Машина, серебристо-серая «БМВ» первой серии М Купе, за несколько секунд из сверкающего высокотехнологического чуда превратилась в груду металлолома.

Ингвар Муландер всегда любил немецкие машины, и начиная с первой половины 90-х последовательно менял одну немецкую марку на другую. Поэтому осмотр разбитой «БМВ» причинял ему особые страдания. Мало того: ему никак не удавалось найти причину аварии. Тем самым у него не оставалось выбора, кроме как еще раз просмотреть свои записи и попытаться понять, что он пропустил.

«Левая сторона, вмятины и сильные царапины кругообразной формы». Машина въехала в борт грузовика и попала в среднюю пару колес. Он уже взял пробу стертой серебристо-серой краски с колесных гаек грузовика. Отметил наличие «травинок и земли на всех четырех шинах», в первую очередь на правой передней и задней. Машина выскакивает на обочину и дальше на траву. «Правая передняя фара разбита». «БМВ» врезается в дорожный указатель правой передней частью, ее закручивает, и, сделав несколько оборотов, она опять выскакивает на трассу. «Большая часть задней половины машины вдавлена». На нее наезжает грузовик. «Несколько сильных царапин и вмятин, в первую очередь на крыше». Машина переворачивается на крышу и в конце концов останавливается.

Муландер был в недоумении. Он просмотрел все бог знает сколько раз, но не нашел никаких признаков убийства – ни отрезанных тормозных проводов, ни выкрученных колесных гаек. Замок руля и сервопривод тоже были в порядке, и в машине не осталось следов другого пассажира или воздействия какого-нибудь дистанционно управляемого постороннего устройства. Ничего. Машина выглядела абсолютно так, как должна выглядеть после наезда на нее грузовика и переворота на скорости 140 километров в час.

Он потратил три часа. Три часа без результата.

Он бросил курить вот уже почти пятнадцать лет назад. С тех пор он выкуривал одну сигарету в особых случаях. Можно ли этот случай отнести к разряду особых, он не знал. Но запах сигарет в машине убедил его в том, что бессмысленные неудачи тоже стоят затяжки.

Муландер выдвинул верхний ящик под верстаком, достал мятные леденцы, вытянул из пачки сигарету и сел на стул рядом с гаражом в вечернем солнце. От огня зажигалки табак раскалился, и Муландер как можно глубже вдохнул дым и попытался насладиться своим провалом.

Зазвонил мобильный. Он не захотел отвечать: он выкурил только половину сигареты и понятия не имел, когда представится следующий случай. Но нервирующая мелодия продолжала настойчиво звучать. Ограниченный срок действия батарейки или третья мировая война, не имеет значения. Ничто не заставит телефон замолчать.

– Да, але.

– Привет, это Ирен. Мне просто любопытно, как там с машиной?

– Плохо.

– Что, ты еще не закончил?

– Закончил.

– Но…

– Я не нахожу никаких отклонений.

Оба замолчали, и Муландер воспользовался моментом и затянулся, отставив мобильный. В этот момент он увидел, что во двор полиции сворачивает эвакуатор.

В трубке послышался вздох.

– Ну, тогда тем более важно, что я здесь.

– А где «здесь»?

– В судмедэкспертизе. Коса покажет мне Эльзу Халлин, и я попытаюсь уговорить его также взглянуть на тело Камиллы Линден.

– А они ее еще не осматривали?

– Коса – нет. Линден ведь поступила как обычная жертва ДТП.

Теперь была очередь Муландера вздохнуть.

– Ты что, думаешь, это ничего не даст?

– Я уже не знаю, что и думать.

– Ты считаешь, что Камиллу Линден не убили?

– Люди ведь и сами попадают в аварии. Он услышал об аварии и сообщил прессе, что это дело его рук. А пока мы прикладываем усилия, пытаясь найти несуществующие доказательства, он продолжает готовиться к следующему нападению.

– Ты имеешь в виду Халлин?

– Например. Или кто-то еще? Сейчас мы руководствуемся версией, что он не успокоится, пока весь класс не будет лежать у Косы как сельди в банке.

– Возможно, ты прав, но по сути это ничего не меняет. Мы только и можем, что продолжать расследование. Больше не могу говорить. Пришел Коса.

Телефон замолчал, Муландер положил его обратно в карман, сделал последнюю затяжку и загасил окурок об асфальт. Машина-эвакуатор дала задний ход и остановилась у его гаража. Только сейчас он увидел, что у нее датские регистрационные номера и она доставила «Пежо».

– Это ты Муландер?

Муландер кивнул и подписал транспортную накладную.

– Это тоже тебе, – водитель передал написанную от руки записку.

Муландер знал Дуню Хоугор. Компетентный криминальный ассистент, но у нее не было никаких полномочий посылать вещдоки в Швецию, а это значило, что она очень рискует. Он перевел взгляд на «Пежо», который бесшумно скатывался на асфальт, по мере того как выпускали стальной трос эвакуатора, и задался вопросом, какие секреты хранит эта машина. Она уже привела Риска на место убийства в Седеросене. Может ли там быть что-то еще? Почему бы и нет?

Вся та работа, которую проделал преступник, пытаясь ликвидировать машину, говорила о том, что есть что-то еще. Согласно замыслу, место убийства в Седеросене должны были обнаружить, с навигатором или без него. Конечно, Риск нашел это место раньше, чем было задумано, но оно находилось там все время и просто ждало, когда они в назначенный срок клюнут на зацепку, осмотрят и изумятся. Седеросен – не что иное, как изощренная демонстрация власти, инсценированная для того, чтобы показать, как они отстают и, в первую очередь, как они бессильны.

Потому это не годилось для объяснения того огромного риска, на который преступник, судя по всему, пошел во время преследования. Этот риск могло объяснить только наличие в машине чего-то еще, что он любой ценой хотел скрыть от их глаз.

Ирен Лилья дала ему возможность высказаться. Ни разу не прерываясь, Эйнар Грейде, чью голову на этот раз украшали четыре косички, подробно показал ей, с какой хирургической точностью сделан разрез, идущий от горла Эльзы Халлин до грудины. Она позволила ему распинаться столько, сколько он считал нужным, объясняя, как преступник не затронул аорту, чтобы жертва как можно дольше оставалась в живых. Лилья даже позволила ему продемонстрировать, как преступник вытащил язык и тот свесился жертве на грудь.

И только когда он замолчал, все рассказав, она бросила свою бомбу:

– Эйнар, я пришла сюда не ради Эльзы Халлин.

– Да? – Грейде стал похож на хорошо дрессированную собаку, которая только что показала свой лучший трюк и все равно не получила конфетку.

– Я знаю, что когда жертву заставляют страдать как можно больше и дольше, это впечатляет. И я знаю, что ты раньше никогда не видел ничего подобного, как, впрочем, и я. Но я сюда пришла не поэтому.

– Тогда зачем?

– Камилла Линден.

– А кто это такая, черт возьми? – теперь Эйнар больше напоминал недовольную дворняжку.

– Она погибла вчера в аварии на трассе Е6, и мы подозреваем, что за этим стоит наш преступник.

– И она училась в том же классе?

Лилья кивнула, и Грейде принялся теребить одну из своих косичек, что делал лишь тогда, когда жизнь оборачивалась против него. Сейчас ей никак нельзя на него давить. Малейшая попытка ускорить процесс будет иметь противоположный эффект. Он зароет голову в песок и откажется даже пальцем пошевелить.

Через две минуты произошло то, чего она ожидала. Притворно усталый вздох, сопровождаемый сдержанным кивком. Через секунду Грейде вышел из комнаты, и Лилье пришлось почти бежать по длинному подземному коридору, чтобы не отстать от него.

– Должно быть, ее взял Арне, а ты знаешь его девиз, – прошипел Грейде, словно выплюнул комок.

– Нет, я…

– «Зачем все усложнять без нужды», – он изобразил пальцами кавычки. – Но в его случае на самом деле это означает: «Зачем вообще выполнять свою работу?»

– Эйнар, сейчас мы не уверены, что это так. Не исключено, что это просто авария.

Грейде покачал головой.

– Нет, все сходится. Арне не первый раз допускает ошибку. Он уходит в отпуск только на следующей неделе, но еще две недели назад от него не было никакого толку. Я обычно проверяю после него его тела, но в этот раз я…

– Был очень занят колумбийским галстуком.

Грейде посмотрел на нее, остановился у входа в морг и прокатил свой пропуск. Войдя внутрь, Лилья сразу пошла к рядам холодильников, а Грейде стал искать копию отчета о вскрытии.

– Вот он: Ля-ля-ля-ля… «Сильный удар по голове, слева сзади…» Ля-ля-ля-ля… «Перелом задней черепной кости, кровотечения между мозговыми оболочками, отек мозга, мозговые кровоизлияния, явные признаки повышенного внутричерепного давления…» Хм…

– Пропало дело? – спросила Лилья и выдвинула ящик с именем Камиллы Линден, написанным буквами с завитушками.

– Нет, но это стандартный формуляр 1А. Если ты попал в такую тяжелую аварию и тебе повезло не превратиться в котлету, ты, вероятно, так ударился головой, что умираешь от мозгового кровоизлияния. Этот отчет можно написать, даже не осматривая тело, и он все равно будет верным в восьми из десяти случаев. Проблема в том, что здесь больше ничего нет. – Грейде держал отчет в воздухе между большим и указательными пальцами, словно даже не хотел брать его щипцами.

Лилья откинула простыню, которая прикрывала голое тело.

– Ни одного описания индивидуальных особенностей трупа, – продолжил Грейде. – Ни одного собственного соображения или рассуждения. Ни одного наблюдения, кроме очевидных.

– Ты думаешь, он ее не осматривал?

– Я не думаю, я знаю.

Он выпустил отчет из рук, и тот упал на пол, как мусор. Затем обогнул стол и встал рядом с Лильей.

Закрытые глаза и лицо свидетельствовали о целом ряде сильных ударов и толчков. Грейде надел резиновые перчатки, перевернул застывшее тело на бок и заглянул жертве под голову, где под светлыми волосами находилась глубокая рана в кольце свернувшейся крови. Он опустил тело, вздохнул и опять принялся теребить одну из косичек.

Еще не задав вопроса, Лилья о нем пожалела, но он выскочил сам, словно мышь из дверной щели:

– Ты нашел то, что пропустил Арне?

Грейде оставил косичку в покое и посмотрел на нее так, словно ее следовало расстрелять на рассвете следующего дня, после чего положил руку на закрытые глаза Камиллы и поднял ей веки.

И левый, и правый глаз выглядели так, будто кто-то потушил о них сигарету.