паровоз. И так разошелся, что прибавил скорости. И еще прибавил. И еще.

Неожиданно – впрочем, когда не знаешь город, все случается неожиданно – выехали на набережную большой широкой реки, украшенную рождественской иллюминацией. Противоположный берег прельстительно сиял разноцветными праздничными огнями, казался россыпью драгоценностей, как всегда представлял их в детстве – лежат и мерцают во тьме пиратского сундука.

Этот берег с огнями ему сразу тоже захотелось захапать. В смысле объездить и все вблизи рассмотреть.

– Я сверну на мост? – спросил Эдо. – Он же не пешеходный?

Не получил ответа, но уже и сам увидел: не пешеходный, только что там проехал автомобиль.

Въехал на мост и обернулся к своему спутнику:

– Вы меня уже целых три минуты ничем не шокировали. Это непорядок… – и осекся, потому что на соседнем сидении никого не было. Надо же, наваждение наконец-то рассеялось. Это оно зря.

– Это вы зря, – вслух сказал Эдо. – Я же с вами только-только смирился. Принял, как неизбежное. Практически полюбил. И как теперь, интересно, я буду возвращать поезд на место? Я же дорогу не помню. Вообще не представляю, в какой это стороне. Был бы это трамвай, вернулся бы, куда надо, по рельсам. Но это же не… – и снова осекся. Потому что – да, именно трамвай, – понял он, разглядывая смутно знакомые с детства кнопки и рычаги.

Кражу трамвая может и выдумал, но отлично к ней подготовился, вызубрил наизусть старую учебную брошюру, которая каким-то чудом отыскалась в библиотеке – той, которая на улице Лисьих Лап, буквально здесь за углом… нет, стоп, за каким углом? Какая может быть улица Лисьих Лап? Нет улиц с похожим названием ни в одном из знакомых мне городов.

Ладно, положим, улица просто приснилась, и библиотека приснилась, и пожелтевшие страницы пособия, но сон был такой подробный, что я с тех пор умею водить трамвай. По крайней мере, эти кнопки и рычаги не вызывают растерянности, сразу понятно, зачем они нужны. Ну хоть что-то мне наконец-то понятно. Например, как эту бандуру у светофора остановить.

Остановил, открыл дверь и вышел, шатаясь от напряжения, так неудачно схватился за поручень, что ободрал ладонь и сперва этому даже обрадовался: от боли в голове должно проясниться. Но хрен там. Не помогло.

Стоял на мостовой, вымощенной зеркальными булыжниками, от которых улица делается похожа на поверхность бегущей реки, смотрел то на блестящие в свете факелов рельсы, то на изогнувшийся волной купол храма Примирений вдалеке, за деревьями и домами, то на трамвай, в котором приехал, то на свою ободранную ладонь, то на людей, зачем-то бежавших к нему. Ничего об этом не думал, о чем тут думать, сойти с ума я всегда успею, с этим спешить не надо, сначала спокойно покурю, а потом сойду, – говорил он себе, нашаривая в кармане любимый портсигар, купленный еще в Элливале, когда оказался там в первый раз, сразу после выпускного, добирались туда на попутках… так, стоп, погоди, какие попутки, какие каникулы, какой, к чертям, Элливаль? Мы же договорились, как взрослые люди, – сначала курим, а уже потом сходим с ума, – думал Эдо, безуспешно чиркая зажигалкой. – Потом, я сказал.

– Погоди, сейчас дам свою, – сказал высокий человек с очень светлыми волосами; интересно, откуда он взялся? Ай, ну да, я же видел, что сюда бегут какие-то люди. И этот быстрее всех добежал.

Смотрел на этого длинного, чиркающего зажигалкой так же безуспешно, как он сам; наконец честно сказал:

– Прикинь, не могу вспомнить, кто ты. Но помню, что очень соскучился. И до сих пор хочу дать тебе в глаз.