На афганскую войну я попал достаточно буднично. В июне 1983 года был переведен в Пржевальский пограничный отряд. Как сейчас помню, прибыл в Пржевальск 22 июня — в день рождения моей мамы. А 2 сентября поступил приказ сформировать команду из числа военнослужащих отряда для отправки в ДРА, в подчинение оперативной группы, находившейся в Гульхане.

При формировании в состав нашей заставы попали не самые дисциплинированные бойцы. Многие прибыли из других подразделений, а как известно, никакой командир не отдаст своих лучших подчиненных. В результате к нам прислали самых больших любителей гауптвахты. Поэтому главным напутствием нашего начальника отряда Ивана Петровича Коленчука нам — офицерам убывающей в командировку заставы было: по прибытии обязательно провести боевое сколачивание личного состава. Как это ни странно, в Афганистане, в сложных условиях боевой обстановки бывшие нарушители воинской дисциплины проявили себя с положительной стороны.

Боевая обстановка оказывала дисциплинирующее влияние, сплачивая коллектив, однако отдельных нарушителей дисциплины приходилось «приводить в чувство». Для этого на заставу прислали двух сержантов — коммунистов. Одним своим внешним видом эти здоровяки убеждали бывших отпетых нарушителей дисциплины соблюдать Устав и вести себя как положено пограничнику. Уже в Афганистане эти два сержанта оказывали, нам офицерам, неоценимую помощь в деле воспитания личного состава. Кроме того, всех подчиненных предупредили — за любое серьезное нарушение воинской дисциплины нарушитель будет отправлен в Союз, с лишением всех льгот. Это было одной из самых действенных мер — нарушений дисциплины на нашей заставе было совсем мало.

Как сейчас помню одного из пограничников — рядового Александра Черникова. Он был худощавым, на вид щуплым — килограмм пятьдесят веса, но выносливым. До командировки за различные нарушения дисциплины у него «на счету» было почти сорок суток гауптвахты! Однако в Афганистане он был одним из лучших бойцов подразделения. Будучи в составе расчета группового оружия, при своей комплекции, умудрялся таскать на себе килограмм 16 груза, в том числе — ствол от АГС -17 (автоматического гранатомета) и при этом обеспечил выполнение всех поставленных расчету задач. За умелое выполнение боевых задач Черников был удостоен медали за «Отличие в охране Государственной границы». Правда, награда нашла героя лишь через полгода после того, как он был демобилизован.

В октябре 1983 г. личный состав подразделения прибыл в Афганистан. Наша застава была придана 2-й ММГ Мургабского отряда, которой командовал опытный офицер майор Виктор Серенкин и дислоцировалась в оперативной группе «Гульхана». В «обстановку» нас вводили постепенно — офицеры имели возможность провести рекогносцировку, изучить местность и районы минирования, провести занятия по действиям в засаде и боевое сколачивание личного состава. Наиболее сложные элементы боевой подготовки: соблюдение боевого порядка при движении в горах в составе подразделения с полной боевой выкладкой; ведение наблюдения за местностью во время движения; работа расчетов группового оружия и боевых групп при внезапном нападении или обнаружении противника; развертывание и занятие оборонительных позиций на естественных складках местности отрабатывались постоянно в ходе движения к местам засад и непосредственно в ходе реальных действий по обстановке.

Фактором, который во многом сыграл положительную роль в успешных действиях подразделения являлось то, что начальник заставы Сергей Дурягин был не новичком на афганской земле. Он, в составе Сборного боевого отряда до этой командировки уже проходил «обкатку» в Афганистане, имел боевой опыт и во многом помог личному составу и мне освоиться в боевой обстановке.

Застава была активно задействована руководством оперативной группы в засадных действиях на направлениях возможного движения караванов. В соответствии с планами командования на вертолетах, либо на БМП, а затем в пешем порядке мы выдвигались в тот или иной район афгано-пакистанского участка границы в зоне ответственности ОВГ. Занимали позицию и, находясь в засаде неделю, а иногда и больше, вели разведку вероятных направлений движения душманов и наблюдение за местностью. Задачей заставы было обнаружить караван, вступить с ним в огневой контакт, сковать противника до прибытия резервов опергруппы и бортов с десантниками. Примечательно, что мы выходили на задание без знаков различия, без погон. Офицеры, сержанты и рядовые в одинаковых ХБ.

В ноябре 1983 года шла операция по ликвидации крупного каравана душманов, с оружием и боеприпасами, который должен был идти из Пакистана в Афганистан в зоне ответственности Восточного пограничного округа. Для участия в операции привлекались резервы округа, в том числе и наша застава от Пржевальского отряда.

Нас, периодически, высаживали в том или ином районе. Мы выставляли засаду и ждали караван. Через неделю застава возвращалась в пункт постоянной дислокации, мылась в бане, в течение трех дней несла службу по охране оперативной группы и приводила себя в порядок. Затем ее выбрасывали в новый район.

Было известно, что караван идет из Пакистана с оружием и боеприпасами. Данные о попытке прорыва были получены заблаговременно — разведка предупредила, что караван будет большой — около 700 человек. Из них охранников — 400, остальные — «ишаки». Нас же было 50 человек — штатная застава.

Ожидание длилось довольно долго. Наконец, караван двинулся через границу вглубь Афганистана. Нас высадили на возможном пути его движения. Кроме нашей заставы район блокировало еще несколько подразделений. Так получилось, что караван вышел на засаду ДШМГ, стоявшей по-соседству.

Случилось это на правом фланге зоны ответственности Опергруппы в районе «Байдар-поста». Караван с оружием напоролся на засаду десантно-штурмовой группы. Он был довольно большим — множество вьючных лошадей и ишаков, численностью сопоставимой с батальоном, Пограничников было менее пятидесяти человек. Тем не менее, застава «ДэШаГ» вступила в бой.

Началось интенсивное и очень жестокое боестолкновение, в ходе которого противники сблизились на расстояние броска гранаты, а в отдельных случаях дело доходило до рукопашной схватки. Десантникам удалось отбить натиск. Отступив, охранники каравана блокировали позицию заставы ДШГ, а караван двинулся дальше — в обход пограничников.

На пути вероятного движения каравана командованием опергруппы с вертолетов и на БМП было выставлено еще несколько подразделений. Одно из них 1 застава 2-й ММГ Мургабского отряда к исходу дня заняла господствующую высоту. Опустилась ночь, а с рассветом пулеметчик заставы увидел у подножия высоты большое стойбище. Оказалось, караван подошел к той самой высоте, где занимали позицию пограничники и, выбившись из сил, остался там ночевать. Душманы были как на ладони, и пограничникам заставы ничего не оставалось делать, как открыть огонь на поражение. Вскоре подключились «борты», подошли резервы. В ходе затяжного боя караван был разгромлен без потерь с нашей стороны. Большое количество душманов сдалось в плен.

Начальник разведки опергруппы поставил нашей заставе задачу — найти на поле боя все возможные документы. Там мы обнаружили погибших душманов. Запомнилось, что у каждого члена этой банды был отличительный знак — на одном из пальцев руки перстень из лазурита. Мы собрали все эти трофеи и, вместе с найденными документами, передали в разведотдел группировки. Отрадно было отметить, что никто из подчиненных не попытался присвоить себе какой-нибудь «бакшиш». Вчерашние нарушители воинской дисциплины, в Афганистане, показали себя надежными, ответственными бойцами. Единственным подарком, доставшимся нашей заставе, стал трофейный пакистанский чай, который нам выдавали с продовольственного склада перед каждой засадой. Одной щепотки этого ароматного напитка хватало на заварку целого ведра чая.

Некоторые участки местности, где действовала застава, напоминали лунный пейзаж. Ни деревьев, ни травы. Только голые скалы и камни. Дерево у местных жителей было «на вес золота». В засадах в любое время года жилищем и солдат, и офицеров была двухместная палатка «памирка» и армейский спальник. Там, где позволяли местные условия, использовали летники и кочевки пастухов. Несмотря на суровый быт и неприветливый пейзаж, солдаты быстро адаптировались. Они научились из тушенки готовить пельмени, а из толченых сухарей и «сгущенки» — делать торты. В засадах питались сухим пайком: консервированной кашей, тушенкой да чаем и, лишь на «точке» питание было несколько получше. В результате в 1985 году мой желудок не выдержал, пришлось лечь на полтора месяца в госпиталь. После возвращения я снова был командирован в ДРА.

В Афганистане я находился начиная с 1983 по 1989 год, однако не постоянно, а с перерывами (всего 13 командировок, общей продолжительностью в 1,5 года). Примечательно, что в отличие от армейцев, и офицеров КСАПО, офицеры-пограничники Восточного пограничного округа находились в Афганистане в краткосрочных командировках. Через каждые полтора-два месяца нам была положена «побывка». За два месяца накапливалось восемь выходных — вот они-то и считались краткосрочным отпуском к семье. Но, следовало учитывать, что за эти восемь дней нужно было каким-то образом успеть доехать из Афганистана до своей части и вернуться назад. Причем, все это своим ходом, на попутках через перевалы, по горным серпантинам, которые, кому как, а на мое счастье, именно в этот момент оказывались открытыми.

Были случаи, когда на дорогу уходило по три дня в одну сторону. Офицеру в таком случае оставалось только переступить порог дома, поцеловать жену, и тут же собираться в обратную дорогу. Однако даже такой режим командировок для семейной жизни был все же более предпочтительным, по сравнению с двухлетним непрерывным пребыванием на той стороне, как это было заведено в КСАПО. Из-за таких командировок иногда разрушались семьи. Далеко не все жены выдерживали жизнь в постоянной тревоге за главу семьи, самостоятельное воспитание детей в отсутствие мужского плеча. Особенно тяжело в этом смысле доставалось ДШГ и минометчикам. Офицеров этой военно-учетной специальности в Пограничных войсках было явно не густо. Поэтому многие из них провели в командировках не по два года, а в три раза больше. Когда ехали на побывку, офицеры шли на все, лишь бы сократить путь до дома. Я как-то установил личный рекорд — доехал за сутки! Мне «в нагрузку» для доставки в Союз дали двоих демобилизованных солдат, и мы с утра двинулись из Гульханы до Лянгара — «бортом», из Лянгара, на попутной машине — до Мургаба. На Мургаб мы прибыли уже к вечеру, около 20.00.

Последний отрезок — из Мургаба в Ош мне запомнился особо. Ехать предстояло на машине Ошской военной автоколонны. Командиры там были военные, а водители — гражданские. Договорившись с водителем автобазы о доставке в Ошский аэропорт, я увидел, как он прикручивает тормозной шланг проволокой. Ехать предстояло через горные серпантины, пролегавшие на высотах около пяти тысяч метров. Названия на маршруте Ишкашим — Мургаб — Ош говорили сами за себя: перевалы «Прощай молодость», «Ак-Байтал» — в переводе с киргизского «Белая лошадь» (4655 м), «Кызыл-Арт — Ворота Памира» (4280 м), «Талдык — или как его называли водители Ошского автобатальона «Тещин язык» — на нем тридцать три поворота (высота 3680 м, перепад высот от подножия до верхней точки 800 метров). С одной стороны дороги скалы, с другой — глубокие пропасти, на всем маршруте движения — таблички с именами погибших. Словом, без тормозов никуда, а тут — такое! Дальше — больше. Водитель достал бутылку водки и предложил мне выпить, я конечно отказался. Тогда он выпил пару пиал, и предложил ехать. Я обомлел, конечно, но ехать-то нужно! Другой транспорт может подвернуться лишь через несколько дней. Водитель меня успокоил:

— Ты не волнуйся, это чтобы не заснуть за рулем, мы тут всегда так ездим…

К 04.00 мы перевалили через горы и, преодолев «Тещин язык» начали спускаться с перевала в долину перед «Гульчей». Тут-то у ЗиЛа отказали тормоза. Ручной тормоз я держал двумя руками, упершись ногами в переднюю панель. Однако машина все равно продолжала движение. Мы вылетели с дороги, и перелетели через канаву на пашню. К счастью, все обошлось. Откажи тормоза на полчаса раньше…

Однако гонка со временем продолжалась. Оставался последний участок от Оша до Пржевальска. Его предстояло преодолеть на самолете. Приехав в аэропорт, я увидел непробиваемую толпу народа у билетных касс. Подхожу и громко заявляю:

— Так! Дайте-ка мне пройти! Я из командировки — у меня льготы!

Как ни странно, никто не удивился. Хоть в те времена официально о войне в Афганистане не рассказывалось, в Киргизии все прекрасно знали, что там происходит. Да и мой внешний вид — полевая форма, горные ботинки с триконями, зашнурованные проводом от полевого телефона, не оставляли сомнений — откуда я прибыл. Словом, очередь молча расступилась, я купил билеты и около 10 утра уже был в Пржевальске.

Таким образом, я доехал до места назначения за сутки вместо обычных трех. К сожалению, эта гонка дала о себе знать — неожиданно заболело сердце. Я отправился в санчать. Там меня принял наш отрядной врач — Яков Ставертий. Осмотрев меня, он спросил:

— Ты за сколько суток доехал до Пржевальска?

— За сутки.

— Вот тебе и результат! Ты же знаешь, какие перепады высот на маршруте? В Пржевальске 1800 метров, на Мургабе — 3600, перевалы свыше пяти тысяч, а ты преодолел эти высоты без положенной 10-дневной акклиматизации! Поэтому сердце и болит. Ну, ничего, поболит и пройдет.

Действительно, к концу побывки боли прошли.

Одной из самых серьезных трагедий для пограничников КВПО в ходе афганской войны стала гибель в ноябре 1985 года почти половины личного состава Панфиловской пограничной заставы под командованием капитана Владимира Рослова, которые попали в засаду. Трагедии способствовал ряд обстоятельств.

Боевые действия на границе Пакистана сводились к предотвращению поставок оружия, снаряжения и боеприпасов противнику на территорию Афганистана. Бывало так, что после того, как мы блокировали район, у душманов не оставалось боеприпасов даже на то, чтобы воевать с конкурирующими группировками. В Вардуджской щели примерно на половине пути от Гульханы до Бахарака находился опорный пункт, в котором базировался противник. Оттуда душманы периодически предпринимали вылазки против пограничников и подразделений царандоя (афганской милиции). Наша застава тогда находилась в боевом охранении на высотке, имевшей наименование «25-й». Это был передовой пост прикрывавший объект «Тергерен», где находились наши подразделения. От нас до басмачей было около трех километров.

Оперативная группа подготовила операцию по взятию бандитского логова, которое находилось в кишлаке Чакоран в глубине ущелья. Этим маршрутом по щели в самом начале афганской эпопеи уже проходил Ошский армейский полк. Полк задачу выполнил, но понес крупные потери.

Моей заставе была поставлена задача — выдвинуться к тому месту, где находился пост противника (у перевернутого БМП) и обеспечить проход бронегруппы по дороге в сторону Чакорана. В подготовке своего личного состава я был вполне уверен. На тот момент мои подчиненные были обучены и натренированы так, что могли открыть прицельный огонь на подавление из всех видов штатного, в том числе группового оружия через несколько секунд после подачи команды «к бою!». В случае если бы противник попытался напасть на нас, его ожидал в ответ шквал сосредоточенного огня из АГС, пулеметов ПК, автоматов и снайперских винтовок. При этом все действовали настолько слаженно, что мне как командиру было приятно управлять подразделением. Пригодилось все то, чему меня обучили в училище.

Накануне начала операции ее внезапно отменили. Чуть позже выяснилась причина. Оказалось, в районе кишлака Ярим подразделение пограничников, которым командовал мой бывший сослуживец по Панфиловскому погранотряду капитан Володя Рослов попало в засаду.

Его застава базировалась в Зардевской щели, неподалеку от кишлака Бахарак, где располагался армейский батальон. Накануне операции ей была поставлена задача, схожая с нашей — перейти реку, находившуюся рядом с местом дислокации, выдвинуться на господствующую высоту, обеспечить высадку минометной батареи для «работы» по Чакорану. Накануне операции на Гульхане была развернута Оперативно-войсковая группа. Сменилось руководство. Опытнейший генерал Евгений Николаевич Неверовский до этого командовавший опергруппой был переведен к новому месту службы. Управленческое звено было заметно усилено, но, в то же, время пришло много новых офицеров, не имевших опыта боевого управления и не знавших подробно рельефа местности. Как правило, боевая задача руководством Опергруппы ставилась непосредственно командиру подразделения, с указанием на карте маршрута движения, мест преодоления водных преград, рубежей регулирования, ориентиров и возможных мест засад и минирования. Выдвижение подразделений по маршруту прикрывалось или контролировалось бортами с воздуха. Но, в условиях дефицита времени, постановка задачи на передислокацию части подразделения Рослову была произведена по радиостанции. При этом, по какой-то причине, с подразделением некоторое время отсутствовала связь. Связь была восстановлена лишь после того как наши «борты», производившие боевой вылет, зависли над заставой и Рослов дал команду на включение радиостанции в дежурный прием, объяснив отсутствие связи севшими аккумуляторами. После подтверждения и уяснения полученной задачи подразделение приступило к подготовке ее выполнения. Это заняло определенное время. Пока группа готовилась к выходу, начало садиться солнце. Пятьдесят процентов подразделения оставалось на посту, вторая половина отправилась в путь. Вместе с капитанами Рословым и Наумовым выдвинулись 25 пограничников. Ответ на вопрос: почему группа сразу не переправилась через речку и не начала подниматься на плато к указанному месту новой дислокации, на мой взгляд, кроется в понимании следующих немаловажных факторов. Дело в том, что горные речки при их кажущейся безобидности имеют свойство очень быстро меняться. Если утром, после ночного сброса натаявшей с гор воды это — спокойный горный ручей максимум по пояс глубиной, который вполне можно форсировать вброд, то к вечеру перед вами ревущий горный поток, способный сбить с ног и утопить любого, кто посмеет с ним поспорить. И поскольку группа Рослова начала выдвижение во второй половине дня, осуществить переправу без специальных средств и риска потерять людей ему не представлялось возможным. Видимо поэтому, Рослов начал движение вверх по течению реки в поисках моста или брода, в надежде, что в более широком месте ущелья речка будет более спокойной. Наверное, если бы он двинулся вниз по течению в сторону Бахарака, где находились армейцы все сложилось бы иначе. Но история не знает сослагательного наклонения. Группа Рослова двигалась вдоль реки, вверх по Зардевской щели. Личный состав был достаточно нагружен, имея трехдневный сухпай, тройной боекомплект, приборы ночного видения, спальники и т. п. А когда тяжелогруженый человек двигается в горах, его внимание от усталости рассеивается. С момента прибытия подразделения

Рослова в Афганистан прошло около месяца, но, в отличие от других, оно не ходило — ни в засады, ни рейды, постоянно находясь в указанном месте дислокации. Опыта передвижения в горах в боевом порядке у личного состава не было. Солдаты не были тренированы в движении в составе подразделения с полной боевой выкладкой, а офицеры не имели боевого опыта управления подразделением при движении в горной местности. Скорость движения группы была небольшой также из-за того, что приходилось подыскивать место брода.

Душманы — опытные психологи. По тому, как двигаются наши солдаты, они сразу же смогли определить уровень боевой подготовки подразделения. Поняв, с кем имеют дело, они периодический начали вести его обстрел, ранив офицера Наумова, после чего Рослов прекратил движение, вышел на связь и доложил обстановку в Гульхану. В Зардевской щели, выше по течению находилась еще одна наша точка и на этот момент ничего не предвещало беды. Из Гульханы последовала команда выйти на связь с этим подразделением и обозначить себя ракетой. Поняв, что группа движется не в заданном направлении, поступила команда перейти через речку, вернуться вниз по течению и занять указанное место новой дислокации. За время движения и вынужденного привала заставы в районе кишлака Ярим, душманы успели организовать засаду, заняв позиции выше пограничников на склоне горы и с другой стороны реки напротив заставы. После привала пограничники попытались переправиться через реку, но были встречены перекрестным огнем в упор из кустов с противоположной стороны реки и с левого склона горы. Для душманов они находились как на ладони. Единственным спасением были валуны, которые находились в этом месте. Личный состав подразделения был не готов к такому развитию событий. В условиях внезапного кинжального огня с двух сторон необстрелянные бойцы не смогли использовать эти естественные укрытия для защиты от разящих их выстрелов. Отчаянно отстреливаясь, они перебегали с места на место, в надежде найти убежище от огня противника, но душманы расстреливали их и с тыла, и с фронта и с фланга. Организованный ответный огонь по нападавшим вели несколько бойцов, офицеры и старшина заставы из пулемета. Радист группы успел выйти в эфир и передал сообщение: «Нас уже мало осталось в живых. Скорее «борты!». Бой был скоротечным, силы были не равными, внезапность нападения и численный перевес были на стороне противника. Впоследствии выяснилось, что в засаде на «панфиловцев» участвовали три банды общей численностью до полутора сотен человек. Ребята сражались героически, никто не сдался в плен. Когда борты, из Гульханы в сумерках прибыли в район боестолкновения, все было уже кончено, внизу была тишина. Четверо пограничников по какой-то причине находились несколько в стороне от основной группы и когда бой, был закончен, ночью смогли вернуться на базу, где с капитаном Заикой оставалась вторая половина подразделения. В условиях темного времени суток, без команды с Гульханы, боясь попасть в засаду и потерять людей замполит заставы не рискнул выдвигаться к месту боя. Услышав интенсивную стрельбу, пограничники с «точки», которая находилась в Зардевской щели выше по течению во главе с капитаном Трегубовым попытались выдвинуться к Рослову на помощь, но наткнулись на мощный пулеметный огонь из ДШК и вынуждены были вернуться назад. Засада была организована по всем правилам военной науки.

Раненых пограничников душманы безжалостно добивали выстрелами в голову и в место, откуда берутся дети. У многих погибших камнями были размозжены черепа. Как ни удивительно, но двое пограничников из группы Рослова выжили. Одного из них израненного душманы пытались добить ударом штыка в грудь, но лезвие не дошло до сердца. Второму выстрелом в упор стреляли в мошонку. Из-за того, что они не подавали признаков жизни, их посчитали мертвыми. Ночью, после того как враги ушли, они пришли в себя и, помогая друг другу, начали движение в сторону основной базы. Один из пограничников из-за тяжелых ранений двигаться совсем не мог, и товарищ спрятал его в арыке. Но другой, смог добраться до своих, и рассказал где находится раненый боец, он был спасен.

Через день, после проведения воздушной разведки, в район боестолкновения высадилась ДШМГ Восточного округа. В ходе специальной операции часть бандитов из близлежащих кишлаков, у которых нашли оружие, снаряжение, обмундирование погибших пограничников были схвачены, те кто не хотел сдаваться и пытался бежать были уничтожены. Остальные привезены на Гульхану, допрошены и переданы ХАДовцам (национальной службе безопасности Афганистана). Те с ними не церемонились, все у кого были найдены неопровержимые доказательства их участия в засаде на пограничников, по законам военного времени были расстреляны. Девятнадцать обезображенных тел пограничников были доставлены в Гульхану, а затем в Мургаб. При осмотре тел выяснилось, что капитану Наумову пуля попала прямо в сердце, а Рослов, чтобы не попасть в плен подорвал себя гранатой — офицеры отстреливались до последнего. Вечная память офицерам и солдатам до конца выполнившим свой воинский долг! И пусть простит меня тот, кто считает, что моя версия изложенного в деталях не совпадает с тем, что произошло много лет назад.

В Афганистан, на войну, я попал довольно случайно (бывает и такое). В 1984 году служил офицером, в звании капитана, Маканчинского пограничного отряда, в Восточном Казахстане. В конце года мне была поставлена задача — сопроводить в Мургабский пограничный отряд группу солдат и сержантов, откомандированных для дальнейшего прохождения службы в Афганистане. Предполагалось, что по прибытии на место, я передам бойцов по списку, и домой!

Но, когда я добрался до места назначения, выяснилось, что в отряде нет офицера, который сопроводил бы вверенных мне военнослужащих до конечной точки назначения — гарнизона Гульхана, где им предстояло служить. А это уже территория ДРА. Попрепиравшись в штабе, я понял, что деваться некуда и повез ребят через Ишкашим к новому месту службы.

Гульхана была крупнейшей базой советских пограничников в северо-восточной части Афганистана. Если взглянуть на карту, то в этом месте территория ДРА напоминала длинную вытянутую кишку, отделявшую территорию Советского Союза от Пакистана. Она находилась в зоне ответственности нашего Краснознаменного Восточного пограничного округа (КВПО), в то время как остальное афганское приграничье было под контролем Среднеазиатского пограничного округа (КСАПО). Территория вроде небольшая, но крайне сложная, с точки зрения рельефа местности. Горы — за четыре тысячи метров, глубокие ущелья, почти полное отсутствие дорог, сумасшедшие ветра, постоянно меняющаяся погода.

Неудивительно, что взять под контроль границу в этих заоблачных высотах было непросто. Пограничная группировка КВПО с трудом продвигалась вдоль ущелий, беря под контроль стратегические перевалы и ключевые пункты. Действовала она именно от Гульханы, где был оборудован аэродром, покрытый железными полосами, способный принимать за сутки несколько десятков машин. Здесь же были оборудованы склады с продовольствием, оружием, горючим и боеприпасами, а также штаб группировки.

По прибытии в Гульхану, я передал личный состав и уже собрался, было, назад — в Маканчинский отряд. Однако, не тут-то было. Ко мне обратился начальник штаба Мургабского отряда майор Владимир Проничев (будущий руководитель Пограничной службы ФСБ России). Он предложил мне остаться в Гульхане, попробовать себя в боевом деле. Мол, на счету каждый офицер, операции одна за одной, чего тебе киснуть в Маканчи?

И действительно, подымалось тогда. Любой военный человек для того и служит, чтобы попробовать себя в реальном бою, а не в размеренной жизни между столовой и плацем. Была — не была. Вот только я был в повседневной форме. Оказалось, это быстро решаемо. Очень быстро я получил маскхалат, снаряжение, оружие и боеприпасы и отправился на очередную «проческу».

Повоевав пару недель, я вернулся в Мургаб, считая, что моя командировка на этом окончена. Тут выяснилось, что я глянулся командованию отряда. Оно связалось с моим начальством и товарищи командиры уже все решили! Одним словом, вместо того, чтобы ехать в Маканчи, я вернулся обратно в ДРА — начальником заставы мотоманевренной группы (ММГ).

По прибытии к новому месту службы принялся вникать в обстановку. Ее суть заключалась в том, что пограничники поначалу контролировали Зардевское ущелье. Оно начиналось у советской границы и уходило вглубь Афганистана до Файзабада, где уже была зона ответственности армейцев из ОКСВ. От Зардевского ущелья расходился запутанный лабиринт ущелий поменьше, в которых активно действовали банды душманов. Самой крупной из них было формирование непримиримого бандглаваря Наджмутдина из Исламского общества Афганистана.

Действуя от базы в Гульхане, пограничники постепенно вытесняли противника, выставляя в ключевых точках гарнизоны мотомангрупп и посты. Сначала гарнизоны стояли в Гумбаде и Сархаде, затем к ним добавился Бандар-Пост, Рабати-Чихельтон и Гардана. Чем-то это напоминало игру в шахматы, где противники стремятся одну клетку, затем следующую. Только эти клетки находились на топографической карте.

К маю 1985 года в Гульхане, на базе оперативно-войсковых групп Мургабского пограничного отряда и Ишкашимской комендатуры Хорогского пограничного отряда, была создана оперативно-войсковая группа КВПО. В нее были включены управление, ДШМГ, две ММГ, авиагруппа из состава Бурундайского авиаполка и Уч-Аральской эскадрильи и подразделения обеспечения. В гарнизоне находилось до 900 солдат и сержантов и около 100 офицеров и прапорщиков.

В мангруппе меня определили командовать минометчиками. Поскольку боевые операции шли одна за другой, у моих подчиненных не было недостатка в боевой практике. Они стреляли быстро, слаженно и точно. Правда, когда прибыла очередная комиссия проверяющих из Москвы, моему подразделению снизили балл за неуставную изготовку к бою. Мол, стреляете точно, но не так, как положено. Однако, в боевых условиях точность все же была важнее. Мои подчиненные отлично проявили себя в боевой обстановке и уже через три месяца я был награжден самой важной наградой в жизни любого пограничника — медалью «За отличие в охране Государственной границы СССР».

В период лета-осени 1985 года боевые действия шли по нарастающей. Пограничники, совместно с частями 40-й армии и афганскими подразделениями выдавливали противника, лишая его возможности маневрировать путем выставления выносных постов. В конце ноября мое подразделение, в составе 35 человек, десантировали на высокогорную площадку, в районе кишлака Ярим. Снабжение было возможно только по воздуху.

Следующие четыре месяца мы действовали в отрыве от остальных сил. В условиях высокогорной зимы это было непросто. Из-за погодных условий вертолеты могли долететь далеко не всегда. А если «борты» и приходили, то не могли приземлиться и сбрасывали продукты, дрова и боеприпасы, в режиме зависания на небольшую площадку над глубоким ущельем. Чаще всего эта операция проходила удачно. Но порой, из-за сильного ветра и потоков от вертолета, сбрасываемый груз улетал в пропасть. Тогда приходилось переходить на умеренный паек — сухари и консервированную кильку.

Когда наше подразделение заменили на постоянный гарнизон, оказалось, что оперативно-войсковую группу в Гульхане возглавил Владимир Проничев, ставший, к тому времени, подполковником. По прибытии на основную базу нам дали два дня — отоспаться, а потом последовали новые задачи.

В апреле началась Вардуджская операция. Она проводилась в Вардуджском ущелье, совместно с частями 40-й армии и афганскими сарбозами. Впрочем, на сарбозов особой надежды не было. Они убегали с позиций, как только начиналась стрельба. В ходе операции, продлившейся до июня, удалось вытеснить душманов из Зардевского ущелья и выставить несколько новых гарнизонов, в том числе — Ярим и Изван, Умоль и Гардана. Один из них — Гардану приказали возглавить мне.

Гардана была крупным гарнизоном, вторым, по значимости, после Гульханы. Здесь мне довелось заниматься не столько боевыми вопросами, сколько административно-хозяйственными. Чтобы улучшить питание подчиненных, был создан подхоз — разбили грядки, завели свиней. В результате солдаты и офицеры питались сверх норм положенности. В гарнизоне царила жесткая дисциплина. Солдаты отдавали воинское приветствие, ходили в чистой, отглаженной форме. На проверяющих, то и дело прилетавших из Союза, это производило положительное впечатление.

Несмотря на суровую дисциплину, я своих подчиненных старался не обижать, особенно если речь шла о наградах. Нужно заметить, что кадры тех, кто был «за речкой», не особо жаловали. Получить какую-нибудь медаль было сложно. Но я старался «продавить» представления на награждение. В результате сразу четверо моих бойцов получили медали «За отличие в охране государственной границы СССР» и двое — «За боевые заслуги». На одного подчиненного написал представление на орден Красной Звезды и лично передал его начальнику войск округа, когда тот прилетел в гарнизон. Видя такое отношение, многие солдаты хотели служить именно в Гардане. Ведь, солдаты уважают тех, кто строг, но справедлив!

Уважали наш гарнизон и местные. Нам удалось договориться с муллами и старейшинами окрестных кишлаков. Мол, вы не трогаете нас, а мы — не трогаем вас. Принцип этот работал хорошо, и напряженность вокруг Гардены была невысокой. А если в каком соседнем кишлаке появлялись чужаки, то местные нам «сигнализировали».

Осенью 1986 года наш гарнизон обеспечивал проводку колонн, шедших по маршруту Гульхана — Тергиран — Изван — Умоль — Гардана. Одна из таких колонн шла 12 ноября. Для меня этот день стал особенным…

С утра прошло партсобрание, а после полудня отправили на Умоль очередную колонну. В ней ехали солдаты, которым пришла пора идти на «дембель». Их собрали в Гардане со всех окрестных «точек». В составе колонны шло несколько БМП и тентованных грузовиков. Воздушного прикрытия, которое обычно сопровождало колонны, на этот раз не было. Словно отвлекая внимание душманы атаковали один из постов сарбозов, и все вертолеты ушли туда.

Перед выходом колонны, я рассадил «дембелей» в десантных отделениях БМП, поскольку они ехали без оружия. Колонна без происшествий прошла около десяти километров, до Акшары. Впереди показались развалины какого-то строения, окруженного каменным дувалом. Там-то и скрывалась засада душманов. Они действовали грамотно — беспрепятственно пропустили головной дозор, а затем из всех стволов ударили по основной колонне.

Первым же взрывом, взрывной волной, меня выбросило из люка. Ту все начало развиваться, как в замедленной киносъемке. Гляжу — вторая граната медленно подлетает к борту БМП. Взрыв! Гибнет наводчик-оператор Андрей Иванов, офицер Ризван Алибакаров получает тяжелое ранение. Тут же загорается следующая бронемашина. К счастью, боекомплект в ней не сдетонировал, и она осталась на ходу.

Тут я пришел в себя, попытался отползти в какое-то укрытие. Оказалось, что я был ранен, да еще серьезно контужен. Духи заметили меня и начали поливать огнем. Хорошо, подошла одна из БМП, прикрывшая меня бортом.

Меж тем душманы сосредоточили огонь на грузовиках, полагая, что в них находятся люди. Нужно отдать духам должное — они били точно, с близкого расстояния. К счастью, большая часть солдат находилась в БМП. Я приказал молодым бойцам передать оружие «дембелям». Точность ответного огня тут же повысилась. Вскоре вернулась БМП, шедшая в головном дозоре. Она разнесла дувал, за которым скрывался противник, заставив его снизить интенсивность огня. Другая БМП сбросила с дороги подбитую бронемашину, закрывшую движение.

Колонна начала было движение, но тут выяснилось, что одна из «шишиг» (ГАЗ-66) не заводится. Тогда водитель ЗИЛ-130, шедшего следом за «шишигой», бросил, для прикрытия дымовую шашку, и принялся толкать неисправную машину своим автомобилем. ГАЗ-66 завелся и колонна пошла. Вскоре ей удалось выйти из-под обстрела. Духи еще некоторое время вели огонь вслед, но безуспешно.

В ответ на вылазку, окрестные гарнизоны были подняты по команде «К бою!» С Гарданы в район боя подтянулась разведывательно-боевая группа. Несмотря на приближавшиеся сумерки в воздухе появились вертолеты, которые «обработали» место засады НУРСами и пушечно-пулеметным огнем. К сожалению, опустившийся туман дал противнику возможность уйти.

Наша колонна благополучно дошла до Умоля. Здесь стали считать потери. В результате боя погибло два пограничника, еще восемь получили ранения. Один из раненых, командир отделения сержант Михаил Казин умер от ран на следующий день. Кроме того на месте боя осталась одна сгоревшая БМП.

Несмотря на ночные условия раненых, в том числе и меня, удалось оперативно переправить из Умоля на Гульхану, в медсанбат. Помогли вертолетчики, рискнувшие лететь в темноте. Вскоре из Гульханы меня переправили на советскую территорию — в Ишкашим. Там положили в местную больницу.

В больнице оборудования почти никакого не было, да и питание было так себе. Но врачи сделали, что могли — извлекли осколки, перевязали раны. Дня через три приехали сослуживцы — привезли денег и еды. Мне и другим раненым требовалось квалифицированное лечение. Но в свой округ мы попасть не могли: дорога на Мургаб была закрыта из-за погоды. Отправились в Хорог. А это был уже другой пограничный округ — Среднеазиатский. В Хорогском отряде был только медпункт и нас вновь разместили в местной районной больнице. Она была не лучше предыдущей.

В Хороге мы пробыли три недели. Деньги кончились, так же как продукты и сигареты. У одного из наших раненых началось обострение. По всему выходило, что в нашем отряде про нас попросту забыли. По городскому телефону я несколько раз пробовал дозвониться оперативному дежурному — безрезультатно.

Хорошо, что в Хороге находилась жена начальника оперативно-войсковой группы — подполковника Владимира Проничева. Когда я с ней связался, она сильно удивилась. Оказывается, все в ММГ и опергруппе были уверены, что мы давно находимся в Душанбинском госпитале. Супруга Проничева созвонилась с мужем, и уже на следующий день из Душанбе прилетел вертолет, который вывез нас из Хорога. Затем — переправили в Алма-Ату — в госпиталь Восточного пограничного округа.

В Афганистан я уже не вернулся. После долгого лечения и восстановления получил назначение в Молдавию. Там получил назначение на должность начальника комендатуры. По привычке сразу же начал тренировать личный состав, поднимать их по тревоге «в ружье». Но не учел, что граница мирная, народ расслабленный. На меня посыпались жалобы. Но я был непреклонен — считал, что военный человек всегда должен быть готов к войне.