– Вы не представляете, как я рада, – сказала Кара. – Думала, вы уже никогда не позвоните. Потеряли бумажку с номером? А теперь нашли?

– Я боялась, что вы мне просто приснились, – честно призналась Эва. – А номер я сама написала в каком-нибудь лунатическом трансе. Почерк, кстати, правда очень похож, особенно семерка; была уверена, больше никто в мире ее так не пишет. Думала, позвоню, а там прачечная какая-нибудь. Или даже «неправильно набран номер». И все окончательно рухнет. Вот и не решалась его набрать. Тупо, конечно: картина-то ваша осталась. То есть не ваша, а та, которую вы принесли. Висит на стене. Но знаете, когда в жизни такое творится, как у меня в те дни, сама себе перестаешь верить. Думаешь – мало ли, что картина. Может, сперва купила ее у какого-то уличного художника, а потом приснилось, что среди ночи в подарок принесли. В общем, все сложно. Хотя на самом деле все просто. Но от этого только еще сложней…

– Понимаю, – серьезно кивнула Кара. – Неловко признаваться, но мне даже приятно, что вы боялись звонить. Я имею в виду, приятно быть в чьих-то глазах настолько великой ценностью, что тебе позвонить не решаются, лишь бы не выяснить, что ты – просто сон. Круто! Умозрительно круто, как абстрактная ситуация. А так-то жалко, конечно, что не решались. Мы бы с вами за это время успели одного только кофе литров двадцать истребить. Но ладно, никуда эти литры от нас не денутся. Какие наши годы, истребим еще.

Вот чему бы я точно хотела у нее научиться, – подумала Эва, – это с такой же неподражаемой интонацией говорить «какие наши годы», когда мне тоже будет сильно за шестьдесят.

– А почему вы сами еще раз не зашли? – спросила она. – Вам же, как я понимаю, замки не помеха…

– Не помеха, – легко согласилась Кара. – Только зачем терзать ваши замки, если можно просто на улице как бы случайно выйти навстречу?

– Тем более. Вы-то вряд ли боялись обнаружить, что я – ваш сон.

– Вот уж чего не боялась, того не боялась, – рассмеялась Кара. – Я вообще храбрая; по крайней мере, так говорят. Изнутри-то кажется, обыкновенная. Просто сравнивать не с чем. Никем другим я пока не была.

Залпом, как водку, выпила свой двойной эспрессо и поморщилась тоже, как от водки. Сказала:

– На самом деле на ваш вопрос так просто и не ответишь. Не потому что ответ действительно сложный. Он не сложный, а странный. То есть для вас, по идее, ужасно странно он должен прозвучать. А придумывать неохота.

– Так и не надо придумывать! – воскликнула Эва. – Странного в моей жизни стало так много, что лишняя странность уже ничего принципиально не изменит. Давайте ваш ответ.

– Просто по правилам была ваша очередь делать ход, – сказала Кара. – А правила лучше соблюдать, если хочешь, чтобы из игры вышел толк.

– По правилам? – растерялась Эва. – Но по каким?

– По правилам взаимодействия между Этой и Другой сторонами, – усмехнулась Кара. – Как вы сами сказали, все сложно, хотя на самом деле все просто. И от этого еще сложней. Знаете что? Берите свой кофе и пошли на веранду. Там сейчас натурально ледяной ад и можно курить. Причем я считаю достоинствами оба обстоятельства, а не только второе. На то и ноябрь, чтобы клацать зубами на улице, а не киснуть в тепле.

– Так вот, – сказала Кара после того, как они уселись снаружи, на утепленном пледами деревянном топчане. – Вы уже знаете, что я живу на так называемой изнанке вашей реальности. А здесь просто работаю. Можно сказать, в командировке… собственно даже, не «можно сказать», а именно так и написано в документах, в соответствии с которыми мне ежемесячно выплачивают неплохую надбавку за работу на Другой Стороне.

И рассмеялась так заразительно, что Эва тоже улыбнулась. Что для нас дурная бредовая мистика, за то нормальные люди, в смысле, нормальные бредовые мистические сущности командировочные получают. Удивительно все-таки устроена жизнь.

– У меня дома считается, будто подлинная реальность это, конечно же, наша, – продолжила Кара. – А здесь – ее таинственная изнанка, ужасная Другая Сторона…

– Правда, что ли, ужасная? – удивилась Эва.

– А вы сами, что ли, не видите? Оглянитесь по сторонам. Какой жуткий потусторонний пейзаж! Мертвые черные ветви деревьев тянутся к низкому свинцовому небу, старые стены потрескались от страданий, где-то за углом плотоядно рычит и фыркает мотоцикл-оборотень, доедая очередного незадачливого ездока. И как будто этого мало, всюду бродят кошмарные обитатели Другой Стороны. Одна так вообще рядом со мной сидит. Мороз по коже! Не зря мне за риск приплачивают, ох не зря!

И снова рассмеялась. Вот чему, – подумала Эва, – я бы тоже с радостью у нее научилась: по любому поводу так заразительно ржать.

– На самом-то деле, – отсмеявшись, сказала Кара, – что бы там ни говорили наши ученые и ни повторяли за ними все остальные, а с опытом неизбежно начинаешь понимать, как в действительности обстоят наши с вами дела. Нет ни «подлинной реальности», ни «изнанки», а только две равноправные части целого и баланс между ними. Очень красивый и хрупкий баланс. И когда я говорю о каких-то правилах, я имею в виду правила, позволяющие его сохранять и поддерживать. Для полноценного взаимодействия, каждая сторона должна делать свой вклад. То есть совершать усилие, подтверждающее серьезность намерений. Сделай то, что для тебя по-настоящему трудно, тогда получишь существенный результат. К примеру, для нас – я имею в виду себя и своих соотечественников – наилучшим вкладом является преодоление тяжести Другой Стороны.

– Это метафора?

– Нет, не метафора. Физика. На Этой и Другой сторонах принципиально разные свойства материи. Наша – зыбкая и летучая, а ваша – плотная и инертная; я сейчас упрощаю, но в целом примерно так. При переходе с одной стороны на другую материя, из которой мы состоим, трансформируется. Это довольно серьезные изменения, к ним трудно привыкнуть. Когда человек Другой Стороны попадает к нам, поначалу становится беспричинно счастливым и пьяным. Ходит влюбленный в весь мир целиком, радуется всему, что увидит, и ни черта не боится. Прекрасное состояние, но порой создает большие проблемы. Потому что – ну, скажем, через дорогу у нас тоже лучше переходить осторожно, оглядевшись по сторонам. И с крыш не прыгать без предварительной подготовки. И не грабить ювелирные лавки только потому, что внезапно перестал бояться полиции…

– А что, и такое бывает?! – изумилась Эва.

– Да чего только не бывает. Ну правда, на моей памяти такое случилось только однажды, очень давно, я еще в школе училась. Но из песни слова не выкинешь, прецедент был! По-настоящему плохо, впрочем, не это, а то, что тела рожденных на Другой Стороне, не выдержав трансформации, быстро истаивают до состояния тени, а потом и тень исчезает без следа.

– Даже так? – опешила Эва.

– Да, к сожалению. Некоторым счастливчикам помогает адаптироваться еда. Съел что-нибудь или выпил, и все в порядке. Такие, если захотят, могут у нас остаться и жить долго и счастливо, как будто тут родились. Но таких очень мало, за все годы, что я служу в Граничной полиции, на пальцах пересчитать. Остальных кормить-поить без толку, надо быстро домой уводить… Однако я о другом собиралась вам рассказать.

– О вкладах.

– Да. О вкладах. О преодолении тяжести Другой Стороны. Наши люди, попадая сюда, постепенно становятся инертными, угрюмыми и боязливыми. Не потому, что сами такие дураки, а из-за радикального изменения свойств материи, из которой мы, на минуточку, почти целиком состоим. Любой, кто принимал лекарства, влияющие на общее состояние, – отупляющие, успокаивающие или, наоборот, бодрящие – легко может понять, как это бывает. Так вот, когда я говорю о вкладе, который мы должны сделать, если хотим полноценно взаимодействовать с Другой Стороной, я имею в виду, что мы должны постараться остаться такими, как были дома – веселыми, бесстрашными и легкими на подъем.

– У вас, сразу видно, получается! – невольно улыбнулась Эва.

– Еще бы у меня не получалось. Я все-таки профессионал, – подмигнула ей Кара. – Хотя на самом деле, конечно, наоборот: я только потому и стала хорошим профессионалом, что у меня всегда получалось оставаться на Другой Стороне примерно такой же, как дома. Даже когда в юности сдуру здесь заплутала и забыла свою настоящую жизнь. Но все-таки не себя! Оно в общем как-то само получилось, моих заслуг в этом нет. Просто такой уж уродилась. Я вредная. И упрямая. И очень люблю побеждать. Но хорошо понимаю, почему остальным тут может быть трудно. И настоятельно рекомендую всем путешественникам на Другую Сторону никогда не задерживаться без особой надобности больше, чем на двенадцать часов.

– А их, что ли, здесь много? Ваших путешественников? – удивилась Эва.

– Хватает. Это же только для здешних переход на изнанку почти невозможное чудо, а для многих из нас пройти сюда так легко, что некоторые даже нечаянно проваливаются. Одних только контрабандистов целые толпы постоянно туда-сюда бегают. А кроме них есть просто туристы. И ученые. И командированные специалисты вроде меня.

– Толпы контрабандисты туда-сюда бегают?!

– Ага. Будете смеяться, но здешние сигареты, конфеты, кинофильмы и карандаши пользуются у нас огромным спросом. Хотя официально их приносить запрещено. Но не из экономических, а я бы сказала, из мистических соображений. У нас издавна бытует суеверие, отчасти подтвержденное практикой, что чем больше материальных объектов унесешь домой с Другой Стороны, тем больше у тебя шансов однажды навсегда там застрять. Но перед лицом остро заточенного карандашика даже самые осторожные теряют волю. А в Граничной полиции служат живые люди, у которых рука не поднимается выписывать за такое штраф.

– Охренеть вообще, – вздохнула Эва. – Контрабандисты! Полиция! Штрафы! Карандаши!!!

– Особенно твердые, – невозмутимо подтвердила Кара. – Такие тонкие линии ими рисовать можно! А мягкие у нас и свои вполне ничего.

– Но мне пока все равно не стало понятно, почему вы ждали, когда я сама позвоню.

– Конечно, не стало, – улыбнулась Кара. – И не могло! Потому что я все время сбиваюсь на посторонние темы. Отчасти намеренно: просто представляю, как вам это все интересно. Сама бы на вашем месте сидела с открытым ртом. А что касается вашего звонка, штука в том, что самый драгоценный вклад, какой только вы, жители Другой Стороны, можете сделать – поверить, что мы вообще хоть каким-нибудь образом есть. Впрочем, даже верить не обязательно, достаточно хотеть, чтобы мы были. Надеяться и мечтать. Мы этой вашей надеждой на наше якобы невозможное существование отчасти живы. Я имею в виду, она не просто приятна, но и полезна для нашей реальности, как, например, витамины. И это тоже скорее физика, чем метафора. Долго объяснять. Но когда во мне в очередной раз проснется училка, похороненная ради службы в Граничной полиции, я обязательно объясню.

– То есть я должна была сама вам позвонить, чтобы делом подтвердить свое желание встретиться? И веру, что встречаться есть с кем?

– Именно так. Вы сделали вклад, и теперь взаимодействие будет для вас полезным. Причем ваш страх, что меня не существует, и ваше желание, чтобы я была – очень важная часть этого вклада. Ну и тот удивительный мистический факт, что вы умудрились не потерять бумажку с моим номером, – весело добавила она. – Вот это настоящее чудо! Я бы посеяла в тот же день.

– Я тоже всегда теряю бумажки, – улыбнулась Эва. – Но ваша-то – артефакт. Почти священный Грааль, несмотря на подозрительный почерк. Я ее, будете смеяться, в сейфе хранила, где документы лежат.

– Если бы я сама к вам пришла, наша встреча не пошла бы вам впрок, – завершила Кара. – Не по нашей с вами вине, просто все бы само так сложилось. А теперь сложится хорошо. Причем первую порцию пользы я намерена нанести вам вот прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик.

С этими словами она достала из сумки маленькую элегантную фляжку из какого-то удивительного металла с синеватым отливом. Сказала:

– Это коньяк из Тониной забегаловки. Отличный, как все у него. На вашем месте, мне бы сейчас, пожалуй, хотелось выпить, просто чтобы как-то информацию в голове утрясти.

– Мне на своем тоже хочется. Даже собиралась предложить зайти куда-нибудь, где наливают не только кофе. Но так то ли замерзла, то ли, наоборот, угрелась на этой лавке, что совершенно невозможно даже подумать о том, чтобы встать.

– А теперь и думать не надо, – кивнула Кара. – Пусть уж оно как-нибудь само встается или сидится. Люблю, когда жизнь подхватывает и несет.

– А Тони тут тоже… в командировке? – спросила Эва, отдавая хозяйке флягу. – Он же с изнанки? Ваш?..

Кара всплеснула руками и рассмеялась:

– Вот это вопрос! Спасибо, конечно, за комплимент. Хорошо же вы себе нашу жизнь представляете! Но, к сожалению, нет. Такие чудища только здесь у вас водятся. На страшной-ужасной Другой Стороне. Самые невероятные чудеса случаются только там, где чудеса в принципе невозможны – такой парадокс. Подозреваю, это они исключительно из вредности. Мне вообще иногда кажется, что характер нашей Вселенной подозрительно похож на мой. Это единственное объяснение, почему все так сложно устроено. Хотя на самом деле просто. Но от этого еще сложней. Вы заметили? Я вас все время цитирую. Вероятно, из этого следует, что вы мой кумир. Как себя чувствуете в этом качестве?

Эва прислушалась к собственным ощущениям. Наконец сказала:

– Даже немного чересчур хорошо. «Чересчур» это потому, что с непривычки. А так-то наверное в самый раз. Словно не было всей этой тяжелой осени. Она мне как-то очень уж трудно далась.

– Ничего, – улыбнулась Кара. – Быть вами в принципе трудно. И мной, кстати, тоже довольно непросто. Но я гораздо дольше, чем вы на свете живу. И у меня хорошая новость из вашего нескорого будущего: чем дальше, тем проще становится. И интересней. И веселей. Потому что человек существо адаптивное и обучаемое. И мы с вами сделали правильный выбор: если уж обучаться, то чудесам. И адаптироваться к ним же. Чего мелочиться, играть – так по-крупному. А не играть – не вариант.

– Спасибо, – сказала Эва. – Я сама примерно так думаю. Но услышать от кого-то другого – бесценно. Все-таки трудно обходиться совсем без внешних опор.

– И не надо вам без них обходиться. И больше не будете. Я имею в виду, что какой-то минимум у вас теперь есть – в моем лице. Уже неплохо. Я, сами видите, невзирая на свое мутное происхождение и потусторонние командировочные, существо совсем не мистическое. Должна, по идее, доверие вызывать.

– Это точно, – горячо подтвердила Эва. – Уже сколько сидим, а вы еще ни разу не попытались исчезнуть. И даже туманом расползтись.

– Да уж, – фыркнула Кара. – За эти добродетели меня еще никто не хвалил. Вот сразу видно, с кем вы водитесь. Попали в дурную компанию! Вытащили самый счастливый билет в тайной городской лотерее, на которой, как мне рассказывали, разыгрывают новые чудесные судьбы. Правда на этом счастливом билете не то кровью, не то фломастером написано волшебное слово из трех букв, с обратной стороны нарисована карта дворов, где можно поиграть в «классики», один угол уже подожжен и тлеет, а сверху сидит мохнатый паук, приветливо улыбается во всю ширину головогруди. Но билет это не аннулирует. То есть приз все равно дадут.

Эва не хотела, а рассмеялась:

– Похоже. Вот черт!

– Заметьте, это не я сказала, – усмехнулась Кара. – Не наговариваю на друзей.

– А кто он вообще? – спросила Эва.

– Честно? Понятия не имею.

Эва растерянно моргнула. Ну как же так?

– И никто понятия не имеет, – улыбнулась Кара. – В том числе он сам. Но когда-то, вроде, был вполне себе человеческим человеком; Стефан, шеф здешней Граничной полиции, его в таком виде еще застал… Ой. Кстати о Стефане.

Кара достала из кармана телефон, посмотрела, скривилась, словно на его экране демонстрировали разрезанный лимон.

– Это нелепо, – сказала она. – Когда работаешь в организации, которой с точки зрения законов природы, да и просто здравого смысла не может существовать, но тебе все равно приходится являться на совещания строго к назначенному часу, чувствуешь себя полной дурой. Ужасно жалко прямо сейчас уходить! Если у вас есть время и не лень, проводите меня до комиссариата на Альгирдо.

– То есть до настоящего полицейского комиссариата? – изумилась Эва. – Вы действительно служите там?

– Стефану показалось, что это очень смешно – разместить немыслимый морок, который считается его отделом, посреди самого настоящего полицейского комиссариата. Порядок есть порядок, и вход по пропускам. Самое абсурдное, что нас туда пропускают! Здороваются, называют по имени. И приветливо спрашивают, как дела. Хорошо хоть на крестины и дни рождения не приглашают. По крайней мере, пока.

– Господи, – вздохнула Эва. – Вот что оказывается в городе творится – прямо сейчас и вообще всегда. Морок в полицейском комиссариате, командировочные из не пойми откуда, потусторонние контрабандисты в магазинах канцелярских товаров. Ну ни хрена себе, а.

– Справедливости ради, вы тут тоже ежедневно творитесь, – заметила Кара, помогая ей встать. – Не люблю соваться с советами, но с одним наверное все-таки можно. Привыкайте смотреть на себя трезво и без иллюзий, моя дорогая. Вы – тоже чудо. Не бывает таких, как вы.