По идее, после разговора с Люси ей должно было полегчать, но вот парадокс: все стало еще сложнее. Гораздо проще, оказывается, было ни черта не понимать, досадовать на провалы в памяти, подозревать себя в приступе лунатизма, ну или как это называется, когда ходишь во сне, а потом ничего не помнишь; ай, неважно. Важно, что это все-таки был не сон, а жизнь – вот такая она теперь есть, была и, наверное, будет – вот ужас… Или больше не будет? О боже, ужас какой!

Жанна сама не знала, чего она хочет. Не знала даже, чего на самом деле хочет захотеть, а это уже ни в какие ворота. Уж настолько-то себя надо понимать.

Даже работа ее не спасала. Ювелирные инструменты натурально валились из рук, а бухгалтерской текучки вот прямо сейчас было совсем немного, можно по-быстрому сделать буквально за час и снова с чистой совестью маяться дурью. Ну то есть не то чтобы действительно дурью. Но маяться все равно. «Поначалу скорее похоже на наказание, чем на удачу», – так говорила Люси. И была совершенно права.

Даже прогулки по городу не утешали ее, как прежде. Поди утешься, когда все время ждешь подвоха, помнишь, что в любой момент можно забрести в специальное гадское место, где как бы естественным образом, как будто так и надо, теряешь себя, становишься бессмысленной, несчастной и жалкой; да ладно бы только я, сам город начинает казаться унылой помойной дырой. Как вспомню, так вздрогну, – морщилась Жанна. – На всю жизнь хватит с меня той прогулки, больше не хочу.

Однако каждый день выходила гулять, а куда деваться. Всяко лучше, чем бездельничать дома. Ну и просто нельзя сдаваться, позволять дурному смурному мороку так тебя запугать, что на улицу носа не высунешь. Такой власти над своим поведением Жанна не давала даже холодным осенним дождям, а ведь их-то никогда не считала врагами. Просто бывают друзья с тяжелым характером, которых с трудом выносишь, но все равно любишь. Вот и ноябрьские дожди – такие друзья. С ними спорить особо не о чем, нечего им доказывать, однако сидеть по их милости дома – нет уж. Еще чего.

В Жаннином арсенале была простая, но эффективная хитрость: если не хочешь гулять просто так, ради удовольствия, придумай себе дело на другом конце центра города, не обязательно важное и полезное, любой пустяк подойдет. Эта хитрость всегда помогала выгнать себя из дома и пройти первые несколько кварталов, а дальше ноги входили во вкус и несли ее сами. И город приветливо улыбался всеми своими окнами и куполами, трепетал ветвями деревьев, заботливо зажигал фонари.

На этот раз Жанна дала себе задание купить специальные витаминные колбаски для кошки. По счастливому стечению обстоятельств, кошачьи лакомства продавались не только в огромных моллах на окраинах, которые она не любила, но и в центральном универмаге, сразу за рекой. Отличный маршрут, даже по прямой, быстрым шагом туда и обратно никак не меньше часа. А если никуда не спешить, заходить по дороге в любимые лавки, глазеть на витрины и выпить где-нибудь кофе, совсем отличная выйдет прогулка. Часа на два с половиной как минимум. А после нее может и работа наконец-то пойдет.

До реки добралась уже в синих сумерках. Остановилась на пешеходном Белому мосту – сама не зная зачем. Просто приятно стоять между двумя берегами – левым, где Старый город, и дом, и все такое родное, словно не просто с рождения, а еще несколько предыдущих жизней здесь прожила, и правым, чужим, почти незнакомым, а потому интригующим, как всякая неизвестность. Стоять, курить и смотреть на реку, которая катит свои темные воды с востока, из белорусских болот, на запад, в Неман, практически из одного мира в другой, и уносит с собой все печали. И страхи тоже уносит. И глупые грустные мысли, и растерянность, и досаду, и жалость к бедной запутавшейся себе. Хорошо стоять на мосту, наконец оставшись без них, с очень ясной, почти пустой головой. Смотреть на реку, гадать, когда она в этом году замерзнет, и, если замерзнет, надолго ли? Теплой ли будет зима? Ай, ладно, неважно, какая будет, такая и будет. Этот город уже большой мальчик, сам разберется, какая зима ему нынче по нраву. Что бы ни выбрал, я на его стороне.

Я на твоей стороне, – думала Жанна. – Пусть все будет, как ты пожелаешь. Я согласна. Заранее, сразу со всем. Что бы ты ни устраивал, как бы меня ни морочил, сколько бы снов ни заставил смотреть наяву, все сойдет тебе с рук, я так решила. Ничего не поделаешь, я тебя очень люблю. Поэтому делай что хочешь, а я… ну, куда я денусь. Тоже буду делать, что захочу. Но если есть какие-то предложения, не стесняйся, выкладывай, сейчас самое время. Я хочу быть в твоей игре.

Словно бы в ответ на ее мысли, в кармане квакнул телефон, доставивший сообщение. И сразу еще раз квакнул. И в третий, как положено в сказке. Да что там такое стряслось? Достала телефон, посмотрела – три эсэмэски подряд, все с почты. Целых три посылки пришли. Несколько секунд Жанна пыталась сообразить, что это за посылки, наконец ее осенило: Алиэкспресс же! Еще в конце лета накупила у китайцев кучу всякой дешевой ерунды для мелкого хулиганского чудотворства, «красочные безопасные пластиковые глаза для куклы животного», «сияющая звезда луна люминесценции наклейки довольно светятся в темноте», «предупреждение темнотеющая водостойкая лента» – все вот это вот. А продавец так долго телился с пересылкой, что успела напрочь забыть. Тем лучше. Забытая покупка это почти подарок; собственно, она и есть подарок, от уже несуществующей прошлой – сегодняшней, настоящей себе.

Почтовое отделение в будние дни работало до восьми, а сейчас еще пяти не было, куча времени, но Жанна все равно чуть не побежала туда бегом, забыв о кошачьих колбасках. Но все-таки вовремя опомнилась. Сказала себе: спокойно, без паники, я успею. Никому мои посылки не отдадут.

Действительно все успела – и зайти в магазин за лакомством для кошки, и вернуться обратно не на такси, а пешком, еще и с остановкой на кофе, просто потому что принятые решения следует выполнять, даже такие пустяковые, не про дела, а про удовольствия; собственно, пустяковые – прежде всего. Смешно сказать, но именно благодаря такой необязательной ерунде человеческая воля обретает настоящую силу: если какое-то время выполнять абсолютно все свои решения (а невыполнимых просто не принимать), со временем решения так привыкают непременно быть выполненными, что понемногу начинают осуществляться практически сами, почти ничего не требуя от тебя.

Распаковывая посылки, Жанна восхищенно ахала над каждой, буквально подпрыгивала от избытка чувств и новых идей. Стыдно сказать, но радовалась, что дочки нет дома, можно все быстренько посмотреть, спрятать и не делиться. Нормальная жадность художника, – весело думала Жанна. – Мне это все надо для работы, а ей – просто для баловства.

«Для работы, – повторяла она про себя. – Для работы!» – и торжествующе хохотала, заранее воображая эту работу: писать дурацкие надписи, клеить на стены звезды, втыкать во все щели кукольные глаза. Кто бы мог подумать, что так здорово быть настоящей городской сумасшедшей. Счастливая мне досталась судьба.

За вечер успела закончить кольцо и брошку, над которыми безрезультатно чахла уже несколько дней, сварить суп, загрузить в мультиварку будущее жаркое, достать из морозилки слоеное тесто для пирога, все взвесив, сунуть его обратно и взяться за новый заказ, не особо срочный, но вдохновение неумолимо, и руки чешутся уже прямо сейчас.

Дождалась припозднившуюся дочку, мстительно объявила: «Теперь твоя очередь волноваться, где меня черти носят!» – и начала одеваться. Рюкзак-то заранее собрала.

– Так поздно уходишь? – удивилась Шерри, которая, по идее, давно должна была бы привыкнуть к ее вечерним отлучкам, но всякий раз заново удивлялась. Ну или просто делала вид.

– Да ладно тебе, – отмахнулась Жанна. – Великое «поздно», всего-то начало двенадцатого. Детское время. Ты же будущая богема, на художника учишься, привыкай.

Сил было столько, словно недавно проснулась, хотя встала давным-давно, в половине восьмого утра, перед этим полночи проворочавшись без сна, а потом весь день то бегала, то работала. Давным-давно пластом на диване должна бы лежать. Но какие могут быть диваны, когда карманы набиты глазами и звездами, а в понятно какую часть организма снова вернулось вдохновенное шило, от которого лоб пылает, тело становится невесомым, сердце ликует, и весь мир словно бы светится и звенит.

На этот раз не шла, а бежала, просто от избытка энергии, на самом-то деле некуда было спешить. Клеила на стены домов и водосточные трубы свои новые приобретения, круглые и треугольные зеркала, фосфоресцирующие в темноте звезды и полумесяцы, стрелки, указывающие направление – неважно, куда – писала светящимся мелом на тротуаре оптимистические слова, которых ей самой все эти дни так не хватало: «Ничего не бойся», «Все будет отлично», «Выход есть», «Это все-таки приз».