ГЛАВА 29 ПРИГЛАШЕНИЕ К БИ'НЕЛЛЕ ДАСАДА

ГЛАВА 29
ПРИГЛАШЕНИЕ К БИ'НЕЛЛЕ ДАСАДА

— Что, упрямец, снова собираешься в лес? — спросил Смотритель незадолго до рассвета на второй день их вынужденной остановки.

Элбрайн проснулся чуть раньше и уже проверил, в каком состоянии Тиел'марави. Она отдыхала, устроенная со всеми удобствами, но выглядела так, словно вряд ли была готова продолжить путь. Сейчас молодой человек стаскивал с себя одежду.

— Как и всегда, — ответил он. — Танец с мечом помогает мне обрести спокойствие и проясняет мысли перед испытаниями наступающего дня.

— Смотри, как бы тебе не нарваться не испытания во время этого проклятого танца, если епископ болтается где-то поблизости, — предостерег Элбрайна кентавр.

Молодой человек лишь усмехнулся и энергичным шагом покинул лагерь.

— Ты давай за нашими друзьями приглядывай, — кинул он через плечо и скрылся в лесу.

Его путь лежал к поляне на берегу маленького озера. Там Элбрайн снял оставшуюся одежду и остановился в центре поляны, глубоко, ритмично дыша, стараясь прояснить мысли, избавиться от страхов за Тиел'марави и остальных товарищей, за себя самого, за Пони, которая все больше и больше завладевала его мыслями. Уняв душевное волнение, он снова в полной мере стал Полуночником, воспитанным эльфами рейнджером, чутким ко всему тому, что его окружало.

Он чувствовал покрытую тонкой корочкой льда землю под ногами, видел мерцание утреннего солнца на казавшейся стеклянной поверхности озера. И не мог не отметить странность этого зрелища. В обычный год в это время под ногами лежало бы несколько футов снега, а озеро было бы покрыто льдом и тоже завалено снегом. Сейчас же лед сохранился лишь на незначительной части озера; все остальное представляло собой открытую воду.

Зима действительно из ряда вон, подумал Полуночник; впрочем, сейчас было не время размышлять об этом. Пора начинать двигаться, разогревать кровь, а то от обледенелой травы уже начали стынуть ноги.

И вот он уже полностью погрузился в би'нелле дасада. Движения плавно перетекали одно в другое, и ему не было нужды обдумывать каждое последующее — тело так хорошо изучило танец с мечом, что все получалось само собой, легко и естественно. Повороты и выпады, немыслимые прыжки, заканчивающиеся мягким приземлением, и другие фигуры следовали одна за другой. Рисунок танца ото дня ко дню не оставался неизменным; при том уровне мастерства, которого достиг Полуночник, он постоянно и с удовольствием импровизировал.

Это было поистине прекрасное зрелище, которое лишь еще больше подогревало интерес Де'Уннеро, наблюдающего за ним из кустов. И одновременно это был вызов; епископ понимал, что другого такого достойного противника ему не найти.

— Никакой брони, как я вижу, — заметил Де'Уннеро, выходя на открытое пространство.

На нем была простая коричневая ряса ордена, подпоясанная белой веревкой с вплетенными в нее золотыми нитями, и мягкие сапоги. Один палец украшало кольцо, но больше никаких драгоценностей или магических камней видно не было.

— Как и у тебя, — спокойно ответил Полуночник, не выказывая никаких признаков удивления, поскольку лес уже давно рассказал ему о присутствии этого человека.

По правде говоря, он и пришел-то сюда в надежде встретиться с Де'Уннеро.

— Я никогда не сражаюсь в броне, — заметил Де'Уннеро и медленно двинулся по кругу вправо, в ответ на что Полуночник тоже начал обходить его, но с другой стороны. — Не ношу также кожаного жилета или тяжелых сапог, как у Полуночника. По-моему, это не совсем честно.

— Даже полностью одетый, я не ношу ничего, что могло бы защитить от удара копья, — ответил Полуночник.

— Значит, по-твоему, все честно? — спросил Де'Уннеро.

Он был уверен в победе, но хотел, чтобы все условия были оговорены заранее.

— Честно, честно, — усмехнулся Полуночник, — если не считать того, что ты, кажется, забыл прихватить оружие.

Де'Уннеро засмеялся и воздел руки. Широкие рукава соскользнули вниз, и стала видна одна рука, превратившаяся в тигриную лапу.

— Я свое оружие ношу с собой.

Он был доволен; трансформация прошла без каких бы то ни было затруднений, хотя магический камень был у него не в руке, а в сумке. Да, отец-настоятель Маркворт открыл ему новые горизонты; это был новый, несравненно более высокий уровень мастерства.

— Продолжай в том же духе, — подбодрил его Полуночник. — Прими тот облик, в котором ты убил эльфа, а до этого барона Бильдборо и его свиту.

Де'Уннеро расхохотался и покачал головой. Он хотел сразиться с Полуночником на равных; тигриная лапа вместо руки, как ему казалось, равноценна прекрасному мечу у того в руке.

— Знаешь, зачем я здесь? — спросил он.

— Я знаю одно: твоя церковь всегда найдет оправдание тому, что делает, — ответил Элбрайн.

Де'Уннеро покачал головой.

— Церковь тут ни при чем, Полуночник, — сказал он. — Я пришел к тебе как Маркало Де'Уннеро, а не как епископ Де'Уннеро. Если бы ты сейчас был готов сдаться мне без боя, Маркало Де'Уннеро это не устроило бы, хотя епископу Де'Уннеро не оставалось бы ничего другого, как принять твое предложение. — Элбрайн вскинул голову, не совсем понимая, что кроется за этими словами. — Я хочу, чтобы это был бой между Де'Уннеро и Полуночником.

Теперь рассмеялся Элбрайн, осознав абсурдность такого заявления.

— Выходит, это вопрос гордости, а не твоих искаженных представлений о справедливости. Тебя волнует, кто из нас сильнее как воин.

— Вот именно. Я должен уладить эту проблему.

— А потом?

— А потом, вырвав из твоей груди сердце и съев его, я разберусь с твоими друзьями. Первым я убью кентавра, потом этого маленького, трусливого человечка. И уж после дойдет очередь и до монахов. Может быть, я предложу им сдаться, вернуться в аббатство и предстать перед судом по обвинению в ереси, в глупой надежде на милосердие отца-настоятеля Маркворта. А может быть, сам убью их и оторву им головы. Эти трофеи удовлетворят моего господина.

Полуночник остановился, Де'Уннеро сделал то же самое.

— У тебя есть Бог, которому ты должен помолиться? — спросил епископ.

— Танец — моя молитва, — ответил Полуночник. — Молитва о том, чтобы Бог был милостив к душам тех, кого я вынужден буду убить.

Епископ взвыл и бросился в атаку, понимая, что должен приблизиться к Полуночнику до того, как тот успеет пустить в ход меч.

Элбрайн, однако, тоже понимал это. Поразившись проворству и быстроте противника, он резко увернулся, продолжая держать меч перед собой и тем самым ставя Де'Уннеро перед выбором: либо свернуть, либо оказаться насаженным на сверкающее лезвие.

Однако Де'Уннеро поступил иначе. Оказавшись перед самым кончиком меча, он неожиданно присел, а потом подпрыгнул высоко в воздух, перескочив над лезвием меча, и ногой с силой ударил Элбрайна в плечо.

И вот они снова стоят друг перед другом, на этот раз без единого слова, просто сверля соперника полными ненависти взглядами.

Полуночник обдумывал, как ему поступить: сделать обманный маневр, вынудив Де'Уннеро наступать, либо броситься в атаку самому. Тот, однако, решил все за него, неожиданно прыгнув вперед и тем самым заставив Полуночника уклониться вправо, развернулся вокруг себя и выставил перед собой тигриную лапу, целясь противнику в голову.

Сверкающее лезвие взлетело вверх и нанесло мощный удар по тому месту, где тигриная лапа соединялась с запястьем человеческой руки, но когти успели процарапать Полуночнику плечо. Не обращая внимания на боль, епископ снова рванулся вперед, заставив Элбрайна отступить.

Внезапно Полуночник уронил на землю меч и нанес пораженному Де'Уннеро мощный удар кулаком в подбородок, от которого у того подогнулись колени. Стараясь удержаться на ногах, епископ обхватил Полуночника рукой с тигриной лапой, вцепился когтями в его тело, другой рукой пытаясь блокировать сыпавшиеся на него удары.

Боль обожгла спину Полуночника как огнем. Он понимал, что, если оставит противнику пространство для маневра, тот просто разорвет ему спину. Не давая Де'Уннеро опомниться, он нанес ему мощный удар под ребра, а потом снова по подбородку. Голова епископа резко дернулась набок. Спине стало немного легче, и Полуночник просунул руку под тигриную лапу, крепко удерживая ее, продолжая осыпать Де'Уннеро ударами и стараясь свести бой к сражению на кулаках.

Так он надеялся. Однако Де'Уннеро и в самом деле был самым выдающимся воином, когда-либо вышедшим из стен Санта-Мер-Абель. Недаром именно ему поручали натаскивать Карающих Братьев, ни один из которых даже близко не мог сравниться с мастерством своего наставника. В первые мгновения Полуночник сумел ошеломить его, но Де'Уннеро быстро справился с собой и, в свою очередь, обрушил на противника серию резких, молниеносных ударов. Они пришлись по подбородку Полуночника, для чего тому пришлось проявить исключительную ловкость, поскольку он понимал: Де'Уннеро пытается добраться до его горла, и, если это произойдет, сражение будет окончено.

И все же Элбрайн уже ощущал во рту вкус крови. Изменив тактику, он с силой вцепился пальцами в лицо Де'Уннеро и стиснул его со всей силой. Тот перестал осыпать Полуночника ударами и застонал, как будто задыхаясь под давлением мощных пальцев.

Элбрайн подумал, что бой подходит к концу, и впереди замаячила победа. По-прежнему удерживая на расстоянии тигриную лапу, он продолжал железной хваткой стискивать пальцы правой руки, вгрызаясь ими в плоть лица Де'Уннеро с такой силой, что, казалось, голова того вот-вот взорвется.

Епископ пытался вырваться, но Полуночник оказался сильнее.

Он уже почти праздновал победу, как вдруг…

Внезапная резкая боль ожгла ему запястье, как раз под ладонью; это Де'Уннеро кончиком большого пальца надавил на болевую точку в этой области. К изумлению и ужасу Полуночника, указательный палец и мизинец у него ослабели, Де'Уннеро вырвался из хватки и с силой оттолкнул его.

Чисто инстинктивно Элбрайн выставил вперед голову, и Де'Уннеро сделал то же самое; хорошо еще, что они не ударились лоб в лоб, но все равно обоим досталось крепко, хотя епископу больше. Он, правда, быстро пришел в себя и вскинул колено, целясь Полуночнику в пах, но тот увернулся, и удар пришелся в бедро. В результате Элбрайн потерял равновесие, и, когда Де'Уннеро внезапно отпрянул назад и упал на землю, Полуночник последовал за ним. Сцепившись, они покатились по некрутому склону прямо в озеро и рухнули в ледяную воду.

Вода вокруг них вспенилась и окрасилась кровью; оба были слишком ошеломлены этим падением, чтобы продолжать борьбу.

Наконец Полуночник, отплевываясь и хватая ртом воздух, вынырнул на поверхность, ожидая увидеть рядом с собой Де'Уннеро. Однако вместо этого его взору предстали идущие по поляне кентавр и Роджер. Заметив Элбрайна, они припустили бегом.

— Теперь ты танцуешь в воде? — спросил Смотритель, помогая своему окровавленному, ошеломленному другу выбраться из холодной воды.

Элбрайн дрожал, кровь ручьями стекала по его телу. Одного взгляда на ужасные царапины на его спине, так похожие на те, которые они видели у Тиел'марави, оказалось достаточно, чтобы кентавр и Роджер поняли, что здесь только что произошло. Смотритель тут же схватил огромный лук и натянул тетиву.

— Он-н-н в вод-д-де, — стуча зубами, сказал Элбрайн.

Роджер скинул плащ и обернул им Полуночника.

— Это тебя епископ Де'Уннеро ранил? — недоверчиво спросил он.

— Где этот дурак? — воскликнул кентавр. — Ты убил его? Или хотя бы ранил достаточно сильно, чтобы он утонул?

Элбрайн пожал плечами и пробежал взглядом по поверхности озера.

Ответ на все вопросы кентавра последовал немедленно: голова Де'Уннеро показалась над водой в самом центре озера. Он тут же поплыл прочь, потом нырнул, и посланная кентавром стрела лишь взбороздила поверхность воды, не причинив епископу вреда.

— Ну, сейчас он должен будет выбраться на берег, — сказал Смотритель после второго выстрела, столь же безрезультатного, как первый, — и тогда я получу свой шанс!

Не успел он закончить, как епископ превратился в огромного дикого кота, выпрыгнул из озера и скрылся в лесу столь молниеносно, что Смотритель даже не успел выстрелить.

— По крайней мере, он убегает, — заметил Роджер.

Элбрайн покачал головой. Нет, этот человек не убегал. Этот человек, настолько сильный и опасный, что мог бы одолеть их всех, отнюдь не сдался и не считал свою миссию оконченной.

— Мы можем позже поймать его, — предложил Роджер.

— Крошка-эльфийка все еще не в состоянии продолжить путь, — напомнил ему Смотритель.

— Как бы мы ни решили действовать, во всех случаях лучше нам держаться вместе, — сказал Полуночник.

Подойдя к лежащей на земле одежде, он быстро натянул ее. Все трое заторопились в лагерь и по дороге встретили Дара, которого мысленно вызвал Элбрайн.

Тиел'марави чувствовала себя лучше, но передвигаться самостоятельно все еще была не в состоянии. Они решили понести ее, но без спешки и тряски. Полуночнику не хотелось оставаться на месте, когда Де'Уннеро бродит поблизости. Можно не сомневаться, он найдет способ нанести им удар. Они тронулись в путь, но двигались медленно и за день прошли всего три мили. Элбрайн на Даре все время прочесывали окрестности, в надежде снова встретиться с Де'Уннеро.

Однако ни в этот день, ни на следующий никаких признаков епископа не обнаружилось. Потом им пришлось снова остановиться; Тиел'марави было трудно продолжать путь. Она умоляла оставить ее, снабдив продуктами, уверяя их, что отлежится с неделю и дальше будет в состоянии выжить самостоятельно.

Конечно, никому из них даже в голову не пришло сделать так, как она просит. Они разбили лагерь и стали ждать. Так прошел один день, второй, а на третий в лагерь галопом прискакал кентавр.

— С юга идут солдаты! — сообщил он. — Готов поспорить, что наш друг епископ с ними!

Элбрайн тут же вскочил на жеребца и поскакал вслед за Смотрителем, крикнув Роджеру и Браумину:

— Охраняйте лагерь! Держитесь плотной группой, прикрывайте тылы! Не исключено, что солдаты присланы сюда, чтобы расправиться с нами, но даже если это не так, епископ может нанести удар.

Подчиняясь мысленному приказу Полуночника, Дар понесся вслед за кентавром, точно стрела. Когда они добрались до высокого утеса, откуда Смотритель заметил приближающийся отряд, солдаты были уже достаточно близко, чтобы можно было их узнать.

— Шамус Килрони… — пробормотал Полуночник.

— И рядом с ним скачет Де'Уннеро, — заметил кентавр. — А мы не можем бежать, если только ты не готов пожертвовать Тиел'марави.

— Нет, мы не будем бежать, — твердо сказал Элбрайн.

— Их больше двадцати. Лично я попытался бы скрыться.

— Мы не побежим, — повторил Полуночник.

— Я имею в виду, на их месте лично я попытался бы скрыться, — пояснил кентавр. Полуночник бросил на него одобрительный взгляд. — Остальным скажем?

Элбрайн задумался.

— У монахов нет с собой никакой магии. Не знаю, что они смогут противопоставить хорошо вооруженным солдатам, да еще на лошадях.

— Ба, я понял! Ты хочешь оставить самое интересное для себя, — ответил кентавр.

— Скажем нашим, чтобы они получше спрятались, а потом вернемся и встретимся с Шамусом и его людьми. Если дело дойдет до сражения…

— А ты надеешься, что нет? — перебил Элбрайна Смотритель. — С ними же Де'Уннеро. Что, он проделал весь этот путь, чтобы языком почесать?

— Тогда мы примем бой и рассеем их по лесу, — сказал Полуночник. — Будем гнаться за ними, все время стреляя и убивая по одному, а потом одолеем оставшихся. Поскакали!

Они сделали, как он и предлагал, — возвратились в лагерь и велели остальным как можно лучше спрятаться.

Они вернулись обратно и вскоре увидели приближающихся солдат. Те скакали открыто и, заметив Полуночника и кентавра, остановились примерно на расстоянии тридцати ярдов от них. Вперед вместе с тремя солдатами выехал Шамус, справа от него — Де'Уннеро верхом.

— Рад снова видеть Шамуса Килрони, — крикнул Полуночник, — хотя было бы лучше, если бы ты явился ко мне в более приличной компании.

Де'Уннеро что-то шепнул капитану, и тот закричал:

— У нас приказ захватить тебя, Полуночник, а также кентавра и твоих друзей-монахов. Ты оказался в компании тех, кого церковь Абеля объявила вне закона. Собери их всех; обещаю, что с вами будут обращаться по справедливости.

— Поцелуй… — начал было Смотритель, но Элбрайн оборвал его.

— Со мной будут обращаться по справедливости? — спросил он, сделав ударение на первых словах. — И что, это обращение подразумевает то, что моих друзей повесят на глазах у всех? Или сожгут на костре… Мне рассказывали о том, что теперь это излюбленное развлечение монахов церкви Абеля.

— Мы не хотим сражаться с тобой, — сказал Шамус.

— Значит, ты ловчее, чем кажешься, — заметил кентавр.

Капитан, явно нервничая, оглянулся на Де'Уннеро. Он, безусловно, уважал Полуночника, но не сомневался, что вместе со своими солдатами сумеет одолеть его и его товарищей. Без проблем, так он полагал.

Последовала долгая, томительная пауза.

— Взять их! — приказал Де'Уннеро.

Капитан не двинулся с места, и епископ повторил приказ, обращаясь к солдатам. Некоторые из них поскакали вперед, однако Шамус поднял руку, и они тут же послушно остановились.

Не исключено, что это был самый ужасный момент в жизни Шамуса Килрони. Его и Полуночника связывала дружба; только так можно было выстоять в совместной борьбе, которую они не так давно вели. Он сумел понять этого человека, заглянуть в его сердце и ни на миг не допускал, что тот и в самом деле злоумышляет против церкви и уж тем более против государства. Но вот кентавр… и беглые монахи… По собственному признанию Полуночника, он помог кентавру сбежать из застенков Санта-Мер-Абель, а монахи наверняка были еретиками и замышляли предательство.

Не отрываясь, он смотрел в зеленые глаза Полуночника.

— Взять их! — повторил Де'Уннеро. — Я сам поведу вас!

Епископ вскинул руку — точнее говоря, смертоносную тигриную лапу — и решительно поскакал вперед.

— Стой! — закричал Шамус, не дав солдатам тронуться с места.

Де'Уннеро понимал, что одному ему с Полуночником и кентавром не справиться. Он развернул коня, удивленно глядя на капитана. И встретил пристальный взгляд Шамуса. Точнее говоря, тот смотрел на его тигриную лапу, и в его памяти всплыло все, что он знал о гибели барона Бильдборо.

— Значит, так, капитан, — сердито сказал Де'Уннеро. — Я, епископ Палмариса, приказываю вам арестовать этого человека и вон то мерзкое создание, стоящее рядом с ним!

Элбрайн с кентавром обменялись понимающими взглядами и улыбками; для того чтобы передать игру чувств, овладевших Шамусом Килрони и отразившихся на его лице, потребовались бы тома.

— Я не пойду против Полуночника, — сказал он. — И мои люди тоже.

— В таком случае, все вы преступники! — воскликнул Де'Уннеро, взмахом своей лапы объединяя их всех. — Любой, кто отказывается подчиниться мне, становится преступником в глазах церкви Абеля — положение, которому не позавидуешь!

По рядам солдат прошло движение, но ни один из них не тронулся с места, ни один не решился ослушаться Шамуса Килрони, который всегда пользовался их уважением и доверием.

— Ну, что же ты, вперед! — подначил епископа Смотритель. — Вообще-то я не ем людей, но для тебя могу сделать исключение.

— Не воображай, что вопрос решен, — сказал Де'Уннеро Полуночнику. — На этот раз тебе от меня не уйти.

— Я даже не буду пытаться, — угрюмо ответил Полуночник.

Де'Уннеро перевел взгляд на Шамуса Килрони и этих глупцов, его солдат.

Догадавшись, что произойдет в следующее мгновение, Элбрайн рванулся вперед.

Де'Уннеро среагировал быстро — развернул своего коня и пронесся мимо Шамуса и солдат. Смотритель поскакал следом за Элбрайном, стреляя из огромного лука, но епископ бросал коня то влево, то вправо, и ни одна стрела не достигла цели.

Элбрайн тоже поскакал вдогонку, на ходу вскинув Крыло Сокола. Однако он не успел пустить в дело лук. Когда стало ясно, что Дар нагоняет своего менее проворного собрата, епископ спрыгнул на землю, на глазах у всех вместе с рясой и всем прочим превратился в огромного тигра и бросился в кусты.

Понимая, что лук ему сейчас не поможет, Элбрайн перекинул его за спину, выхватил меч и на предельной скорости поскакал следом. Однако в этих густых колючих зарослях могучему коню было не угнаться за быстрым, юрким тигром. Выскочив на поляну, Полуночник увидел, что Де'Уннеро уже пересек ее и исчез в густом кустарнике на противоположной стороне.

Полуночник понял, что ему не догнать этого человека, развернул коня и поскакал обратно. Солдаты сгрудились, недоверчиво качая головами и обсуждая случившееся. Еще бы! Никому из них в жизни видеть такого не приходилось — чтобы человек в мгновение ока превратился в огромного тигра!

— Ну, значит, теперь мы все преступники, — сказал Полуночник Шамусу, подскакав к ним. — Согласно тому, что только что заявил убийца барона Бильдборо.

ГЛАВА 30
ТЬМА И СВЕТ

— Поистине, это чудо, — пробормотал пораженный брат Фрэнсис, когда отец Маркворт вошел в его комнату в аббатстве Сент-Прешес.

Отец-настоятель выглядел таким же сильным и здоровым, как и до покушения на его жизнь. Фрэнсис ожидал, по крайней мере, увидеть в его глазах страдание, неуверенность, страх. Ничего подобного. Едва открыв глаза после исцеления, Маркворт возблагодарил Бога за спасение своей жизни — всего час назад ему, казалось, напрочь оторвало нижнюю челюсть, а сейчас она выглядела целехонькой! — и сказал, что имел озарение: все, что случилось, послужит только к еще большей славе церкви. Напуганный случившимся король Дануб не станет возражать против того, чтобы магические камни были возвращены церкви. Послушать отца Маркворта, и получалось, что теперь могущество церкви возрастет просто неимоверно.

В отличие от него брат Фрэнсис был смущен, сбит с толку и испытывал острое чувство вины. Однако после всего, что произошло, и он окончательно убедился, что его безграничная вера в отца-настоятеля имела под собой веские основания.

Маркворт двигался такой пружинистой, энергичной походкой, что нагнать его и держаться рядом потребовало от брата Фрэнсиса определенных усилий. В аббатство Сент-Прешес в сопровождении целого сонма охранников прибыл король Дануб Брок Урсальский, чтобы лично выразить сочувствие тяжелораненому отцу-настоятелю. Каково же было удивление короля, когда в зал для аудиенций уверенно вошел Маркворт, с широкой, хотя и слегка кривоватой улыбкой на старом морщинистом лице, и занял место напротив короля.

— Приветствую вас, отец-настоятель, — придя в себя, произнес Дануб, удивленно разглядывая совершенно, по всей видимости, исцелившегося Маркворта. — Я слышал, что вы серьезно ранены… Кое-кто из ваших монахов даже опасался, что вы не выживете, несмотря на всю исцеляющую магию.

— Так и должно было случиться, — слегка шепелявя, ответил Маркворт, — если бы Бог не решил сохранить мне жизнь.

Герцог Калас, сидящий рядом с королем, насмешливо фыркнул и тут же попытался сделать вид, что просто закашлялся.

Такая дерзость, судя по всему, рассердила отца-настоятеля. Он угрожающе сощурился, в воздухе начало ощутимо сгущаться напряжение. Калас, обычно самоуверенный и решительный, побледнел под его пристальным взглядом.

— Он знает, что меня ждут великие дела, — закончил Маркворт.

— Он? — спросил Дануб, потеряв нить разговора; на него тоже произвел впечатление суровый взгляд отца-настоятеля.

— Бог, — пояснил Маркворт.

— Подумать только, как часто люди оправдывают свои действия, ссылаясь на промысел Божий! — воскликнул Калас.

— Гораздо чаще сомневающиеся познают истину лишь в последний момент своей жалкой жизни, — отрезал Маркворт. — Лежа на смертном одре, они молят Бога простить им их заблуждения, только сейчас понимая, что, несмотря на все их сомнения, Он снова оказался прав. Потому что единственное, что имеет значение, ожидает нас после того, как мы избавимся от своей жалкой смертной оболочки.

Взгляд брата Фрэнсиса встретился со взглядом Констанции Пемблбери. Оба скептически воспринимали подтекст, отчетливо ощущаемый в этом разговоре. Ни для того, ни для другой не составляло труда вычислить, кто выйдет победителем, если Калас и дальше будет возражать отцу-настоятелю.

Маркворт сотрет его в порошок.

Король Дануб тоже понимал это.

— Теперь вы отдаете себе отчет в том, зачем нужно было вернуть церкви камни, — сказал Маркворт, обращаясь к нему. — Это слишком опасное орудие, которое не должно находиться в руках обычных людей.

— Ну, знатных людей Хонсе-Бира вряд ли можно назвать обычными, — тут же возразил герцог Калас.

— Но и святыми их тоже не назовешь, — спокойно ответил Маркворт. — Вот где проходит граница. Магические камни — дар Божий, предназначенный для избранных Богом.

— То есть для вас и ваших людей, — сухо заметил Калас.

— Если вы желаете присоединиться к ордену, то тоже вольетесь в ряды избранных. Я лично готов дать вам свое благословение.

Калас бросил на него яростный взгляд.

— С какой стати?

— Действительно, с какой стати? В самом вашем вопросе кроется причина того, почему меня так беспокоит судьба камней. Мы в ордене Абеля проповедуем такой подход, при котором человек должен научиться полностью владеть своими эмоциями, прежде чем он получит доступ к магическим камням, — сказал Маркворт. — Без таких мер предосторожности слишком велика опасность несчастного случая. Итак, камни должны быть возвращены. Все до одного.

Это заявление было сделано таким категорическим тоном, что вздрогнул даже аббат Джеховит, почтительно стоящий чуть позади Маркворта. Совсем недавно он уверял короля Дануба, что план возвращения камней распространяется только на Палмарис и не коснется ни его самого, ни придворных. Сейчас Джеховит затаил дыхание, ожидая, что король взорвется от гнева.

Однако Маркворт чуть не пригвоздил Дануба к месту сверлящим взглядом, безмолвно напоминая ему о ночном визите и том могуществе, которым обладает.

— Я должен быть уверен, что, если все камни окажутся в руках церкви, они будут использоваться на благо короны, — ответил король Дануб, к вящему изумлению светских советников и даже Джеховита.

— Детали можно будет оговорить особо, — ответил Маркворт и вперил устрашающий взгляд в Каласа, который, судя по всему, собирался разразиться гневной речью.

И тут же отец-настоятель встал, давая понять, что аудиенция окончена, и явно не собираясь дожидаться позволения короля.

— Надеюсь, дом торговца Крампа, предоставленный вашему величеству для временного проживания, удовлетворяет всем необходимым требованиям, — сказал он королю.

Констанция и Калас только рот раскрыли. Судя по тону Маркворта, он обращался к королю не как подданный; это был просто жест доброй воли по отношению к тому, с существованием кого приходится мириться.

И Дануб в ответ лишь кивнул. Это напугало его советников еще больше.

Последним из монахов выходя из зала, брат Фрэнсис оглянулся и увидел потрясенного короля и его придворных, неподвижно сидящих на своих местах. Уж если они оказались бессильны перед отцом-настоятелем… Да, Фрэнсис, безусловно, сделал правильный выбор.

Отец-настоятель вернулся со встречи с королем в отличном настроении, однако сейчас король меньше всего занимал его мысли. Он вспоминал другую встречу, имевшую место сегодня утром: встречу с солдатами и монахами аббатства, на которой обсуждался вопрос поисков того, кто напал на него. Ни у кого из них не было сколько-нибудь приемлемой идеи насчет того, что это за человек. В основном монахи подозревали бехренцев, но Маркворт ни на мгновение не допускал подобной мысли. Он знал, что их религия отвергает использование камней, и никогда не слышал, чтобы какой-нибудь бехренец владел магическим искусством. А между тем тот, кто напал на него, был, без сомнения, очень силен в магии.

Солдаты обнаружили три места, где потенциально мог находиться нападающий; все на крышах и довольно далеко от пути проезда кортежа. Чтобы послать магнетит с такого расстояния и с такой силой, нужен был очень высокий уровень мастерства, превосходящий возможности всех магистров Санта-Мер-Абель и даже, не исключено, самого Маркворта!

Это, наряду с тем фактом, что среди украденных Эвелином Десбрисом камней был и магнетит, наводило на определенные мысли. На протяжении всего разговора с монахами и солдатами имя Джилл не раз всплывало в сознании отца-настоятеля.

И еще кое-что заинтересовало его. Одна из военных, рыжеволосая женщина по имени Колин Килрони, упорно повторяла, что нападающий, скорее всего, принадлежал к числу обиженных торговцев или был нанят кем-то из них. Когда стали расспрашивать, что навело ее на такие мысли, никаких веских доводов Колин Килрони не привела, но упрямо продолжала стоять на своем.

Не слишком ли упрямо?

Все эти мысли вертелись в голове отца Маркворта, когда он вошел в личные покои после встречи с королем. Здесь, конечно, у него не было пентаграммы на полу, но, расчистив место в углу комнаты, он сел лицом к стене и постарался очистить разум от всех мыслей, чтобы приготовиться к глубокой медитации. И вскоре услышал уже ставший привычным голос, увлекший его за собой в серую пустоту.

И Маркворт снова начал мысленно перебирать все возможности, начиная от бехренцев и заканчивая кем-то из торговцев, сумевших спрятать магнетит от бдительного взора епископа Де'Уннеро. Однако эти предположения никак не сочетались с отчетливым ощущением, что на него напала Джилл или какой-то другой последователь Эвелина Десбриса.

Пока эти мысли роились у него в голове, голос нашептывал ему что-то о рыжеволосой женщине. Маркворт подумал, что голос пытается убедить его в разумности ее доводов, и начал возражать. Но потом до него дошло, что голос говорит ему нечто прямо противоположное.

— Это отвлекающий маневр, — понял наконец отец-настоятель.

И задумался. Если дело действительно обстоит именно так, то каковы причины, заставившие Колин Килрони выдвинуть заведомо ложную теорию? Вскоре он уже знал ответ на этот вопрос и понимал, что должен предпринять.

Немедля покинув свои покои, он приказал брату Фрэнсису сей же миг доставить к нему Колин Килрони.

Потом оставалось лишь ждать; что он и делал — словно паук в паутине.

Наконец она вошла в комнату. Чувствовалось, что женщина напряжена. Напряжена и собранна; для Маркворта это послужило еще одним признаком того, что он на правильном пути.

— Вы твердо стояли на том, что нападающий был из числа торговцев, — сказал он, переходя прямо к делу.

Он жестом указал Колин на стул напротив своего письменного стола и так же жестом отпустил брата Фрэнсиса.

— По-моему, это очевидно, — ответила она.

— В самом деле?

Кажущееся простодушие вопроса заставило Колин взглянуть на сидящего напротив старика с подозрением; он и это не оставил без внимания.

— Ваш епископ нажил себе множество врагов среди купцов, — объяснила свою точку зрения Колин. — По большей части это друзья Алоизия Крампа. Вы, наверное, знаете, что его убили, причем жестоко и публично.

Маркворт поднял руку, не собираясь обсуждать с этой женщиной политику в отношении Палмариса или недостатки Де'Уннеро.

— Как, по-вашему, это не мог сделать друг Эвелина Десбриса? — невинным тоном спросил он.

— Мне неизвестно это имя, — тут же ответила Колин, однако выражение ее лица свидетельствовало об обратном.

— Ах! — Маркворт кивнул. — Теперь понятно, почему вы так настаивали на том, что это был кто-то из торговцев.

Он замолчал, похлопывая по губам одним пальцем, и взмахом другой руки отпустил Колин. Однако стоило ей открыть дверь, как он снова окликнул ее и велел немедленно прислать к нему брата Фрэнсиса. Сбитая с толку женщина кивнула и вышла.

— Найди тех, кто знает, где она бывает, — приказал Маркворт Фрэнсису.

Он не сомневался — и в этом голос был полностью согласен с ним, — что Колин Килрони не только знает имя Эвелина Десбриса, но совсем недавно контактировала с кем-то из последователей этого еретика.

Не успело солнце опуститься за горизонт, как отец-настоятель Маркворт вычислил еще одно место, куда следует направить усилия поисков: трактир «У доброго друга». Его дух выскользнул из тела и полетел сквозь штормовую ночь.

Из-за дождя, ветра и ослепительных вспышек молний этой ночью на улицах было мало солдат, и истосковавшиеся по общению люди решились наконец покинуть свои дома. В «Друге» было полным-полно клиентов. Они возбужденно переговаривались, обсуждая все, что случилось со времени нападения на отца-настоятеля. Некоторым уже удалось увидеть короля. Кое-кто высказывал надежду, что король Дануб наведет в Палмарисе порядок и будет способствовать ослаблению влияния церкви.

Другие уверяли, что нападение на отца Маркворта лишь укрепит его позиции в городе и что король после покушения на жизнь отца-настоятеля ни за что не пойдет против него.

Пони, как всегда, обслуживала столики. Ей было тяжело слушать такие разговоры. Она все еще с трудом верила, что старик выжил, но факт оставался фактом. Маркворт уцелел и был в полном здравии, отчего она чувствовала себя круглой дурой. Подумать только! Надеясь убить его, она лишь укрепила позиции старого мерзавца!

Ночь тянулась долго, и из груди Пони не раз вырывался тяжкий вздох.

Люди, решившиеся этой ночью выйти из дома, стремились как можно скорее найти укрытие от грозы. В отличие от них тол'алфар вообще не обращали на дождь никакого внимания. Такие чуткие к явлениям природы, они принимали все, что она давала им. Конечно, в бурю хорошо отдохнуть, сидя около уютного очага, но, как только снег и ветер стихали, эльфы высыпали из домов, затевали веселые игры, бросались снежками, прорывали в снегу туннели и носились по ним друг за другом. Иными словами, буря причинила эльфам мало неудобств и лишь облегчила передвижение по опустевшим улицам Палмариса.

Госпожа Дасслеронд и Белли'мар Джуравиль сидели под навесом на крыше «Друга», обсуждая, как им действовать дальше в свете последних событий. Остальные эльфы бродили вокруг дома Крампа, пытаясь найти способ — через какого-нибудь военного или придворного — связаться с королем Данубом и попросить у него аудиенции для своей госпожи.

— Жду не дождусь, когда наши дела здесь закончатся и мы сможем вернуться на тихие луга Эндур'Блоу Иннинес, — сказала госпожа Дасслеронд.

Джуравиль был полностью согласен с ней.

— Я простился с Полуночником, и сейчас ничто не мешает мне тоже вернуться на наши луга. Как хорошо было бы провести там всю весну!

— Только весну?

— А потом лето, осень и так далее, — ответил Джуравиль. — Хватит с меня человеческих проблем.

Госпоже Дасслеронд было приятно слышать это признание. Глубокая привязанность Джуравиля к Полуночнику и Пони пугала ее. Для нее Полуночник — как и остальные рейнджеры — был кем-то вроде собственного ребенка; наверное, она смогла бы полюбить и Пони, судя по тому, что слышала о ней. Однако госпожа принадлежала к тол'алфар, а они нет; немаловажный фактор для приверженных своему роду эльфов. И она была главой жителей Эндур'Блоу Иннинес, с вытекающими отсюда очень непростыми обязанностями.

— И все же я с нетерпением жду встречи с Полуночником и Пони, — признался Джуравиль. — И с их наследником, которому, очень может быть, суждено стать одним из самых выдающихся людей.

— Я, наверное, вместе с тобой отправлюсь на эту встречу, — сказала Дасслеронд, и Джуравиль в полной мере оценил, какая ему и его друзьям оказана честь. — Пройдут года, в человеческом мире воцарится спокойствие, и мы, возможно, поступим разумно, если выйдем из своего добровольного уединения. Или, может быть, откроем людям доступ в нашу долину и пригласим туда Полуночника с женой и ребенком.

Джуравиль не отрываясь смотрел на свою госпожу, пораженный мягкостью ее тона. А ведь она сердилась на Полуночника за то, что он показал Пони би'нелле дасада, а на Пони — за необдуманное нападение на отца-настоятеля. Однако сейчас она явно пыталась взглянуть на все происходящее шире и вполне допускала, что между тол'алфар, с одной стороны, и Полуночником и дорогими ему людьми — с другой, в будущем могут возникнуть более теплые отношения. Несмотря на темную штормовую ночь, Белли'мар Джуравиль имел все основания верить, что вслед за ней наступит рассвет.

И тут он почувствовал чье-то присутствие, абсолютную тьму и холод; примерно то же самое, что он испытал однажды, оказавшись ночью в лесу с группой людей-беженцев, которых вел в Эндур'Блоу Иннинес.

Дасслеронд испытала то же ощущение и мгновенно вскочила на ноги. Она положила ладонь на рукоятку меча, а другую руку сунула в висящую на боку сумку, где у нее хранился единственный магический камень, удивительный зеленый изумруд. Его подарил эльфам Терранен Диноньел несколько столетий назад, во время предыдущей войны с демоном Бестесбулзибаром. Это был самый могущественный камень, которым когда-либо владели тол'алфар.

— Джилсепони, — одними губами произнесла госпожа.

Они с Джуравилем бросились к краю крыши и подали знак охраняющему их эльфу немедленно собрать всех остальных.

Пони шла к стойке, чтобы забрать у Белстера поднос с кружками. Внезапно возникло очень странное ощущение… как будто кто-то окликнул ее… Она остановилась и оглянулась, пытаясь понять, в чем дело.

— Не стой, если хочешь, чтобы все были довольны, — со смехом сказал Белстер.

Пони сделала еще шаг вперед, но снова остановилась и принялась нервно оглядываться, чувствуя, что волосы на голове становятся дыбом; инстинкт воина явно предупреждал ее о чем-то.

— Карали? — окликнул ее Белстер; он уже давно взял за правило на людях не называть Пони ее настоящим именем.

Она посмотрела на него и пожала плечами, не понимая, что с ней такое. Сняла фартук, положила его на стойку и сказала:

— Скоро вернусь.

И прошла мимо Белстера туда, где находились их личные помещения.

Еще не дойдя до своей комнаты, она остановилась снова. Здесь кто-то был, вне всяких сомнений. И вдруг истина открылась ей, или, точнее говоря, лишь малая часть истины: ее выследил какой-то монах, способный совершать духовные путешествия!

— Джилл! — прозвучало у нее в голове. Она остановилась и сосредоточилась, пытаясь определить, откуда исходит звук. — Ты Джилл.

Это не был голос друга, поняла Пони. Она резко обернулась, собираясь вернуться в общую комнату, где было легче затеряться в толпе, и… замерла на месте.

Паря над полом в дверном проеме, на нее смотрел призрак отца-настоятеля Маркворта.

— Джилл, подруга Полуночника и Эвелина Десбриса.

Удивительное дело! Теперь его голос прозвучал не в голове у Пони, а так, как будто с ней разговаривал обычный человек.

Пони растерялась. До сих пор ей никогда не приходилось сталкиваться с таким видом магической связи; она даже не подозревала, что такое возможно!

— Джилл-убийца, — продолжал отец-настоятель. — Это ты нанесла мне удар, моя дорогая. — Он засмеялся ужасным, злобным смехом, от которого по всему телу Пони побежали мурашки. — У тебя есть кое-что, принадлежащее мне, Джилл, подруга Эвелина. Кое-что, присвоенное Эвелином.

— Убирайся отсюда, — ответила Пони. — Тебе здесь нечего делать.

Призрак снова расхохотался.

— Мне нужны мои камни, сегодня же ночью, Джилсепони Чиличанк.

Это имя причинило ей боль и одновременно пробудило к жизни такую волну гнева, что от всех ее страхов не осталось и следа! Вот он — человек, который убил ее родителей и которого она так жаждала уничтожить. Но что она может против него, обладающего таким невероятным могуществом?

— Видишь, что ты сделала со мной? — Внезапно очертания призрака изменились — челюсть растаяла, из разодранного рта свешивались лохмотья языка. — Ты, ты! Только силой магических камней я могу создавать у людей иллюзию своего прежнего облика и впечатление, будто я говорю с ними.

Пони оцепенела, когда поняла, что стоит за словами Маркворта. Лицо этого человека было чудовищно изуродовано — она сделала это! — и все же с помощью магических камней он создавал у окружающих иллюзию целостности! И того, что он может говорить! Какая мощь требовалась для этого, и притом не на короткое время, а постоянно, пока он находился на людях?

— Я пришел за тобой, — заявил призрак.

Пони отбросила всякое притворство, схватила меч и сумку с камнями. И пронеслась прямо сквозь призрачное тело — удивительное, никогда прежде не испытанное ощущение! Первой ее мыслью было кинуться к Белстеру, но потом она поняла, что, если не хочет навредить своим друзьям, лучше убежать от них подальше.

Однако у самой задней двери ей встретилась Дейнси Окоум.

— Ах, мисс Пони, с вами все в порядке? Белстер сказал, что вы убежали прямо не в себе…

— Слушай меня внимательно, Дейнси. — Пони нервно оглянулась и увидела, что призрак приближается к ней. — Я ухожу, и, наверное, навсегда.

— Но ваше дитя…

Пони резко оборвала ее, ужаснувшись тому, что Маркворт мог узнать о ребенке.

— Ты не знаешь всей правды обо мне, — нарочито громко сказала Пони, надеясь таким образом избавить друзей хотя бы от части грозящих им неприятностей. — Возьми Белстера и бегите отсюда, спрячьтесь где-нибудь. Хорошо, что вы оба тут ни при чем.

— М-м-мисс Пони…

— Больше у меня нет времени объясняться с тобой. — Пони схватила Дейнси за плечи и хорошенько встряхнула ее. — Прощай. Ты была мне добрым другом. — Она поцеловала женщину в щеку. — Поцелуй за меня Белстера, и бегите, спасайтесь! — Ошеломленная Дейнси стояла, словно окаменев. — Уходите! Сейчас же! Пообещай, что вы так и сделаете!

Дейнси тупо кивнула, а Пони выбежала в грозовую ночь. Что делать? Ее разоблачили, и, возможно, тем, кого она любит, придется заплатить за ее ошибки дорогую цену. Единственное, что она может сделать для них, — это бежать как можно быстрее и как можно дальше. Она свернула к северным воротам, рядом с которыми находилась конюшня, где содержался Грейстоун.

Белли'мар Джуравиль и госпожа Дасслеронд видели, как она выбежала на улицу.

— Это он, — еле слышно произнес Джуравиль. — Он нашел ее.

К ним подбежал еще один эльф, чтобы сообщить, что все собрались.

— К северным воротам, — распорядилась госпожа Дасслеронд.

— Мы должны помочь ей, — сказал Джуравиль и взглянул на свою госпожу, королеву эльфов.

Всего несколько мгновений назад она говорила о своей возможной встрече с Пони, Полуночником и их ребенком, но сейчас на ее прекрасном лице читалось сомнение.

Ну, по крайней мере пока они следуют за Пони на север — и то хорошо.

В конюшне все было спокойно, ни одного солдата поблизости. По дороге сюда Пони ужасно боялась, что Маркворт вызнал все ее секреты и пути к бегству окажутся отрезаны. Однако мальчик в конюшне без промедления вывел к ней коня, помог подготовить его к дороге и даже предложил старые седельные сумки и кое-что из припасов.

И вот она уже снова на улице, вздрагивает при каждом звонком ударе заново подкованных копыт. Нужно было придумать, как выбраться из города через северные ворота. Может, снова прибегнуть к маскараду, выдав себя за жену крестьянина? Нет, это не годится. Ее могут узнать поднятые по тревоге солдаты; да и мало кто без крайней необходимости отправится в путь в такую грозу.

Нет, надо действовать по-другому. Она поскакала вдоль городской стены, нашла тихое, темное местечко и с помощью малахита начала подниматься вверх вместе с конем. Грейстоун забил копытами и заржал от ужаса, но Пони поднималась все выше, перелетела через стену и приземлилась на другой стороне. Позади за стеной послышался шум — это бегали туда-сюда стражники, пытаясь понять, что произошло, если вообще произошло. Пони пустила коня легким галопом и поскакала по окутанным тьмой полям.

К тому времени, когда Маркворт уже в физическом теле и в сопровождении свиты появится в трактире, Пони будет далеко к северу от города, так она надеялась; дай только бог, чтобы Дейнси не подвела ее, чтобы они с Белстером убежали и спрятались где-нибудь подальше — может быть, у капитана Альюмета, в тайных пещерах бехренцев.

Мысль о том, что они могут погибнуть из-за нее, была для Пони невыносима. Она даже подумала, что, может быть, нужно вернуться и сдаться Маркворту, чтобы ее друзья в Палмарисе не пострадали, когда из них будут выбивать сведения о ней.

Но потом она вспомнила о своем ребенке, ребенке Элбрайна. Нет, ничего не остается, как лишь надеяться на то, что Белстер и Дейнси прислушаются к ее совету. Ох, какая же это была глупость — напасть на Маркворта и тем самым поставить под удар всех, кто ей дорог!

По щекам Пони заструились слезы.

Но она упрямо скакала вперед, полная решимости добраться сначала до Кертинеллы, а потом до Дундалиса и оказаться в любящих объятиях Элбрайна. Вместе им не страшен никакой Маркворт.

Вместе.

Внезапно Грейстоун вздрогнул, дико заржал и встал на дыбы, сбросив Пони на раскисшее от грязи поле.

Она покатилась по земле и застонала, инстинктивно прикрывая руками живот. В плече возникла стреляющая боль, а потом на Пони накатила волна такого страха, какого ей не приходилось испытывать никогда прежде. Перевернувшись на спину и постанывая от жгучей боли, она посмотрела на коня. Грейстоун стоял спокойно, свесив голову.

С трудом встав на ноги, Пони протянула здоровую руку к сумке с камнями.

И в тот же миг увидела его, опять в призрачном облике, но с такой ясностью, что можно было различить малейшие детали.

— Убегаешь? — спросил Маркворт. — Какая трусость! Из того, что мне довелось слышать об отважной Джилсепони, можно было сделать вывод, что ты с радостью воспользуешься возможностью сразиться со мной один на один.

— Это не трусость, убийца, — ответила Пони, собрав все свое мужество.

Да, в другое время и в другом месте она действительно с радостью воспользовалась бы возможностью сразиться с ним. Но она дала обещание Джуравилю или, точнее говоря, своему будущему ребенку!

— Ох, она еще и ругается! — с издевкой сказал Маркворт.

К изумлению Пони, призрак начал наливаться силой, все больше напоминая физическое тело, как будто Маркворт, используя этот необычный способ связи, и впрямь оказался тут во плоти!

— Если ты сдашься мне без боя, обещаю тебе быструю смерть, — заявил отец-настоятель. — И милосердную. Но при условии, что ты публично отречешься от еретика Десбриса. — Пони рассмеялась. — В противном случае я добьюсь того же самого, но с помощью пыток, а потом буду убивать тебя медленно и долго, смакуя каждый момент. Но ты будешь рада и такой смерти, потому что к этому времени она станет казаться тебе райской мечтой по сравнению с той жизнью, на которую я тебя обреку.

— С той жизнью, на которую ты обрекаешь всех своих подданных. Как далеко ушел ты от Бога! — воскликнула Пони. — Где тебе понять, кем на самом деле был Эвелин! Ты даже не способен различить исходящий от него свет. Ты не можешь…

Слова застряли у нее в горле — Маркворт схватил ее, не в физическом, а в духовном смысле, но ощущение было не менее сильное, чем если бы он вцепился в нее руками. Стискивая в руке гематит, но не покидая тело, Пони сосредоточилась на духовной реальности. Ее взору открылось удивительное зрелище. Она увидела тень призрака Маркворта, вполне материальную, стоящую прямо перед ней и руками стискивающую ей горло. Ее собственный теневой образ также вскинул черные руки и вцепился в тень Маркворта, отталкивая его с такой силой, что очень скоро обе черные тени сдвинулись на заметное расстояние от тел.

— А ты сильна! — воскликнул Маркворт, и, к удивлению Пони, в его голосе ей послышались довольные нотки. — Жаль, что я не встретился с тобой раньше!

Пони продолжала давить, еще немного оттолкнула его тень и потом поднялась над ней, отжимая вниз. Теперь ее тень, казалось, уплотнилась, стала сильнее и чернее, а тень Маркворта съежилась, потеряла густоту и как будто выцвела, став темно-серой.

Но тут у Маркворта неизвестно откуда взялись новые силы. Он ринулся на Пони, отталкивая ее тень в сторону тела. Она поняла, что, если ему удастся добиться своего, ей конец.

Она сражалась изо всех сил, не позволяя Маркворту сдвинуть себя с места, но оттолкнуть его снова у нее никак не получалось.

И тут отец-настоятель засмеялся, глядя ей в лицо.

Когда эльфы добрались до городской стены в том месте, где ее пересекла Пони, там суматошно бегали стражники, обыскивая все вокруг.

Это, однако, не остановило госпожу Дасслеронд. Она сделала знак эльфам, их крылья заработали. Солдаты закричали и бросились в сторону маленьких быстрых созданий. Однако не успели они приблизиться, как эльфы один за другим перепорхнули через стену и растворились в ночи. Солдаты растерянно топтались на месте, боязливо перешептываясь.

Собравшись по ту сторону стены, эльфы во главе со своей госпожой устремились на север.

Внезапно королева эльфов остановилась, непонимающе оглядываясь по сторонам.

— Что случилось? — спросил Белли'мар Джуравиль.

Госпожа затруднялась ответить на этот вопрос. Просто в пространстве возникло некоторое возмущение, как будто что-то магическое только что промчалось мимо них.

Эльфы владеют тремя собственными формами магии. К первой относятся их песни, с помощью которых они могли погрузить человека в сон и на закате частично разогнать туман, затягивающий Эндур'Блоу Иннинес, а с рассветом вернуть его обратно.

Второй вид магии — и самый важный для тол'алфар — связан с растениями. Эльфы прекрасно изучили диетологические, медицинские и другие свойства каждого из них. Они умеют изготавливать целебные мази и даже особый отвар, позволяющий выжить, надолго оставшись без доступа воздуха. Они могут разговаривать с растениями и от них узнавать, что произошло неподалеку от того места, где те росли, и кто тут прошел недавно, друг или враг.

А вот третий вид магии эльфам подарил человек, выдающийся герой, в чьих жилах текла и эльфийская, и человеческая кровь — очень редкое сочетание! Звали его Терранен Диноньел, и после первой великой битвы с Бестесбулзибаром, в которой эльфы сражались бок о бок с людьми, Терранен подарил тол'алфар изумруд, один из самых могущественных магических камней. Этот камень помогал госпоже Дасслеронд лучше чувствовать мир вокруг и все живое в нем, поддерживать феерическую красоту Эндур'Блоу Иннинес и его безопасность. Благодаря ему Дасслеронд могла следить за тем, что происходит на тропах вокруг эльфийской долины, и запутывать их таким образом, что те, кто пытался проникнуть туда, начинали ходить по кругу.

И теперь этот камень сообщил ей, что какое-то создание магическим образом только что пролетело мимо.

Осознав это, она заторопила товарищей: быстрее, быстрее на север!

В их схватке сохранялось равновесие. Пони попыталась разжечь гнев, призывая на помощь воспоминания о разрушенном Дундалисе, о своих убитых родителях, об их захваченных дьявольскими силами телах, которые набросились на нее. На какое-то время это сработало, и ее тень стала сильнее, насыщеннее, заставив Маркворта отступить на шаг.

Но потом волной накатило отчаяние, страх за еще не родившегося ребенка; пришла ужасная мысль о том, что она лишила Элбрайна самого драгоценного на свете — его сына.

Пони попыталась сосредоточиться на страшных воспоминаниях снова, призвать на помощь утихшую было ярость, но было уже слишком поздно. Призрак Маркворта пошел в наступление; у Пони возникло впечатление, будто его тень обрела огромные крылья, похожие на крылья летучей мыши.

И вот она уже снова в своем теле, а вокруг горла все плотнее сжимаются призрачные руки, по которым струится ледяной холод, высасывающий из нее жизнь.

В глазах у Пони потемнело.

Маркворт решил, что одолел ее! Нет, сейчас он не будет ее убивать — потом, потом, и какое это будет наслаждение! — просто лишит возможности сопротивляться.

Он заставил Пони опуститься на колени. Она потянулась к своей шее руками, физическими, раздирая и царапая ее. Духовные безжизненно повисли по сторонам тени. Нет, ему не удержаться, понял отец-настоятель! Он уничтожит своего самого могущественного врага прямо сейчас, и это будет потрясающе.

Кровь заструилась по шее Пони, теперь она дышала тяжело, с хрипом.

Ах, это изумительно! Наивысший экстаз!

Внезапно Маркворт почувствовал чье-то чужое присутствие. Оглянулся по сторонам… Но нет, никого. И потом его охватила бешеная радость. Разглядев наконец заметно выступающий живот Пони, Маркворт понял, чье присутствие он ощущал. Вот где затаился этот маленький дух, этот дух-ребенок…

Тьма клубилась вокруг; казалось, Пони видит мир сквозь длинный, темный туннель. Она не могла дышать и даже не чувствовала собственных пальцев, царапающих шею, хотя умом отдавала себе отчет в том, что делает это. Но даже понимая, что физическому телу не под силу одолеть теневое воздействие, она не хотела сдаваться, не могла не уступить мощному инстинкту выживания, подталкивающему ее продолжать борьбу.

Внезапно хватка призрака ослабела, и Пони ощутила толчок в животе.

Ребенку угрожает опасность, поняла она! Это заставило ее собрать все остатки своей магической энергии в едином мощном броске. Отец-настоятель отлетел прочь.

Земля как будто бросилась ей навстречу, и вот уже Пони лежит на спине, полностью вымотанная, измученная, умирающая. А он снова стоит над ней, глядя сверху вниз.

Победитель.

Он потянулся вниз, как будто собираясь взять ее на руки.

Она не сопротивлялась.

Но потом земля угрожающе задрожала, и призрак Маркворта удивленно оглянулся.

— Проклятые эльфы! — донесся до Пони его крик, и тут же призрачная фигура начала таять.

И потом ее сознание окончательно заволокла тьма.

У госпожи Дасслеронд почти не осталось энергии, чтобы помочь смертельно раненной женщине; все силы королевы эльфов ушли на то, чтобы отшвырнуть дух Маркворта обратно в его физическое тело. Призвав на помощь магию изумруда, ей удалось застать его врасплох. Но до чего же он оказался силен!

Сейчас эльфы во главе с Белли'маром Джуравилем столпились вокруг Пони, пытаясь оказать ей помощь с использованием второго вида эльфийской магии — изготовленных из растений целебных мазей. Некоторые раны, вроде царапин на шее, легко поддавались лечению, но другие — раны души — были слишком глубоки. Когда госпожа Дасслеронд окликнула Джуравиля, чтобы узнать, как идут дела, он, несмотря на все усилия эльфов, вынужден был лишь покачать головой.

— Что с ребенком? — спросила его Дасслеронд.

Джуравиль пожал плечами; он и в самом деле не знал.

— Может, именно ребенок и убивает ее, — заметил он. — Может, у Джилсепони не хватает сил на двоих.

К ним подбежал один из эльфов и сообщил, что северные ворота Палмариса распахнуты настежь и оттуда выходит целая армия монахов и солдат.

Вот тогда-то госпожа Дасслеронд и поняла, что нужно делать.

ГЛАВА 31
СВЯЩЕННОЕ МЕСТО

— Ты сделаешь глупость, если вернешься обратно, — сказал кентавр Шамусу несколько часов спустя.

Все вместе они только что прискакали в лагерь, где мирно отдыхала Тиел'марави. Капитан упрямо твердил, что должен со своими людьми вернуться в Палмарис и открыто выступить против епископа Де'Уннеро в королевском суде.

— Не церковь правит в Хонсе-Бире, — повторял он, но…

В его голосе не чувствовалось былой уверенности. Этот человек и сам понимал, что его битва проиграна. Более того — все, на чем покоился его мир, зашаталось и готово было вот-вот рухнуть.

— Смотритель прав, — вмешался в разговор Элбрайн. — Нам не догнать Де'Уннеро до того, как он вернется в Палмарис, а оказавшись в городе, он сможет собрать вокруг себя слишком большие силы. Нам не одолеть его, по крайней мере там.

— Что же делать? — спросил Шамус. — Король должен узнать о том, что произошло.

— Разве не сам король назначил его епископом? — с кривой улыбкой сказал Смотритель.

— Он не знал… — начал было Шамус, но замолчал, огорченно покачивая головой.

С фактами не поспоришь.

— Возможно, король и в самом деле не знает всей правды об этом человеке, — заметил Элбрайн, стараясь успокоить друга. — И когда он ее узнает, не исключено, что мы сможем вернуться в Палмарис и отдать себя на милость открытого судебного разбирательства. Но до этого еще очень далеко!

— Значит, необходимо рассказать королю всю правду, — сказал Шамус.

— Для этого нужно сначала одолеть Де'Уннеро, — напомнил ему кентавр.

— Вовсе не обязательно, — покачал головой Элбрайн. — У нас есть человек, который именно это и собирается сделать. Хотя я не уверен, что король Дануб прислушается к ее словам. Для него гораздо комфортнее и проще действовать заодно с отцом-настоятелем.

— И?

— И значит, мы как были, так и останемся преступниками, — ответил Элбрайн. — Всю жизнь нам придется провести на севере, глубоко в лесах Тимберленда, сражаясь со всеми, кто придет по наши души от имени церкви или государства.

— Не слишком-то радужная перспектива, — вставил брат Браумин.

Однако огорченным он не выглядел; дело в том, что он и остальные монахи уже давно сделали те же самые выводы, что и Полуночник.

— А о каком человеке ты говорил? — спросил Шамус.

— О Пони, — ответил Элбрайн. — Она в Палмарисе, проводит тайную работу с теми, кого не устраивает деятельность Де'Уннеро. Не стоит недооценивать ее!

— Что же нам теперь делать? Прятаться и ждать? — спросил один из солдат.

— Что касается нас, мы идем на север, в Барбакан.

Это заявление Элбрайна чрезвычайно удивило военных.

— Это я попросил отвести нас туда, — объяснил брат Браумин. — Там, на могиле брата Эвелина, мы рассчитываем обрести умиротворение и цель жизни. Мне было видение, капитан Килрони! Наше место там.

Остальные монахи расплылись в широких улыбках. Элбрайн, Роджер и Смотритель вполне разделяли их радость, но у солдат такая перспектива явно энтузиазма не вызвала.

Шамус сделал своим людям знак сесть на коней.

— Мы должны обсудить все с глазу на глаз, — заявил он. — Это слишком важное решение, чтобы принимать его сгоряча.

И он поскакал прочь во главе отряда. Вскоре они остановились — на виду, но так, что оставшимся не было слышно ни слова.

— Кое-кто из солдат наверняка уговаривает твоего друга-капитана попытаться захватить нас, — заявил кентавр после нескольких минут жарких дебатов среди военных. — Теперь, когда они поняли, что их ждет, предложение Де'Уннеро может показаться им вполне сносным.

— Я доверяю Шамусу, — ответил Полуночник. — Кто-то из них, может, и решит покинуть отряд, но капитан не пойдет против нас и не позволит другим сделать это.

— А я доверяю себе, — сказал кентавр. — Чтобы ты знал, друг мой: если твой капитан пойдет против нас, я прикончу его еще до того, как он успеет выкрикнуть свои команды.

Смотритель натянул тетиву огромного лука, и Полуночник ничуть не сомневался, что одного-единственного выстрела окажется вполне достаточно.

Однако до этого дело не дошло. Вскоре Шамус прискакал обратно и спешился.

— Должен признаться, не все хотят принимать участие в походе, — сказал он, — но что еще им остается? Так что мы идем с вами.

Элбрайн кивнул с мрачным видом, понимая, что смелое решение капитана в какой-то степени осложнило им путь.

— Думаю, утром Тиел'марави уже будет в состоянии отправиться в дорогу. Мы должны все время быть настороже. Кто знает? Может, Де'Уннеро решит вернуться и нанести нам новый удар.

Остаток дня и ночь прошли спокойно. На следующий день Тиел'марави стало заметно лучше; решили, что она сможет принять участие в походе, если двигаться не слишком быстро.

Так и сделали, от всей души надеясь, что погода не подведет.

— Ты не можешь не знать о нас, — произнес спокойный мелодичный голос, и в поле зрения возникла невысокая стройная фигурка.

Король Дануб удивленно открыл рот, стиснул в руке подсвечник — никакого другого оружия под рукой не оказалось — и сделал шаг назад.

— Ты благородного происхождения, — продолжала госпожа Дасслеронд. — Таким были твой отец, и отец твоего отца, и все прочие предки. Еще в детстве тебе должны были рассказывать о тол'алфар, если только твои родные не выжили из ума.

— Сказки о фейри, — еле слышно пробормотал Дануб.

— И ты знаешь, откуда берется квестел ни'тол, вино, которое вы называете «болотным», — продолжала Дасслеронд. — Возьми себя в руки, король Дануб. Я не могу долго здесь оставаться, а мне нужно многое сказать тебе.

Он был королем Хонсе-Бира, величайшего королевства в мире, и за спиной у него действительно тянулась длинная вереница благородных предков. И все же теперь его буквально трясло при виде крошечного крылатого создания — ожившей сказки, которую он не раз слышал в детстве. Как ни странно, в конце концов именно это обстоятельство помогло ему справиться с собой.

Вскоре госпожа Дасслеронд покинула короля через давно заброшенный дымоход, прочищенный ее разведчиками.

Теперь король знал, что эльфы думают о событиях в Палмарисе; ему также стало известно, что их мнение складывается не в пользу отца-настоятеля и церкви Абеля. Однако перед глазами Дануба все время маячил призрак Маркворта, явившийся ему в ночи, — зрелище, которое сводило на нет немалый опыт, полученный королем за долгие годы обучения и правления.

По знаку госпожи Дасслеронд Белли'мар Джуравиль вручил сумку с камнями Пони Белстеру О'Комели.

— А если она так и не придет в себя? — дрожащими руками взяв сумку, спросил Белстер, с ужасом глядя на Пони.

Та, такая хрупкая с виду, лежала на постели у стены подвала.

— Решай сам, что делать в этом случае, — ответила госпожа Дасслеронд. — Мы вверяем Джилсепони твоей заботе и передаем тебе ее камни. Дальнейшая судьба и того и другого — не проблема тол'алфар.

Джуравиль вздрогнул, услышав эти слова. Решение Дасслеронд, принятое еще там, в полях, где они нашли Пони почти при смерти, казалось ему жестоким. Но что делать? Он вынужден был смириться с этим решением.

— У н-н-нас есть д-д-друзья, — запинаясь сказал Белстер. — Бехренский моряк…

— Меня это не интересует, — холодно оборвала его госпожа Дасслеронд. — Вы, люди, сражаетесь между собой. Ну что же, это ваш выбор. Полагаю, я сделала для этой женщины больше, чем любой из вас заслуживает. Решай сам, что тебе делать с ней. Она ввязалась в схватку с отцом-настоятелем и, по моему мнению, поступила неправильно, хотя я не желаю ей зла.

Не успел Белстер сказать ни слова, как Дасслеронд в сопровождении остальных эльфов покинула подвал трактира. Белстер вслед за ними поднялся по лестнице и, оказавшись наверху, вручил камни испуганной Дейнси. Нервно проводив взглядом удивительных гостей, Дейнси бросилась в подвал, к Пони.

— Я никак не могу повлиять на ваше решение? — сделал последнюю попытку Белстер, обращаясь к госпоже Дасслеронд.

Вереница эльфов остановилась, давая возможность одному из них подойти к открытому окну и переглянуться с разведчиком в проулке. Тот подал знак, что все спокойно.

— Нужно как можно скорее забрать ее отсюда, — ответила Дасслеронд. — Здесь отец-настоятель будет искать ее, и здесь он ее найдет. Спрячьте ее куда-нибудь и уходите сами, вот вам мой совет.

И с этими словами эльфы ушли, оставив Белстера около открытого окна, испуганного и растерянного. Он уже выслал Мэллори и Прима О'Брайена разведать, каким путем можно будет скрыться. Оставалось лишь надеяться, что капитан Альюмет и другие бехренцы примут Пони и всех остальных.

Так Белстер стоял довольно долго, глядя перед собой невидящим взглядом и обдумывая ситуацию.

— Она очнулась, — послышался позади него голос Дейнси. Белстер тут же кинулся к лестнице, но Дейнси остановила его, схватив за руку. — Совсем ненадолго. Но этого ей хватило, чтобы понять: ребенка в животе у нее нет.

Белстер вздрогнул от сочувствия к Пони, совсем юной женщине, успевшей за свою короткую жизнь пережить так много трагедий.

— Она сказала, что Маркворт убил его, — продолжала Дейнси. — Сказала, что там, на поле, ее будто ужалило что-то. Она поняла, что этот подлец нанес ей удар. И поклялась, что прикончит его.

Белстер покачал головой, вздохнул и вытер слезы. Бедная Пони, с душой, разодранной на части, во власти гнева и ненависти.

— А потом она заплакала и снова потеряла сознание. Наверное, просто была не в силах выносить такую боль, — сказала Дейнси.

— Это хорошо, что она очнулась, — сказал Белстер. Дейнси положила руки ему на плечи, пытаясь успокоить.

— Она могла вообще не выжить. Ей плохо, Белстер, очень плохо. Пожалуйста, не забывай об этом.

Белстер испустил еще один долгий вздох.

В трактир вошел явно очень расстроенный Хизкомб Мэллори.

— Их слишком много, — сказал Смотритель, и это был едва ли не первый случай, когда Элбрайн уловил в его голосе нотки тревоги. — Я-то думал, что проклятые твари постараются убежать подальше отсюда, где столько их погибло во время взрыва.

— Они и убежали, а потом вернулись в отчаянной надежде, что их предводитель жив, — ответил Полуночник.

— И, похоже, никуда больше не собираются уходить, — сказал кентавр.

Элбрайн непроизвольно перевел взгляд на юг.

— Мы зашли слишком далеко, чтобы сейчас отступить, — решительно заявил брат Браумин и посмотрел на гребень горы, возвышающийся над чашей Барбакана. — Даже епископ Де'Уннеро не смог остановить нас; мало того, его солдаты отправились с нами!

Это правда, подумал Полуночник. Последние несколько дней дались им очень нелегко. Пробираясь по горам, они боролись с холодными ветрами, утопали в глубоком снегу и вот теперь остановились у перевала, того самого, который Элбрайн и остальные уже преодолевали, когда в прошлый раз шли к горе Аида. С того места, где они сейчас стояли, открывался вид на развороченную, имеющую форму чаши долину, где когда-то раскинула лагерь гигантская армия демона дактиля. Местность производила удручающее впечатление; казалось, погибло все живое. Даже снежный покров не скрадывал картину серой пустоты и всепоглощающего разрушения, которому подверглась гора Аида. Впрочем, Браумина это зрелище скорее радовало; он полагал, что монстры побоятся приближаться сюда. А иначе как бы исполнилась его мечта — превращение могилы Эвелина в святилище, новый символ нового ордена?

Однако в первую же ночь, проведенную на гребне горы, они заметили далекие огни. Смотритель тут же отправился на разведку и принес удручающее известие.

Элбрайн перевел взгляд на кентавра, ожидая, что тот поможет ему принять решение. Душа Полуночника по-прежнему рвалась на юг, в Палмарис. Де'Уннеро уже, наверное, вернулся в город; а что, если ему станет известно, что и Пони там?

Пони и их еще не родившийся ребенок.

И все же Элбрайн пришел сюда, в далекий Барбакан. Его подгоняло отчаянное стремление монахов и совет Оракула. С тех пор как он в первый раз увидел в зеркале воздетую к небу руку Эвелина, этот образ повторялся при каждом свидании с дядей Мазером. Что пытается втолковать ему Оракул? Элбрайну страстно хотелось наконец получить ответ на этот вопрос.

— Можно добраться до места без боя, — предложил кентавр. — На этой стороне горы не так уж много гоблинов.

— А что, тут только гоблины? — спросил Полуночник.

— Я видел лишь этих мерзких тварей, — ответил Смотритель. — Прячутся в пещерах и щелях вдоль северного и западного отрогов Барбакана.

Элбрайн обежал взглядом раскинувшуюся внизу панораму. Даже отсюда, с такого расстояния, место, где находилась могила Эвелина, притягивало взор. Элбрайн, конечно, не мог разглядеть детали, но удивительный образ и без того ярко запечатлелся в его сознании.

— Еще я видел следы великанов, — продолжал кентавр, — но, похоже, их совсем немного. И никаких признаков проклятых поври.

— Это хорошо, — кивнул Полуночник.

Как и все, кому приходилось иметь дело с коварными и удивительно выносливыми карликами, он не имел ни малейшего желания снова встречаться с ними.

— Получается, что мы сможем добраться туда, — с просветлевшим лицом сказал брат Браумин.

— Но что мы будем делать, когда окажемся на месте? — спросил Полуночник. — Чтобы провести хотя бы одну ночь на развороченной вершине Аиды, нужно развести костер. Огонь тут же заметят наши «соседи», как бы мы ни укрывали его.

— Там есть пещеры, — ответил Браумин, не желая сдаваться, когда до желанной цели уже было рукой подать.

— Спасибо, что напомнил об этом, — с кривой улыбкой заметил кентавр.

— И все же… — гнул свое Браумин.

— Если там есть пещеры, то в них наверняка прячутся гоблины или кое-кто похуже, — прервал его Элбрайн.

Брат Браумин испустил тяжкий вздох и отвернулся.

— Мы зашли слишком далеко, чтобы возвращаться, — вмешался в разговор брат Кастинагис.

— Я пойду на гору Аида, чтобы взглянуть на могилу брата Эвелина, даже если мне придется добираться туда в одиночку, — сказал обычно застенчивый брат Муллахи. — Я готов отдать жизнь, чтобы только увидеть это священное место.

Это решительное заявление, заставшее всех врасплох, прозвучало музыкой для ушей остальных монахов, за исключением, может быть, брата Виссенти. Бедняга так нервничал с момента возвращения кентавра, что весь дрожал.

— И мы тоже пойдем, — вмешался в разговор Шамус Килрони. — По крайней мере некоторые из нас. А остальные останутся здесь сторожить коней.

Элбрайн посмотрел на кентавра, рассчитывая услышать его веское слово, но тот лишь пожал плечами. Судя по всему, его устраивало любое решение.

— Если Смотритель говорит, что можно добраться до места без боя, мне кажется, мы должны рискнуть, — сказал наконец Полуночник. — Мы и впрямь проделали слишком долгий путь. Я тоже, как и брат Муллахи, хочу посетить могилу моего дорогого друга.

В этот момент на тропе показался Роджер.

— Вниз по склону нет ни одного гоблина, — сообщил он. — Путь в долину открыт.

Они тут же тронулись в путь — кентавр и Элбрайн, Роджер и монахи, Шамус Килрони и дюжина солдат. Тиел'марави все еще была слишком слаба, и ее поручили заботам оставшихся солдат. На их попечение оставили также Дара и других коней.

Спускаться вниз было легко, ветер уже сдул снег с тропинок, только кое-где лежал лед. К полудню они были в долине и двинулись вдоль того же самого черного отрога, что и во время первого похода к логову демона. Сейчас здесь было гораздо теплее. Скорее всего, из-за остаточного жара медленно охлаждающегося камня, хотя со времени взрыва прошло уже много месяцев. Хотя, может быть, с беспокойством подумал Элбрайн, внутри горы все еще клокочет расплавленная лава.

— Раскинем лагерь на южном склоне, — решил он. — Здесь много пещер, в которых можно укрыться и от ветра, и от глаз гоблинов.

Вскоре они нашли подходящее место, разожгли костер и мирно проспали рядом с ним всю ночь. Проснулись рано, с волнением предвкушая то, что принесет им новый день, и вскоре отправились в путь вдоль обрушенного, изломанного склона горы. Однако очень скоро надежды сменились страхом. Из пещеры чуть пониже по склону внезапно хлынули гоблины — целая орда! — тыча в их сторону пальцами и завывая. За считанные секунды у подножия горы собралось множество этих уродливых тварей, отрезая путешественникам путь к бегству.

— Их слишком много, чтобы ввязываться в бой, — сказал Полуночник Шамусу, который тут же начал расставлять людей на оборонительные позиции. — Идите дальше, мы с кентавром задержим их.

— Ну, спасибо, что ты и про меня не забыл, — проворчал Смотритель, когда Шамус и остальные скрылись из виду и толпа гоблинов начала приближаться к нему и Элбрайну.

— Должен же я на ком-то скакать, если придется прорываться, — весело ответил Элбрайн.

Они знали, чем рискуют, отправляясь сюда; и теперь, похоже, время расплаты пришло. Однако с того самого дня, как Элбрайн покинул Эндур'Блоу Иннинес, он все время жил рискуя. Такова судьба рейнджера, и он принял ее как единственно для себя возможную. Было больно, конечно, думать о том, что он никогда не увидит Пони и их малыша, но он гнал от себя эти мысли. Он был воином телом и душой. Элбрайн — нет, Полуночник! — решил, что он устроит гоблинам такую бойню, которую они не скоро забудут!

Ближайшие твари находились уже примерно в пятидесяти ярдах. Элбрайн вскинул Крыло Сокола и пригвоздил одного из гоблинов к склону горы. Это слегка замедлило их приближение. Все — и гоблины, и сам Элбрайн, и кентавр — понимали, что на этот раз людям не победить, несмотря на все их мужество.

Теперь стрелы сыпались одна за другой; и множество гоблинов погибло. Но несметное количество продолжало наступать. Вскоре Элбрайн и кентавр вынуждены были занять позицию на узком участке тропы, чтобы к ним нельзя было подобраться сзади, и сменили луки на меч и дубину.

У их ног вырастали огромные груды гоблинов.

Мелькнула даже мысль, что, может быть, им удастся спастись, если они сумеют убить столько гоблинов, что остальные испугаются и убегут. Но потом прямо рядом с Элбрайном и кентавром сверху рухнул огромный кусок скалы, едва не снеся Полуночнику голову.

Кто-то из гоблинов нашел в склоне горы туннель и пробрался наверх. Стало окончательно ясно, что все кончено.

— Беги! — закричал кентавр и ринулся в самую гущу нападающих.

Полуночник повернулся и бросился вверх по тропе, перепрыгивая через камни и вскрикивая, когда их острые края царапали ноги, но не забывая держать наготове лук. Там и тут со скал спрыгивали гоблины и падали, сраженные стрелами. Один монстр плюхнулся с выступа на то место, где они совсем недавно стояли с кентавром, однако сам выступ при этом обломился и полетел вниз, в долину.

Завернув за поворот, Полуночник столкнулся с горсткой поджидающих его гоблинов.

Браумин Херд первым увидел место упокоения Эвелина Десбриса. И хотя он знал, что монстры совсем близко и что, очень может быть, ему не пережить этот день, при виде воздетой к небу руки его охватил священный трепет.

Все девятнадцать человек молча столпились вокруг мумифицированной руки. Даже Роджер и солдаты не жалели, что оказались здесь. Пока все складывалось не так уж плохо, но снизу доносились звуки сражения, и все понимали, что скоро, очень скоро монстры могут добраться и до них.

Внезапная атака Смотрителя принесла, конечно, кое-какие плоды — двое гоблинов рухнули замертво, множество их получили раны и бросились наутек, — но в целом ничего не изменила. Гоблины быстро сориентировались и снова начали окружать его со всех сторон.

В отчаянии он прыгал и лягался, нанося удары копытами. Однако и гоблины сражались как бешеные. Один из них нанес ему удар мечом по задней ноге, оставив на ней глубокий кровоточащий порез. Тем не менее кентавр попытался вырваться из кольца, бросился бежать — и получил удар копьем сначала по крупу, а потом в спину. Хуже того, сброшенный сверху камень сильно оцарапал ему голову и плечо. Ничего не видя залитым кровью глазом, он скакал, слыша позади истошные вопли гоблинов. Какая ирония, думал он, умереть в этих истерзанных взрывом горах, которые однажды уже едва не стали его могилой.

Гоблины были уверены, что застали Полуночника врасплох. Двое, стоящие ближе остальных, бросились на него с дикими, кровожадными воплями.

Однако не так-то просто застать врасплох рейнджера. Одним движением руки он снял тетиву с лука, превратив его тем самым в посох, и начал отбиваться острым кончиком.

Гоблины наступали, один справа, другой слева. Оба думали — это казалось очевидным, — что он попытается отбросить одного из них к обрыву. Рассуждая таким образом, они сделали все, чтобы этого не случилось. Полуночник между тем, размахивая посохом справа налево и обратно с такой скоростью, что не уследит глаз, с силой ударил одного из гоблинов в бок. Монстр с визгом прыгнул на него, но могучий Полуночник оторвал его от себя и швырнул во второго гоблина. Тот перекувырнулся и полетел с обрыва.

Круто развернувшись, Полуночник посохом нанес уцелевшему гоблину сокрушительный удар, отбросив его на землю. И прошел мимо, остановившись лишь на мгновение, чтобы сменить лук на меч и ногой столкнуть гоблина с обрыва.

Четыре оставшихся гоблина с тупым упрямством бросились на него; один из них далеко опережал своих товарищей.

Серебристой молнией сверкнул меч; теперь гоблинов осталось трое.

Их оружие составляли дубинка, меч и копье. Призвав на помощь искусство би'нелле дасада, Полуночник увернулся от удара копья и поднырнул под меч, однако смачного удара дубинкой ему избежать не удалось.

Снова сверкнул меч, гоблин с копьем дико завопил и рухнул на землю. Владелец меча бросился на Полуночника и тоже получил удар, разрубивший его от плеча вниз.

Полуночник резко отпрыгнул вправо и толкнул гоблина с дубинкой плечом в грудь. Тот отлетел, закачался на краю обрыва, но отчаянным усилием сумел удержать равновесие. Подняв голову, он увидел стоящего над ним Полуночника. Гоблин яростно замахал дубинкой, надеясь таким образом защититься от смертоносного меча. Полуночник, однако, не стал пускать в ход оружие, просто сильным ударом кулака скинул гоблина в пропасть.

— Славно потрудился, — раздался голос кентавра, как раз в этот момент вынырнувшего из-за поворота.

Промелькнувшая на лице Полуночника улыбка погасла при виде многочисленных ран Смотрителя и завывания мчащейся вслед за ним орды гоблинов.

Кентавр и человек бросились бежать. Им оставалось одолеть всего один крутой, почти отвесный склон футов десять в высоту, но, не имея возможности разбежаться, кентавр понял, что ему не справиться.

— Я останусь тут, — заявил он, но Полуночник и слышать об этом не хотел.

— Ухватись руками за выступ и подтягивайся наверх, — сказал он, — а я буду толкать тебя сзади.

Сильно сомневаясь, что из этого выйдет что-нибудь путное, Смотритель тем не менее послушался. Встал на дыбы, руками вцепился в край выступа и почувствовал, что Полуночник с рычанием ухватил его сзади.

И вдруг вся эта тысяча фунтов оказалась в воздухе и начала подниматься все выше, выше… И все же недостаточно высоко, чтобы у кентавра хватило сил втянуть себя наверх.

Но тут к нему склонились Роджер и Шамус Килрони, ухватили за руки, потянули на себя. К ним тут же присоединились остальные, и все вместе они сумели перетащить огромное лошадиное тело на плато, в центре которого покоилось тело Эвелина.

Полуночник вскарабкался следом, первым делом нашел взглядом место упокоения Эвелина, и на душе у него полегчало.

Потом на краю выступа показались руки гоблинов, и сражение возобновилось с новой силой. Монстров убивали, сбрасывали со скалы, но все новые и новые карабкались на плато, постепенно оттесняя людей от обрыва. Один солдат с криком боли рухнул на землю с копьем в животе, вскоре упал и брат Делман, получивший мощный удар по голове.

Волоча за собой раненых, люди медленно, но верно отступали и в конце концов сгрудились вокруг торчащей из земли руки Эвелина Десбриса.

Сражение застопорилось; гоблины, которых становилось все больше — сто, потом двести, — начали скапливаться по краю каменной чаши.

Госпожа Дасслеронд и остальные эльфы покинули Палмарис задолго до полуночи и устремились на север, в Кертинеллу, рассчитывая узнать там новости о Полуночнике, прежде чем вернуться к себе домой.

Дасслеронд считала, что они выполнили свою задачу в войне людей. Она собиралась еще раз поговорить с Полуночником, сообщить ему о случившемся с Джилсепони и отругать за то, что он научил свою возлюбленную би'нелле дасада. Королева эльфов не собиралась сдерживать возмущение. Женщина, способная действовать так опрометчиво, не заслуживает дара, который сделал ей Полуночник. Он просчитался.

Подавленный Белли'мар Джуравиль тащился в хвосте эльфийского отряда, часто оглядываясь на Палмарис.

— Прощайте, друзья мои, — говорил он, роняя слова в порывы вечернего ветра. — Полуночник, ты мне как брат, и я не вправе судить тебя. А Джилсепони мне как сестра. Я могу лишь молиться, чтобы наши пути пересеклись снова, чтобы пришло время, когда в наших сердцах воцарится веселье и мы будем не раз встречаться для дружеской беседы среди холмов, подальше от глупой, бессмысленной политической борьбы, которой так увлекаются люди.

Как Джуравилю хотелось, чтобы эти времена и в самом деле наступили! Слезы катились из его золотистых глаз, и это был первый случай в жизни эльфа, когда он плакал из-за человека. В особенности сердце его разрывалось, когда он думал о бедняжке Пони, о том, что, снова пробудившись к жизни, она обнаружит еще одну потерю.

Ему оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь — конечно, очень нескоро! — он снова увидится со своими друзьями. Но их враг был так силен! Рано или поздно Полуночник и Пони встретятся с ним лицом к лицу, и Джуравиль вовсе не был уверен, что они победят. В особенности теперь, когда госпожа Дасслеронд приняла решение полностью устраниться от вмешательства в дела людей.

Он долго плелся позади своих товарищей, то и дело бросая несчастные взгляды в сторону Палмариса, где теперь Пони угрожает величайшая опасность. Да и Полуночник тоже, наверное, вскоре там объявится. Что их ожидает?

Далеко впереди госпожа Дасслеронд запела тиесттиел, звездную песнь эльфов — едва ли не самое большое из всех доступных тол'алфар удовольствий.

Остальные эльфы вторили ей, но только не Белли'мар Джуравиль. Ему не пелось, так тяжело было на сердце.

— Может, это совсем неплохое место, чтобы встретить смерть, — мрачно заметил Полуночник.

— Только пусть это произойдет не сейчас, — ответил Смотритель.

Брат Виссенти заплакал; Роджер попытался успокоить его, но плечи молодого монаха по-прежнему сотрясались от рыданий.

— Мы — наследники Эвелина Десбриса, — нараспев, как во время богослужений, начал брат Браумин. — Пусть нам суждено погибнуть, но будущее все равно за нами. Мы первые, но не последние. Найдутся и другие, чьи сердца приведут их сюда. Следуя за своей путеводной звездой, мы нашли путь к Богу и потому будем благословенны даже в смерти.

Он низко склонился над умирающим солдатом, чтобы тот тоже мог слышать молитву и упокоился с миром. И раненый перестал вздрагивать и жалобно стонать, и Виссенти перестал плакать — все вслушивались в слова молитвы, которые нараспев произносил брат Браумин Херд.

Спустя несколько минут его прервал Шамус Килрони.

— Они приближаются, — сказал он.

— Будем молиться! — воскликнул брат Браумин.

— Будем сражаться, — с мрачным видом поправил его Полуночник. Однако, бросив взгляд на коленопреклоненных монахов, добавил с улыбкой: — Сражаться и молиться.

И так они молились нараспев, а гоблины, сотни гоблинов, медленно сужали круг. Но потом речитатив смолк; все до одного внезапно услышали жужжащий, странно гулкий звук.

— Она выбрала самое подходящее время, чтобы взорваться снова, — пробормотал кентавр, глядя на гору у себя под ногами.

Внезапно гоблины бросились в атаку, и люди забыли обо всем остальном.

Но тут во все стороны от руки Эвелина начала распространяться мощная пульсация, сопровождающаяся громким стонущим звуком, и все — люди, кентавр и гоблины — испуганно замерли. Вскоре быстро расширяющееся кольцо пурпурной энергии вышло за пределы маленькой группы, сгрудившейся в центре плато, докатилось до гоблинов и прошло сквозь их тела. За первым кольцом последовало второе, третье. Все они неудержимо, словно волны прилива, надвигались на ошеломленных монстров.

Гоблины удивленно разинули рты, однако не издали ни звука. Попытались убежать, но могли двинуть лишь верхней частью туловища; их ноги, казалось, приросли к камню.

Люди и кентавр с содроганием следили за тем, как тела монстров обретали прозрачность. Стали видны их скелеты.

А потом от целой армии гоблинов остались лишь кости.

Сотни скелетов с глухим шуршащим звуком осыпались на землю.

Брат Браумин упал ниц перед воздетой к небу рукой Эвелина и воскликнул, рыдая:

— Чудо! Великое чудо!

И ни Элбрайн, ни кентавр, вообще скептически относящийся ко всем человеческим религиям, от которых, по его мнению, было мало толку, не нашли слов, чтобы возразить брату Браумину; они были так потрясены, что лишились дара речи.

Назад: ГЛАВА 26 УБИЙЦА

Дальше: Часть пятая ОБРАЗ В ЗЕРКАЛЕ

ГЛАВА 30 ТЬМА И СВЕТ

ГЛАВА 31 СВЯЩЕННОЕ МЕСТО