Глава 31

Воздух застывает в легких. Я смотрю в глаза Мато сквозь стекло его маски кодировщика и чувствую, как стена внутри трещит.

«Нулевой код». «Его написала именно ты» – эти слова кажутся невероятными и безумными… но в то же время что-то вспыхивает внутри.

– Нет, – выдыхаю я, отталкиваю Мато и отступаю назад, спотыкаясь о камни на дороге.

А затем упираю руки в колени, когда перед глазами проносятся воспоминания о том, как гнев охватил всех жителей Саннивейла и как они разрывали друг друга на куски. Мы охотимся за Лакланом с тех пор, как расшифровали вакцину, чтобы заставить его стереть вредоносный код с панелей по всему миру.

А оказывается, что он даже не писал его.

– Давай зайдем, – говорит Мато.

Он тянется ко мне, но я отшатываюсь, и Мато отступает назад, поднимая руки вверх:

– Знаю, на тебя столько всего навалилось, но у нас мало времени. Бринк запускает протокол «Всемирного потопа», и я не позволю ему разрушить мой дом. Мы должны придумать, как остановить его. Давай зайдем внутрь и поговорим.

Я выпрямляюсь и смотрю на дом.

– Я не стану помогать тебе с «Нулевым кодом».

– Хорошо, – говорит Мато. – Это твой код. Мне лишь хочется спасти Энтропию и остановить атаку. И знаю, ты тоже этого хочешь. И вместе мы точно что-нибудь придумаем. Давай просто поговорим, хорошо?

Я откидываю волосы с лица, делаю глубокий вдох и киваю. Мато медленно подходит к дому, словно я пугливое животное, которое сбежит от любого резкого движения. Он проводит панелью по сканеру рядом с входной дверью, и она распахивается, открывая нам вид на большую светлую гостиную. Обхватив себя руками, я осторожно следую за Мато. У круглого камина стоят белые диваны, а на потолке нарисованы бело-фиолетовые орхидеи. Обстановка кажется знакомой, но воспоминания все еще нечеткие.

– В этом доме Цзюнь Бэй написала «Нулевой код», – говорит Мато, отправляясь на кухню, оформленную в серых цветах. – Вернее, именно здесь его закончила. Она начала работать над ним еще в лаборатории вместе с Лакланом, но думаю, что в окончательной версии от него мало что осталось. Цзюнь Бэй много лет работала над кодом. Лаклан выявил инстинкт гнева в Коуле и увидел возможность, как с помощью ее ДНК подавить его или даже стереть навсегда. А когда она покинула лабораторию, отдал ей копию кода, чтобы она продолжила над ним работать.

– Она общалась с ним после того, как ушла из лаборатории?

– Постоянно, – заходя на кухню, отвечает Мато и открывает кран в раковине.

Пару секунд из него раздается шипение и летят брызги, но потом начинает течь вода. Мато закатывает рукава и моет руки.

– Она выбралась из лаборатории благодаря Лаклану. Цзюнь Бэй рассказывала, что убила группу охранников, а потом он проводил ее до дороги, где отдал машину. Он отправил ее сюда, в этот дом – дом Регины, – и так она оказалась здесь.

Дом Регины. Я оглядываюсь по сторонам, рассматривая стены, и натыкаюсь на фотографию, которая висит на стене возле кухни. На ней изображена компания людей, среди которых есть молодая двадцатилетняя женщина, похожая на Цзюнь Бэй. Видимо, такой была Регина, пока не изменила свою внешность. Они все держат на руках гигантскую змею, показывая ее невероятную длину. Женщина смеется. Один из мужчин похож на Бринка, а у другого рыжие волосы. У него другая форма носа и челюсти, а глаза зеленые, но это явно Лаклан. Бринк не соврал, когда сказал, что он изменил свою внешность.

Мато подходит ко мне сзади и снимает куртку с моих плеч.

– Когда Цзюнь Бэй приехала, Регина отдала ей этот дом. Она не могла жить в городе, потому что не хотела изменять себя, но при этом не хотела, чтобы ее нашли люди «Картакса», и поселилась здесь. К тому времени мы уже несколько лет общались в ВР, поэтому я стал приходить сюда и кодировать вместе с ней. И однажды она предложила мне переехать. Все детство она прожила в окружении четырех человек, поэтому больше всего на свете ненавидела одиночество.

Я поворачиваюсь к нему:

– Но ей же было пятнадцать. Как вы могли жить вместе? Сколько тебе тогда было?

– Шестнадцать, – говорит он. – Но ты не так все поняла. Между нами была совершенно другая связь. Мы были двумя разумами, которые работали как единое целое.

– Мато, я помню, что вы целовались.

Его щеки краснеют. Отвернувшись, он принимается складывать куртку.

– Ну, я никогда и не говорил, что мы не целовались.

Он кладет куртку на кухонный стол.

– Именно в этом доме Цзюнь Бэй раскрыла весь свой потенциал. Она начала исцеляться от ран, полученных в детстве, и проявила такую силу духа, что даже Лаклан удивился. Ее коды и раньше были великолепны, но здесь они стали экстраординарными.

Я поворачиваюсь к нему, подхожу к стулу, стоящему у кухонной тумбы, и обессиленно опускаюсь на него. В голове все еще царит сумбур, но зато хоть что-то становится понятно. Именно эти ответы я искала с тех пор, как узнала правду о себе. Оперевшись здоровой рукой на стойку, я делаю медленный, размеренный вдох.

– Так что с ней случилось? Как она стала… мной?

Мато прислоняется к кухонной тумбе рядом со мной, достает из кармана металлическую ручку и начинает крутить ее в левой руке.

– Я все еще не понимаю, с чего все началось, но, думаю, она просто зашла слишком далеко. Мы вместе переписывали наши разумы, учились дроблению и кодировали алгоритмы, которые заменяли те части нашего мозга, к которым раньше никто даже не прикасался. Регина отдала Цзюнь Бэй манжету, а я установил ей имплант. Я установил свой еще за несколько лет до этого, но так и не добился от него многого, пока не начал работать с ней. Ее ум оказался гибким, а еще она никогда не могла вовремя остановиться… поэтому переносила все больше и больше функций мозга на имплант, пытаясь высвободить больше нейронов для дробления.

Он окидывает комнату задумчивым взглядом, словно вспоминает ее здесь.

– Почти все ее тело контролировал имплант. Дыхание, пищеварение… все мышцы, для которых она смогла найти алгоритм. Цзюнь Бэй даже отключила зрительные нервы, чтобы освободить место в зрительной коре, и все, что она видела, обрабатывалось VR-модулем. Она была удивительной, но безрассудной. И при каждом таком эксперименте с имплантом теряла воспоминания. Как-то раз она позабыла, что такое деревья, а однажды ей целую неделю приходилось слушать музыку, чтобы говорить. Поэтому я убедил Цзюнь Бэй определить какую-то часть мозга и закрыть там ее сущность – ее воспоминания и личность, – чтобы она осталась в целости и сохранности. Но это оказалось ошибкой.

По телу ползут мурашки. Не переставая крутить ручку, Мато пересекает комнату и смотрит в окно.

– Я до сих пор не знаю точно, что произошло в тот день. Но когда я вернулся с рынка, то обнаружил, что она впала в кому. Цзюнь Бэй запустила алгоритм, стирающий воспоминания – уничтожающий ее саму. Я знаю, что она звонила Лаклану перед этим, но не знаю, что он ей сказал. Только это испугало ее настолько, что она решилась стереть воспоминания о том времени, что прожила здесь. Она зашифровала все файлы на своей панели, а затем удалила все, что написала в этом доме. Пока я пытался привести ее в сознание, на «Комоксе» прилетел Лаклан. И я просто не успел отвезти ее к Регине.

Он опускает глаза. Внезапно на его лице мелькает стыд – как будто он чувствует себя виноватым передо мной, хотя я даже не знаю, что он сделал.

Мато возвращается на кухню, продолжая крутить ручку.

– Когда появился Лаклан, то сказал, что эти изменения необходимы. Сказал, что мозгу нанесен непоправимый ущерб. А еще ужаснулся, когда узнал, что она совершила со своим мозгом, хотя много лет проводил над ней эксперименты. Пойми… я думал, что ее больше нет. Думал, что она потеряна навсегда. Лаклан сказал, что даже если она очнется, то будет словно ребенок, потому что стерла всю суть своей личности и все свои воспоминания. Что, возможно, она никогда не сможет говорить и тем более звонить кому-то.

Я сжимаю столешницу так сильно, что травмированную руку простреливает боль.

– Ты позволил Лаклану забрать ее.

Мато виновато смотрит на пол.

– Он сказал, что позаботится о ней, и пообещал, что не станет возвращать ее в лабораторию, а оставит в реальном мире. Что найдет кого-нибудь, кто позаботится о ее теле и постарается вернуть ее разум. А я был так сломлен, что едва мог на нее смотреть. Я понимал, что не должен был позволять ей заходить так далеко. Но даже не догадывался, что он так поступит с ней, что перепишет ее личность полностью. Что превратит ее в свою дочь. Клянусь. Я позволил ему забрать тебя, но в конечном счете это свело меня с ума. Обезумев от ярости, я попытался свергнуть Регину, и мне пришлось бежать из города. Когда я попал в «Картакс», мне стало интересно, в каком проекте она участвовала. И я погрузился в работу, что позволило мне подняться по служебной лестнице. Я следил за Лакланом через спутники «Картакса» после того, как он ушел и поселился на озере. Я месяцами наблюдал за ним, и однажды из хижины вышла ты. Подойдя к берегу, ты опустилась на колени, а затем сорвала цветок. И это чуть не убило меня.

Он закрывает глаза.

– Мне хватило одного взгляда, чтобы все понять. Это была не она. Ты оказалась совершенно другой. Когда я понял, что потерял тебя навсегда, то чуть не наложил на себя руки. Я больше не мог на тебя смотреть. Я больше не следил за хижиной через спутники, а погрузился в нейрокодирование… пытался понять, что же произошло с имплантом. Я добился такого прогресса за год, которого не достигал никто с тех пор, как Регина покинула «Картакс», но так и не понял, как спасти девушку, которой ты была.

На его лице появляется горькая улыбка.

– И все это время Лаклан просто подавлял твои воспоминания… подавлял то, кто ты есть на самом деле. Я думал, что ты очнулась и стала совершенно другим человеком, что ты начала все с чистого листа, но мне следовало догадаться. Это был просто очередной эксперимент. Все это время он использовал имплант, чтобы скрыть от тебя твое прошлое – скрыть мое существование – и сдерживать твои таланты. Все это время я мог прийти и забрать тебя, но продолжал считать, что ты ушла. И когда он рассказал мне всю правду, я поклялся больше никогда не совершать такой ошибки.

– О чем ты? – чувствуя головокружение, спрашиваю я. – Когда ты с ним разговаривал?

– Когда он пришел ко мне в Центральный штаб, чтобы рассказать о том, что близок к созданию вакцины и что пришло время запустить код, который вы написали.

Адреналин заполняет мои вены, и я вскакиваю со стула:

– Ты сотрудничаешь с ним?

Мато пожимает плечами:

– Он пообещал мне то единственное, чего мне хотелось, – вернуть тебя. Конечно, я согласился сотрудничать с ним. Как ты думаешь, зачем я отправился в лабораторию «Проекта Заратустра»? Забрать тайных агентов? Я прилетел, чтобы найти тебя и убедить Бринка отправить нас сюда. Ты единственная, кто может остановить это. Лаклан даже не понимает «Нулевой код» и тем более не знает, как им воспользоваться. Ты должна вернуться со мной, потому что только ты можешь его контролировать. Ты единственная, кто знает, как это делать.

Я отступаю, качая головой:

– Но я не знаю как, Мато. И вообще не помню этого кода. Нам нужно найти другой способ остановить «Картакс».

– Их невозможно остановить, – возражает он. – Бринк не отступит. Если ты не запустишь «Нулевой код», то мы все умрем.

– Если ты сможешь достучаться до него…

– Ему плевать, – резко одергивает Мато. – Его уже не остановить, и вирус тоже не остановить, разве ты не видишь? Перекинувшись на голубей, он станет мутировать во что-то новое и более смертоносное каждую неделю. Вакцина не продержится и месяца. Бринк собирается стереть все живое с лица земли, потому что им движет гнев… Он привык мыслить стандартно и считает, что вирус может победить лишь вакцина, а человеческая ДНК должна быть неизменной. Он ни за что не станет превращать себя в кого-то, на кого не может повлиять вирус. Мы доверились «Картаксу» и его способам положить конец этой чуме, но им это не удалось. Пришло время передать эстафету генхакерам. «Нулевой код» поможет сдержать атаку, и они могут сидеть в своих бункерах столько, сколько им хочется. Но поверхность наша. Вместе мы сможем победить вирус… ты и я.

Качая головой, я отступаю назад.

– Должен быть другой выход…

– Как всегда, сражаешься до последнего, – говорит он, поворачивая кончик ручки, которую до этого вращал между пальцами.

На другом конце загорается тусклый синий свет. И при виде него по коже ползут мурашки. Мато нажимает на кнопку сбоку, и синий свет начинает ярко мигать.

Я возвращаюсь к кухонной тумбе и осторожно смотрю на дверь. Мне не добраться до нее, потому что он блокирует выход. Не знаю, что делает ручка, но мне это не нравится.

– Мато, что ты делаешь?

Он наклоняет голову и начинает крутить ручку в левой руке.

– Надеюсь, ты не убьешь меня за это, когда вернешься. Это устройство управляет разъемом в твоей голове. Я предполагал, что ты станешь спорить со мной, поэтому позаботился о том, чтобы добраться до твоего импланта.

Я медленно поднимаю руку к спутанным волосам на затылке.

– Мато, пожалуйста, остановись… давай поговорим. Мы найдем способ связаться с Бринком. Мы убедим его, что протокол «Всемирного потопа» не выход. Он просто паникует. И вряд ли захочет, чтобы смерти миллионов людей остались на его совести.

– На Бринке можно поставить крест, – возражает Мато.

Он перестает крутить ручку, берется за нее обеими руками и сжимает пальцами кончики. Когда он поворачивает ее в разные стороны, в затылке начинает пульсировать. У меня перехватывает дыхание, а ноги слабеют, и я упираюсь в столешницу, чтобы не упасть.

– Я освобожу тебя, Цзюнь Бэй, – говорит Мато. – Тебя сдерживают лишь выстроенные тобой стены внутри сознания. Но я помогу тебе разрушить их. Возвращайся ко мне, мы снова будем кодировать вместе и победим эту чуму, как должны были сделать с самого начала.

Он снова поворачивает ручку, и у меня начинает ломить затылок. В легкие с трудом проникает воздух, а перед глазами все плывет. Я вслепую шагаю в сторону и хватаюсь за стену.

– Мато, прекрати, – выдыхаю я. – Мне больно.

– Я знаю, – говорит он со сверкающими глазами и подходит ко мне. – За последние несколько дней я понял, что твоя истинная сущность возвращается к тебе, лишь когда тебе больно. И я помогу тебе отыскать дорогу обратно ко мне, Цзюнь Бэй.

– Я не Цзюнь Бэй, Мато, – умоляю я. – Она ушла. И сколько бы ты ни мучил меня, это ее не вернет.

– Ох, – вздыхает он, а затем склоняет голову набок и снова поворачивает ручку. – Думаю, ты ошибаешься.