Мало в отечественной истории найдется войн, где столь многое зависело бы от обеспечения. Тысячи тонн боеприпасов, продовольствия, медикаментов и даже дров — все это необходимо протащить через узкие лабиринты гор, по заминированным дорогам. Колонны-«ленточки», пробивались через душманские засады, под огнем противника и это было не менее важной частью войны, чем боевые операции. А обратно, в Союз, вывозил раненых. Приказ руководства пограничной службы был однозначен — все раненые пограничники должны быть вывезены на советскую территорию, все должны получить максимально возможную медицинскую помощь.

Пограничные медики, тыловики, связисты, инженеры, дорожники — все они воевали в Афганистане наряду с воинами мотомангрупп и ДШМГ, также несли потери, и также стремились сделать все для безопасности южных рубежей страны.

Меня направили на службу в КСАПО В 1983 году — начальником тыла округа. До того, после окончания академии, я четыре года был начальником тыла Бахарденского пограничного отряда, так что Среднюю Азию знал не понаслышке. Готов был и к решению специфических задач. Например, знал, как правильно с учетом 40-градусной жары организовать хранение продовольствия, чтобы избежать отравлений личного состава.

Основная задача тылового обеспечения в новых для нас боевых условиях афганской кампании заключалась в том, чтобы максимально приблизить боеприпасы, горючее и другие материальные средства к пограничным отрядам и мотоманевренным группам. Обстановка требовала интенсивных действий от всех подразделений. Достаточно сказать, что в периоды проведения операций мы в день расходовали в округе 200–250 тонн авиационного керосина и более 100 тонн боеприпасов.

По нормам мирного времени в местах дислокации вертолетов требовалось иметь резерв топлива примерно на три заправки. В боевой обстановке этого оказалось недостаточно. Поэтому на участке границы с Афганистаном, а также в пограничных гарнизонах на его территории мы установили специальные емкости, вмещавшие до 900 тонн авиационного топлива. Для полевых складов горючего использовали резинотканевые резервуары, широко применявшиеся армейскими подразделениями. В каждом отряде был организован неснижаемый запас керосина — 700 тонн. Пополняли его при первой же возможности, не дожидаясь обострения обстановки.

По той же схеме были оборудованы и склады авиационных средств поражения: бомбы, НУРСы. Это позволяло значительно сократить время на подготовку к выполнению боевых задач.

Значительной проблемой для тыловых служб округа был серьезный износ двигателей вертолетов, вызванный даже не интенсивной эксплуатацией машин зачастую на их предельных возможностях, а особенностями самого региона. Все взлетно-посадочные полосы и вертолетные площадки у нас были оборудованы на земле. Мелкий афганский песок, попадая в лопатки двигателей, естественно, многократно снижал их ресурс. Эту проблему помог решить командующий авиацией погранвойск генерал-лейтенант Николай Рохлов. Он договорился с армейской авиацией о выделении нам специального железного покрытия для аэродромов. Им мы оборудовали взлетную полосу в Марыйском авиаполку и часто используемые вертолетные площадки на территории Афганистана. В результате удалось снизить количество вышедших из строя вертолетных двигателей со 100 до 3–5 в год. И тем самым спасти не одну жизнь! Ведь исправная машина — залог успешного выполнения боевой задачи.

За время боевых действия в Афганистане численность войск КСАПО увеличилась в несколько раз, и значительная часть личного состава — порядка 40 с лишним гарнизонов — находилась на территории ДРА. Этот личный состав необходимо было разместить, обеспечить питанием и другими видами довольствия.

Со всеми этими задачами приходилось справляться тыловым службам.

На афганской территории было довольно много зданий, построенных советскими специалистами: больницы, школы и т. д. По мере возможностей мы размещали наши подразделения там. Обсуждался вопрос возведения в местах дислокации ММГ казарм армейского типа, но от этой идеи пришлось отказаться. Численность армейского полка позволяет выставить по периметру оцепление и контролировать подход противника. У нас же людей было значительно меньше: усиленная застава — человек 70—100, мангруппа — 250–300. Мы строили блиндажи, и я считаю это правильным. Блиндаж сконструирован так, что при попадании в него снаряда люди остаются в живых. К тому же вокруг мангрупп всегда были минные поля с двумя выходами, постоянно находившимися под прицелами пулеметов.

Для мангруппы Термезского пограничного отряда мы оборудовали показательный гарнизон, в нем была даже баня с бассейном. На базе этого гарнизона мы проводили занятия с офицерами всех подразделений по обустройству в полевых условиях. Учили, как правильно размещать людей, организовать кухню, прачечную. Этот опыт был необходим, ведь на советской стороне здания возводили строители, а в Афганистане — солдаты под руководством начальника мангруппы.

Конечно, для обустройства и обеспечения наших подразделений на сопредельной территории требовался постоянный подвоз материальных средств, в том числе досок, бруса, инструментов… Объемы колоссальные! Как правило, марш такой колонны превращался в настоящую боевую операцию. Приходилось задействовать бронетанковую технику и авиацию.

Меня как тыловика в первую очередь заботила обустроенность наших военнослужащих. Главная задача, которую я перед собой ставил, заключалась в том, чтобы в сложной боевой обстановке обеспечить людей всем необходимым. Надо отдать должное начальнику тыла погранвойск Г.А. Преображенскому и его заместителю А. Я. Крышко. Они много сделали для обустройства быта подразделений КС АП О. Мы не знали отказов по запросам на технику и материальные средства. Благодаря этому каждое подразделение, включая и те, что находились на афганской территории, нам удалось оборудовать автономными электростанциями, прачечными, большими продовольственными холодильниками, душевыми, хлебопекарнями.

Хорошо была налажена в округе продовольственная составляющая. Все повара проходили специальную подготовку. Хлеб пекли прямо в подразделениях. Продукты, особенно скоропортящиеся, доставляли вертолетом. Ни в одной мангруппе не было случаев нехватки продовольствия или пищевых отравлений.

Конечно, все это достигалось непросто. Перед отправкой колонн или при подготовке к боевой операции мы порой не спали по несколько суток. Хотелось бы вспомнить теплым словом офицеров служб тыла К. Бабича, В. Седова, В. Скворцова, П. Переверзева. Благодаря их работе и труду их коллег сегодня я с уверенностью могу говорить о том, что тыл Краснознаменного Среднеазиатского округа в полной мере обеспечил как проведение боевых действий, так и бытовые нужды личного состава в сложнейший период участия пограничников в боевых действиях на территории Афганистана.

В зоне ответственности нашего Пянджского пограничного отряда на территории Афганистана было изначально 9 сводных боевых отрядов численностью 50–60 человек. Но уже в январе 1982 года к нам стали прибывать штатные ММГ с Дальнего Востока, из Забайкалья, Тихоокеанского и других округов. Они были полностью укомплектованы вооружением, боеприпасами и боевой техникой. В целях обеспечения, в каждое подразделение на территории ДРА ежемесячно направлялись 4–7 колонн по 50–60 машин.

Все объекты жизнеобеспечения приходилось строить самим. Конечно, поначалу они были довольно примитивны. Но в 1983 году к нам начали поступать подвижные технические средства банно-прачечного обеспечения, кухни, столовые, дизель-электростанции.

Наш отряд нес серьезную боевую нагрузку, ведь в нем размещалась Оперативная группа КСАПО. Это накладывало свой отпечаток и на оперативно-служебную деятельность тыла. Требовалось помимо обеспечения своих подразделений работать и на обеспечение оперативной группы, к тому же у нас часто бывал начальник погранвойск генерал армии В. Матросов. Так что работать приходилось практически круглосуточно. Три — четыре часа сна были просто подарком!

За четыре года службы в Пянджском пограничном отряде я отправил в Афганистан около 120 колонн. В операциях по их проводке одной из наших главных задач было сохранение жизни людей, поэтому задействовались и армейские подразделения с танками и артиллерией, и мангруппы, и авиация. Соблюдался строжайший режим секретности, чтобы противник не смог определить точное время выдвижения туда и обратно. Первые годы по прибытии колонны в мотомангруппу мы оставались там на ночевку. Но моджахеды приноровились за эту самую ночь организовывать на нашем пути засады и минировать дороги. Поэтому позднее мы старались не тратить время на отдых. Колонны на максимально возможной скорости прибывали в мангруппы, авралом разгружались и сразу же выдвигались обратно.

По возможности, я находился всегда в первой машине колонны. Это было необходимо для изучения тактики действий бандформирований. Как правило, они рассчитывали на внезапность нападения, и я старался предупредить их действия. На БТР отрывался от основной колонны метров на 300, высматривал места, подходящие для засад. И когда, например, не видел на поле дехкан, нередко давал команду открыть по нему огонь, чтобы спровоцировать противника на обнаружение себя. Не раз в таких местах действительно оказывалась засада, и душманы начинали вести беспорядочную ответную стрельбу. А я в это время уже передавал ориентиры сопровождающим колонну БТР. Около 85 % колонн шли по территории Афганистана с боем.

Я был абсолютно уверен в своих ребятах из автороты и роты подвоза. Однажды плохо себя почувствовал водитель «ЗИЛ-131». Подменить его было некому, и я сам сел за руль. Как обычно, шел первым в колонне. По дороге близ одного из кишлаков колонна попала под шквальный обстрел. И вдруг я увидел, что машины перестроились, встали между мной и кишлаком, откуда душманы вели огонь. Не понимая, почему нарушился строй колонны, я твердо решил устроить подчиненным разгоняй!

По прибытии на место разгрузки я подозвал к себе командира автороты и начал отчитывать его за нарушение порядка колонны. «Товарищ капитан, — смущенно сказал он, — извините, мы специально перестроились — хотели Вас прикрыть». И поругать хотелось, и обнять…

В 1986 году меня перевели в оперативную группу КСАПО. Пользуясь возможностями, которые предоставляла новая должность, я решил освободить пограничные отряды от несвойственных им задач обеспечения опергруппы. Ведь от них требовали и помещений для штаба группы, и размещения военнослужащих. Иной раз проведение операций задерживалось на несколько недель, а людям нужно было есть, стирать, умываться… Отряды просто не справлялись с такой нагрузкой. Мне удалось убедить командование в своей правоте. Отныне опергруппа располагалась в полевых условиях. Теперь, не отвлекаясь на сторонние задачи, отряды занимались свойственными им функциями управления заставами и теми подразделениями, которые не принимали участия в операциях.

Красной нитью через решение всех наших задач проходила забота о безопасности военнослужащих. Прежде чем принять решение по тому или иному виду боя, командиры все тщательно взвешивали. Всегда первыми улетали в район проведения операции я и офицеры, занимающиеся вопросами обеспечения. По прибытии мы подсчитывали и документировали необходимые для проведения мероприятий средства: сколько нужно боеприпасов, топлива, продовольствия и т. д. Проводили разведку. Потом данные отправлялись на утверждение начальнику тыла округа.

Мы обустраивали городок для приема подразделений. Проверяли снаряжение, укомплектованность. На месте отрабатывался весь ход предстоящих боевых действий. Здесь же сооружались объекты тылового обеспечения: кухня, баня, столовая, склад вооружения и ГСМ. Параллельно начинался подвоз материальных средств. В боевые порядки все возили на вертолетах. Доставлялись даже вода и дрова, ведь уже в сентябре ночью на высокогорье была минусовая температура.

Прибывали радиостанции, специалисты отрабатывали каналы связи с округом и подразделениями. Авиаторы изучали местность, на которой предстояло работать. Как правило, в лагере одновременно размещались более 450 человек.

После проведения операции «полевой городок», как правило, сворачивался. Решено было оставить некоторые объекты-склады горючего, блиндажи — только в Шуроабаде, там располагался аэродром, и нам часто приходилось оттуда работать.

Наша опергруппа организовывала военные операции по всему участку афганской границы, начиная от стыка границ Ирана, Афганистана и Туркмении до Малого афганского Памира. По 300 суток в году мы проводили в командировках. Но никто не роптал. Наоборот, те, кому приходилось оставаться в Ашхабаде, чувствовали себя как-то неловко. Все старались уехать непосредственно на территорию проведения операции. Мы знали, что людям в боевых порядках гораздо труднее. И поэтому старались сделать для них все возможное.

Впервые в КСАПО я попал в 1982 году. Мне довелось готовить в медицинском отношении мотомангруппы, направлявшиеся в Афганистан. Мы обучали солдат и офицеров оказанию медицинской помощи при травмах, ранениях и инфекционных заболеваниях. Для каждого подразделения мы готовили нештатных санитарных инструкторов и санитаров-носильщиков. Много внимания отводилось тренировкам по извлечению раненых из боевой техники и способам последующей эвакуации с поля боя. Все действия отрабатывались до автоматизма в любое время дня и ночи.

Занятия проводились по специальной программе, утвержденной начальником Военно-медицинского отдела ГУПВ КГБ СССР полковником медицинской службы Виктором Алышевым. Весь личный состав ММГ проходил вакцинацию. О вакцинах делалась отметка в медицинской книжке каждого пограничника.

В сентябре 1985 года меня, майора медицинской службы, назначили начальником 2-го окружного госпиталя Пограничных войск КГБ СССР, что находился в Ашхабаде. 17 октября в аэропорту Ашхабада меня встречал заместитель начальника Ашхабадского госпиталя по медицинской части подполковник медицинской службы Виктор Рыбаков. Свою жену и сына я отправил в гостиницу, а сам, с Виктором Дмитриевичем, отправился в управление округа, а затем в госпиталь.

В Ашхабадском пограничном госпитале предоставлялась в полном объеме квалифицированная, а также некоторые виды специализированной медицинской помощи. Его специалисты по многим направлениям деятельности оказывали поддержку своим коллегам на нижестоящих этапах медицинской эвакуации, а нам, в свою очередь, активно помогали специалисты вышестоящего управленческого и госпитального звена. Военно-медицинский отдел КСАПО возглавлял тогда подполковник медицинской службы Алексей Мании, а Центральный военный госпиталь ГУПВ КГБ СССР — полковник медицинской службы Александр Горячевский.

По тем временам Ашхабадский пограничный госпиталь был огромным. Открытый 27 октября 1951 года, он был рассчитан на 175 коек, но раненых и больных в нем находилось гораздо больше. Климатические и географические условия региона способствовали возникновению большого количества инфекционных заболеваний. Проведению мероприятий по их профилактике в частях и подразделениях округа уделялось огромное внимание. Специалисты санитарно-эпидемиологического отряда, которым руководил подполковник медицинской службы Прокопий Мылтыгашев, практически постоянно находились в командировках и среди личного состава. Однако количество больных в инфекционном отделении долгое время превышало штатное количество мест во всем госпитале. Для размещения пациентов приходилось устанавливать на территории госпиталя специальные палатки. Особенно в весенне-летний период, когда помимо гепатита и брюшного тифа рос уровень заболеваемости дизентерией. А такое специфическое заболевание, как кожный лейшманиоз в сочетании с брюшным тифом или гепатитом, а иногда и обоими сразу, встречалось только в Средней Азии. Опыту врачей инфекционного отделения могли позавидовать даже специалисты московского НИИ тропической медицины. В те времена это отделение возглавлял подполковник медицинской службы Владимир Михалев. Рядом с пациентами он находился практически круглосуточно! Много делал для восстановления здоровья заболевших и старший ординатор Анагулы Мамедмурадов.

Очень напряженной была работа хирургического отделения госпиталя. Его начальник полковник медицинской службы Иван Авдеев, подполковник медицинской службы Вениамин Сухарьков, старший ординатор майор медицинской службы Тахир Чарыев, служащий врач-реаниматолог Виктор Чеперевский и другие сотрудники порой по несколько дней подряд не покидали госпиталь, особенно во время проведения боевых операций в Афганистане. Все эти люди прошли серьезную врачебную школу, работая непосредственно с огнестрельными ранами и минно-взрывной травмой. Как специалисты они востребованы и сейчас.

Хочется вспомнить добрым словом коллектив психоневрологического отделения. В сложное для округа время это отделение возглавляла подполковник медицинской службы Надежда Новикова, а в последующем — подполковник медицинской службы Александр Кузнецов (позже он возглавил Ашхабадский госпиталь) и майор медицинской службы Виктор Архипов. Часто пациентами психоневрологического отделения становились военнослужащие, которые в ходе боев испытали сильнейший стресс и тяжелейшие психологические травмы. И лишь благодаря отличному коллективу этого отделения, его опыту и творческому подходу к лечебному процессу многие пограничники смогли вернуться в строй. Кстати, в этот период было начато строительство нового корпуса для психоневрологического отделения.

Прибывающие на службу в наш Краснознаменный Среднеазиатский пограничный округ проходили климатическую, служебную и социальную адаптацию. Кому-то было достаточно двух-трех дней, а кому-то требовалось до месяца. В некоторых случаях в период адаптации проявлялись хронические заболевания, которые в Средней Азии обострялись. Были случаи, когда выявлялись ранее не диагностированные заболевания внутренних органов. Во всех этих и других сложных и запущенных случаях пограничники поступали на лечение и обследование в терапевтическое отделение госпиталя. Его возглавляли в разные сроки подполковники медицинской службы Виктор Рыбаков и Владимир Серов. Специалисты этого отделения проводили огромную и трудоемкую работу по восстановлению здоровья не только пограничников, но и членов их семей.

С пациентами всех отделений госпиталя работал начальник физиотерапевтического кабинета Исмаил Ханкиншиев. Его профессионализм позволил ускорить выздоровление тысяч пациентов посредством использования физиотерапевтической аппаратуры, самых современных и высокоэффективных процедур.

Серьезным подспорьем в работе всех отделений госпиталя был кабинет функциональной диагностики. Заведовала его работой Людмила Клышникова. К сожалению, никто не считал, сколько жизней было спасено благодаря ее опыту, такту и умению показать лечащим врачам динамику состояния пациента. Она помогала корректировать лечение и подбирать наиболее эффективные способы реабилитации. Врачи всегда ощущали ее дружеское внимание и поддержку. Сотрудники лаборатории и аптеки много сделали, для своевременной и точной диагностики, обеспечения медикаментами. Часто их вызывали среди ночи к поступившим пациентам. На моей памяти не было случая, чтобы кто-то из них отказался прибыть в госпиталь. Чувство ответственности — это еще одно качество, которое объединяет медицинский коллектив.

Наш госпиталь был всецело ориентирован на своевременное и качественное медицинское обеспечение служебно-боевых задач, которые решались округом. Итог титанической работы слаженного коллектива — высокие показатели возврата пациентов к службе. Без изменения категории годности в строй вернулись 97 % заболевших и 93 % раненых. Этих показателей мы смогли достичь только благодаря тесному взаимодействию с авиацией округа. Наши летчики отправлялись за больными и ранеными в сложнейших условиях боевой и погодной обстановки.

Помимо собственно обследования, лечения, проведения военно-врачебной (врачебно-летной) экспертизы, врачи госпиталя участвовали в военно-медицинской подготовке личного состава спецподразделений, уходивших в Афганистан.

Врачи диспансерно-поликлинического отделения планировали работу в частях и подразделениях округа. Кроме того, осуществляли лечебно-профилактические мероприятия за пределами госпиталя, в том числе и по медицинской эвакуации. Два раза в год группа врачей выдвигалась в пограничные отряды и мотомангруппы, в том числе дислоцированные на территории ДРА, где осуществляла медицинское обследование, а при необходимости и лечение. Так, начальник стоматологического кабинета госпиталя майор медицинской службы Георгий Могильницкий и зубной техник производили помимо обследования полости рта еще и санацию, а также снятие слепков для дальнейшего зубопротезирования нуждающихся пограничников. По настоящее время считаю ошибкой исключение из штата военных лечебно-профилактических учреждений диспансерно-поликлинических отделений. Именно они были изюминкой в эффективной системе медицинского обеспечения пограничных войск. Специалисты этих отделений систематически и функционально осуществляли диспансеризацию, эффективно занимались профилактикой заболеваний непосредственно среди личного состава подразделений границы, активно контролировали и направляли деятельность медицинского персонала в нижестоящем звене.

Работы в госпитале всегда было очень много. При перегрузке решением начальника войск КСАПО и министра здравоохранения Туркменистана студентам старших курсов медицинского института предоставлялась возможность обучаться в стенах госпиталя, оказывать помощь нашим сотрудникам в лечении пограничников. Командование округа в полном объеме знало медицинские проблемы и помогало их решать. Например, при активной помощи начальника тыла КСАПО полковника Евгения Бурченко котельная госпиталя была переведена на природный газ.

Правительство Туркмении и Военно-строительный отдел округа помогли нам с капитальным ремонтом корпусов госпиталя, на выделенные средства мы восстановили территорию, построили лечебный корпус, здания столовой и склада. Обновили асфальтовое покрытие улицы Советских пограничников, по которой пациенты и сотрудники прибывали в госпиталь. Систематически шефствующие организации города передавали в госпиталь кондиционеры, телевизоры, приемники, оргтехнику, продукты на дополнительное питание. Частыми гостями пациентов были артисты советского кино и эстрады: Валерий Леонтьев, Валентина Толкунова, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Николай Рыбников, Роза Рымбаева и другие. В ряде случаев артисты посещали пациентов в палатах. Все эти встречи расценивались врачами госпиталя как мощный дополнительный фактор в лечении.

Расцвету госпиталя и высокоэффективной его работе способствовали регулярные взаимопроверки между Ашхабадским и Душанбинским госпиталями нашего округа. По сути это был обмен опытом между коллегами, направленный на совершенствование лечебно-диагностического процесса. Приезжали к нам однократно и врачи-специалисты из Центрального военного госпиталя КГБ СССР. Московскую группу возглавлял представитель Военно-медицинского отдела ГУПВ КГБ СССР полковник медицинской службы Виталий Чвыков.

В нашем госпитале проводились многие уникальные операции. Так, одному из пограничников пуля пробила кости черепа, прошла как раз между двух полушарий мозга. Благодаря четкой системе лечебно-эвакуационного обеспечения, налаженной в округе, уже через час он оказался на операционном столе. Нам удалось спасти его. Дальнейшее успешное лечение пациент получал в Голицынском госпитале.

Моя служба в Ашхабадском госпитале продлилась до 11 ноября 1988 года, когда меня перевели к новому месту службы. Я горжусь тем, что в Ашхабаде мне довелось служить с моими коллегами — высококвалифицированными и опытными медицинскими специалистами, добросовестными офицерами, замечательными людьми. То были настоящие врачи, верные клятве Гиппократа, которые не отказывали в помощи ни одному больному!

«Внимание, противник подслушивает!» — эта незатейливая на первый взгляд надпись, для меня — связиста, в Афганистане приобрела особый смысл. Анализ первых же неудачных операций пограничников, проведенных в Афганистане, показал: душманы успешно занимаются радиоразведкой и активно прослушивают наш радиообмен. При этом в бандах есть люди, хорошо владеющие русским языком и навыками работы со специальной аппаратурой. С каждым годом войны техническая оснащенность и подготовленность бандформирований только улучшались. К тому же специальными центрами РЭБ (радиоэлектронной борьбы) на территории Ирана, Пакистана, Китая, Турции систематически осуществлялся еще более качественный радиоперехват, радиопеленг и иные методы радиоразведки. Поэтому недооценка технических возможностей врага, нарушение правил скрытого управления войсками (СУВ) и дисциплины радиосвязи порой приводили к поистине трагическим результатам.

Так, одной из причин гибели девятнадцати пограничников Панфиловской заставы в Зардевском ущелье 22 ноября 1985 года вполне могла стать утечка оперативной информации через радиообмен в открытом эфире. Вот как об этом впоследствии вспоминал 1-й заместитель начальника Пограничных войск КГБ СССР генерал-лейтенант П. Вертелко, возглавивший расследование причин этой трагедии: «Все пошло наперекосяк с самого начала. Заместитель начальника штаба оперативной группы майор Губарев уточнял по радио задачу на передислокацию старшему офицеру оперативной группы капитану Трегубову открытым текстом. Тот, в свою очередь, передал приказ начальнику заставы капитану Рослову, не утруждая себя правилами ведения радиопереговоров. Возможно, уже тогда душманы узнали о наших намерениях, запеленговав «беседу» командиров. Кроме того, сама группа Панфиловской заставы при выдвижении сбилась с пути и пыталась уточнить маршрут, связываясь с оставшейся группой по переносной УКВ-радиостанции в открытом режиме.

К таким же трагическим последствиям могла привести даже непродолжительная потеря связи при передвижении подразделений по территории Афганистана в колонне или пешим порядком. Ведь радиосвязь является основным средством управления войсками в современных условиях. Знали об этом и душманы, поэтому командно-штабная машина «Чайка» всегда была первоочередной целью при обстреле колонны.

Говоря об организации связи, как одном из основных видов обеспечения служебно-боевой и оперативно-служебной деятельности, остановимся на примере взвода связи (ВС) резервной мотоманевренной группы Тахта-Базарского погранотряда в 1986–1989 годах. Это подразделение имело сокращенный штат, следовательно, и организация связи там несколько отличалась от штатных ММГ.

Стационарный узел связи в Калайи-Нау размещался в землянке. Левее — располагалась аккумуляторная, в которой кроме резервной батареи щелочных аккумуляторов, обеспечивающей автономную работу аппаратуры при отсутствии напряжения в электросети, стоял резервный бензиновый генератор, использовавшийся при длительной аварии центрального дизель-генератора ММГ. Далее шли капониры, в которых стояли боевые машины взвода связи ММГ: звуковещательная станция ЗС-82 на базе БРДМ-2, КШМ «Чайка» Р-145 на базе БТР-60ПУ и аппаратная КВ-радиостанция Р-140М на базе «ЗиЛ-131».

Правее стационара была оборудована землянка старшего специалиста СПС (связи повышенной скрытности) — криптографа-шифровальщика. Личный состав и командование взвода связи были расселены также в землянке.

Ответственность за организацию и состояние связи нес лично начальник штаба ММГ. Связисты всегда были в зоне его особого внимания.

Служба на стационаре организовывалась в круглосуточном режиме. Продолжительность смены обычно составляла 8 часов. Однако нередко возникали ситуации, когда большая часть специалистов была на выездах в составе двух боевых групп и во взводе связи оставалось 5–6 военнослужащих срочной службы. Тогда в течение нескольких недель боевую вахту на стационаре пограничники несли в двухсменном режиме — 12 через 12 часов.

Все радиотелеграфисты взвода связи, вне зависимости от полученной на учебном пункте специальности, имели допуск и работали на аппаратуре ЗАС. Но «линейщик» и радиотелеграфист Р-140 кроме службы в сменах несли еще дополнительную нагрузку. «Линейщик» при нарушении телефонной связи с постами боевого охранения выходил в сопки, искал повреждение полевого кабеля и устранял обрыв, восстанавливая связь с постами на линии обороны лагеря. Радиотелеграфист в любое время суток обязан был передавать срочное шифрованное донесение разведчиков в управление отряда.

Стационарный узел связи занимал три комнаты. В первую могли заходить военнослужащие, не имеющие допуска, но которые по служебной необходимости должны были общаться с дежурными связистами. В два других служебных помещения допуск имели только начальник ММГ, начальник штаба, прапорщики взвода связи, старший специалист СПС и дежурные радиотелеграфисты смены. Все иные лица, в том числе проверяющие и дежурный по ММГ, могли общаться с дежурным связистом только через окошко.

В аппаратной узла связи размещались как обычное оборудование радиосвязи, так и секретная аппаратура. Заполучить ее в свое распоряжение всегда было одной из желанных целей вражеской разведки в Афганистане.

В 1988 году по мотоманевренным группам в Афганистане был распространен приказ, ужесточающий режим сохранности спецаппаратуры и документации связи. На каждый узел связи и каждому экипажу КД1М были выданы ящик гранат и тротиловые шашки. В случае угрозы захвата секретной аппаратуры связи противником эту «адскую машину» предписывалось привести в действие, возможно, даже ценой своей жизни. По слухам, эти меры были приняты после захвата душманами одной из командно-штабных машин подразделений 40-й армии.

Безусловно, наиболее сложной и ответственной была служба связистов во время боевых выездов. Не каждый может себе представить, в каких условиях приходилось нести дежурство радисту при движении «Чайки» по афганским дорогам. При температуре в тени за 40 под раскаленной на солнце броней, в шлемофоне, зажатый в тесном, трясущемся на кочках отсеке между ревущими двигателями БТР и горячими блоками радиостанций, со струями пота, стекающими по запыленному лицу, связист скорее напоминал кочегара в адской топке, чем представителя войсковой интеллигенции при штабе. Именно на выездах проверялись выучка и мастерство связиста. В боевом рейде все приходилось делать самому, не с кем было советоваться и не у кого просить помощи. В течение недель, а иногда и месяцев все виды службы круглосуточно поддерживались тремя членами экипажа: дежурство на связи, рытье окопов и капонира под «Чайку», боевое охранение в ночное время суток, приготовление пищи в полевых условиях и обслуживание техники. Во время движения боевой группы по Афганистану водитель и дежурный радист непрерывно заняты выполнением своих обязанностей, но и третьему члену экипажа редко удается отдохнуть, даже если перед этим ночью он нес службу. Ведь при движении по вражеской территории, особенно в горах, необходимо вести постоянное наблюдение. Как правило, левый и правый секторы наблюдения делили между собой радист, не занятый на дежурстве, и переводчик. Кроме того, во время остановок в кишлаках при проведении оперативных работ с местным населением связист с «Чайки» охранял старших офицеров, при необходимости обеспечивал связь с КШМ, другими боевыми машинами через носимую УКВ-радиостанцию и даже выполнял обязанности посыльного. Ведь старший боевой группы должен постоянно быть на связи со своими и приданными подразделениями, а также вышестоящим штабом. Этот принцип непрерывности управления в боевых условиях не нарушается ни при каких обстоятельствах.

КШМ «Чайка» — это бронированная машина на базе БТР, не имеющая группового крупнокалиберного вооружения. Поэтому в боевых условиях экипажу КШМ нужно быть готовым решать любые неожиданно возникающие задачи. При прохождении узких перевалов, таких как Ачишка-Абшора, свободный от смены связист вместе со стрелком идущего следом БТР мог по команде старшего быстро вскарабкаться по склонам нависающей сопки и двигаться пешим порядком по гребням сопок в составе боковой походной заставы до выхода на равнину. При обстреле нужно было организовать круговую оборону и немедленно доложить обстановку в управление погранотряда по закрытым каналам связи, вызвать «борты» для поддержки с воздуха или эвакуации раненых.

На практике не всегда все получалось гладко. Дело в том, что в движении «Чайка» поддерживает КВ-связь через антенну зенитного излучения (АЗИ). АЗИ — это как раз те стальные трубы, установленные по периметру немного выше брони, по которым «духи» визуально выделяли в колонне штабную машину. Дальность связи через АЗИ в движении по среднепересеченной местности — до 75 км. Но в горах уверенный прием мог исчезнуть в любой складке рельефа. Нередко связистам приходилось прямо под огнем противника на короткой остановке поднимать телескопическую мачту и на скорую руку растягивать провода диполя в нужном направлении. Правильно ориентированный диполь обеспечивал связь на расстоянии 350 км. Иногда для быстрого установления связи достаточно было лишь немного приподнять телескоп и разбросить провода диполя в разные стороны. Вообще, связисты должны были хорошо ориентироваться на местности, постоянно отслеживая свое положение по карте, не только для того, чтобы в любой момент сообщить в опергруппу квадрат своего местонахождения, но, главное, чтобы правильно определять, в каком направлении находится управление погранотряда или узел связи ММГ. Задачи на выездах действительно приходилось решать самые разнообразные. При проведении засадных рейдов в пограничной полосе могла потребоваться постоянная скрытая телефонная связь с линейной погранзаставой. Тогда связист брал катушки с «полевкой» и в сопровождении стрелка с РПК шел через сопки, прокладывая линию проводной связи от заставы к боевой группе.

Отдельных слов заслуживают водители взвода связи. «Чайки», как и другие БТР в резервной ММГ Тахта-Базарского погранотряда, имели почтенный возраст и солидный пробег в условиях Афгана. Двигатели были изношены, в жару перегревались и еле тянули, тормоза практически не работали, передачи и мосты включались через раз, с заметным усилием. Вождение многотонного БТР с его габаритами и ограниченным обзором — само по себе дело непростое. А езда по горным дорогам с затяжными подъемами и спусками на БТР в таком техническом состоянии и вовсе превращалась в рискованное родео. В колонне было обычным делом, когда на подъеме машина глохла, катилась назад и останавливалась, лишь откатившись задом в сторону. К тому же водительский стаж ребят, управлявших техникой, составлял от полугода до двух лет под самое увольнение. Если одна «Чайка» ломалась, вторая ездила на все выезды до тех пор, пока не разваливалась. Так, практически весь 1987 год на все операции выезжал экипаж 847-й машины, а в 1988 году — 846-й. Конечно, поддерживать техническое состояние БТР, не вылезая из выездов, было очень тяжело. При этом во время боевых рейдов водителям доставалось по полной: за световой день — несколько десятков километров по афганским дорогам, что равносильно нескольким сотням по шоссе. Вечером на стоянке водитель вместе со всеми окапывался, потом «подшаманивал» движки, а ночью дежурил свои часы на связи.

Вот лишь один пример того, какие опасности каждодневно таили афганские дороги. В декабре 1987 года при возвращении с тяжелейшей операции «Дарбанд» водитель «Чайки»-847 Юрий Приходько на затяжном спуске был вынужден поменять передачу. Но передачу включить не удалось и многотонную машину с ускорением понесло вниз. На развилке водителю удалось выскочить на бугор, тем самым остановить БТР и спасти экипаж. Машину сильно тряхнуло, но люди удержались на броне. Все были настолько возбуждены чудесным спасением, что не сразу заметили, что в заднем отсеке не было дежурного радиста Олега Загидуллина. Его нашли без сознания, лежащего на камнях в нескольких метрах от машины с пробитой головой и сломанными пальцами. Олега просто вышвырнуло из заднего люка. От смерти его, видимо, спас шлемофон. Вылетая из люка, головой он ударился о трубы АЗИ и упал на камни. Причем две сваренные между собой стальные трубы АЗИ выгнуло вверх сантиметров на 15. Впоследствии в лагере мангруппы эти трубы выпрямляли весом и силой нескольких человек. Так и ездила «847-я» с гнутой антенной.

В заключение хотелось бы отметить, что, несмотря на всю сложность и ответственность боевой деятельности связистов, взвод связи был единственным подразделением резервной ММГ, в штате которого не было ни одного офицера. И со всем этим сложнейшим оборудованием, поражающим воображение количеством блоков, обилием индикаторов управлялся простой солдат-«срочник» после четырех месяцев учебного пункта.