8
Все оставшиеся до субботы дни Лиза и Людмила провели в хлопотах. После работы они бегали по магазинам в поисках подарка. В основном по книжным. Все другие предметы обихода казались им неподходящими в качестве подарка для такого человека, как профессор Обухович.
Людмила почти полностью устранилась от выбора подарка, возложив всю тяжесть этой задачи на Лизу. С Лизой она бегала только за компанию и, войдя в магазин, сразу устремлялась к стеллажам с любовными романами. Лиза обходила три подходящих, на ее взгляд, отдела: биология и медицина, мемуары и историческая документалистика. Но все никак не могла выбрать. Все ей казалось не то и не то… Было много интересного, но ничто не тянуло на подарок для «полукруглой» даты.
Наконец, когда Лиза совсем уже отчаялась, им повезло. В магазине «Букинист» они увидели толстенный роскошный том «Растения Сибири», изданный еще в прошлом веке. Книга была почти новая, с прекрасными иллюстрациями, на отличной бумаге. Они купили ее, не раздумывая, хотя стоила она дороговато. Зато это был солидный, достойный подарок для «деда», как они называли между собой профессора Обуховича. Купили еще большую красивую открытку, на которой собирались написать какие-нибудь проникновенные и, насколько возможно, небанальные слова, и большой красочный пакет, куда уложили подарок.
Вздохнув с облегчением, стали решать проблему «что надеть». Покупать себе новый купальник Лиза категорически отказалась. Ее вполне устраивал старый, а они и так уже потратились. Решили купить один, для Людмилы. За купальником тоже пришлось побегать, зато нашли классный, яркий, желто-зеленой расцветки. Людмила со своими зелеными глазами была в нем чудо как хороша. Между прочим, благодаря хлопотам и беготне у нее прорезалась талия, что еще больше усилило обаяние нового купальника.
Поэтому в субботу они отправились к Обуховичам в самом лучезарном настроении. День начинался прекрасный, с синим-синим небом и легким теплым ветерком. Все обещало долгий жаркий день, идеальный для праздника на природе…
Тяжеленную книгу в ярком пакете сначала несли по очереди, а сойдя с электрички в дачном поселке Ягодное, понесли вдвоем, взявшись с двух сторон за ручки пакета.
Спустившись с платформы, они пошли по проселочной дороге к видневшимся вдали домам поселка. По обеим сторонам дороги плескалось под ветром, шелестело, пестрело разноцветными цветами, благоухало и стрекотало голосами невидимых обитателей пышное июньское разнотравье. Немного дальше начинался лес, и время от времени оттуда доносились чу́дные звуки – как будто взбулькивал хрустальными струйками маленький фонтанчик – это пела иволга. На душе у Лизы стало легко и спокойно, все тревожные мысли как будто испарились.
Когда они подошли к даче Обуховичей, там уже царило веселое оживление. Слышались громкие голоса, стук топора, лай собак. Пахло дымком и чем-то вкусным.
Большой добротный деревянный дом с террасой был распахнут навстречу гостям всеми своими окнами и дверями. К нему примыкала летняя кухня-навес с большой печью, на которой кипели несколько эмалированных чайников, а внутри явно что-то пеклось – на весь участок умопомрачительно пахло горячей сдобой.
Перед домом раскинулся широкий газон, засеянный низенькой мягкой травкой. Посреди газона росла огромная старая, развесистая береза. Вокруг ее толстого ствола, в узорчатой мелколистной тени стояли столы, уже накрытые для чая или кофе.
За забором дачи было припарковано несколько машин, но большинство гостей, бродящих по участку, видимо, жили в этом же дачном поселке и пришли пешком. Почти всех их Лиза и Людмила знали – преподаватели с их факультета, лаборанты с кафедры, аспиранты. Форма одежды действительно была очень даже дачная. Лиза с трудом узнала Анну Викентьевну Лапицкую, которая читала им генетику. Чопорная пожилая дама, всегда одевавшаяся очень строго и консервативно, здесь щеголяла в голубеньких бриджиках и такой же блузе – наряде, сильно смахивающем на пижаму. Приехавшие из города, хоть и одетые по-летнему, выглядели гораздо официальнее. Лиза увидела Ивануткина, как всегда элегантного, в светлых брюках и туфлях, в бежевой рубашке с коротким рукавом. Здесь же уже были Петраков в джинсах и футболке, и Зоя Евгеньевна в широких светло-зеленых брюках и фисташкового цвета блузке какого-то необыкновенного покроя, которая свободно струилась и летела под ветром, высоко обнажая красивые загорелые руки своей хозяйки. Зоя низко наклонялась к цветущему кусту шиповника, Петраков поддерживал ее за локоть, чтобы не упала с высоких каблуков. Лиза увидела, как омрачилась сияющая мордочка Людмилы. Вот горе-то, по-стариковски вздохнула она про себя.
По саду, возбужденные нашествием гостей, носились с лаем три собаки – профессорская лайка Чара, знакомая им еще по Крутоярскому лагерю, светло-шоколадная такса Глазунья, названная так за большие, выразительные, умные глаза, и криволапая, с ушами «до колен» бассетиха Степановна. Глазунья принадлежала дочери профессора Антонине, а Степановна – его сыну Степану. Зимой собаки жили каждая в своей семье, а весной переселялись на дачу и до осени наслаждались вольной жизнью на природе.
На перилах террасы, поджав под себя лапы, возлежала огромная, пушистая, радужно-серая кошка Мурепа – еще один член профессорской семьи. Она не принимала участия в общей суете, только царственно наблюдала ее лениво прищуренными янтарными глазами.
В летней кухне и у столов хлопотала женская половина профессорской семьи – профессорша Наталья Васильевна, стройная и моложавая, в легком сарафане и переднике, дочка Антонина и жена Степана Майя, обе в шортах и цветных футболках. Сын профессора Степан и муж Антонины Максим занимались мужской работой. Один колол дрова, другой устанавливал мангал возле летней кухни.
Сам профессор Обухович, свежевыбритый и благоухающий одеколоном, в наглаженных летних брюках и рубашке, стоял посреди участка, встречая гостей.
Лиза и Людмила, лавируя между гостями, то и дело здороваясь, пробрались к имениннику, поздравили, вручили подарок и, одновременно поднявшись на цыпочки, чмокнули с двух сторон в тщательно выбритые щеки. Старик расстрогался. Лиза увидела, что подарок понравился, глаза профессора заблестели, он любовно погладил обложку книги и сказал, что это – настоящий раритет, он давно за ним охотился, да все не везло.
Долго задерживаться около профессора Лиза и Людмила не стали – к нему подходили новые гости. Это были давние друзья профессора еще по «тунгусским» экспедициям, супруги Бельчевы. С ними был сын Евгений, или, как все его называли, Женик. Этот Женик – телезвезда местного масштаба – вел на местном телевидении вечернее ток-шоу «Визави». Сейчас он маячил за спинами родителей, ослепительно улыбался и стрелял по сторонам глазами. Встретившись взглядом с Лизой, он игриво подмигнул и заулыбался еще ослепительнее. Лиза недоуменно оглянулась, но позади нее никого не было, красавчик строил глазки именно ей. Лиза спешно придала своему лицу выражение, которое они с Людмилой называли «А я девушка-зима», убедилась, что Женик его правильно понял, отвернулась и потащила Людмилу здороваться с Натальей Васильевной, Тоней и Майей.
После шумных приветствий, объятий и поцелуев Антонина повела их в дом показать, где можно переодеться.
– Девчонки, вы сразу купальники надевайте, – посоветовала она. – Папа сейчас всех потащит на Песчанку, купаться и любоваться кувшинками. А до этого топайте к столу, попейте чаю или кофе, мы каких только пирогов не напекли!
– Тоня, а где дети? – спросила Лиза, удивленная тем, что ни в доме, ни в саду не видно и не слышно «банды».
– Ой, слава богу, удалось сплавить! – махнула рукой Антонина. – У Степкиных друзей сегодня детский праздник, вот всех четверых и сдали туда. Вечером Степа поедет и заберет. А то представляете, что бы тут сейчас творилось!
– Представляю, что сейчас творится у Степиных друзей, – пробормотала Лиза себе под нос.
Они подошли к террасе, и Людмила сразу кинулась гладить кошку Мурепу, возлежавшую на перилах, но та, раздраженно дернув хвостом, поднялась, переместилась на метр подальше и снова улеглась, поджав под себя лапы. Не желала кошка Мурепа, чтобы ее отвлекали от философского созерцания людской суеты. Кроме того, она знала, что из погреба, с ледника скоро должны вынести большую кастрюлю с шашлычным мясом, и ни за что не хотела упустить этот волнующий момент.
– О, видали царицу! – возмутилась Тоня. – Никого к себе не подпускает!
– Тонечка, а у Мурепы бывают котята? – спросила Людмила, влюбленно глядя на кошку.
– Ого! – воскликнула Тоня. – Еще как бывают! Каждое лето с дачи привозим. Зимой мы ее из дому не выпускаем, так уж на даче она отрывается! Замучились распихивать в «хорошие руки». Всю университетскую общественность мы уже «омурепили», из вашего института тоже кое-кого осчастливили. Теперь папа прощупывает почву в городской администрации – новый приплод не за горами!
Лиза засмеялась. Ну очень похоже на Обуховичей!
– А из наших вы кого осчастливили? – спросила она.
– Федор Макин взял котика для бабушки. И у Ивана Ивановича наша кошечка живет.
– У Ивануткина? – изумилась Людмила.
– А что? – не поняла ее удивления Антонина. – Он очень добрый. И животных любит.
Лиза тоже была удивлена. Ивануткин как-то все более прорисовывался с неожиданных сторон.
– Лизочек! Давай тоже возьмем котика! – воодушевилась Людмила.
Лиза хотела было напомнить ей, что предметом ее мечтаний был персидский кот, а не обычный, беспородный, хоть и происходящий из славного семейства Обуховичей, но передумала. Наверное, персидский кот шел в комплекте с мужем и детьми, а в отсутствие таковых мог сойти любой. Сама Лиза тоже была бы не прочь завести кота, но ведь они живут в общаге…
– Надо подумать, – уклончиво ответила она. – Посчитать, хватит ли нам зарплаты на «Вискас» и «Катсан».
– Ну считайте, – засмеялась Антонина. – Мы всегда к вашим услугам. Как решите – делайте заявку.
Показав им комнату, где можно переодеться, Антонина заспешила.
– Побегу, а то там мама с Майкой запарились. Давайте, девчонки, переодевайтесь и дуйте к столу, там всякой вкуснятины навалом!
Когда Лиза с Людмилой, надев купальники, а поверх них шорты и топы, вышли во двор, гости уже толпились у чайно-кофейного стола. Стол был накрыт «фуршетно», без сидячих мест. Каждый наливал себе чашку чая или кофе, набирал на тарелку еды и устраивался где хотел – в расставленных на газоне шезлонгах, на скамейках, на перилах террасы, даже на бревнах у забора или просто на траве.
Людмиле хотелось сразу всего – и чаю с лимоном, и кофе со сливками, и бутербродов с копченой колбаской, ветчиной, сыром, и пирожков со всякими начинками, с мясом, с капустой, с яблоками, с творогом… Лиза сначала зудела у нее над ухом: «Не наедайся, мы купаться пойдем, загорать – с набитым пузом будет тяжело», но потом перестала. Пусть порадуется хоть еде, от присутствия Петракова ей, похоже, сегодня радости будет мало. Петраков не отходил от Зои.
Запивая кофе огромную сладкую ватрушку, Лиза стояла в тени старой березы и с удовольствием глазела по сторонам. Было вкусно и здорово, и все главные радости были еще впереди. И как же ей все здесь нравилось! Ей вдруг до смерти захотелось, чтобы у нее была такая же дача, такая же старая береза, собаки и кошки, носящиеся по траве. И научиться печь такие же пирожки…
Прикончив половину ватрушки, она честно поделила остаток между Чарой, Глазуньей и Степановной, которые давно уже сидели возле нее полукругом и подхалимски мели хвостами по траве. Поискала глазами Людмилу – не пора ли оттаскивать ее от стола? Не пора… Людмила плотно прилипла к столу, даже со спины было видно, как энергично двигаются ее щеки. Лиза вздохнула. Да уж… Лопнем, но слопаем, треснем, но стрескаем…
Она наткнулась взглядом на профессора. Он стоял поодаль с Петраковым, Зоей и Ивануткиным и что-то говорил, вертя в руках подаренную ими книгу. Лизе стало до ужаса интересно, что там говорят об их подарке. Она обошла стол и под прикрытием шиповникового куста тихонько подобралась поближе.
Когда Лиза услышала, о чем говорит профессор, ей стало дурно. Он рассказывал про украденную из музея гадюку и про то, что она, Лиза, откуда-то это знала… Как уж у них разговор вышел на эту тему – неизвестно, но вышел… А профессор уже рассказывал и про травницу бабу Сашу, и про то, что она выделяла Лизу из всех и считала чуть ли не ясновидящей… Да-а, видимо, допрос с пристрастием, учиненный Лизой, произвел на профессора неизгладимое впечатление…
– Ч-черт! – шепотом сказала сама себе Лиза. – Болтун – находка для шпиона!
Было досадно и как-то не по себе… Ситуация вырвалась из-под контроля. Почему она – идиотка, идиотка, идиотка! – не попросила профессора молчать обо всем? Ни его, ни Людмилу! Даже в голову ведь не пришло!..
Надо было все это как-то обдумать, но не сейчас, не среди гомонящих, веселящихся людей… И Лиза отложила все на потом.
– Народ! – крикнула Наталья Васильевна. – Кто пойдет купаться, разбирайте полотенца!
Купаться пошли не все. Те, кто жил в Ягодном, видимо, были сыты купанием по горло. Они расположились на газоне под березой смотреть телевизор, который Степан выволок на террасу и установил экраном к гостям, так, чтобы можно было смотреть, уютно посиживая в тенечке. Как раз начиналось какое-то юмористическое шоу. Оставались также хозяйки, им предстояло вымыть гору использованной за завтраком посуды и накрыть к обеду уже по-настоящему праздничный стол. Городские же гости все как один собрались на озеро. С ними отправлялись сам именинник и Степан с Максимом, тащившие огромную сумку с минералкой и какой-то едой. Еще из сумки торчали ласты и маска.
Шумной гурьбой гости вывалились за ворота. Сначала шли все вместе, толпой, потом растянулись вереницей по тропе через большую поляну.
Людмилу как магнитом тянуло к Петракову, поэтому вышло так, что они с Лизой пристроились за ним и Зоей. Зоя Евгеньевна сменила свои элегантные босоножки на шпильке на пляжные шлепки и надела соломенную шляпку в форме конуса, похожую на въетнамскую.
Идя следом за ней, Лиза разглядывала ее стройную, гибкую фигуру и думала, что Зоечка типичная «красавица и умница». Ну идеально она вписывалась в эту расхожую формулу успешной женщины. И не уступит она маленькой наивной Людке своего Петракова.
В этот момент шедшие рядом Петраков и Зоя коснулись друг друга руками, а потом вдруг взялись за руки и так и пошли дальше, не разнимая рук. Лиза покосилась на Людмилу и увидела, что та еле сдерживает слезы. Лиза вдруг подумала, что лучше бы им с Людмилой сюда не приезжать.
Сделав вид, что ей в босоножку попал камешек, Лиза остановилась и, держась за Людмилу, стала его «вытряхивать». Шедшие сзади обгоняли их, Лиза, стоя на одной ноге, все трясла и трясла босоножку, стараясь, чтобы между ними и Петраковым с Зоей оказалось побольше людей. Случайно вскинув глаза, она вдруг наткнулась на пристальный взгляд Ивануткина. Мгновение они смотрели друг на друга в упор, затем Ивануткин поспешно отвел глаза и прошел вперед. Лиза и Людмила поплелись сзади. И Лиза во второй раз за последние несколько минут подумала, что лучше бы им было сюда не приезжать.
Пройдя поляну, редкий лесок, дорогу и поднявшись на пригорок, они наконец увидели Песчаное озеро – большую круглую чашу темной воды, опоясанную по периметру широкой полосой мелкого белого песка.
– Ну вот, это и есть наша Песчанка, – провозгласил профессор Обухович, широко разводя руки. – Во-он там, у того берега, видите, кувшинки цветут. Красота неописуемая! По берегу туда, конечно, далековато, но можно сплавать напрямик, кто не боится. Степа, ты с ластами, сплавал бы, нарвал дамам кувшинок…
– Попозже, пап, они ведь стоять долго не будут, завянут сразу, – отозвался Степан, разгружая сумку и бросая на песок ласты и маску.
На озере было малолюдно, лишь стайка поселковых мальчишек плескалась неподалеку в воде. Взрослый люд, видимо, еще отсыпался после трудовой недели.
Профессорские гости, гомоня и перекрикиваясь, разбрелась по берегу. Стелили на песок полотенца, раздевались, осторожно брели босиком к воде. Вскоре послышались плеск воды, хохот и визг.
Лиза и Людмила стояли и смотрели вслед Петракову и Зое. По-прежнему держась за руки, они уходили в сторону от остальной компании и вскоре скрылись за ивовыми зарослями, подступившими к самой воде.
– Люд, ты хоть вид делай, что веселишься, – тихонько сказала Лиза. – Нельзя портить деду праздник.
– Я веселюсь, Лизочек, – всхлипнула Людмила и, горестно ссутулившись, отошла на несколько шагов, бросила на песок полотенце, не раздеваясь, легла на него лицом вниз и затихла.
Лиза минуту постояла, подумала, покачалась с пятки на носок. Нет, так дело не пойдет, решила она.
– Люда, вставай! – сказала она резким командирским голосом. С Людмилой иногда надо было так, порезче, за годы дружбы Лиза хорошо ее изучила. – Вставай, слышишь?! Давай-ка, кончай реветь, снимай шорты и топик, а то никто не увидит твой новый купальник. Зря мы, что ли, его покупали?
– Лизочек, они там… – Людмила повернула к Лизе несчастное зареванное лицо. – Они, наверное, там…
– Ну что, что они там? Сексом, что ли, занимаются? Сама знаешь, что нет, там место открытое. Максимум – целуются. Ну и что? Это еще ничего не значит! Ты вон со сколькими парнями перецеловалась, и что? И ничего!
Она говорила чепуху и сама понимала, что чепуху, но это было неважно. Людмилу надо было уболтать, и тут важны были не смысл и логика, а убедительный тон.
– Ты думаешь? – В дрожащем голосе Людмилы затлела слабенькая надежда, и это было уже кое-что.
– Уверена! – отчеканила Лиза. – Вот что, Люда, мы сейчас пойдем купаться, потом будем загорать, играть в мяч, болтать со всеми, смеяться и строить глазки аспирантам. Мы будем веселиться! Поняла?
Людмила неуверенно кивнула.
– Ну вот, молодец, – одобрила ее Лиза. – А потом вернемся на дачу, а та-а-м… Наталья Васильевна столько вкусненького наготовила! Пирожки разные и тортики, и шашлыки!.. Людмила! Шашлыки! И котенка мы с тобой обязательно возьмем, будет у нас кот! А то, что Пашечка сейчас с Зоей – совершенно ничего не значит. Ни-че-го! А киснуть и кукситься нельзя. Мужики терпеть не могут плакс! У нас все будет хорошо!
Людмила слабо заулыбалась и послушно начала стягивать шорты.
– А глазки строить зачем? – спросила она.
– Для тонуса! И чтобы квалификацию не потерять! А то ты скоро все навыки утратишь.
…Они вдоволь наплескались в теплой воде у берега, поиграли в старую-старую детскую игру «на паркете в восемь пар мухи танцевали…», покидали мячик в кругу, позагорали. Потом снова купались, жевали бутерброды, пили минералку… Людмила, хоть и поглядывала в сторону ивовых кустов, повеселела, стала смеяться, строить глазки и преуспела настолько, что аспиранты Юра и Вадим начали ссориться между собой, наперебой оказывая ей знаки внимания.
Становилось все жарче. Солнце взобралось в самый центр небосвода и остановилось там, изливая на землю потоки плотного сухого тепла. В лесу примолкли птицы. Только кукушка время от времени подавала голос.
«Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?» – про себя спросила Лиза. Кукушка смолкла, но тут же, как будто спохватившись, закуковала снова.
Не считается, решила Лиза. И вообще это ерунда. Но неприятное сосущее чувство осталось. И вообще она как-то вдруг устала от шума и веселья, захотелось покоя и тишины, захотелось домой.
Между тем народ разошелся и веселился вовсю. Воду у берега взбаламутили. От криков и смеха звенело в ушах. Вдобавок кто-то включил плеер, под громкую музыку стали плясать дикарские танцы. Еще наперебой фотографировались – поодиночке, группами, все вместе…
Андрей Степанович снова начал подбивать сына сплавать на тот берег за кувшинками «для дам», но Степа в общей кутерьме никак не мог найти свои ласты и маску.
– Ну вот здесь же лежали, ну куда делись? – с досадой ворчал он. – Может, кто поплавать взял? Народ, у кого ласты?!
Ласт ни у кого не было.
– Может, пацаны сперли? – предположил Максим. – Утром тут крутились, а теперь слиняли. Наверняка они.
– Точно! Больше некому! – негодовал Степан. – Ну, попадись они мне! Найду и уши оборву!
Степан расстроился и ни за какими кувшинками не поплыл.
…Лиза оставила Людмилу в компании Юры и Вадима и пошла к озеру. Она вдруг решила, что сама сплавает на тот берег и полюбуется кувшинками. Нет, рвать не будет, она вообще не любила, когда рвут цветы, просто полюбуется. И поплавает в чистой воде, а не в той грязи, которую развели у берега. И чуточку побудет одна. Иногда ей остро не хватало одиночества.
Она вошла в воду и поплыла, все больше удаляясь от гвалта, музыки и суеты. Солнце припекало ей макушку, вода была теплая, как парное молоко, но иногда тело на мгновение омывало прохладной струей – со дна озера били родники.
Лиза плыла легко, движения доставляли ей удовольствие. Плавала она хорошо и никогда не боялась заплывать далеко. Она знала – на воде всегда можно удержаться, если вести себя правильно. Она спокойно могла лежать на воде, если надо было отдохнуть, могла «стоять» в воде, широко раскинув руки, и плыть могла в любом положении – и на спине, и на животе, и на боку. Когда они с Людмилой жили в Крутоярском лагере, она одна из девчонок плавала с парнями на «остров» – безымянный кусок суши посреди Оби, а Обь – река широкая и сильная.
На душе у нее стало спокойно и легко, все тяжелые мысли словно смыло теплой водой. Все будет хорошо, решила она, все так или иначе утрясется, и опять наступит спокойная, простая, понятная жизнь. Надо вообще выбросить из головы все то, что мешает ей жить легко и просто, все эти мысли об убийстве Ленки и Михалыча, о Петраковских женах, о странностях Валерки Николашина и о Бахраме Магомедове, сидящем в тюрьме. В конце концов, она не сыщик, она не умеет расследовать преступления. Во всем разберутся без нее, на то есть специалисты. Бахрама, если он не виноват, выпустят, а кого надо – посадят. Вот так!
Она перевернулась на спину и легла, глядя в небо. Над ней парила бесконечная голубизна с легкой, едва заметной проседью облаков. Солнце стояло в зените, блики сверкали на поверхности воды, какая-то крупная птица летела над озером, мерно взмахивая крыльями. Было тихо, крики и смех с берега сюда еле доносились. Как хорошо, подумала Лиза…
Внезапно она ощутила под водой какое-то движение. Она не успела ни удивиться, ни испугаться. Что-то скользкое, холодное, сильное обхватило ее ноги и резким рывком потянуло вниз.
Разум включился не сразу – она ничего не поняла и не верила в происходящее, а тело среагировало быстрее и начало судорожно сопротивляться. Но все, что могла Лиза – это колотить руками по воде, ноги были безнадежно скованы тем неведомым, что тащило ее вниз.
Что, что случилось?! До нее наконец дошло, что ей не кажется и не снится, а кто-то действительно тянет ее на дно. Она не запуталась ногами в водорослях или сетях – здесь не ловят рыбу – там внизу был кто-то живой, безжалостный, сильный!
Явилась дикая мысль – ее схватило неведомое чудовище, вроде Лох-Несского, или… русалка, или… водяной! Валера Николашин говорил, что они существуют на самом деле – русалки и водяные!
Дикий ужас ошпарил ее, кровь вскипела от адреналина, она забилась с такой силой, что ей удалось вырвать одну ногу и она стала наугад с яростью бить ею невидимого врага. Но вода гасила удары, получалось плохо, слабо, она чувствовала это, а вскоре ощутила, как скользкое щупальце снова схватило ногу, сковало ее надежнее прежнего. Все…
Мозг лихорадочно искал варианты спасения. Закричать!.. Закричать не удавалось, голос пропал, получался лишь слабый писк… Не услышат, далеко… Даже если услышат, доплыть не успеют. Бесполезно…
Попробовать еще раз вырваться!.. Лиза глотнула воздуху, ушла с головой под воду и попробовала сгруппироваться. Она открыла глаза, но разглядеть ничего не смогла, вода вокруг бурлила. Что же там, что? Кто? Она подтянулась к ногам и стала ощупывать то, что их держало… это были руки! Не щупальца, не чешуйчатые лапы, человеческие руки… Чужие, сильные руки, они вцепились в нее намертво!.. Нет, не разжать, не получается…
Воздуха не хватало. На поверхность ей уже не подняться, не вдохнуть… Неужели конец?.. Нет, нет… не может быть… Минуту назад она была так счастлива! Ну не может же все так быстро измениться…
Надо бороться, искать выход. Никто не имеет права отнимать у нее жизнь!
Вырваться она не сможет, этот сильнее ее. Надо что-то другое…
Этот… он подобрался к ней скрытно, под водой. Что у него, акваланг? Если так, то конец. Откуда он взялся? На озере не было никого, кроме своих… Это кто-то из своих!.. Но ни у кого из них не было акваланга!
И тут она поняла – Степина маска! Маска с дыхательной трубкой! Вот куда она делась. Этот ее украл, чтобы утопить ее, убить…
Да, у него дыхательная трубка, а значит, воздуха надолго ему тоже не хватит… На сколько хватит воздуха ей? Она так много израсходовала, напрасно борясь с убийцей… Грудь распирало, в голове мутилось… Все равно другого выхода нет… Быстрей, это последний шанс…
Огромным усилием воли она заставила тело обмякнуть, расслабиться, пусть этот думает, что она потеряла сознание… Она закрыла глаза и послушно погружалась в глубину, туда, куда тащил ее убийца, хотя каждая клеточка тела трепетала от ужаса и рвалась наверх, туда, где свет и воздух… Воздух… Сколько она еще продержится?.. А этот? Вдруг у него и правда акваланг?
Когда-то она тренировалась задерживать дыхание под водой. Максимум, что у нее получалось – полторы минуты. Теперь счет времени был потерян, надо держаться, терпеть до последнего, это единственный шанс. Рано или поздно он ее отпустит…
Нет, она не выдержит… Как больно! Сейчас разорвется сердце… Или мозг. В ушах шумело, как будто в голове работал перфоратор, в глазах, под закрытыми веками вспыхивали искры…
Еще несколько секунд – и она потеряет сознание. Вода хлынет в горло, заполнит легкие, вытеснит остатки воздуха, и она пойдет ко дну. И уже ничего не будет, ни солнца, ни неба, ни жизни.
Не могу больше, не могу!.. Мамочка… Боженька… Спасите меня… Простите… Неужели все?.. Все…
И в этот момент жесткое кольцо чужих рук разомкнулось.
Надо было подождать, пока этот не отплывет подальше, но Лиза не смогла. Она из последних сил оттолкнулась от воды руками и ногами и пошла вверх… Скорее, скорее… Сердце рвалось из груди, в ушах грохотало все сильнее… Скорее!!!
…Она с шумом вырвалась на поверхность, с мучительным стоном втянула воздух… В рот попала вода, она закашлялась, кашель мешал дышать, отдавался болью в груди, в голове, везде, везде было больно.
Лиза с ужасом оглядывалась вокруг, ожидая, что скользкая, холодная тварь снова схватит ее и потянет в глубину, и тогда ей уже не спастись. Не в силах сдержать паники, она судорожно пыталась плыть, но руки и ноги не слушались, были ватными.
Что-то взбулькнуло чуть в стороне, на миг показалось над водой… Лиза не успела ничего разглядеть, но это был он, убийца. Никого другого сейчас здесь быть не могло.
Новая волна паники накатила на нее, но руки и ноги по-прежнему не слушались, она могла только слабо шевелить ими, каждую секунду ожидая нападения. Это были самые страшные мгновения ее жизни.
– Лиза-а! Держи-ись!
Она перевела взгляд и увидела, что от берега к ней плывут двое.
Она не узнала их и не поняла даже, что это идет помощь. Помраченное сознание сработало парадоксально – она испугалась. Вместо того чтобы плыть навстречу или хотя бы просто ждать, она попыталась плыть прочь, но у нее не получилось. Истощенный организм пока не насытился кислородом, она все еще не могла отдышаться и втягивала в себя воздух со стонами и слезами, потому что внутри все болело.
– Лиза, Лиза, спокойно, – подплывая, сказал Степан Обухович. Чуть позади него плыл Максим. – Что случилось? У тебя судорога, да?
Видимо, Лизин вид был красноречивее слов, потому что больше вопросов они не задавали. Приговаривая: «Тихо, тихо, только не хватайся руками», они заставили ее перевернуться на спину и, поддерживая с двух сторон под плечи, поплыли к берегу.
Пока плыли, Степан, разговорчивый, как все Обуховичи, без умолку говорил, отплевываясь от попадающей в рот воды:
– А мы и не видели ничего. Вдруг Людмила как заорет: «Лиза тонет!» Мы сначала не поверили, все ж знают, что ты плаваешь, как рыба. А потом глядим: ты барахтаешься. Ты, наверное, на холодное место попала, где ключ. Судорога схватила, да? У папы там, наверное, инфаркт… Макс, левее забирай, что-то мы с курса сбились.
Лиза не могла ответить, хотя дышала уже спокойнее. Язык тоже не слушался.
– Лиза, ты чего молчишь? – не унимался Степан. – Макс, погляди, что с ней?
– Да ничего, нормально, – успокоил Максим. – Дышит, смотрит. Перепугалась, наверное.
– Перепугалась – это плохо. Надо сразу, как маленько оклемаешься… Лиза, слышишь?.. Надо опять в воду залезть, чтобы страх не закрепился. А то всю жизнь воды бояться будешь.
Когда подплыли к берегу, Лиза попробовала было встать на ноги, но не смогла, падала на колени. Степан и Максим почти вынесли ее из воды и посадили на песок. Рядом металась ревущая в голос Людмила.
Все столпились вокруг, гомонили, глазели. Лизе было невыносимо неловко. Она еле выдавила из себя в ответ на сыплющиеся со всех сторон вопросы:
– Да, судорога… Да, все в порядке… Андрей Степанович, все хорошо, не беспокойтесь.
Бледный профессор Обухович держался за сердце, как будто и впрямь был близок к инфаркту. Всхипывающая Людмила стояла над Лизой, не зная, что делать, чем помочь. Сквозь толпу протиснулась Зоя Евгеньевна, присела перед Лизой, заглянула ей в глаза, взяла за руку, нащупывая пульс. Откуда-то сбоку подошел Ивануткин, спросил, что случилось. Профессор объяснил, что чуть не утонула Лиза.
– Что?! – вдруг закричал Ивануткин, подскочил вплотную к Лизе, оглядел ее и, повернувшись, гневно взглянул на толпящихся людей. – Да вы что?! Да что же это?! Кто?!
– Иван, Иван, ты чего? – Высоченный профессор навис над маленьким Ивануткиным. – Обошлось, слава богу. Судорога схватила, хорошо, что Людмила увидала.
– Что за шум, а драки нет? – громко и весело спросил кто-то позади толпы. Ивануткин вдруг кинулся туда, на голос, и люди невольно расступились…
Лиза увидела Петракова. Павел Анатольевич стоял, широко улыбаясь. С него каплями стекала вода. Видно было, что он только что вылез из озера. В правой руке он держал пучок толстых мягких стеблей, на концах которых ярко, лаково желтели круглые головки кувшинок.
Как завороженная, не обращая внимания на суетящихся вокруг нее Людмилу и Зою, Лиза смотрела на Петракова, на кувшинки в его руке. Он?! Это он ее?..
Конечно он! Кто еще? И кувшинок надергал для отвода глаз. Мог он успеть? Вполне, да еще если с ластами… Ее топили примерно на середине озера. Пока Степан с Максимом волокли ее к берегу, Петраков вполне мог быстро махнуть до другого, сорвать кувшинки и приплыть обратно.
Погоди, он ведь был с Зоей. Там, за ивняком… А она где была? Могла она что-нибудь видеть?
Лиза оторвала взгляд от Петракова и перевела его на Зою. Та была в купальнике и в своей «вьетнамской» шляпке. Ярко-желтый, с красной отделкой купальник был абсолютно сухим… Она что, совсем не купалась?..
Между тем Ивануткин подскочил вплотную к Петракову. Лизе показалось, что он сейчас ударит Павла Анатольевича. И не ей одной показалось, рядом испуганно пискнула Людмила. Но Ивануткин сдержался и стоял перед Петраковым, как разгневанный взъерошенный воробей перед собакой. Все остальные смотрели на них, не понимая, что происходит.
– Ты чего, Иван? – удивленно спросил Петраков. – Что здесь произошло?
Ивануткин повернулся к Лизе:
– Лиза, это действительно была судорога?
– Да, – с трудом выговорила Лиза. Ну не могла она сейчас сказать ничего другого.
Ивануткин поколебался секунду и снова повернулся к Петракову:
– А вы, значит, цветочки собирали? Угу… А вы что, не видели, что девочка тонет?
– Не-е-т, – ошеломленно протянул Петраков. – Кто, Лиза?..
– А может, не хотели видеть, а? – наседал Ивануткин.
– Да ничего я не видел! – уже рассерженно закричал Петраков. – Я в лесочке гулял, а когда на берег вышел, увидел только, что трое плывут. Я и не понял, кто и что… Что ты, в самом деле, Иван, что придумал?!
Ивануткин секунду помолчал, хотел что-то сказать, но не стал.
– Ладно… – махнул он рукой и пошел прочь.
Петраков швырнул на песок кувшинки и с расстроенным злым лицом тоже пошел куда-то.
Лизу трясло. Зоя Евгеньевна отогнала мужчин подальше, и они с Людмилой крепко растерли Лизу полотенцами. Закостеневшие мышцы согрелись, Лиза смогла встать, и когда вскоре все собрались обратно на дачу, вполне сносно пошла сама, без всякой помощи. Людмила и Зоя Евгеньевна шли рядом. Людмила тащила бережно подобранные с песка увядающие кувшинки. За ними, вернее, за Людмилой плелись аспиранты Юра и Вадим. Еще чуть подальше шел Ивануткин с непримиримым хмурым лицом. Остальные рассредоточились вокруг.
Зоя Евгеньевна всю дорогу ужасалась тому, что случилось.
– Лиза, ну ты и отчаянная! – восклицала она. – Взять и поплыть через озеро! Там же глубина какая! Ну мужчины – я понимаю, их всегда на подвиги тянет, но ты-то куда?
– Лизочек классно плавает, – заступилась Людмила.
– Вот как раз те, которые классно плавают, чаще всего и тонут! – не уступала Зоя Евгеньевна. – Страшно подумать, чем все могло закончиться!
– Зоечка Евгеньевна, а вы умеете плавать? – неожиданно спросила Людмила. Наверное, почувствовала, что Лизе этот разговор в тягость, и хотела отвлечь от нее Зоино внимание.
– Да я-то плаваю неплохо, но… – Зоя Евгеньевна назидательно покачала пальцем у Людмилиного носа, – никогда на рожон не лезу! И вообще, предпочитаю плавать в бассейне…
– Зоя Евгеньевна, а вы почему сегодня не купались? – Лиза заставила себя включиться в разговор, хотя язык пока ворочался с трудом. Хватит нянчиться с собой. Надо понять, кто где был и что делал. Надо расспрашивать, прислушиваться к разговорам, ловить информацию. Убийца где-то здесь, рядом, он идет в толпе этих людей. Он охотится за ней. И пока она не поймет, кто он, она не сможет ни защититься, ни убежать.
Скорее всего, это Петраков. Она почти уверена, что это Петраков. Но у нее нет ни единого доказательства, ни единого факта, ей никто не поверит. Значит, надо искать эти факты и доказательства, искать, искать! Думать, сопоставлять факты, выстраивать логические цепочки. Шевелить «серыми клеточками», как любимый сыщик Пуаро.
И первым делом надо выяснить, что могла видеть Зоя…
– А ты откуда знаешь, что я не купалась? – изумилась Зоя Евгеньевна. – Вы что, шпионите за мной, девчонки?!
– Да нет, Зоя Евгеньевна, у вас просто купальник сухой, – объяснила Лиза.
– А-а, понятно… Наблюдательные вы мои… – Зоя Евгеньевна досадливо сморщила нос. – Да уж, мне сегодня крупно не повезло!..
Она оглянулась на идущих позади мужчин и понизила голос:
– Ну вот как назло!.. Первый раз за лето выбралась на природу, к воде – и на тебе! «Физиологический праздник»! Ни искупаться, ни позагорать толком… Так и лежала в тенечке, заснула даже. Не заметила, как Павел уплыл. А потом слышу крики, шум, побежала к вам, а это, оказывается, Лизавета наша чуть не утонула!
Зоя Евгеньевна снова принялась объяснять, как безрассудно и опасно Лизино поведение, но Лиза уже слушала ее вполуха.
Так, значит, Зоя спала и ничего не видела. Черт, как досадно! Отследить передвижения Петракова не удастся.
Как теперь быть?
Ее попытались убить после того, как профессор невольно подставил ее, рассказав, что она знает про украденную из музея гадюку. Убийца испугался. Он, наверное, решил, что она знает все, а если не знает, то вот-вот догадается… Андрей Степанович еще и масла в огонь подлил, уверяя, что она обладает какой-то особой проницательностью…
Профессора слушали трое – Петраков, Ивануткин и Зоя. Зоя из-за своего «физиологического праздника» вообще не входила в воду, она не могла ее топить. Ивануткин вел себя, пожалуй, странно, он не поверил, что она тонула из-за судороги, и нападал на Петракова, как будто знал, что произошло…
Хотя ничего странного. Ивануткин давно подозревает Петракова в страшных делах и сегодня догадался, что дело нечисто. И потом, если бы это Ивануткин пытался ее убить, он ни за что не стал бы так себя вести – обострять ситуацию, нарываться на скандал, допытываться, действительно ли у нее была судорога. Ведь сама-то она никому ничего не сказала, зачем же ему было привлекать к себе внимание?
Нет, остается только Петраков. Он решил, что она знает все, и попытался спрятать концы в воду. В буквальном смысле. Тем более что у него уже был подобный опыт. Ему уже приходилось так убивать. Его вторая жена, как ее… Верочка, Валечка? Тихая библиотекарша, утонувшая на пикнике…
На минуту Лизе стало страшно, что она так думает про Петракова – любимого шефа, который всегда казался ей умным и справедливым. Но вспомнив ужас, пережитый совсем недавно, она решила не поддаваться добрым чувствам. Кроме Петракова топить ее было некому. Это был он. Улизнул от Зои, когда та задремала, украл Степины ласты и маску с дыхательной трубкой…
«Кто шляпку спер, тот и тетку пришил!» – как будто сказал ей кто-то в ухо голосом Ивануткина. Только вот как Петраков ухитрился украсть ласты с маской? Ведь из-за тех кустов, куда они с Зоей ушли, он совершенно точно не появлялся – уж Людмила-то его углядела бы… Ну, допустим, подговорил пацанов, которые носились по всему берегу. Сказал, к примеру, что хочет кого-то разыграть.
Рискованно, конечно, дети становились свидетелями… Хотя кто бы связал ее гибель с пропажей ласт? Так бы и решили, что она утонула сама по себе, от судороги, например. Никто и сейчас ничего не понял, только она, Лиза, знает.
Внезапно из глубин памяти всплыло: «Мисс Марпл? А Людмила Пчелкина тоже с вами?.. следствие ведет?..»
Лиза похолодела.
Он ведь не знает, что Людмила ни при чем, он думает, что она тоже все знает! Она подставила Людмилу! Мало того что она по глупости и из-за дурацкого бабьего любопытства влезла в это дерьмо сама, она еще впутала сюда ни о чем не подозревающую, доверчивую, по уши влюбленную в Петракова Людмилу…
Он убьет их обеих.
Эта мысль отозвалась такой резкой болью в голове, что Лиза вскрикнула и согнулась в три погибели, сжав ладонями виски. Она едва не потеряла сознание, а когда опомнилась, увидела вокруг встревоженные лица. На глаза навернулись слезы, пришлось снова бормотать: «Все хорошо, все хорошо, ничего не надо, все в порядке…» Когда все успокоились и пошли дальше, она поймала за руку Людмилу и не отпускала ее от себя до самого дома.
Лизе было плохо. Так плохо, как никогда еще не бывало. И все ее силы уходили на то, чтобы это скрыть.
Хуже всего было назойливое, заботливое внимание. Когда вернулись на дачу, тем, кто оставался дома, были в красках изложены все подробности случившегося. Каждый считал своим долгом подойти, выразить сочувствие, спросить, как она чувствует себя сейчас. Лиза замучилась улыбаться и отвечать, что все в порядке.
Наталья Васильевна хотела увести Лизу в дом, чтобы она прилегла, но Лиза наотрез отказалась. Ей было страшно. Оказаться где-то в доме одной, когда убийца ходит рядом и может в любой момент закончить начатое? Сейчас начнется шумное веселье, и кричи себе Лиза сколько угодно, никто не услышит… И еще Людмила… Ее ни в коем случае нельзя было выпускать из виду.
Поэтому она старательно изобразила веселое отчаяние – как это она уйдет от праздничного стола? От шашлыков? Она изо всех сил улыбалась и шутила и в конце концов добилась своего – они поверили, что с ней все в порядке, и отстали от нее.
Лиза постоянно оглядывалась и искала глазами Петракова. Она боялась потерять его из виду. И в то же время боялась, что он вдруг подойдет к ней и заговорит. Один раз она встретилась с ним глазами, и ее затрясло…
Но Петраков не подходил, маячил в отдалении и выглядел невеселым, даже угрюмым. Похоже, он переживал неудачу. От этой злорадной мысли Лизе даже чуточку полегчало.
Зато к ней подошел Ивануткин и снова настойчиво спросил, действительно ли у нее была судорога? И Лиза вновь ответила – да, судорога…
Решение не говорить правду пришло к ней еще тогда, когда Степан и Максим тащили ее к берегу. Степан же и подсказал ей невольно, что нужно говорить. Скажи она правду… Скорее всего, ей не поверили бы, решили бы, что она помешалась от страха или просто все выдумала. Стали бы крутить пальцем у виска и жалостливо вздыхать. А если бы и поверили, какой в этом толк? Убийца ушел, ускользнул, не оставив следов. Его все равно не уличить. А праздник был бы испорчен. Кто бы смог веселиться, узнав, что чуть не произошло убийство? Бедный Андрей Степанович навсегда запомнил бы свою «полукруглую» годовщину… Нет, лучше так – случайность, судорога, но все обошлось, и забудем.
Можно было бы, конечно, все рассказать Ивануткину, тем более что он сам обо всем догадался, но какое-то смутное опасение, не очень ей самой понятное, удержало ее от откровенности. Не сейчас. Ивануткину можно все рассказать потом…
Между тем праздник выходил на новый виток. Столы были уже накрыты для праздничного обеда, и теперь кроме многочисленных блюд на них стояли бутылки с напитками. В мангале жаром дышали угли. Степан и Максим тащили из ледника огромную эмалированную кастрюлю с мясом для шашлыка. Кошка Мурепа вилась у них в ногах и настырно вопила: «Мо-о!.. Мо-о!..» Собаки сидели рядком и возбужденно били хвостами, не отрывая глаз от кастрюли.
Гости с приличествующей им неторопливостью рассаживались за столы, расставленные под березой длинным полукругом, чтобы всем хватило тени. Они проголодались, поэтому никто особенно не стеснялся. Зазвякали ножи и вилки, над столами поплыли передаваемые друг другу блюда. Замдекана профессор Трапезников, назначенный тамадой, встал и произнес первый тост.
Людмила, конечно, постаралась устроиться за столом поближе к Петракову. Лиза не нашла в себе сил сесть с ней рядом, но выбрала место так, чтобы хорошо видеть и Петракова, и Людмилу. А на соседний стул, ослепительно улыбаясь, упал Женик Бельчев.
Буквально через несколько минут Лиза готова была взвыть от такого соседства. Женик оказался из тех парней, которых она на дух не выносила. Липучка. Он сразу же начал чуть ли не тереться об нее, поглаживать руку, прикасаться к спине, дышать в ухо, игриво дуть на шею, шаловливо стягивать с плеча лямку топика. Он, казалось, был везде и сразу, обволакивал, облеплял, и Лизе, плохо переносившей близкий контакт, страстно хотелось прихлопнуть его, как жирную, назойливую муху.
Пересесть было некуда, громко ссориться Лиза не хотела – всеобщим вниманием она сегодня была сыта по горло. Поэтому она только дергалась и шипела, как рассерженная кошка, но Женик был непрошибаем. Он так же ослепительно улыбался и опять принимался за свое.
Еще он старался ее напоить. Видимо, это входило в отработанный сценарий развития отношений. Но тут уж Лиза стояла насмерть. Сегодня пить ей было категорически противопоказано, можно было потерять бдительность и вновь оказаться в опасности. Она пригубила шампанское, когда пили за здоровье Андрея Степановича, и это было все. Фужер с шампанским так и стоял перед ней. Хорошо хоть, что когда пена осела, его осталось совсем немного, это выглядело не так вызывающе. Пила же она минералку, которую подливала себе в бокал для вина. В этот бокал Женик норовил наплескать ей водки, и она еле успевала прикрывать его рукой и отставлять подальше.
Лиза с завистью смотрела на Людмилу, хохочущую в компании аспирантов Юры и Вадима, уписывающую салаты и шашлыки и не забывающую поглядывать на Петракова. Петраков по-прежнему казался подавленным, как ни старалась сидящая рядом с ним Зоя расшевелить его.
Сама Лиза даже есть не могла. От непроходящего страха, лихорадочного старания ничего не упустить из виду, все возрастающего раздражения на Женика голова разболелась совсем невыносимо. Тяжелая боль, как ртуть, плескалась внутри черепа и при малейшем движении давила то на глаза, то на затылок, то на виски. От нее к горлу поднималась тошнота. Хотелось одного – лечь и закрыть глаза. День, суливший с утра так много удовольствия и веселья, теперь тянулся, как пытка, и не было ему конца…
Наевшись, гости захотели танцевать, и Степан установил на террасе музыкальный центр с мощными колонками. Забухала громкая ритмичная музыка, и те, кто помоложе, запрыгали на пустом пятачке газона.
Лиза наотрез отказалась плясать с Жеником. Она представляла, что это будет за удовольствие. Но тот прицепился как репей, и, чтобы отвязаться, она пообещала ему медленный танец. Она еще немного посидела за столом, отдыхая от липучего поклонника, потом встала и пошла к Степану, который боком сидел на перилах террасы рядом с объевшейся кошкой Мурепой.
– Степочка, – попросила она, – возьми, пожалуйста, нас с Людмилой до города, когда поедешь за детьми.
Степан смотрел на нее сочувственно.
– Да не вопрос, – ответил он. – Я вас и до дому довезу, только мы-то хотели вас с Людмилой до завтра оставить. А, Лиза? Выспались бы, завтра в лесу бы погуляли, вечером мы бы баньку истопили, а потом я бы вас и отвез… А то ты плоховато выглядишь, Лиза. Бледная вон вся. Чего вам в городе-то завтра делать? Воскресенье же.
Ах, как захотелось остаться! Может быть, и правда не уезжать? Остаться до завтра, выспаться… А может быть, рассказать все Степе? И Андрею Степановичу, и Максиму? Они мужчины, они сильные, умные, они ее защитят. Ее и Людмилу… Они что-нибудь придумают…
Что они придумают? Что тут можно придумать, когда нет никаких улик, никаких следов? Но их с Людмилой тогда уж точно отсюда не отпустят, даже если не поверят ей. И они останутся здесь, в этом доме, где нет надежных замков, куда можно спокойно залезть через любое окно, в доме, где будут спать маленькие дети. Они останутся как приманка для убийцы… И можно не сомневаться, что убийца не упустит случая. Он уже взбесившийся, оголтелый, он недавно убил двоих и чуть не убил сегодня ее, Лизу. Он не остановится… Он может и дом поджечь… Этот сухой деревянный дом сгорит как спичка…
Лиза потрясла головой, отгоняя видение горящего дома.
– Нет, Степочка, – решительно сказала она, – мы бы с радостью, но у нас завтра дела в городе.
– Ну во-о-т, – огорчился Степан. – А мы на Людмилу рассчитывали. Столько еды… Ладно, я тебе скажу, когда поеду, но ты еще подумай, хорошо?
Лиза кивнула.
Она побродила около пляшущих гостей. Людмила вон она, а где Петраков? Здесь его нет, за столом нет… Господи, да где же он?
Не успев испугаться, она увидела его: у забора, на бревнах, курит…
Она облегченно вздохнула. Можно расслабиться, все на местах, все пока в порядке.
Лиза вернулась к столу, села на свое место, взяла бокал с минералкой… Сейчас Людмила кончит плясать, и надо будет с ней поговорить. Надо обязательно убедить ее уехать со Степаном. Не дай бог, она прицепится к Петракову. Конечно, с ним будет Зоя, но Петраков может именно Зою отвезти домой в первую очередь, а потом останется с ними один на один.
А завтра придется рассказать Людмиле все, и какой же это будет трудный разговор…
Внезапно кто-то выдернул у нее из руки бокал. Она вздрогнула и испуганно оглянулась. Ч-черт! Женик!
Женик, разгоряченный танцами, потный, хлебнул минералку из ее бокала.
– Ли!.. – Он наклонился и задышал ей в лицо. Лиза отпрянула, она терпеть этого не могла и невольно скривилась в брезгливой гримасе, но Женика было невозможно смутить. Проникновенно глядя Лизе в глаза, он наклонился еще ближе и зашептал: – Ли, я заказал для нас с тобой блюз… Ты обещала, Ли!..
Тут из колонок и впрямь полилась тягучая, томная мелодия.
Вот же наказание! Почему он никак от нее не отцепится? И бокал ее облизал, придется теперь искать чистый. И танцевать с ним как же не хочется! Ладно, раз обещала…
Покачиваясь в потных объятиях Женика и то и дело отлепляя его руки от своих ягодиц, Лиза с тоской смотрела на солнце, которое медленно-медленно сползало к горизонту.
Сколько сейчас может быть времени? Часы остались в сумке, сумка в доме, там, где они переодевались. Сходить? У нее в сумке есть аспирин… А вдруг за ней увяжется убийца? Нет, лучше потерпеть, головная боль – это не смертельно.
Медленный танец привлек гостей постарше. Рядом с Жеником и Лизой заколыхались несколько пожилых пар. Молодежь, наоборот, схлынула, разбрелась по участку. Лиза увидела, как Людмила отошла от Юры и Вадима и двинулась к дому.
– Извини, мне надо с Людмилой пошептаться, – поспешно сказала она Женику, выскальзывая из его тесных объятий. Женик потащился было за ней, но тут, на Лизино счастье, его перехватила и потянула танцевать Настя Слепцова, ассистентка с кафедры беспозвоночных. Лиза, морщась от пляшущей в голове боли, догнала Людмилу.
– Люда, подожди, ты куда?
– Ой, Лизочек! – Раскрасневшаяся Людмила схватила Лизу за руку и повела за собой. – Я хочу в зеркало посмотреться. Наверное, выгляжу, как чума!
– Нет, с тобой все в порядке, – оглядев Людмилу, возразила Лиза. – А я?
– Ой, ты только бледная, а так ничего! – слишком поспешно и слишком бодро вскликнула Людмила.
Наверное, она выглядит жутко. Ну что ж, Людмиле очень кстати приспичило наводить красоту – вряд ли убийца решится напасть на них двоих. Сейчас она доберется, наконец, до аспирина и глянет на часы – долго ли еще мучиться?
– Люд, я договорилась со Степой, он нас захватит, когда поедет за детьми. До самого дома довезет, правда здорово? – с фальшивой радостью сказала Лиза, поднимаясь на крыльцо дачи. Она ожидала, что Людмила начнет возражать, ей не захочется покидать веселую компанию, а тем более Петракова, но, к ее удивлению, та только согласно кивнула. Может, не сообразила, что уехать придется раньше, ведь Степа вряд ли будет ждать окончания праздника – поедет, пока дети не заснули. Ну ладно, с этим разберемся потом, можно будет сыграть на Людмилиной жалостливости, сказать, что ей жутко плохо, и это, кстати, совсем не будет враньем.
Лиза в последний раз кинула взгляд на Петракова, по-прежнему мрачно курившего на бревнах, и вошла в дом.
Они отыскали комнату, где оставили свои вещи. Лиза упала на диван, вытащила из сумки косметичку и стала разглядывать себя в зеркальце. Вот уж кто выглядел, как чума, так это она. Зеленовато-бледная, губы серые, под глазами синяки… Странные вкусы, однако, у этого Женика, запал на такую «красоту»…
Лиза порылась в сумке и откопала блистер с аспирином. Терпеть головную боль уже не было сил. Бухающая за окном громкая музыка, сменившая блюз, больно отдавалась в ушах, перед глазами плавали черные мушки… Воды нет, но идти с таблеткой к столу не хотелось, не дай бог, кто-нибудь увидит, что она принимает лекарство, опять начнут приставать с жалостью и заботами. Придется глотать так…
Пока Лиза давилась таблеткой, Людмила уже навела красоту и теперь стояла, высунувшись в окно и подрыгивая в такт музыке попой. Внезапно она громко взвизгнула:
– Ой, Лизочек! Смотри, смотри! Там что-то случилось!
Господи, что там могло еще случиться? Лиза через силу подволокла себя к окну.
Там действительно что-то случилось. Танцующие остановились и сгрудились в середине газона. Кто-то махал оттуда рукой и орал: «Выключи, выключи!» Остальные бежали туда со всех сторон.
Кто-то выключил музыку. В наступившей тишине стали слышны испуганные голоса. Высокий женский голос истошно кричал: «Умер, умер!» Загромыхал баритон Андрея Степановича: «Прекратите! Он жив!.. Степа, вызывай «Скорую», Афанасия позови!.. Наташа, нашатырь, воды похолоднее!.. Соня, успокойся, он жив!»
Лиза и Людмила со всех ног кинулись туда.
Степан бежал к калитке и на ходу орал в трубку мобильного телефона: «Дачный поселок Ягодное!.. Плохо с сердцем!..» Наталья Васильевна выходила из дома, держа в руках аптечку и большую бутылку воды. Лиза пристроилась за ней и так пробралась сквозь толпу.
На траве навзничь лежал Женик с мертвенно-белым лицом, с закрытыми глазами. Лизе тоже показалось, что он умер, но потом она увидела, что он едва заметно, но дышит. Над Жеником хлопотали Петраков и Зоя Евгеньевна – щупали пульс, оттягивали веки… Мать Женика Софья Михайловна хватала себя за горло и беззвучно открывала рот, от ужаса она не могла говорить. Муж поддерживал ее, растерянно глядя то на нее, то на сына.
Лиза подергала за майку стоящую впереди Антонину.
– Тоня, что тут произошло?
– Я сама не видела, – обернувшись, вполголоса ответила Тоня, – вроде бы Женя с Настей танцевал, а потом вдруг остановился, успел сказать, что ему плохо, и сознание потерял.
Откуда-то примчался огромный, голый по пояс, бородатый мужик, на его мощной шее болтался стетоскоп. Оказалось, что это сосед Обуховичей Афанасий Ильич, врач-реаниматолог. Афанасий Ильич сразу же всех прогнал, около Женика он разрешил остаться только профессору и Петракову с Зоей, когда выяснилось, что они «какие-никакие, а медики».
Через полчаса подкатила визжащая сиреной «Скорая». Еще через десять минут Женика увезли. Петраков на своей машине повез вслед за «Скорой» родителей Женика. Вместе с ними уехал Андрей Степанович.
Осиротевшие гости неприкаянно бродили по участку, собирались в кучки, негромко разговаривали. Тоня и Майя тихо убирали со стола.
Наталья Васильевна решительно сказала, что всем надо попить чаю и успокоиться, и гости опять покорно потянулись к столу.
Лиза нехотя отщипывала крошки от куска домашнего торта. Еда по-прежнему не лезла ей в глотку. Тошнота не отпускала, проглоченная всухую кислотная таблетка, похоже, приклеилась где-то на дне желудка и выжигала в нем дыру. Впрочем, аппетита не было и у остальных гостей. Даже притихшая Людмила не очень усердствовала.
Женика было жалко. Лиза чувствовала себя виноватой – она крысилась на него весь день, а он, может быть, сейчас умирает…
После того как уехал Петраков, она ожидала, что наконец-то испытает облегчение, сможет расслабиться, но не тут-то было. Гнетущее чувство страха не исчезало. Что-то как будто витало в воздухе, какое-то зло, опасность, она это чувствовала… Она думала об одном – скорее бы уехать.
Все ждали звонка от Андрея Степановича. Он позвонил через полтора часа, когда все уже окончательно измучились. Сказал, что Женик, слава богу, пришел в себя, его состояние стабилизировалось. Они с Петраковым отвезут старших Бельчевых домой, и он побудет с ними. Пусть Степан, когда поедет за детьми, заберет его оттуда.
После звонка профессора гости зашевелились, облегченно завздыхали и разом собрались по домам. Неудачный праздник наконец-то закончился.
Те, кто жил в Ягодном, потянулись к калитке, городские гости стали рассаживаться по машинам.
В машину к Степану кроме Лизы и Людмилы села Зоя Евгеньевна. Аспиранты Юра и Вадим, явно рассчитывавшие сопровождать Людмилу до города, обескураженно потоптались рядом и пошли проситься к Ивануткину. Наталья Васильевна принесла и, не слушая возражений, сунула Людмиле два бо-ольших пакета.
– Это вам с Лизой. Людочка, как приедете, разбери и положи в холодильник. Там курица жареная, мясо, пирожки, еще кое-что…
По опустевшим вечерним дорогам Степан довез их быстро. В машине почти не разговаривали. Около десяти часов вечера Лиза и Людмила были уже дома.
Людмила побежала в душ, потом вознамерилась попить на ночь чайку. В пакетах, которые сунула им заботливая Наталья Васильевна, оказалась куча вкусной еды – салаты в баночках, жареная курица в фольге, два кольца копченой колбасы, сыр, пирожки, нераспакованная коробка конфет и даже целый торт «Наполеон». Людмила долго разбирала пакеты, восторженно верещала: «Лизочек, Лизочек, ты только посмотри!», но Лиза, как только пришла, молча разобрала постель и, даже не умывшись и не почистив зубы, забралась под одеяло, накрылась с головой и отвернулась к стене.
Болела голова, болела «дырка» в желудке, с глазами вообще творилось что-то странное – стоило подвигать ими под веками, как где-то на периферии зрения возникала яркая огненная вспышка, как магний в фотоаппарате. От ветерка, который залетал в открытое окно, знобило, и Лиза сворачивалась в клубок и поглубже зарывалась в одеяло. И больше всего хотела, чтобы Людмила оставила ее в покое.
Наконец Людмила перестала шуршать пакетами, звякать кружками и ложками, хлопать дверцей холодильника. Наконец улеглась, наконец погасила свет, наконец засопела.
И тогда Лиза наконец заплакала…
