Книга: Демон пробуждается. Сборник.
Назад: ГЛАВА 31 ЗИМА ЕЕ ТРЕВОГИ
Дальше: Роберт Сальваторе «Последняя битва»

ЭПИЛОГ

— Согласно догматам ятолов, я принимаю на себя управление Хасинтой, — в тот же роковой день заявил Маду Ваадан, обращаясь к нескольким наиболее влиятельным жрецам.
— Но ты не Чезру! — возразил ятол Перидан.
Все происходящее вызывало у него смешанные чувства. В свете того, что им стало известно, он согласился с аргументами Маду Ваадана в пользу необходимости убить Эакима Дуана, однако практические последствия этого деяния складывались явно не в его пользу. Маду Ваадан был другом ятола Де Хаммана.
— Я и не стремлюсь им быть, — ответил Маду Ваадан. — В служении великому делу ятолов все мы братья, и у каждого есть область, которой он управляет. Для меня — это Хасинта.
Он не упомянул об этом, но и без того все понимали: тот, кто правит Хасинтой, имеет под рукой такую военную мощь, какую, возможно, не в состоянии собрать вместе и несколько других ятолов.
Однако и в самом деле таков был догмат их веры.
Встреча закончилась после того, как были произнесены бесчисленные речи о необходимости сплоченности в предстоящем деле восстановления порядка в стране. За всеми речами, однако, отчетливо проступала аура подозрительности и беспокойства. Под властью Чезру жрецам-ятолам удавалось сохранять целостность Бехрена, но религиозной власти всегда было нелегко держать в подчинении людей множества разных племен.
Позже ятол Де Хамман улучил момент, чтобы поговорить с Маду Вааданом наедине.
— Перидан в самое ближайшее время выступит против меня, — заявил он, — Поскольку гарнизон Хасинты завяз в Дариане, он прекрасно понимает: теперь или никогда.
— Я уже предупредил ятола Перидана, что сейчас необходимо действовать крайне осмотрительно.
— Он не прислушается к твоим словам, — продолжал настаивать на Де Хамман. — Чезру Дуан забрал у меня большую часть солдат и отправил их на запад. Ятол Перидан знает об этом, и он не упустит такой момент!
Ятол Маду Ваадан испустил тяжкий вздох. Ему нечего было возразить другу. Да, предстоящие месяцы будут для Бехрена крайне трудными. Он подозревал, что следующему Чезру — после того как он будет найден и вступит в возраст зрелости — придется приложить немало усилий, чтобы вновь объединить распадавшуюся на части страну.
А ведь этого будущего Чезру предстоит еще отыскать, что тоже станет весьма нелегким делом, поскольку любому отобранному младенцу, учитывая доказанное жульничество Эакима Дуана, предстояло пройти жесточайшую проверку. И если дитя не сумеет совершить никакого чуда — подлинного чуда! — оно будет отвергнуто.
В какой-то мере Маду Ваадан уже начинал сожалеть о поддержанном остальными ятолами решении убить Эакима Дуана. Пусть бы и дальше старый мерзавец продолжал вселяться в тела еще не родившихся младенцев по крайней мере, Бехрену это не слишком мешало.
А что будет с Бехреном теперь? Уцелеет ли страна?
Да и сама религия ятолов — сумеет ли она сохранить свои позиции?
— Хотя, должен признаться, ятол Перидан — меньшая из твоих неприятностей, — внезапно заявил крайне огорченный Де Хамман, прервав напряженные размышления друга. — Тебе следует сосредоточить внимание на ятоле Бардохе и несметной армии, которая находится в его подчинении.
— Каре Хасинты теперь подчиняются мне, — возразил Маду Ваадан.
Они сделают то, что прикажет Гайсан Бардох. Ни для кого не секрет, что он использовал неспособность Чезру Дуана захватить Тогайского Дракона в интересах усиления собственного влияния. Представь только, насколько сильнее он станет, когда освободит Дариан и разделается с мятежниками!
Эта мысль заставила Маду Ваадана содрогнуться.
Почти сразу же после этого разговора он по холодным, влажным ступеням спустился в темницу, куда был помещен Джеста Ту.
— Нам нужно поговорить, — сказал он мистику.
Грязный, небритый Астамир, раны которого уже начали гноиться, с любопытством посмотрел на посетителя, моргая от яркого света факела.
— Расскажи мне о Тогайском Драконе, — велел ему Маду Ваадан. — Чего добивается эта женщина? — Мистик молчал, пристально глядя на него. — Времени у нас очень мало. Это единственный шанс на спасение!
— Я не предаю друзей, — коротко ответил Астамир.
— О каком предательстве идет речь? Я даю тебе шанс спасти ее. — Маду Ваадан наклонился к мистику почти вплотную. — Даю шанс осуществить ее мечту.
— Если так, ты должен простить мой скептицизм.
Маду Ваадан кивнул.
Когда на следующий день они сидели рядом в повозке, в самом центре вышедшего из Хасинты на запад огромного каравана, настроение Астамира заметно улучшилось.

 

— Тогайру не станут есть конину, — заявил Таналак Кренк. — Но и подыхать тут с голоду нам тоже не улыбается.
— Бехренцы подталкивают нас к попытке прорыва, — сказала Бринн, глядя на осадившую город армию — зрелище, открывавшееся ее взгляду уже на протяжении недели.
— У нас провианта осталось всего на несколько дней, даже если мы перестанем кормить пленников.
— А вот этого делать ни в коем случае нельзя!
В первый момент Таналак Кренк, казалось, готов был взорваться.
— Я бы предпочел умереть с мечом в руке, а не ослабев от голода!
Девушка обвела взглядом столпившихся вокруг товарищей.
— И я тоже, — сказала она. — Так и будет! — Со всех сторон послышались одобрительные возгласы. — Давайте обдумаем, как мы, собственно, можем поступить. Может, стоит создать видимость попытки прорыва, заманив врагов сюда, в город. — На лице Таналака можно было прочесть явное неодобрение, и, поразмыслив, Бринн не могла с ним не согласиться. — Или же мы просто нападем на них и убьем столько, сколько сможем. — В ответ на это неистовый тогайранец вскинул руку в знак полного согласия с таким решением.
Это был не тот финал, на который она надеялась, но иначе поступить Бринн не могла.
На следующее утро тогайранские командиры встретились, чтобы обсудить план действий. И пришли к выводу, что лучше напасть на востоке, поскольку враг, скорее всего, ожидал, что попытка прорыва если и может быть осуществлена, то на западном направлении.
— Раз уж на самом деле мы никуда не собираемся прорываться, больше пользы будет, если мы застанем их врасплох, — сказал кто-то из них.
Со всех сторон посыпались шутки, а Бринн с Таналаком Кренком отошли, обсуждая какие-то детали.
— К нам идет представитель Бардоха! — неожиданно сообщил вошедший воин.
— Наверное, снова будет предлагать капитуляцию, — заметил Таналак Кренк, когда они с Бринн поднимались на бруствер. — Нужно отослать назад его голову, чтобы они наконец отвязались.
Слова застряли у него в горле, когда он забрался на стену и выглянул наружу. Девушка тоже не могла произнести ни слова. Оба узнали направляющегося к ним человека, его легкую танцующую походку, характерную для мистиков Джеста Ту.
Как только Астамир прошел в ворота, тогайранка упала ему в объятия и спрятала лицо на груди друга. Их тут же со всех сторон окружили воины.
— Эаким Дуан мертв, — сказал мистик. — Их новый правитель хочет обсудить условия мира.
— Мы уже отвергли предложение капитуляции! — сердито воскликнул Таналак Кренк. — Тогайранские воины умирают, но не сдаются!
Послышались одобрительные возгласы.
— Ты плохо меня расслышал: я сказал «мира», а не капитуляции, — отозвался Астамир. На лицах окруживших его воинов возникло выражение недоверия. — Бехрен охвачен смутой. В таких условиях они не могут рассчитывать даже объединенными усилиями удержать Тогай.
— Но ведь они вот-вот одержат победу, — сказала девушка.
— Многие из них опасаются этой победы больше, чем поражения, — ответил мистик, — Бринн и ты, Таналак Кренк, пойдете со мной в расположение нашего противника.
Тогайранка, казалось, с трудом могла поверить его словам. Кренком тоже явно владело подозрение.
— Это не уловка, — продолжал Астамир. — Бехрену необходимо прекратить это противостояние. Мы оказались в самом центре сложных политических игр, и ятолы предпочитают продолжать их без нашего участия.

 

— Таковы мои условия, — холодно заявила тогайранка после трехдневного спора с Маду Вааданом и другими бехренцами в их лагере.
— Это абсолютно неприемлемо! — воскликнул ятол Бардох, главный противник Бринн во время этих продолжительных дискуссий, — он меньше других желал заключения мира.
Астамир объяснил девушке расклад сил, и теперь она понимала, что Бардох рвется в бой, рассчитывая, что победа над Тогайским Драконом значительно усилит его позиции.
Тогайранка отошла от стола и сделала знак последовать за ней ятолу Бардоху.
— Я знаю тебя, — прошептала она. Гайсан Бардох удивленно посмотрел на девушку. — Я собственными глазами видела, как ты убил моих родителей более десяти лет назад. — Во взгляде ятола вспыхнули злобные огоньки, — Я понимаю: если сражение между нами состоится, то бехренцы, скорее всего, в нем победят. Но мой дракон уже исцелился и восстановил силы, и с его помощью я сумею отомстить за родителей, сумею одержать собственную маленькую победу на руинах всего, что мне дорого. В чем, в чем, а в этом можешь не сомневаться.
Бардох побледнел. Он понимал, что Тогайский Дракон сделает то, что обещает. И после этой непродолжительной беседы с глазу на глаз он, к удивлению остальных, стал проявлять намного большую сговорчивость.
Тем не менее, когда Бринн и Астамир той же ночью вернулись в Дариан, почти ничего еще улажено не было, а запасы продовольствия стремительно подходили к концу.
— Мы встретимся с ними еще раз, — сказала девушка мистику, — А потом останется одно: сражаться.
— Если бы ты была помягче, это принесло бы больше пользы, — заметил Астамир. — Они предлагают тебе шанс освободить Тогай от власти бехренцев. Чего тебе еще нужно?
Бринн глубоко вздохнула. Она понимала, что затеяла крайне опасную игру, но не давала сомнениям разрушить собственную решимость. Тогайранка требовала гарантии невозможности повторного вторжения, которого вполне можно было ожидать вскоре после того, как смута в Бехрене уляжется. Ясное дело, ятол Бардох пойти на это не желал ни в какую.
На следующий день по настоянию девушки Маду Ваадан, не сопровождаемый никем, пришел в Дариан. Кроме него в этих приватных переговорах участвовали Тогайский Дракон и мистик Джеста Ту.
— Пусть будет тогда Дариан-Дариалл, — уступила наконец Бринн, когда дело дошло до одного из спорных пунктов соглашения, — Пусть город носит название Дариан-Дариалл и будет открыт как для бехренцев, так и для тогайру.
— А зачем бехренцам возвращаться в захваченный у них город? Разве что с целью выразить презрение завоевателям.
— Завоевателям? — повторила Бринн, — Поосторожнее с этим словом, ятол. Твои люди будут приходить сюда, чтобы торговать с тогайранцами. Открыто торговать, понимаешь? А бехренские мудрецы вряд ли смогут обойтись без ученых трудов, которые будут храниться в скриптории Дариана.
— В скриптории? Разве у тогайру есть письменные труды?
— Я имею в виду бывший скрипторий Прады, — с кривой улыбкой ответила Бринн, и ятол Маду Ваадан широко раскрыл глаза. — Его сокровища спрятаны в пустыне, и никто не найдет их, если я этого не пожелаю. Я верну все, что мы взяли в Праде, когда в Дариан-Дариалле будет построено новое здание скриптория, доступного как для бехренских, так и для тогайских мудрецов.
Маду Ваадан покачал головой.
— С какой стати Бехрен должен идти на уступки? — в который уже раз осведомился он, — Неужели ты не понимаешь, предпочти мы сражение — тебе конец! Похоже, ты забываешь об этом.
— Возможно, но какой ценой достанется вам эта победа?
— Мы уже заплатили такую цену, что новые потери нас не устрашат.
Тогайранка кивнула, признавая, что против этого возразить не может.
— Однако ты, ятол, тоже не понимаешь, какой огромной может быть ваша выгода, — сказала она. — Я просила тебя прийти сюда одного, потому что хочу, чтобы именно ты понял, какую выгодную сделку я тебе предлагаю.
— И в чем же она заключается?
— В союзе между нами, — ответила Бринн.
— Союз между Тогаем и Бехреном?
— Между Дариан-Дариаллом и Хасинтой, — уточнила девушка. — Между Тогайским Драконом и ятолом Маду Вааданом. Если ты заставишь меня уйти из города, кто займет мое место? Тот, кто предан Хасинте или Авру Изе? — Маду Ваадану ответить было нечего. — И если ты пошлешь каре сражаться со мной, кто будет виновен в смерти тысяч бехренцев, чьи тела останутся лежать в пустыне, и сотен пленников, которых я прикажу казнить? Ятол Бардох или ятол Маду Ваадан? — Внезапно Бринн наклонилась вперед и пристально посмотрела в глаза собеседника. — Я предлагаю тебе свернуть с тропы вражды между нашими народами. Разве это не будет поистине мудрым решением?
— Неужели ты веришь, что, если мы заключим союз, можно будет перечеркнуть столетия недоверия и ненависти? — спросил ятол.
— Я верю, что можно сделать в этом направлении по крайней мере первый шаг, — убежденно ответила тогайранка. — И неужели Хасинта не выиграет от союза с Дариаллом?
— С Дариан-Дариаллом, — после долгого молчания поправил ее Маду Ваадан.
Бринн широко улыбнулась и посмотрела на одобрительно кивнувшего Астамира.
В полдень того же дня огромная бехренская армия оставила позиции; перед уходом они даже передали часть припасов тогайру.
— Без споров в их стане не обошлось, — заметил мистик, обращаясь к подруге.
— Все равно у них не было другого выхода.
— Ты многим рисковала.
— На каждом шагу долгого пути, — подтвердила Бринн.

 

Когда ситуация стабилизировалась после затянувшейся зимы на рубеже 844 и 845 годов Господних, в городе, где правила Бринн, бехренцев оказалось даже больше, чем тогайру. Тем не менее многие кочевники продолжали перебираться в Дариан-Дариалл из степей, в том числе сделали это и старые друзья девушки, Барачак и Тсолана.
— Ваши советы мне очень пригодятся, — сказала им обрадованная встречей тогайранка. — Многое еще остается неясным.
— В самом деле, — откликнулся старик. По степи, откуда он пришел, только-только прокатились отзвуки поразительной победы Бринн. — В самом деле!
Как и было обещано, ворота города распахнулись для жителей обеих стран, и многие бехренские торговцы стекались сюда, понимая всю выгоду торговли с тогайру, предлагающих помимо прочих товаров чрезвычайно ценящихся в землях Короны прекрасных скакунов.
Весной прибыл первый караван со свитками и манускриптами из скриптория Прады. К этому времени работа над новым огромным зданием скриптория шла полным ходом. И хотя ученые Прады, крайне недовольные этим, прислали Бринн возмущенную жалобу, вскоре они тоже начали появляться в городе, чтобы поработать с древними томами и свитками.
До тогайранки доходило множество слухов о неспокойном положении дел на побережье к югу от Хасинты. Теперь она понимала, что Астамир ничуть не преувеличивал, говоря об охватившем Бехрен кризисе. Тем не менее она решила вести себя как добрый сосед и не пытаться получить из несчастья бехренцев выгоду. Надо признаться, у нее хватало забот и с Тогаем. В степях все шло далеко не гладко, поскольку там оставалось много ожесточившихся, затаивших обиду и злость бехренских поселенцев.
Однако Бринн верила: они справятся. После того, что им удалось совершить, любое препятствие уже не казалось ей непреодолимым.
Этой весной случились еще два события, одно из которых было ожидаемым и желанным, а другое застало тогайранку врасплох.
— Аграделеус согласился доставить меня к Огненным горам, прежде чем он вернется в подземелье, — сообщил ей Астамир, явившись к Бринн вместе с драконом.
— Мои раны почти исцелились, — добавил Аграделеус. — По крайней мере, я уже могу летать. Как приятно будет снова почувствовать бьющий в лицо ветер!
— Ты возвращаешься в Обитель Облаков? — спросила Бринн мистика.
— Это необходимо. — Астамир взял ее руки в свои. — Я должен рассказать магистру Чаэсу и магистру Гларии о переменах в Бехрене и Тогае, и мы втроем будем решать, какое место должны занять Джеста Ту в этом новом мире. Не исключено, что после смерти Чезру и Калиита Тимига отношения между нашими орденами могут измениться. Над этим нужно серьезно поразмыслить.
Бринн страстно хотелось возразить, попросить Астамира остаться и помочь ей пережить это смутное и опасное время. Но ведь в свое время она позволила Белли'мару Джуравилю и Каззире уйти, понимая, что им это необходимо. Видимо, сейчас пришел черед Астамира.
— Однажды я тоже туда вернусь, — пообещала она.
— Я встречу тебя с распростертыми объятиями, — ответил мистик. — И мы рука об руку преодолеем пять тысяч ступеней и больше не покинем это место величайшего просветления.
И Бринн, и Астамир с трудом сдерживали слезы. Это была горькая разлука, но оба искренне верили, что непременно встретятся вновь.
— А что будет с тобой, мой добрый Аграделеус? — внезапно спросила тогайранка. — Вернешься в свое подземелье?
— Я должен подыскать подходящую пещеру для сокровищ и обдумать, как поудобнее разместить сказителей, — отозвался Аграделеус, напоминая Бринн об их договоренности.
— Обещай, что не слопаешь их.
— Ну, ты хочешь слишком многого.
— Аграделеус…
— А ты обещай, что их рассказы и песни будут хороши! — взревел дракон.
И все трое рассмеялись.
— Если ты мне снова понадобишься, я могу рассчитывать на тебя? — спросила Бринн. — Ты откликнешься на мой зов?
На физиономии Аграделеуса заиграла характерная для него зловещая усмешка. Несмотря на радостное настроение, Бринн и Астамир вздрогнули, когда дракон ответил:
— Ты не представляешь, с каким удовольствием.

 

Каждый день приносил новые сложности, новые победы и новые разочарования. Бринн трудилась без устали, и все же временами ей казалось, что она просто не в состоянии справиться со всеми проблемами. Что касается тогайру, она требовала от них сплоченности и согласованных действий, но не стала возражать, когда ее командиры выразили желание вернуться к местам прежних кочевий.
Бехренцев Бринн мало о чем просила, а они ее — и того меньше. Их страна продолжала погружаться в хаос, тут и там вспыхивали самые настоящие междоусобицы. В глубине души тогайранка надеялась, что именно сложившаяся в Бехрене ситуация даст ей возможность отомстить в конце концов ятолу Бардоху.
Хотя это была лишь мимолетная фантазия, настолько Бринн захватил водоворот каждодневных забот. Ей нужно было организовывать выгодные торговые сделки, заботиться о благополучии людей, помогать улаживать распри между племенами, в свое время сделавшие их такими уязвимыми перед натиском бехренцев.
Любопытно, но ситуация внезапно изменилась — племена тогайру объединялись, тогда как Бехрен распадался на части. Разница, однако, состояла в том, что Бринн и ее соотечественники не стремились воспользоваться преимуществом этого положения, как, несомненно, поступил бы Эаким Дуан.
Так и должно быть, считала тогайранка. Иначе все, что случилось — гибель множества друзей и врагов, необходимость посылать Аграделеуса разорять бехренские города и последняя отчаянная попытка удержать Дариан-Дариалл, — теряло всякий смысл.
Однако осень 845 года Господня принесла тревожащие известия. Разнесся слух, что королевство к северу от Пояса-и-Пряжки тоже переживает великое потрясение, что на трон там взошел самозванец, провозгласивший себя королем. Имя его было хорошо известно Бринн Дариель.
Король Хонсе-Бира Эйдриан, сын Элбрайна Виндона.
Тогайранка, знавшая эльфийский язык, понимала истинный смысл избранного им для себя прозвища — Будабрас.
Это означало — Вихрь.
Назад: ГЛАВА 31 ЗИМА ЕЕ ТРЕВОГИ
Дальше: Роберт Сальваторе «Последняя битва»