ГЛАВА 26
УБИЙЦА
— Брат Пантелеймон, — объявил слуга Фрэнсиса, один из пятерых, сопровождающих его из Санта-Мер-Абель.
Фрэнсис кивнул; он ожидал этого визита. Брат Пантелеймон не так давно прибыл из Санта-Мер-Абель с сообщением о предстоящем визите отца Маркворта.
Войдя, монах подошел к Фрэнсису и вручил ему пергаментный свиток, перевязанный голубой лентой с эмблемой отца-настоятеля. Фрэнсис развернул его и прочел, не слишком удивленный содержащимися в послании инструкциями. Отец-настоятель хотел, чтобы его встречал весь город, со всеми возможными почестями и приветствиями.
— Это должно стать настоящим праздником, — объяснил Фрэнсис монахам. — Отец-настоятель прибудет через три дня. Это время отводится нам на подготовку к встрече.
Вошел брат Талюмус, прослышавший о том, что из Санта-Мер-Абель прибыл гонец с новостями.
— Отправляйтесь к торговцам, с которыми мы… — начал было Фрэнсис, но со смешком замолчал, не зная, какое правильнее употребить слово.
Расплатились? Так, может быть, если иметь в виду золото, полученное ими за отнятые у них камни? Но на самом деле это была не просто плата, а самая настоящая взятка. Вот так просто и без затей. И большинство из купцов приняли золото с улыбкой, обнадеживающей улыбкой, свидетельствующей о понимании того, что они не могут позволить себе роскошь враждовать с церковью. По крайней мере в данный момент.
Конечно, Фрэнсис не мог выразить вслух того, что думал по этому поводу.
— Отправляйтесь к торговцам, которым мы возместили ущерб, — сказал он. — Скажите им, что все их будущее благосостояние зависит от отца-настоятеля, что вскоре он сам прибудет в Палмарис и что нам требуется их помощь, чтобы достойно встретить его.
— А король Дануб далеко? — спросил брат Талюмус.
— Судя по сообщениям, ему требуется еще неделя, чтобы добраться до города, — ответил Фрэнсис.
— Получается, что через неделю нам предстоит организовать еще один праздник, — заметил Талюмус. — Ведь короля, насколько я понимаю, мы будем встречать с не меньшей пышностью, чем отца-настоятеля?
Фрэнсису не понравились почти обвиняющие нотки в его тоне. За последнюю пару недель он пришел к выводу, что с братом Талюмусом могут возникнуть проблемы. Тот часто куда-то уходил, а однажды, по слухам, даже одолжил камень души уличной шлюхе.
— У короля в городе наверняка есть шпионы, — закончил Талюмус. — Он обязательно узнает, если оказанные ему почести будут меньше тех, с которыми пройдет встреча отца-настоятеля.
— К этому времени отец Маркворт будет уже здесь, ему и решать, — ответил Фрэнсис. — Наша обязанность — подготовить встречу отца-настоятеля. — Талюмус начал было возражать, не обращая внимания на многозначительные гримасы своих товарищей, но Фрэнсис прервал его. — Никто в мире не знает протокол лучше отца-настоятеля, уверяю тебя. И опыта у него побольше, чем у всех нас, вместе взятых. Ему не раз приходилось встречать королей, а всего несколько месяцев назад он с успехом провел Коллегию аббатов.
— Но… — снова начал было Талюмус. Однако, оглянувшись по сторонам и заметив, что никто его не поддерживает, прикусил наконец язык и извиняющимся жестом поднял руки. — Какие еще будут распоряжения?
— Начните с торговцев, а также пошлите солдат на улицы, открытые рынки и в трактиры. Нужно, чтобы люди встречали отца-настоятеля на переправе и стояли вдоль всего пути его следования по Палмарису.
Взмахом руки Фрэнсис отпустил монахов. Двое тут же торопливо покинули комнату, но Талюмус то и дело оглядывался на Фрэнсиса, словно его по-прежнему мучили какие-то сомнения.
Ушли наконец. Фрэнсис облегченно вздохнул. Выпавшее на его долю тяжкое испытание близилось к концу. Он верил, что выдержал его. Большинство купцов удовлетворены, но даже те, кто уходил с ворчанием, не смогут сказать отцу-настоятелю ни одного худого слова — Фрэнсис, безусловно, выигрывал в их глазах по сравнению с епископом Де'Уннеро. То же самое можно сказать и о простых людях. Проповеди в последнее время стали гораздо мягче, так же как и налоги.
Маркворт снабдил Фрэнсиса подробнейшими инструкциями, и тот неукоснительно следовал им. Все, что оставалось, — достойная встреча отца-настоятеля, настоящий праздник в честь его прибытия; по сравнению с тем, что уже сделано, это казалось Фрэнсису легкой задачей.
Этим вечером «Друг» был взбудоражен известиями о приближающемся визите отца-настоятеля и о той роли, которая отводилась в празднике простому народу. Подходили все новые и новые люди, и никто не спешил покидать трактир, обсуждая удивительные события последних недель. Пока в городе правил Де'Уннеро, все сходились на том, что долго он — и, следовательно, сама церковь — в Палмарисе не продержится. Но теперь…
Теперь люди не знали, что и думать.
Всеобщее возбуждение и смятение взволновали Пони; обслуживая столики, она внимательно прислушивалась ко всем разговорам. И вздрагивала каждый раз, когда кто-нибудь выступал в защиту Фрэнсиса, поскольку хорошо помнила этого человека по своему пребыванию в Санта-Мер-Абель. О да, она его не забыла! Смотритель называл Фрэнсиса лакеем Маркворта, и Элбрайн собственными глазами видел, как тот избивал закованного в кандалы кентавра.
И вот теперь этот человек здесь, улыбается, раздает золото — временный епископ, быстро ставший героем измученных жителей Палмариса. Де'Уннеро выступил в роли тирана, показал всем, какой мощью обладает церковь. Фрэнсис умело сыграл на этом, продемонстрировав милосердную сторону церкви. Чем жарче разгорались споры, тем очевиднее становилось, что расположение к Фрэнсису берет верх; более того, в душах людей проснулась надежда в связи с предстоящим визитом отца-настоятеля.
— Сейчас, когда война закончилась, может, это и хорошо, если церковь укажет нам путь, — сказал кто-то.
Тут же последовали тосты в честь церкви Абеля, нового епископа — хорошо бы он остался тут, даже когда Де'Уннеро вернется! — и отца-настоятеля. Кому, как не ему, прислушаться к мольбам простых людей?
Пони не стала дослушивать все тосты, вышла на улицу, в ночь, где властвовал холодный северный ветер. Несколько раз глубоко вздохнув, она немного успокоилась и обошла здание трактира, собираясь подняться на крышу, в свое излюбленное потайное местечко.
— Может, в твоем состоянии не стоит туда лазить? — послышался за спиной голос Белстера.
— Как ты мог оставить Дейнси одну, когда там столько народу? — проворчала Пони.
По правде говоря, она понимала справедливость его замечания. Теперь живот у нее был уже очень большой, а ребенок без конца брыкался и ворочался.
— Мэллори ей поможет, — отмахнулся Белстер. — И Прим О'Брайен тоже там. К тому же большинство клиентов уже прилично набрались и вряд ли станут пить еще.
— Стыдно слушать, какие глупости они говорят, — сказала Пони.
Белстер вздохнул.
— Ты сердишься на них, девочка.
Пони удивленно взглянула на него. Да, сердится; неужели он полагает, что несправедливо?
— Даже ты, так глубоко ненавидящая церковь, признаешь, что новый епископ лучше прежнего, — продолжал Белстер. — По мнению многих, это очень веский довод. — Пони покачала головой. — У тебя есть основания думать иначе. — Белстер подошел к ней и успокаивающе обхватил за плечи. — Никто не отрицает этого. Но люди склонны не оглядываться назад, а смотреть вперед, надеясь на лучшее. Им так мало надо! Возможность спокойно работать и спокойно развлекаться — вот и все, чего они ждут от правителей.
— И церковь как раз такой правитель? — недоверчиво спросила Пони. — Епископ Фрэнсис? — Белстер пожал плечами, и она с трудом удержалась, чтобы не стукнуть его. — Что, тоже собираешься вместе со всеми приветствовать отца-настоятеля в день его приезда?
— Раз приказано, значит, нужно исполнять, — ответил он. — Может, от этого отец-настоятель станет чуть-чуть счастливее и сделает нашу жизнь чуть-чуть легче. Не такая уж дорогая цена…
— Притворщик! — Пони оттолкнула Белстера и по его глазам поняла, как больно ему слышать такое оскорбление. Но это не заставило ее остановиться. — Ты не хуже меня знаешь, кто они такие на самом деле! Знаешь, что они творят!
— Знаю, друг мой, — угрюмо ответил Белстер. — Знаю. И не возлагаю на этих людей никаких дурацких надежд — ни на нового епископа, ни на отца-настоятеля. Но если им будет выгодно сделать для жителей Палмариса что-то полезное, они могут это сделать. На что еще надеяться простому человеку?
Ярость Пони сменилась искренним недоумением.
— Ты имеешь в виду вражду между церковью и государством? Думаешь, отец-настоятель попытается использовать город в своей игре против короля?
— Может, на самом деле никакой особой вражды и нет, — ответил Белстер. — По словам моих знакомых торговцев, обеим сторонам выгодно, чтобы в Палмарисе воцарилось спокойствие, хотя, как мне кажется, церковь попытается оставить город за собой.
— Недаром ради этого она пошла на убийство аббата Добриниона и барона Бильдборо, — напомнила Пони.
— Ты что, собираешься помешать им? — недоверчиво спросил он. — Мы уже не раз обсуждали этот вопрос в последнее время и пришли к выводу, что не тебе тягаться с ними. Не стоит и пробовать, девочка. Так будет лучше для всех — для Палмариса, для тебя самой и больше всего для маленького, которого ты носишь.
Рука Пони скользнула к животу. Вот такой он, Белстер; любой намек на возможные активные действия приводил к тому, что он напоминал ей о ребенке.
Она немного успокоилась, как всегда, когда ощущала жизнь внутри себя. Белстер не трус, просто прагматик. Он неплохо устроился тут, в городе. Как и большинство других жителей Палмариса, он предпочитает не обременять себя мыслями о бесчинствах правителей — по крайней мере до тех пор, пока они если не помогают, то хотя бы не мешают ему жить.
Умом Пони понимала эту точку зрения и старалась никого не осуждать. Но такая позиция не годилась для нее. Нет, нет и нет. Фрэнсис избивал Смотрителя; отец-настоятель в ответе за смерть ее приемных родителей и брата. Пони не могла ни простить, ни забыть. Вот почему ей было так больно слушать всю эту болтовню в «Друге»; ведь она считала собравшихся там людей друзьями. Но какой смысл спорить с Белстером сейчас, поздно вечером, стоя в проулке под порывами холодного северного ветра?
— Иди помоги Дейнси, — сказала она ему. — Я хочу побыть одна. — Белстер открыл было рот, чтобы ответить, но она не дала ему сказать ни слова. — Я обдумаю твои слова. Может, в конце концов удастся обойтись и без войны.
Вряд ли от такой упрямой особы, как Пони, можно было добиться большей уступки. Белстер крепко обнял ее — и она ответила ему тем же — и ушел в трактир, бросив на ходу:
— Только не вздумай со своим животом лезть на крышу!
Пони лишь улыбнулась в ответ, и отчасти успокоившийся Белстер вернулся к своим обязанностям.
Как только он ушел, Пони с помощью малахита без проблем взлетела на крышу и уселась в своем потайном местечке, прислонившись к окну мансарды. Она действительно была настроена обдумать сказанное Белстером и сделала это, но ее настроение нисколько не изменилось. Каждый раз, когда она пыталась уговорить себя, что, возможно, для Палмариса лучше забыть о прошлом, что о новых правителях нужно судить по тому, как они действуют сейчас, в памяти всплывали образы Грейвиса и Петтибвы, дорогих, ни в чем не повинных Грейвиса и Петтибвы. Нет, новый епископ не лучше прежнего, понимала она, а отец-настоятель, уж точно, как был, так и остался чрезвычайно опасным злодеем.
Они не сделали ничего, чтобы наладить жизнь в Палмарисе, если сравнивать нынешнее состояние города с тем, каким оно было до гибели Бильдборо и аббата Добриниона. И тем не менее люди будто позабыли об этом! Вся болтовня в «Друге» сводилась к тому, что новый епископ лучше прежнего, что денежные поборы церкви уменьшились, а проповеди звучат не так устрашающе. И этого, к сожалению, им вполне хватало!
В отличие от них Пони ясно видела истину, а также то, что скрывалось за ней, — настоящая ситуация возникла не сама собой, а была тщательно спланирована и организована.
Внушительных размеров караван прокладывал путь к берегам Мазур-Делавала. Он состоял из двадцати фургонов с сильными, хорошо вооруженными монахами. Чтобы пересечь залив, отец-настоятель намеревался прибегнуть к помощи янтаря. Однако, увидев поджидающие его великолепно украшенные паромы и суда, отец Маркворт приказал монахам убрать янтарь.
На водах залива покачивались более двадцати кораблей, у причала были привязаны несколько барж, которые должны были перевезти фургоны. На одной из них стояла новенькая карета для отца-настоятеля, удивительно искусно сделанная, позолоченная, запряженная в четверку вычищенных до блеска белых коней, нетерпеливо бьющих копытами. Правил ими кучер, роскошно одетый в цвета личной охраны бароны Бильдборо.
Как только флотилия тронулась в путь, на всех кораблях приветственно запели трубы. С пристани Палмариса им ответили призывные звуки рогов.
Таков был грандиозный план Фрэнсиса. Единственное, что в нем не устраивало Маркворта, — это медленное продвижение неуклюжих судов; их путь через залив затянулся на целых два часа. В конце концов показались доки Палмариса, и ушей отца-настоятеля коснулись приветственные крики и звуки труб.
Приветственные крики!
— Как это не похоже на мое последнее посещение Палмариса! — заметил Маркворт, обращаясь к сопровождающим его магистрам — Теориллу Энгрессу и второму, совсем молодому человеку. — Возможно, в конце концов они все же поняли, что такое церковь.
— Благодаря трудам епископа Де'Уннеро, — ответил молодой монах.
Маркворт кивнул, не имея желания пускаться в объяснения, но прекрасно понимая, как в действительности обстояло дело. Всем, на что он мог рассчитывать в Палмарисе, он был обязан лишь стараниям Фрэнсиса, и тому явно пришлось немало потрудиться.
Вся пристань была запружена народом. Маркворт заметил среди них и бехренцев, и, хотя они выражали радость не так истово, как белокожие жители Палмариса, многие из них хлопали в ладоши, выкрикивая имя отца-настоятеля Маркворта.
— Ох, Фрэнсис, — пробормотал себе под нос старый аббат, — ты весьма и весьма облегчил мне задачу!
Очень довольный, он уселся на сиденье золоченой кареты, по обеим сторонам которой выстроились его личные охранники. На сиденье рядом с кучером взгромоздился опытный в обращении с лошадьми монах.
И потом процессия тронулась в путь. Со всех сторон слышались звуки труб и приветственные крики, в толпе там и тут со смехом и пением мелькали артисты всех мастей — жонглеры, фокусники, уличные певцы. Среди горожан сновали и солдаты, подогревая энтузиазм людей, однако стараясь делать это незаметно для взгляда отца-настоятеля.
Маркворт наслаждался, купаясь в лучах славы, которую, по его мнению, он заслужил. Разве не он с успехом провел Хонсе-Бир через войну, лично возглавив бой с флотилией поври, посмевших напасть на Санта-Мер-Абель? Разве не он восстановил порядок в измученном войной Палмарисе, пока король отсиживался у себя в Урсале, развлекаясь верховой ездой и ухаживая за женщинами?
Конечно, сейчас отец-настоятель и не вспоминал о других своих поступках, почти никому не известных, но тоже способствующих тому, что сегодняшний день настал. Разве что вскользь подумал об ограниченности Добриниона и Бильдборо, не позволившей им увидеть картину во всей ее полноте, понять, какие возможности таят в себе смутные послевоенные времена. Да, эти мысли можно отложить до другого, не такого прекрасного дня. Сейчас Маркворт просто сидел, время от времени помахивая рукой и улыбаясь, когда приветственные крики становились громче.
Фрэнсис будет епископом, повторял он про себя снова и снова. Если даже Де'Уннеро вернется с победой, принесет голову Полуночника и украденные камни и пригонит обратно сбежавших еретиков, ему можно будет найти другое применение; что ни говори, он не политик, а человек действия. Все продумано и осуществлено в точности так, как надо, отдельные части грандиозного плана встали на свои места, власть церкви возросла и будет становиться все сильнее, незаметно отбирая у короля одну часть его владений за другой. И в конце концов, как когда-то в славные, но давно прошедшие времена, в Хонсе-Бире вновь восторжествует теократия.
И начало всему будет положено здесь, в Палмарисе.
Люди в толпе и впрямь веселились искренне, от души надеясь что смогут вернуться к нормальной жизни, а тяжелые времена войны и послевоенной разрухи остались позади. Отец-настоятель видел это, что лишь усиливало удовольствие от всего происходящего.
В нескольких сотнях футов от него, прислонившись к скошенной крыше одного из самых высоких зданий и наблюдая за процессией, Пони тоже слушала приветственные крики. Она понимала, что простые люди готовы забыть о прошлом — не все, конечно, но очень, очень многие. Таких было вполне достаточно, чтобы ей пришлось распроститься с мечтой об организации какого бы то ни было сопротивления власти церкви. Они забудут об убийствах и несправедливости, а приходя в «Друга» и вспоминая Чиличанков, будут говорить «Какая жалость!» и «Вот не повезло!», ни словом не упоминая о жестокой расправе, взывающей к отмщению. Люди слишком устали от войны, от того, что за последние несколько месяцев их мир несколько раз перевернулся вверх тормашками. О том, что перед этим были годы мирной, спокойной жизни, никто уже и не вспоминает; как и о том, чьими усилиями она была достигнута. Сколько долгих лет аббат Добринион отдал аббатству Сент-Прешес и удовлетворению духовных нужд Палмариса? Сколько десятилетий — нет, столетий! — продолжалось милосердное правление семьи барона Бильдборо? Все пошло прахом в течение нескольких недель, и теперь простые люди мечтали лишь о спокойном и безопасном существовании.
И сейчас им казалось, что обеспечить его может один-единственный человек — отец-настоятель Маркворт.
От этой мысли в горле у Пони запершило, а руки задрожали от ярости. Закусив губу, она попыталась отключиться от раздававшихся со всех сторон приветственных криков.
Приветственные крики! Приветственные крики! Они были обращены к человеку, который преследовал Эвелина, пытал Грейвиса, Петтибву, Греди и в конце концов убил их! К человеку, приказавшему вытащить героя кентавра из недр горы Аида, заковать в цепи и бросить в темницу Санта-Мер-Абель! К человеку, по чьей вине погибли аббат Добринион и барон Бильдборо!
А теперь эти люди приветствовали его, и их крики ударами молота отдавались в сердце Пони, все дальше унося ее от осуществления мечты нанести ответный удар этому человеку и его насквозь прогнившей церкви. Надежды на мятеж умирали здесь, на улицах Палмариса, похороненные под громкими и радостными приветственными возгласами.
Крепко стиснув руку, Пони лишь в этот момент осознала, что сжимает в пальцах один из своих магических камней. Даже не глядя на него, она знала, что это такое. Магнетит, вот что, и вовсе не случайно именно его она выудила из сумки с камнями.
Пони перевела взгляд на человека в золоченой карете. Сейчас он находился гораздо ближе, всего в сотне шагов от нее.
Что такое сотня шагов для магнетита, направляемого несокрушимой волей прекрасно владеющего каменной магией человека?
— Чего молчишь, подзаборник? Разевай свой поганый рот и вопи во всю глотку! — приказал солдат, толкая того, кого принял за мальчишку-беспризорника.
Белли'мар Джуравиль стоически воспринял такое обращение, понимая, что он, как и остальные эльфы, здесь всего лишь сторонний зритель и не может совершать никаких действий, способных причинить кому бы то ни было вред. Он оглянулся на госпожу Дасслеронд, которая тоже могла вызвать нарекание со стороны солдата. Она подмигнула ему, давая понять, что нужно подыграть солдату.
Как только солдат подошел к ней, она начала выкрикивать приветствия в честь отца-настоятеля, и остальные эльфы вторили ей.
На самом же деле открывшееся взору госпожи зрелище заставляло ее сильно нервничать. Она хотела иметь дело с королем, если уж жизнь вынуждала иметь дело с кем-то из людей ради безопасности ее народа. Однако пышный прием, оказанный отцу-настоятелю, так умело и продуманно организованный, заставил ее понять, что этот опасный человек играет гораздо более важную роль в определении судьбы Палмариса да, возможно, и всего королевства в целом.
Госпожа Дасслеронд приветствовала его, и остальные эльфы делали то же самое. Удовлетворенный солдат пошел дальше, направляясь к следующему зрителю, который, как ему показалось, не проявлял должного энтузиазма.
— Я — убийца? — вслух спросила Пони, и ее лицо перекосилось от этой мысли.
Она была воином, в совершенстве владеющим би'нелле дасада и обученным обращению с магическими камнями; воином, который был всегда готов встретиться со своим врагом в открытой схватке, меч против меча или магия против магии. Именно так она в конечном счете и мечтала встретиться с Марквортом.
Но этому не бывать, с болью поняла она. Не будет ни мятежа, ни открытой схватки.
Протянув руку с камнем над краем крыши, она направила ее в сторону проезжавшей внизу кареты. Действуя почти импульсивно, оживила магию магнетита и погрузилась в нее. Тотчас же все металлические предметы засияли особенным блеском — мечи солдат, подковы лошадей, драгоценности и монеты зрителей.
Сузив фокус, Пони выделила сначала лишь металлические предметы кареты, а потом те, которые были на отце-настоятеле. Три кольца на руках, брошь, скрепляющая верхнюю часть коричневого одеяния. Да, вот эта брошь. Немного высоковато и слишком далеко от сердца, но рана все равно наверняка окажется очень серьезной, а для человека возраста Маркворта, возможно, и роковой.
Незаметно для самой Пони, ее рука скользила все ниже. Могла она вот так убить человека, любого человека? Неужели она и впрямь убийца? Этот человек беззащитен…
И тут Пони заметила что-то странное в ауре своего магнетита… что-то вроде отвращения, если это слово применимо к тому, что «чувствовал» мертвый камень. Она еще глубже погрузилась в магию… Вот оно! Кольцо на указательном пальце левой руки Маркворта. Кольцо с магнетитом. Конечно, отец-настоятель постарался защитить себя! Скорее всего, при нем были и другие предметы того же назначения — возможно, изумруд, создающий защитное поле для дерева точно так же, как магнетит делал это по отношению к металлу.
Пони с силой стиснула камень. Отец Маркворт отнюдь не был беззащитен, и именно этот факт придал ей сил.
— Думаешь, в твоей власти остановить это? — беспощадно прошептала она, сфокусировав все внимание на броши, думая лишь о том, чтобы удар попал в цель, поразил Маркворта в грудь.
Перекачивая в магнетит свою энергию, она старалась нацелить его на один-единственный предмет. Мгновение проходило за мгновением, камень уже рвался из ее пальцев, как живой, но она удерживала его, продолжая накачивать энергией и постепенно доводя ее до немыслимого уровня.
Вдруг отец Маркворт улыбнулся в ответ на особенно громкие приветственные крики толпы, и Пони заметила, что у него металлические зубы; один из них, кажется, золотой.
Она слегка сместила фокус, сосредоточившись на правой стороне его рта.
Сейчас магнетит издавал легкое жужжание, вибрировал от накачанной в него мощи, как будто умоляя Пони отпустить его на свободу. И все же она продолжала удерживать его.
Потом…
— Думаешь, в твоей власти остановить это? — повторила она и разжала пальцы.
Магнетит понесся вниз с огромной скоростью, быстрее, чем падающий на свою жертву сокол, однако у Пони возникло странное ощущение, будто мир вокруг почти замер и камень движется очень медленно. Он пролетел над крышами, едва не задев карниз одной из них. Какая-то женщина повернула голову, оказавшуюся точно на его пути, но она тоже двигалась медленно, и камень пронесся мимо, лишь напугав ее. 'И дальше путь был открыт — к отцу-настоятелю, к его золотому зубу. Камень угодил ему в лицо, сломал кость, разорвал плоть, пронзил язык, раздробил зубы, вырвался с другой стороны черепа и врезался в стену кареты.
Голова Маркворта с силой дернулась в сторону. Он подпрыгнул на своем сиденье и бесформенной грудой рухнул на спину, заливая кровью одежду, карету, бросившихся к нему монахов и спину кучера, правящего экипажем и все еще не догадывающегося о том, что произошло позади.
Абсолютный хаос взорвался вокруг госпожи Дасслеронд и остальных эльфов, находившихся почти прямо напротив отца-настоятеля в тот момент, когда ему был нанесен удар. Большинство эльфов растерялись, но Дасслеронд и Джуравиль быстро сообразили, что произошло.
— Магический камень, — мрачно сказал Джуравиль.
— Похоже, тут замешана твоя приятельница, — явно осуждающим тоном заметила госпожа Дасслеронд, покачала головой и перевела взгляд на карету.
Солдаты и монахи стеной окружили раненого старика, криками понуждая кучера во весь опор скакать в аббатство Сент-Прешес.
Эльфы шныряли в толпе, собирая информацию для своей госпожи. Та прекрасно понимала, что случившееся еще больше осложнило ситуацию. Того же мнения придерживался и Джуравиль, от всей души надеясь, что их подозрения относительно личности возмутителя спокойствия не оправдаются.
Пони легла на спину, укрываясь за гребнем крыши. Итак, она стала убийцей — если, конечно, мерзавец умрет прежде, чем монахи смогут прибегнуть к помощи магических камней.
— Нет, — вслух произнесла она, отбрасывая эту мысль.
Удар был слишком силен, ее камень слишком могуществен. Маркворт умер мгновенно.
Странная пустота охватила Пони, и в этом чувстве не было торжества осуществленной мести. Этот подлый человек убил ее родителей и брата; он обладал большой властью, позволяющей ему творить зло по отношению к огромному количеству людей, и мир без него, безусловно, станет лучше. Пони понимала это, но в тот ужасный миг это почему-то не имело значения.
Снизу доносились звуки всеобщего смятения.
Это было чересчур. Пони чувствовала себя грязной, опозоренной, бесчестной. С трудом проползла она к низкому краю крыши, и ее вырвало с такой силой, что заболели бока.
ГЛАВА 27
ГЛЯДЯ СМЕРТИ В ГЛАЗА
Они следили взглядами за тем, как он карабкается на каменный утес, с некоторым изумлением, но в то же время с определенным чувством гордости — Элбрайн двигался с грацией и проворством, недоступными большинству людей, в особенности таких крупных, как он. С точки зрения тол'алфар, эти движения, так похожие на естественные движения животных, служили доказательством того, насколько успешно он усвоил их науку и способ жизни. Они расценивали все достижения Полуночника как свои собственные, но, по их оценкам, он по-прежнему уступал в ловкости большинству даже самых неуклюжих эльфов.
Далеко внизу, на камнях старого русла реки, под сенью большой сосновой рощи, Смотритель, Роджер и монахи деятельно разбивали лагерь. Поначалу эльфы наблюдали за ними, оставаясь невидимыми и неслышимыми, как было на протяжении почти всего путешествия, а потом последовали за Полуночником, тоже не замечавшим их присутствия, несмотря на всю свою изощренную восприимчивость.
Элбрайн поднял руки, ощупывая пальцами камни, выискивая хотя бы крошечную трещину. Он закрыл глаза, сосредоточившись исключительно на чувстве осязания, позволив кончикам пальцев «смотреть» за него. И вот совсем небольшая трещина обнаружилась так высоко над головой, что пришлось встать на цыпочки. Впав в состояние абсолютного спокойствия, предоставив рукам действовать самостоятельно, он медленно, едва заметно полз вверх.
Потом поднялась вторая рука, выискивая, за что бы еще можно уцепиться. На этот раз ему попалась трещина поглубже, он сумел просунуть в нее пальцы, нашел опору для ноги и подтянул все тело. Дальше дело пошло еще лучше — наверху ему попалась широкая щель. Полуночник уцепился за нее обеими руками и подтянул себя к узкому выступу, на котором можно было отдохнуть.
Оказавшись наверху, он едва не свалился от неожиданности; там, явно поджидая его, сидел Ни'естиел, покуривая трубку и пуская в воздух кольца ароматного дыма.
— Слишком медленно, — с осуждением заметил эльф.
Полуночник подтянулся, сел и перевел дыхание.
— С крыльями, конечно, получилось бы быстрее, — сухо ответил он.
— И без крыльев тоже, если бы ты не позволил взять верх такому большому, неуклюжему телу, — сказал Ни'естиел. — И с чего это тебе вздумалось карабкаться сюда, когда солнце уже садится? В это время года после заката наверху очень холодно. Интересно, как ты будешь хвататься своими толстыми пальцами за обледенелые камни?
— Мне хотелось взглянуть, что там, впереди, — объяснил Полуночник. — Роджер обнаружил навес. Похоже, его соорудили гоблины.
— Мог бы просто спросить нас, — сказала Тиел'марави, опускаясь рядом с товарищем.
— Спросить? Я даже понятия не имел, что вы здесь, — сказал Элбрайн. — К тому же у меня теперь нет уверенности, что вы захотите мне помочь. — Эльфы уставились друг на друга, Ни'естиел покачал головой. Потом они снова посмотрели на Полуночника, и вид у обоих был весьма и весьма недовольный. — Что я сделал не так? В последнее время вы ведете себя странно, и я никак не могу взять в толк, что повлияло на нашу дружбу.
— Дружбу? — с иронией повторила Тиел'марави. — Пока ты жил в Эндур'Блоу Иннинес, я вообще ни разу не разговаривала с тобой, Полуночник. С чего ты решил, что мы друзья?
Эти слова больно задели его, хотя, следовало признать, соответствовали действительности.
— Разве друг госпожи Дасслеронд не друг всех тол'алфар?
— Ты злоупотребил нашей дружбой, — ответил Ни'естиел.
— Что я сделал не так? — повторил Полуночник, возвысив голос. — Когда Белли'мар Джуравиль покинул…
— Ты научил ее, — прервал его Ни'естиел.
— Научил? — в первый момент Полуночник даже не понял, о чем идет речь, но потом до него дошло.
— Би'нелле дасада был даром тебе, — объяснила Тиел'марави, — и ты не имел права передавать его другому.
— Мы с Джуравилем обсудили этот вопрос… — начал было Полуночник.
— Слово Белли'мара Джуравиля по этому поводу далеко не последнее, — возразил Ни'естиел. — Госпожа Дасслеронд будет решать, следует тебя наказать или нет. Но пойми вот что, Полуночник: даже если госпожа оставит твой проступок без последствий, тол'алфар знают о нем и не одобряют его.
— Мы с Пони по-настоящему родственные души, — ответил Элбрайн. — Даже Белли'мар Джуравиль был поражен, когда увидел, как она танцует. И ответьте мне: по-вашему, я не-эльф, то есть обычный человек? Чего стоят все слова о дружбе…
— Сколько лет Джилсепони провела в Эндур'Блоу Иннинес? — с усмешкой перебил его Ни'естиел. — Сколько мудрости восприняла от тол'алфар, чтобы можно было доверить ей столь грозное оружие, как би'нелле дасада?
— Наш танец…
— Она усвоила его на чисто физическом уровне, — снова перебил Полуночника Ни'естиел. — Однако подлинный би'нелле дасада выходит далеко за эти рамки, поднимаясь на уровень духовности. Человека можно научить делать правильные движения, и только. Но как раз в этом случае би'нелле дасада становится очень опасной и даже ужасной вещью.
— В воине неразделимым образом сливаются душа и тело, — добавила Тиел'марави. — Только душа способна наделить его состраданием, подсказать, когда именно меч должен быть пущен в ход.
— И вот через этот запрет ты переступил, Полуночник, — продолжал Ни'естиел. — Ты научил свою женщину, а кого вздумает научить она? Те, в свою очередь, научат других. Скажи, что в конце концов останется от нашего дара?
Элбрайн слушал, покачивая головой. Он гораздо лучше них понимал Пони и был уверен, что этот секрет останется между ними. Знал, что на свете не существует больше никого, с кем он сам или она могли бы разделить столь личное переживание. Но он не стал ничего говорить, понимая опасения эльфийских друзей. Несмотря на существенную разницу в размерах и силе — а может быть, как раз благодаря этой разнице, — самый обычный эльф мог легко победить в бою любого опытного солдата. Би'нелле дасада давал им неоспоримое преимущество — стиль борьбы, с которым не мог сравниться ни один из человеческих.
Однако, понимая это, Полуночник не считал, что на самом деле преступил запрет.
— Госпожа Дасслеронд наверняка сама захочет увидеть ее, — внезапно пришло ему в голову.
— Госпожа Дасслеронд, Белли'мар Джуравиль и многие другие уже в Палмарисе, — ответил Ни'естиел.
На мгновение у Элбрайна мелькнула мрачная мысль, что эльфы могут причинить вред Пони. Но нет, тут же понял он. Эльфы могут быть очень опасны; их взгляд на мир, равно как концепция добра и зла, сильно отличаются от человеческих. Но тол'алфар не причинят вреда Пони.
— Прошу извинить меня за этот проступок, — сказал он. — Нет, прошу извинить за ту тревогу, которую посеял в вас. Но я убежден, что, как только госпожа Дасслеронд встретится с Пони и узнает ее, как только увидит, насколько гармонично Пони исполняет танец с мечом — и это гармония не только тела, но и духа, — она все поймет и перестанет беспокоиться.
Судя по выражению их лиц, эти слова удовлетворили эльфов; настолько, насколько это вообще было возможно в данный момент.
— Госпожа Дасслеронд отправилась в Палмарис не для того, чтобы оценивать искусство твоей любовницы в овладении танцем с мечом, — сказал Ни'естиел; Элбрайн заметил, что он бросил взгляд на свою подругу как бы в ожидании одобрения. — Она отправилась туда, чтобы увидеться с Джилсепони, возлюбленной Полуночника, которая скоро станет матерью его ребенка.
— Мы с Пони решили пока воздержаться от де… — начал было Полуночник. В этот потрясающий, одновременно ужасный и прекрасный миг даже самый легкий ветерок мог бы сдуть его с крошечного выступа, на котором он расположился, — такое смятение чувств охватило его. — Откуда вам это известно? — одними губами спросил он.
— Белли'мар Джуравиль сказал, — ответила Тиел'марави. — Он встретился с нами, когда мы сопровождали Роджера He-Запрешь и монахов. Тогда госпожа Дасслеронд и приняла решение вместе с большинством эльфов отправиться в Палмарис, а нам двоим велела следовать за тобой.
Элбрайн едва мог дышать. Внезапно множество непонятных до сих пор вещей обрели для него смысл, и в то же время все показалось совершенно бессмысленным. Откуда Джуравилю было знать, что Пони беременна? Ведь после того, как она ушла в Палмарис, он все время оставался с Элбрайном.
И тут до него в полной мере дошел ужасный смысл сказанного. Пони знала и… покинула его! Она сбежала в Палмарис, опасаясь, что поход на север может повредить ребенку. И ни слова не сказала ему!
— Ты осуждаешь ее, Полуночник, — заметил Ни'естиел. Элбрайн перевел на него ничего не видящий взгляд. — И напрасно. Ты не знаешь всего.
— Откуда Джуравиль узнал? — спросил Полуночник. — Пони сказала ему? И если да, то почему она не сказала мне?
— Ты сердишься, а должен бы радоваться, — заметила Тиел'марави.
— Я должен вернуться к ней.
— Типично человеческое заявление, — сухо сказал Ни'естиел.
— Вот и ответ на твой вопрос, — добавила Тиел'марави. — Бросить все и кинуться к ней. Разумно, ничего не скажешь.
— Ты не считаешь, что в такое время я должен быть вместе с Пони?
— Если ситуация позволяет, тогда, конечно, должен, — твердо ответил Ни'естиел. — Но нельзя подходить к этой проблеме с точки зрения того, чего тебе больше всего хочется. С прагматичной точки зрения, ты должен закончить здесь то, за что взялся, а уж потом отправляться к своей возлюбленной.
— Теперь спускайся и поспи, — добавила Тиел'марави. — Мы пока разведаем дорогу и утром расскажем тебе, что видели.
Полуночник кивнул. Постепенно, по мере того как первые эмоции отступали и до него начал доходить истинный смысл услышанной новости, на его красивом лице расплылась широкая улыбка. Конечно, он страстно желал, чтобы Пони родила ему ребенка… да что там, сотню детей! Благословен миг истинного слияния в любви, приводящий к такому прекрасному результату.
— Солнце уже коснулось горизонта, — предостерег его Ни'естиел.
Элбрайн глянул вниз, и улыбка его погасла.
— Далеко спускаться. — Он со стоном потянул затекшие мышцы.
— Ты совсем недавно обижался, что мы считаем тебя не-эльфом, — поддразнила его Тиел'марави. — В таком случае, воспользуйся крыльями, эльф.
Элбрайн тяжело вздохнул и пополз вниз.
Ни'естиел и Тиел'марави, в полном соответствии со своим обещанием, тут же отправились на север. Они и в самом деле обнаружили навес, еще прежде замеченный Роджером, а также лагерь, совсем недавно покинутый гоблинами. Это их ничуть не удивило: в этих местах гоблины попадались сплошь и рядом. Странно было бы, если бы они не нашли никаких признаков гоблинов, а беспокоиться стоило, если бы что-то указывало на присутствие здесь поври, гораздо более коварного и умелого врага. Однако сейчас, по счастью, поври поблизости не оказалось.
Когда Шейла поползла по небу вверх, заливая призрачным светом покинутый лагерь, Ни'естиел сказал Тиел'марави:
— Только гоблины.
Теперь оставалось найти этих тупоумных тварей и рассказать Полуночнику, как он и его друзья могут избежать встречи с ними.
Но не только их взгляды были прикованы к покинутому лагерю. Глаза огромного кота изучали темный лес, видя в нем все до последней веточки так же ясно, как человек солнечным днем. Его острый взгляд заметил эльфов, чуткие уши расслышали их слова, а чувствительный нос ощутил запах крови в крошечных нежных телах.
Тигр Де'Уннеро пополз в сторону эльфов. Ему мало что было известно о тол'алфар кроме легенд, изображающих их сильными и коварными врагами. Однако из подслушанного он сделал безошибочный вывод, что эти двое были друзьями Полуночника.
Лучше сначала покончить с ними, решил он, прорвав таким образом оборонительное кольцо вокруг его жертвы и сделав ее более уязвимой.
Неслышно, на мягких лапах, тигр подбирался все ближе.
Эльфы замерли; чуткие ко всему окружающему, они почувствовали присутствие хищника по тишине, внезапно наступившей за миг до его нападения.
Они выхватили изящные мечи, и в то же мгновение Де'Уннеро прыгнул на Ни'естиела.
Эльф яростно заработал мечом, кромсая плоть тигра, но когти огромного хищника тоже не бездействовали, проводя глубокие борозды и стараясь добраться до руки, в которой Ни'естиел держал оружие.
Тиел'марави тут же бросилась на помощь другу, и Де'Уннеро пришлось отскочить. Однако от Ни'естиела фактически больше не было толку; все, на что он был способен, — это стонать от боли и кричать Тиел'марави, чтобы она бросилась наутек.
— В самом деле, беги, — произнес тигр, и эльфы замерли, пораженно распахнув глаза.
И тут с тигром начали происходить удивительные изменения — сначала голова, потом туловище и наконец все тело, за исключением одной руки, выглядевшей как тигриная лапа, стали человеческими.
— Что за демон такой? — пробормотала Тиел'марави и бросилась на получеловека-полутигра, рассчитывая нанести ему смертельный удар, пока превращение еще не закончилось.
Де'Уннеро выбросил вперед кошачью лапу и отбил меч, почувствовав острую боль от удара, а человеческой рукой попытался схватить эльфийку за голову, но она увернулась.
— Ловко! — сказал Де'Уннеро. — Легенды о тол'алфар не врут.
— Кто ты? — спросила Тиел'марави, уже полностью взявшая себя в руки. — Новый демон дактиль, явившийся в мир, чтобы погрузить его во тьму?
— Демон? — повторил епископ со смешком. — Ну, моя дорогая маленькая эльфийка, ты не так уж далека от истины. Неужто не узнаешь Маркало Де'Уннеро, епископа Палмариса?
Тиел'марави побледнела. Это казалось совершенно невероятным, и все же она чувствовала, что он не обманывает ее.
— Значит, ваша церковь объявила тол'алфар своими врагами? — спросила она, пытаясь сохранить спокойствие, хотя этому мешал вид Ни'естиела, который, похоже, был при смерти.
— Всякий, кто дружит с преступником Полуночником, — враг церкви! — объявил Де'Уннеро.
Тиел'марави непроизвольно отшатнулась.
— И ты готов вершить суд без всякого разбирательства.
— Да, я имею такие полномочия, — ответил епископ и вскинул тигриную лапу.
Эльфийка, однако, была наготове. Яростно заработав крыльями, она взлетела в воздух, поднялась над епископом и обрушилась на него сверху, словно птица на свою жертву, выставив меч, точно острый коготь.
Де'Уннеро рухнул на землю, откатился и замахал рукой, пытаясь схватить меч. Легенды об эльфах и впрямь не врали! Тиел'марави тут же метнулась в сторону, опустилась на землю и развернулась, приготовившись к новой атаке.
— Неплохо, — похвалил ее епископ.
К этому моменту превращение полностью завершилось, и теперь перед Тиел'марави стоял человек.
— Ты совершаешь ошибку, епископ Палмариса, — сказала она. — Неужели в твои планы входит воевать с тол'алфар? Можешь не сомневаться, мы из тех врагов, которые выше твоего понимания.
— Уже дрожу от страха, милая эльфийка, — ответил Де'Уннеро. — И всерьез обдумываю, не заключить ли нам соглашение. Только вот… — Он замолчал и громко расхохотался. — Только вот уж очень поразило меня твое мастерство владения мечом. И теперь я не успокоюсь, пока не выясню, насколько велико это мастерство.
С этими словами епископ встал в боевую стойку, выставив перед собой согнутые руки. Он уже получил несколько ран — по коже струилась кровь, отблескивая в лунном свете, — и все же Тиел'марави понимала, что этот человек по-прежнему очень опасен. Он прекрасно владеет телом, молниеносно движется и невероятно силен. Она не будет торопиться, лучше подождет, пока он устанет и начнет слабеть от потери крови.
Увы, один взгляд в сторону Ни'естиела, хватающего ртом воздух, напомнил о том, что времени у нее нет. Не раздумывая больше, она бросилась в атаку.
И тут же выяснилось, что Тиел'марави недооценила этого человека.
Эльфийский атакующий стиль состоит в том, чтобы обрушить на противника ряд прямых ударов, настолько молниеносных и яростных, что они должны были вынудить противника отступить под их натиском. Однако Де'Уннеро тоже прошел хорошую школу в церкви Абеля. Не обращая внимания на раны, он скрестил перед собой руки, медленно, но верно поднимая их вверх и тем самым заставляя Тиел'марави тоже поднять меч.
Такая позиция оставила ее открытой для нападения; поняв это, она попыталась увернуться, но внезапно Де'Уннеро ладонью нанес ей удар по лицу, настолько мощный и ошеломляющий, что она выронила меч.
— Беги! — захлебываясь кровью, закричал Ни'естиел.
Этот вопль хлестанул Тиел'марави, привел ее в чувство, и она яростно заработала крыльями. Сама мысль о том, чтобы бросить товарища, была ей глубоко ненавистна, но, как и все эльфы, долг она ставила выше чувств; сейчас он состоял в том, чтобы уцелеть и рассказать госпоже Дасслеронд о епископе.
Скорость, с которой она двигалась, поразила Де'Уннеро. Миг — и она уже была в воздухе и летела прочь. Однако епископ снова воззвал к магии камня и бросился вдогонку за эльфийкой, оттолкнувшись от земли со всей мощью тигриных лап.
Он процарапал Тиел'марави бок чуть пониже крыла, но на этот раз ей повезло; если бы он разорвал крыло, то она рухнула бы на землю. Она вскрикнула от боли, но продолжала взлетать, понимая, что падение равносильно смерти. На теле ее засаднила большая рана от бедра до колена, однако она поднималась все выше и выше, добралась до ветки дерева, но не стала задерживаться, заставив себя сосредоточиться на одной цели: живой вернуться к Полуночнику.
И вот она уже летела между деревьями, а Де'Уннеро в облике тигра бежал по земле, подпрыгивая каждый раз, когда Тиел'марави опускалась чуть ниже. Она попыталась изменить тактику, уселась на высоко растущую ветку, сняла лук и обрушила на тигра поток крошечных стрел. Однако, хотя в результате ее колчан наполовину опустел, ей было ясно, что это создание, чьи раны исцелялись, казалось, с такой же быстротой, как она их наносила, пострадало мало.
Ничего удивительного, поняла она. Этот человек умел обращаться с магическими камнями; один он использовал для трансформации, а другой для исцеления.
Хорошо хоть, что в результате тигр прыгнул в заросли кустарника и исчез там. От всей души надеясь, что он потеряет ее из виду, Тиел'марави полетела дальше.
Это было трудно, очень трудно — раненая нога онемела и кровоточила, эльфийку начало знобить, глаза плохо видели в ночной тьме. Прикладывая неимоверные усилия, она старалась удержаться в воздухе, но потом силы покинули ее, и Тиел'марави рухнула на землю. Где верх, где низ? Она потеряла ориентацию, а тигр между тем подкрадывался все ближе. Даже если ей удастся взлететь, он сможет в прыжке дотянуться до нее. Смерть была уже совсем рядом, и огромная печаль нахлынула на эльфийку, печаль о тех временах, которых она не увидит, но еще больше из-за того, что она подвела свою госпожу, не сумела предостеречь ее о том, какая беда надвигается на тол'алфар.
Дикий кот прыгнул. Тиел'марави закрыла золотистые глаза.
Послышалось рычание, а потом что-то с силой оглушительно затрещало. Она открыла глаза и увидела убегающего тигра. Рядом с ней возвышались мощные лошадиные ноги, бьющие копытами землю; Дар громко заржал, заставляя ее подняться. Сил забраться на него у Тиел'марави уже не было, и конь лег на землю.
Тигр летел впереди, как стрела, Дар мчался следом. Эльфийка изо всех сил вцепилась ему в гриву. Однако тигр может бегать быстро, но недолго; во всяком случае, с могучим жеребцом ему в этом смысле не сравниться. Де'Уннеро пришлось снова трансформировать себя, после чего он с помощью гематита попытался мысленно связаться с жеребцом. И ему это с легкостью удалось; в груди Дара была утоплена бирюза, облегчающая подобный контакт.
Де'Уннеро уже предвкушал, что скоро оба они окажутся у него в руках, — и какая это будет роскошная трапеза! — однако Дар не был обычным жеребцом; его ум далеко выходил за рамки лошадиного. Единственным откликом, которого добился Де'Уннеро, была мощная стена гнева.
Разочарованный епископ повернулся и помчался к Ни'естиелу, надеясь, что сбежавшая эльфийка не вздумает разворачивать коня и не кинется спасать друга.
Тиел'марави знала, в чем состоит ее долг; к тому же у нее даже не было сил, чтобы управлять жеребцом. Да ему это и не требовалось.
От зрелища все еще живого, но смертельно раненного и ослабевшего Ни'естиела на губах Де'Уннеро заиграла злая улыбка. Он снова превратился в тигра, почуял запах крови и набросился на несчастного эльфа, разрывая его на куски.
Немного погодя Смотритель заметил Дара, усталого, взмыленного, но упорно скачущего в сторону лагеря. На его спине лежала потерявшая сознание Тиел'марави. Конь двигался осторожно, стараясь не уронить ее.
— Бог мой Диноньел! — пробормотал кентавр, разглядывая ужасную рану.
Он тут же стянул с руки магическую красную повязку — когда-то подаренная Элбрайну эльфами, она позволила похороненному под развалинами горы Аида кентавру уцелеть на протяжении нескольких недель — и плотно затянул ее на предплечье Тиел'марави, хотя не был уверен, что повязка сработает, если ее надеть уже после того, как была нанесена рана.
И с облегчением увидел, что кровь потекла медленнее. Бережно сняв эльфийку со спины Дара, кентавр обхватил ее могучими руками и поскакал в лагерь. Жеребец не отставал.
Увидев Тиел'марави, Элбрайн испытал смешанное чувство изумления и боли. Что это за создание, способное сделать такое с тол'алфар? И еще один мучительный вопрос: где Ни'естиел?
— С тех пор как я нашел ее, она не произнесла ни слова, — сказал кентавр. — По-моему, кто-то напал на нее, а Дар спас.
Полуночник перевел взгляд на коня; между ними мгновенно установился мысленный контакт, усиленный воздействием бирюзы в груди Дара. И тут Полуночнику стало по-настоящему страшно; конь передал ему образ огромного, сильного дикого кота, в точности соответствующего описанию, данному Роджером и ставшему причиной гибели барона Бильдборо.
— Ох, ну почему я не прихватил из аббатства камень души! — запричитал брат Виссенти, подойдя вместе с остальными монахами.
Элбрайн тоже — и уже не в первый раз — пожалел о том, что при расставании с Пони не взял камень, который она ему предлагала.
— Она будет жить? — спросил Роджер склонившегося над эльфийкой брата Браумина, владеющего искусством исцеления и без магических камней.
Ничего не зная о природе исцеляющей повязки, Браумин начал развязывать ее, но Элбрайн с кентавром тут же объяснили ему, в чем дело.
— Она выглядит немного лучше, — с надеждой в голосе заметил Смотритель.
— Ее ранил когтями дикий кот, — сказал Элбрайн. — Скверная рана.
— Кот? — Роджер удивленно распахнул глаза.
— Огромный дикий кот с оранжевыми и черными полосками, — объяснил Полуночник. Почувствовав слабость в коленях, Роджер, наверное, упал бы, если бы Кастинагис не подхватил его. — Вроде того, который убил барона Бильдборо.
— Епископ… — прошелестел еле слышный голос Тиел'марави. — Епископ… тигр…
Элбрайн склонился над ней.
— Епископ?
Однако глаза эльфийки закрылись, и она не произнесла больше ни слова.
— Де'Уннеро, — объяснил брат Браумин. — Епископ Палмариса. Все знают, что он искусен в использовании «тигриной лапы» — камня, способного трансформировать человеческую руку в лапу тигра.
— И не только руку, — сказал Роджер.
— Он здесь? — недоверчиво спросил Элбрайн и оглянулся по сторонам, как будто ожидая, что в любой момент из леса на них может броситься тигр.
— И, думаю, всем ясно, зачем он тут оказался, — заметил кентавр.
— Ему нужны мы, — сказал брат Браумин. — Мы обратились к вам за помощью и тем самым навлекли на вас опасность.
Полуночник покачал головой.
— Мне почему-то кажется, что он охотится не столько за вами, сколько за мной.
— И за Пони, — добавил Смотритель.
Эта мысль неприятно кольнула Элбрайна. Если этот человек явился сюда, разыскивая его, не означает ли это, что он нашел Пони в Палмарисе и, может быть, даже пытал ее, добиваясь интересующих его сведений?
— Я должен найти его, — внезапно заявил он, объятый страхом за Пони и их будущего ребенка.
— Думаю, он сам вскоре найдет тебя, — криво улыбнулся кентавр.
— Что будем делать? — спросил брат Браумин.
— Идти туда, куда шли, — ответил Смотритель, опережая Элбрайна. Кентавр понял, что Полуночник думает о своей возлюбленной и решает, не стоит ли ему вернуться в Палмарис. А это, по мнению Смотрителя, было бы ужасной ошибкой. — Ты сам сказал мне совсем недавно, что с Пони в Палмарисе эльфы. Они защитят ее не хуже тебя.
Полуночник не был уверен в этом, учитывая явно негативное отношение эльфов к тому, что Пони овладела искусством би'нелле дасада. Может, теперь они вообще не захотят защищать ее? Однако он тут же отбросил эту мысль. Да, тол'алфар многое воспринимают иначе, но они не враги, а союзники, напомнил он себе.
— Неужто ты такого высокого мнения о себе, что воображаешь, будто способен на большее, чем госпожа Дасслеронд, Белли'мар Джуравиль и остальные эльфы, вместе взятые? — гнул свое кентавр.
Эта нелепая мысль лишний раз напомнила Элбрайну об истинном могуществе эльфов.
— Идем дальше, — заявил он, — но все время будем настороже.
— А что будет с этой крошкой? — спросил кентавр, кивнув на Тиел'марави. — Не думаю, что ей по силам продолжать путешествие.
— Я даже не уверен, что она переживет завтрашний день, — вздохнул брат Браумин.
— Подождем, посмотрим, — без колебаний ответил Элбрайн. — А я возьму Дара и отправлюсь на поиски Ни'естиела, — добавил он, не слушая никаких возражений.
— Но не один, — заявил кентавр.
— В одиночку, да еще верхом, я могу передвигаться быстрее, — возразил Полуночник.
— Ну, я от тебя не отстану.
Элбрайн посмотрел на окружающих его друзей. Если Смотритель отправится вместе с ним, остальные останутся без защиты.
— Возьми кентавра, — сказал Кастинагис. — Глупо пытаться справиться с Де'Уннеро в одиночку.
— Епископ очень опасный враг, — добавил Муллахи.
Элбрайн и сам понимал это; недаром Де'Уннеро сумел одолеть двоих тол'алфар.
— Я беспокоюсь за вас, — сказал он.
— Нас все-таки шестеро, — возразил Роджер.
— И нас, монахов, в Санта-Мер-Абель обучали искусству рукопашного боя, — уверенно заявил брат Кастинагис.
Сделав знак кентавру, Элбрайн подошел к Дару, чтобы оседлать его. И тут увидел, что конь весь в поту, а на крупе у него серьезный порез. Наверное, нужно, чтобы он сначала немного передохнул. Перекинув одеяло и седло на спину Смотрителя, Элбрайн взнуздал жеребца и повел в лес. Кентавр следовал за ним.
Спустя два часа они нашли истерзанные останки Ни'естиела, но тигра поблизости не оказалось.
— Ты заплатишь за это, — пробормотал кентавр.
Элбрайн поглядел на окровавленные останки, перевел взгляд на лес и кивнул.
На следующее утро Тиел'марави все еще была не готова отправиться в путь. Тем не менее она выглядела лучше, сумела открыть глаза и рассказать о том, что на них напало существо, временами бывшее тигром, временами человеком, а временами чем-то средним между тем и другим. Она также подтвердила тот факт, что епископ охотится на Полуночника; это следовало из того, что он готов убить любого, кого считал его другом. И потом золотистые глаза Тиел'марави снова закрылись; она лежала такая тихая, такая хрупкая, что, казалось, ей остался всего шаг до смерти.
Упрямо следуя заведенному порядку, Полуночник не стал отказываться от обычного утреннего би'нелле дасада. Нашел полянку на берегу маленького озера, скинул одежду и целиком отдался танцу, который на этот раз дышал такой яростью и жаждой мести, словно каждым своим движением Элбрайн бросал вызов Де'Уннеро. В глубине души он надеялся, что епископ найдет его и выйдет сразиться с ним не на жизнь, а на смерть.
И действительно, прячась неподалеку, Де'Уннеро наблюдал за его мощными и грациозными движениями. Потихоньку приближаясь, он решал, какую форму принять, тигра или человека. И остановился на последнем, поскольку его тщеславие требовало победы в бою без применения магии; таким образом он рассчитывал доказать, что является лучшим бойцом на свете.
Однако он заметил неподалеку кентавра, тоже наблюдающего за Полуночником. Несмотря на всю свою самоуверенность, сражаться сразу с ними обоими епископ не хотел и неслышно скользнул обратно во тьму леса, но так, чтобы можно было досмотреть танец до конца. Ничего, его время придет. Шамус Килрони уже в пути, и его солдаты обезвредят друзей Полуночника.
И тогда Де'Уннеро докажет, чего он стоит.
ГЛАВА 28
ПОСЛЕДСТВИЯ
— Убирайся с улицы! — закричал солдат на удивленного Белстера О'Комели, вышедшего из трактира, чтобы выбросить мусор из корзины.
Солдат бежал, на ходу вытаскивая оружие, но Белстер уже отступил к двери, беспомощно подняв руки и бросив корзину на улице.
— И не смей выходить снова!
Вздохнув, Белстер пошел в общий зал, где мирно выпивали Дейнси и Меллори. Утром, предчувствуя наплыв посетителей в связи с прибытием отца-настоятеля, Белстер официально нанял Меллори и Прим О'Брайена.
О, ирония судьбы! Все эти приготовления оказались напрасными. Сейчас трактир был пуст, если не считать трех постояльцев, снявших комнаты днем раньше. И никакие клиенты не добрались бы сюда, как бы ни жаждали обсудить последние события.
— Где она? — спросил Белстер, и Дейнси сделала жест в сторону личных помещений.
Он нашел Пони в ее комнате, тихо сидящей в темноте, глядя на единственное окно. Сквозь него доносились окрики солдат и монахов, прогоняющих людей с улиц. После нападения на отца-настоятеля город, казалось, вымер.
— Что же ты наделала, девочка? — Белстер подошел к Пони. — Это была ты… Не вздумай лгать мне! Последний человек, добравшийся до «Друга», рассказал, что отец-настоятель погиб от магического камня и что все монахи поражались, как это кто-то сумел нанести удар так точно и так издалека. И они, и я — все мы понимаем, что убийца очень хорошо владел искусством обращения с магическими камнями. Я знаю только одного такого человека.
— Может, Эвелин Десбрис снес ему голову с плеч, — почти равнодушным тоном сказала Пони, не отводя взгляда от окна.
Это ее безразличие взъярило Белстера. Схватив Пони за плечи, он с силой повернул ее к себе.
— Эвелин мертв! Мы оба знаем это, как и то, у кого теперь его камни. И один из этих камней магнетит, верно? Именно магнетитом убили отца-настоятеля. Ну, и где твой магнетит, девочка? — Прищурившись, Пони перевела на него взгляд голубых глаз; в них ощущалась такая решимость, что Белстер невольно сделал шаг назад. — Пони напала на отца-настоятеля.
— И жалею об этом ничуть не больше чем о том, что принимала участие в уничтожении Бестесбулзибара, — твердо сказала она, хотя скрытый смысл этого заявления был ей неведом.
— Ох, ты сама не понимаешь, что наделала! — запричитал Белстер, отошел от нее и забегал по комнате. — Думаешь, ты оказала услугу нашим друзьям? Себе самой? Выгляни наружу, девочка! Ты видела, чтобы хоть кто-то этим вечером был на улице?
— Это ненадолго, — стояла на своем Пони. — Сейчас монахи и солдаты испуганы, боятся серьезного мятежа, вот и разгоняют всех по домам. Но скоро это пройдет.
— А что насчет бехренцев? Как им придется расплатиться за то, что ты натворила?
— Бехренцы?
— А кого, по-твоему, обвиняют в этом нападении?
Пони насмешливо фыркнула.
— Бехренцы никогда не владели каменной магией, — ответила она. — Их религия рассматривает магические камни не как дар Божий, а как искушение Овиллара, земного воплощения демона дактиля. Жрецы рассматривают камни как способ избежать трудной и честной работы; по их мнению, камни представляют собой большую опасность, если попадут в руки людей, не заслуживающих того, чтобы владеть ими. Мысль, что бехренцы с помощью магических камней могли напасть на отца-настоятеля, просто…
— Ты меня убедила, — перебил ее Белстер. — Ну, а теперь скажи — после того, как ты это сделала, тебе стало легче?
Пони огорченно покачала головой. Неужели он не понимает? Легче, скажет тоже. Она сделала то, что должна была сделать и чего требовала от нее преданность памяти Чиличанков и Коннора, вот и все.
— Теперь благодаря тебе все мы попали в ужасную переделку, — продолжал Белстер. — Не исключено, что следующим отцом-настоятелем станет этот пес Де'Уннеро, и тогда все королевство окажется в таком же положении, как недавно Палмарис.
— Маркворт добивался усиления влияния церкви, — сказала Пони, качая головой. — Ради этого ему нужен был контроль над Палмарисом. Без него…
— Он убил твоих родителей, — без обиняков заявил Белстер. — И только об этом ты и думала. Может, Маркворт и заслуживает своей участи, но только не надо воображать, будто ты сделала это ради нас. Не надо, я говорю! Теперь нам предстоит жить в аду, и костер разожгла ты!
Он вышел, с силой хлопнув дверью, и Пони вздрогнула всем телом от этого резкого звука. Он ошибается, снова и снова повторяла она себе. Какое-то время, наверное, будет трудно, но это быстро пройдет. Скорее всего, город снова перейдет под контроль государства. Людям так будет спокойнее.
Она должна верить в это, иначе все вообще теряет смысл. Ей не стало легче, нет. Она удовлетворила жажду мести, но от этого не исчезла пустота в сердце, возникшая после смерти Грейвиса, Петтибвы и Греди. И Коннора. Теперь, когда ее замысел осуществился, оставалось лишь надеяться, что печаль пойдет на убыль.
— Это сделала она, — той же ночью сообщил госпоже Дасслеронд и Белли'мару Джуравилю Талларейш Иссиншайн. — С крыши, неподалеку от места, где проезжал отец-настоятель.
— Похоже, ты недооценил ее мастерство управления магическими камнями, — сказала Джуравилю госпожа Дасслеронд, но в ее голосе не чувствовалось одобрения.
— Джилсепони сильно пострадала от рук отца-настоятеля Маркворта, — попытался объяснить Джуравиль, хотя и сам чувствовал, что его слова звучат неубедительно.
Она владела искусством би'нелле дасада, она носила дитя Полуночника — все это должно было заставить ее проявить больше мудрости и осмотрительности. Нельзя было осуществлять лишь личную вендетту, нужно было видеть всю картину расстановки сил добра и зла в мире.
— Она действовала необдуманно, — со свойственной ей прямотой заявила госпожа Дасслеронд, — не учитывая того, как ее поступок отзовется на всем остальном. В том числе и на ребенке, которого она носит. Один этот факт должен был остановить ее.
Джуравиль хотел было снова броситься на защиту Пони, но… вовремя прикусил язык. Значит, она нуждается в защите? И что греха таить — он и сам был не в восторге от того, что эта женщина сделала. Еще одна ошибка в череде других, которые она совершила, начиная с тех пор, как покинула Полуночника, даже не сообщив ему о ребенке. К тому же существовали еще и интересы тол'алфар; несмотря на самые дружеские отношения с Пони, Джуравиль смотрел на мир их глазами и никогда не забывал об их интересах.
— Сейчас церковь Абеля полностью контролирует город, — продолжала госпожа Дасслеронд. — И они, без сомнения, будут руководить каждым шагом короля, ссылаясь на необходимость обеспечить его безопасность. Как в таких условиях я смогу увидеться с Данубом Броком Урсальским? Церковь не должна догадываться о том, что мы здесь. Она сделала глупость, Белли'мар Джуравиль. Это поступок человека, не-эльфа, кем Джилсепони и является.
Ее разочарованный вздох подсказал Джуравилю, как сильно Пони упала в глазах госпожи Дасслеронд; и, значит, ее отношение к Полуночнику тоже отныне изменится. Тем более что он открыл Пони тайну би'нелле дасада.
Но что Джуравиль мог сделать, по крайней мере сейчас? Пони оказалась пешкой в игре, захватившей всю Корону, а пешки очень часто приносятся в жертву.
Сейчас в «Друге» собрались десять человек. Трое постояльцев, Белстер с четырьмя своими помощниками — Пони тоже вышла в общую комнату, и Прим О'Брайен умудрился добраться до трактира — и еще двое клиентов, каким-то чудом проскользнувших сюда, несмотря на патрули на улицах. Все вздрогнули от страха, когда дверь внезапно распахнулась и в трактир вошли солдаты.
Одна рука Пони потянулась к сумке с камнями, другая нащупывала меч, спрятанный за стойкой. Однако все они почти сразу же расслабились, увидев, что отряд возглавляет Колин Килрони.
— Господин О'Комели, — сказала она, сделав своим спутникам знак сесть за столики. — Налейте-ка нам эля.
— Как прикажете. Белстер кинулся к стойке и принялся наполнять кружку за кружкой, а Дейнси и Меллори относили их к столикам.
Пока он трудился, Колин уговаривала своих товарищей расплатиться, хотя королевские солдаты считали, что это лишнее. По их мнению, хозяин трактира должен быть в восторге уже от того, что ему представился случай послужить солдатам короля.
Махнув на них рукой, Колин подошла к стойке и бросила на нее набитый деньгами кошелек. Белстер начал было возражать, но понял по ее лицу, что она хочет воспользоваться этим предлогом, чтобы по секрету от товарищей что-то сказать ему и стоящей рядом Пони.
— Говорят, отца-настоятеля сразила магия, — прошептала Колин. — Такая сильная, с какой никому из них сталкиваться не приходилось. — Тут она заметила, что Белстер непроизвольно бросил взгляд на Пони. — Значит, это была ты, — с усмешкой сказала Колин. — Ну, неплохой выстрел, по моему разумению…
— Мир теперь станет чище, — решительно заявила Пони. — Жителям Хонсе-Бира и всей Короны станет лучше жить без отца-настоятеля Маркворта.
— Без него? — с иронией спросила Колин.
Улыбка на лице Пони увяла.
— Он жив? — спросил Белстер.
— Жив и здоров, — ответила Колин. — Сначала сопровождающие его монахи подумали, что он умер, но старый пес каким-то чудом продержался до тех пор, пока уже в аббатстве его не принялись исцелять с помощью камней. И они вытащили его, хотя и твердят, что это чудо. Дескать, не иначе как сам Бог не позволил отцу-настоятелю умереть в такое трудное время.
Белстер со стоном тяжело навалился на стойку. Хотя он и сердился на Пони, но в глубине души надеялся, что ее поступок избавит мир от Маркворта.
Пони же, казалось, была полностью опустошена.
— Не может быть, — прошептала она одними губами, как будто ей не хватало дыхания. — Я нанесла ему такой удар! Его голова взорвалась, и никакому камню не под силу собрать эти осколки вместе. Я убила его.
— Хотелось бы, но… Нет, ты не убила его, — ответила Колин и улыбнулась Пони, подбадривая ее. — Ты храбрая девочка, — добавила она с оттенком уважения.
В этот момент к стойке подошел один из королевских солдат, и улыбка Колин увяла.
— Не можете договориться о цене? — спросил он.
— Добряк Белстер угощает нас бесплатно, — ответила Колин. — И спрашивает, как скоро люди смогут ходить по улицам. Без клиентов ему недалеко и разориться.
— Это отцу-настоятелю Маркворту решать, — ответил солдат, — или королю Данубу, если запрет не будет снят до его прибытия.
Он бросил суровый взгляд на Белстера и Пони. У нее перехватило дыхание. Вместе с этим солдатом она воевала под Кертинеллой, и сейчас оставалось лишь надеяться, что маскировка помешает ему узнать ее. Наконец он пошел обратно… оглядываясь, как будто заподозрил что-то.
— Он всегда такой, — объяснила Колин.
— Ты уверена, что отец-настоятель жив? — негромко спросила Пони.
Колин кивнула.
— Я сама его видела, в окружении монахов. Говорит немного невнятно, но на ногах, и в глазах то же безумие, не сомневайся!
— Будь он проклят, — пробормотала Пони, полная ярости и разочарования.
Как такое может быть? Теперь она понимала, что он опаснее, чем она думала. Его следовало убить.
И она пыталась сделать это.
— Камень нашли глубоко в металлической стенке кареты, — рассказал Талларейш, снова вернувшись к госпоже Дасслеронд.
На этот раз она выслушала его одна; Джуравиль неслышной тенью крался по улицам, наблюдая за солдатами, монахами и пытаясь оценить, насколько жестко они зажали в свои тиски Палмарис. Он также собирался поговорить с Пони, если выдастся случай, на что получил благословение госпожи Дасслеронд, хотя она поставила ему жесткие рамки того, о чем он может рассказать Пони.
— Значит, камень прошел через его голову и врезался в стенку кареты, — сказала госпожа. — И он жив?
— Жив. А монахи, которые исцеляли его, сейчас расхаживают по коридорам аббатства, славословя Бога за то, что он совершил это чудо и спас отца-настоятеля.
— Значит, у него была серьезная рана?
— По словам наших разведчиков, никто из монахов не думал, что он выживет, даже когда они начали исцелять его с помощью своих камней, — ответил Талларейш. — Уже началась подготовка к похоронам. Всю нижнюю половину головы ему разнесло. И вдруг спустя всего несколько часов этот человек поднялся, с виду полный сил, лишь чуть-чуть шепелявя и с небольшой припухлостью на нижней челюсти.
Этот образ внезапно восставшего со смертного одра Маркворта неотвязно сопровождал госпожу Дасслеронд и после того, как она отослала Талларейша, попросив его приглядывать за Джуравилем. Оставшись одна, она пробралась в свой укромный уголок на крыше.
Эльфы не используют каменную магию. Тем не менее госпожа Дасслеронд лучше всех остальных тол'алфар представляла себе, какой мощью магические камни обладают. У нее не укладывалось в голове, как Маркворт, самый обычный человек, тем более такой старый, мог остаться в живых после подобного удара. Однако он уцелел и даже чувствовал себя совсем неплохо!
Дасслеронд долго жила на свете, знала историю этого мира, легенды различных рас и народностей. Знала она все и о демоне дактиле. Вот почему то, что случилось с Марквортом, по-настоящему испугало ее.
