2 сентября, 14.30. Санкт-Петербург, набережная Мойки, дом 12
На набережной было ветрено. С Невы, от ее серо-стальных вод, как всегда, несло холодом и силой. Обычно Еве нравилось бывать в доме Волконских. Из всех музеев и фондов Петербурга именно в этом маг-артефактор чувствовала себя наиболее комфортно. Но сегодня все было иначе.
– Я понимаю нашу спешку, – сказала она Даниилу. – Но интуитивно я чувствую, что мы опоздали.
– Согласен, – несколько угрюмо ответил дознаватель. – И мне это неприятно. Даже не потому, что мы все время на шаг позади преступника, чьи мотивы и действия мне все менее понятны. Просто Волконские близкие мне люди, и я не хочу их подводить.
– Мне тоже они очень приятны и симпатичны. – Ева в очередной раз поправила прическу, хотя ветер тут же вновь вытащил пару прядей из ее пучка. – Я заметила, как вы к ним привязаны.
– Мы служили вместе, – просто объяснил Страж. – И Петр, и Григорий не просто знакомые. Это мои однополчане. Хотя мы видимся редко, но вы же знаете, Ева, такие узы навсегда.
Девушка понимающе кивнула.
– Только давайте сразу не будем их тревожить, – продолжил Дан. – Просто попросим осмотреть фонд.
Маг была с ним полностью согласна, и, когда открылась очередная тайная дверь, которая привела Избранных в настоящий дом Волконских, спрятанный от глаз смертных, девушка постаралась выглядеть приветливой и веселой. Но ее выдали глаза.
– Боюсь, вы не просто на дружеский обед, – тут же заметил Петр, пропуская их в гостиную.
– Хотя мы надеялись, что наша тревога не будет столь заметной, – как можно дружелюбнее усмехнулся дознаватель, пожимая ему руку.
К ним уже спешили остальные. Здесь же были и Григорий, и граф Шереметев, с которым Дан вчера успел договориться о встрече именно у Волконских. Была здесь и невысокая полноватая женщина с роскошными пышными формами. Мари опять выбрала черный траурный наряд, явно портящий ее красоту.
А Мари на самом деле была красива. Лицо в форме сердечка, густые вьющиеся черные волосы, потрясающе проникновенные глаза, правильные черты лица и оливковый оттенок кожи, доставшийся ей в наследство от матери-гречанки. Вот только этот траур придавал этой замечательной коже мертвенный землистый оттенок. Также прямое черное платье на такой фигуре смотрелось как-то куце, прижимало грудь, бедра – будто снятое с другого человека, неудобное, совершенно неподходящее. Даже длина юбки казалась какой-то неверной, уродующей ноги.
Ева невольно поймала себя на мысли, что не может нормальная женщина так сознательно себя уродовать. Это или маскарад, или Мари после смерти любимого просто повредилась в уме. Маг-артефактор, оставив напарника объясняться с мужчинами, шагнула к ведьме. И опять постаралась отбросить новую неприятную мысль, что на сегодня Мари уже вторая представительница этой касты и второй раз за день самой Еве не слишком хочется общаться.
– Мари, – это прозвучало официально-вежливо, заставить себя быть сердечной у мага не получилось, – здравствуй. И прими мои соболезнования. Ник был дорог всем нам. Это… Такая потеря будет болеть долго.
Ведьма кивнула, скорбно опустив голову.
– Он был так молод, – выдавила она. – И так… Такой живой! Этот проект, выставка. Мы наконец-то были вместе.
Ева чуть удивленно приподняла брови.
– Мы просто были вместе, – тут же отреагировала ведьма. – Друзья, партнеры, единомышленники… И все же! – Мари резко подняла голову, упрямо вздернула подбородок. – У меня был шанс!
– Как скажешь. – Ева выставила руки ладонями вперед в примиряющем жесте. – Я видела тебя вчера в доме князя. Но не было возможности пообщаться. И теперь ты тут. Продолжаешь работу? Его светлость просил тебя, пока нет наследника, курировать выставку?
– Князь? – Мари робко улыбнулась. – О нет. Он не говорил со мной. Он потрясен. Но мне передали его заботу. Его светлость даже предлагал мне отдохнуть, оправиться от утраты… Лучше работать! – вдруг импульсивно воскликнула она. – Так не надо думать, вспоминать…
– Мари сегодня у нас, – дружелюбно обняв Еву за плечи, пояснил подошедший Петр. – Мы, похоже, опережаем сроки. Готово уже несколько экспонатов. Мари проверяла сегодня все по списку, определяла, какие еще вещи возьмем.
Маг-артефактор обрадовалась его вмешательству. Разговор с ведьмой был ей в тягость. Конечно, она сочувствовала Мари, но… Перед глазами Евы вставало заплаканное лицо Ли. Те несколько месяцев, когда подруга была подавленной, лечила разбитое сердце и уязвленную гордость. И просто зализывала несправедливо нанесенные раны. А виновата была Мари. Ева очень хотела простить, но не могла. Да и, если подумать, ведь Ник так и не смог остаться с этой ведьмой. И ее горе…
Ева отбросила эти мысли.
– Так ваш фонд лидирует? – весело спросила она Волконского. – И многое готово?
– Сначала по плану, – к ним подошел Шереметев, всегда собранный, сдержанный педант, хотя в душе добрый и милый, – мы должны были по уговору с князем представить только те же экспонаты, что были на выставке 1917 года. Но фонд растет! У нас есть чем порадовать и удивить его светлость и все сообщество.
– Это радует. – Ева оглянулась на Дана, он явно ждал ее помощи. – Но придется вернуться к делам сегодняшним, к сожалению, печальным. Кольцо Пушкина из «Зеленой лампы». Оно у вас?
– Как раз среди готовых экспонатов. – Петр тут же перешел на деловой тон. – Потому мы за тобой, Ева. Мы тут пока сделали перестановку. Все вещи для выставки в твоем любимом зале. Даниил предложил осмотреть готовые артефакты. Заодно проверить кольцо. С тебя экскурсия, моя милая.
Девушка улыбнулась, искренне и сердечно. Она видела, как последние новости потрясли братьев Волконских. Как встревожен Шереметев. И все же руководители дома на Мойке старались быть любезными хозяевами, за что маг их так любила.
– Экскурсия? – стараясь, чтобы ее энтузиазм выглядел как можно более реалистичным, переспросила она. – Отличная мысль! С меня история, с вас обед!
– Наши обычные условия сотрудничества, – с улыбкой оповестил всех Дан, уже привычно чуть приобнимая напарницу за талию. – Если они пожадничают, с меня любой ресторан Петербурга.
Волконские радостно рассмеялись, улыбнулся даже Шереметев. Мари, с уже ставшим привычным ей выражением жалкой скорби на лице, пошла вслед за всеми. Ева подумала, что эта печаль может стать для ведьмы маской на долгие годы. Как стала привычной ей роль бедной родственницы.
Коллекция Волконских считалась частным собранием. Возможно, поэтому здесь на самом деле было уютнее, чем в фондах Пушкинского Дома или Лицея. Все вместе Избранные прошли портал, уже привычные три метра Междумирья, и оказались в просторной комнате, мало чем отличающейся от зала обычного музея. Если не считать запутанной, тонкой, но прочной системы защитных заклятий, опутывающих помещение в целом и каждую витрину в отдельности.
Комната была обставлена под рабочий кабинет. Небольшой коврик на полу, на котором стояли массивный рабочий стол и кресло с высокой прямой спинкой. Несколько стеллажей с книгами, конторка. А между этими предметами мебели расположились небольшие элегантные стеклянные витрины. Ящики с артефактами, тоже стеклянные, стояли и на столе, и на конторке, еще два помещались на полках, среди книг.
– Мы полностью перенесем эту комнату в зал выставки, – поделился планами Шереметев. – Таким тот зал был всегда. И в 1917-м тоже. Только сами артефакты меняются.
– И Ева нас сейчас с ними познакомит, – предложил Григорий, улыбаясь приятельнице.
– Как все привычно, – заметила девушка с легкой грустью. – Сколько раз уже я вела эти экскурсии?
Она еще раз осмотрела комнату, думая, с чего бы начать. Наконец подошла к стеллажу, размещенному за рабочим столом.
– Итак, – начала маг-артефактор тоном настоящего гида, – как всем нам известно, в доме Волконских на Мойке, 12, великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин прожил последние годы своей жизни. Князья Волконские выделили четыре комнаты, где и размещалось семейство Пушкиных. Это сам поэт, четверо детей и его красавица-жена Наталья Николаевна Гончарова, в первом замужестве Пушкина. И здесь мы видим первый экспонат, одно из украшений этой женщины. Эту знаменитую подвеску нетрудно узнать, именно она украшает чело Натальи на знаменитом портрете работы Брюллова.
Ева указала своим спутникам на небольшой стеклянный ящик, в котором и лежало на одной из полок это украшение. До самого ящика маг-артефактор не касалась, зная, что он опутан сетью заклинаний.
– Скромное украшение, – заметил Дан.
– Да, – легко согласилась Ева. – Напомню, семья Пушкиных была бедна. Хотя большая часть украшений Натальи досталась ей от родных, от Гончаровых. Как и эта вещь. Несмотря на свой более чем скромный, но элегантный вид, эта подвеска является довольно сильным артефактом. Это удивительная легенда о силе прекрасной женщины.
– И это опять не золото, – рассматривая подвеску, заметил дознаватель. – Зато это явно сапфиры.
– Сапфиры и бриллианты, – уточнила маг. – В семье Гончаровых существовало предание о том, что свою холодную античную красоту Наталья унаследована от своей бабки, Ульрики Поссе. Еще одна красивая и сильная женщина с необыкновенной судьбой. Эта подвеска – запечатанное наследство Натальи.
– Талисман красоты и женской привлекательности, – дополнил довольный Петр. – Любая владелица подвески будет счастлива, привлекательна для мужчин в любом возрасте и любима.
– До поры до времени, – мягко возразила Ева. – Как и в случае с кольцом Поликрата, за все это счастье потом придется платить. Как платила сама Наталья – страданиями, потерей мужа, муками от оговоров и сплетен, которые ее преследовали.
– Да и любовь мужчин не всегда счастье, – весомо заметила вдруг Мари. – Иногда это чувство способно погубить даже самую яркую женщину.
– Не могу не согласиться, – поддержала ее Ева. – Любовь Дантеса стоила Наталье очень дорого. Именно он убил ее мужа на дуэли… Но не будем о грустном. Хотя и продолжим дуэльную тему.
Маг-артефактор чуть повернулась. Рядом со стеллажом стоял небольшой пюпитр, на котором громоздился очередной стеклянный ящик. В нем лежала пара дуэльных пистолетов.
– Красивое оружие, – не смог удержаться от комментария Григорий. – Мой любимый экспонат.
Даниил подошел, изучил пистолеты ближе, потом довольно кивнул, разделяя мнение друга.
– Это пистолеты Данзаса, – продолжала экскурсию Ева. – Того самого лицейского приятеля Пушкина. Именно Данзас был секундантом на последней дуэли поэта. Хотя такая роль была ему малоприятна. Данзас сам стрелялся, и не единожды. К счастью, удачнее, чем его друг. Ходила легенда, что его пистолеты приносят владельцу удачу.
– То есть, – заметил Дан, – пока он стреляется из своего оружия, смерть ему не грозит?
– Более того, – чуть задорно уточнила маг. – Тогда дуэли были по любому поводу, бывали случаи, когда задумавшие стреляться приятели успевали помириться, но отложить поединок уже не представлялось возможным. Пистолеты Данзаса всегда давали тот результат, какой был нужен их хозяину. То есть, стреляясь из них, оба участника дуэли могли спасти себе жизнь.
– Интересно, – заметил дознаватель. – Даже жаль, что не сохранилось то кольцо с бирюзой, что Пушкин подарил приятелю. В сочетании с этими пистолетами Данзас был бы королем успешных дуэлей.
Волконские рассмеялись, Шереметев одобрительно кивнул.
– А расскажи о моем любимом артефакте, – попросил Петр.
Ева перешла к другой стене. Здесь стояла небольшая тумбочка с застекленным верхом. И под стеклом хранились еще несколько предметов.
– Вот он, – указала девушка на один из них. – В вашем фонде собраны не только вещи семьи Пушкиных или тех, кто был с поэтом в последние дни жизни. Здесь хранится память о декабристах. Что, естественно, близко вашей семье. И мы видим барометр Артамона Муравьева. Специально к новой выставке! Это не обычный артефакт. Этот барометр всегда предупреждает своего владельца об опасности, а еще указывает ему верный путь.
– Не только в дороге, – добавила к ее словам Мари. – Но и в решениях. Если человек колеблется, барометр укажет верное решение… или последствия уже сделанного выбора.
Это прозвучало немного зловеще. И Ева очень хотела бы сменить тему, но… Она уже видела то, ради чего все собрались в этом зале. Точнее, маг смотрела на пустую коробочку под стеклом.
– А вот здесь, – упавшим голосом сказала она, – то самое кольцо Пушкина, золотой перстень с изображением треножника. Подарок друзей из «Зеленой лампы»…
В зале повисла гнетущая тревожная тишина. Отвернувшись от витрины, Ева смотрела на Дана. Девушка выглядела подавленной.
– Кольца нет? – спросил Петр, хотя было понятно, что он уже знает ответ.
Маг-артефактор лишь покачала головой.
– Дан, – обратилась она к напарнику, – можете взглянуть… когда?
Дознаватель, собранный, угрюмый, шагнул к ней, посмотрел на пустую витрину.
– Его нужно открыть, – бросил он почти приказным тоном.
Шереметев тут же засуетился, утер платком мгновенно вспотевший лоб. Он пробормотал какие-то слова, дезактивируя заклятия.
Петр и Григорий тоже двинулись ближе, при этом стараясь не мешать Стражу. Мари закрыла лицо руками, плечи ее затряслись. Даниил поднял стекло, аккуратно просунул внутрь витрины ладонь. На этот раз Ева не слышала слов, только от руки Стража к пустой коробочке протянулся золотистый протуберанец. Мгновение он, как язычок пламени, облизывал бархат, потом исчез. Дан убрал руку.
– Мы опоздали совсем чуть-чуть, – сказал он всем. – Кольцо похищено либо сегодня ночью, либо рано утром.
– Это ужасно, – заметил Григорий. – Такая наглость… Мы же все это время были здесь, дома…
– Как такое возможно? – Петр развел руками, он был расстроен, но более сдержан, чем брат или Шереметев. – Защитные заклятия могли дезактивировать только те, кто работал с выставкой. Я, Гриша, Павел Сергеевич и… Ник?
Упоминание последнего имени заставило всех вздрогнуть. Конечно, все понимали, что покойник никак не мог похитить кольцо, и все же это звучало зловеще.
– Наша экскурсия закончена, – рассеянно заметила Ева. – И вопросов стало больше…
Ее взгляд упал на соседнюю витрину. Там хранился ее любимый экспонат. Напоследок, чтобы хоть как-то сгладить неприятное впечатление от этой новости, девушка подошла ближе, просто посмотреть на вещь, которую когда-то сама восстановила для дома на Мойке.
– Что там? – Дан не выпускал напарницу из виду.
– Кольца Ивана Пущина, – неохотно объяснила она. – Это был мой любимый экспонат.
– Иван Пущин? – Дознаватель подошел следом. Он понимал состояние Евы, хотел немного поддержать ее. К тому же небольшое продолжение экскурсии могло помочь снять и общее напряжение. – Жилец комнаты номер тринадцать в Лицее?
Ева улыбнулась ему, опустила глаза…
– Нет! – Девушка в шоке отшатнулась от витрины. – Это лишено всякого смысла!
И вновь все стоящие в комнате подались вперед в тревоге.
– В чем дело? – Петр подошел с другой стороны и рассматривал кольца. – Они на месте.
– Что уже хорошо, – закончил мысль его брат.
– Это подделка! – Ева трясущимися руками указывала на еще одну небольшую коробочку, где лежало два кольца. – Господи… но как? И зачем?
– Подделка? – Дан отстранил Волконских, сам стал рассматривать экспонат.
– Это знаменитые кольца Пущина, – быстро, явно нервничая, стала рассказывать маг-артефактор. – Они были сделаны на Петровском заводе из кандалов Ивана Ивановича. Выкованы по его заказу.
– Он же был сослан, – вспоминал Страж.
– Да, – подтвердила Ева, продолжая всматриваться в лежащие под стеклом кольца. – Но после амнистии вернулся в Петербург, потом в свое имение… Неважно! Два железных кольца! В одно добавлено немного серебра. В другое – золота. На том, что крупнее, есть надпись «9 мая 1836 год».
– Все так. – Дознаватель тоже изучал кольца.
– Но это не те кольца! – в отчаянии вскричала девушка. – Посмотрите на металл! Господи, как можно было поступить так глупо! Железо явно более ранней поры! Где-то век семнадцатый! По стадии окисления видно! И примеси… А серебро! Это же современная проба! Как и в золоте!
– То есть, – стал уточнять Дан, – кто-то нашел старый кусок железа, вплавил в него современные драгоценные металлы и подделал подпись?
– Конечно. – На лице Евы читалось явное отвращение. – Глупая подделка! И так грубо…
– Золото и серебро современные, – рассуждал Страж. – Значит, подмена произошла недавно.
– Проверьте, – попросил взволнованно Петр. – Дан, ты же можешь?
И вновь заклятия были сняты, вновь язычок силы вспыхнул на руке дознавателя.
– Это случилось тогда же, когда украли кольцо Пушкина, – сообщил Дан результат проверки.
Мари, издав какой-то всхлип, рванула прочь из комнаты. Она больше не могла выносить потрясений. Все остальные тоже выглядели подавленными.
– Пойдемте отсюда, – мрачно предложил Григорий. – Надо сесть, подумать и успокоиться.
Они вернулись в жилые комнаты Волконских. Их дворецкий уже накрыл на стол, но никто из Избранных не спешил наслаждаться едой.
– В чем смысл? – спросила Ева в никуда. – Кольца Пушкина, не имеющие практически ценности. И то два из трех… Теперь эта кража… А еще смерть Ника. Как это все может быть связано?
– Мне немного труднее, чем вам, дорогая, – сказал ей Дан. Он старался быть спокойным, как представитель власти, как друг Евы. – Я не слишком понимаю ценность даже этих колец. И их связь с перстнями поэта.
– А связи и нет, – уныло сообщил ему Шереметев. – Ни в чем. Кольцо с треножником давало владельцу минимальный дар провидения. Крохотный. Достойный смертного. Такое кольцо могло помочь развить интуицию. Не больше.
– Как и прочие кольца Пушкина, – заметил Петр. – Это даже не малые, а мельчайшие артефакты. Ну, изумрудный перстень хоть чего-то стоил, но… Говорите, это подделка?
– Еще со времен выставки 1917-го, – подтвердил Дан. – А кольца Пущина?
– Это был мой любимый экспонат, – напомнила Ева. – И не просто так. Наверное, из всей коллекции дома на Мойке самый крупный по силе артефакт. Если бы не было других краж и убийства, я бы сказала, что вор понимает, что делает.
– То есть, – уточнил дознаватель, – если бы украли только эти кольца, в нашей истории был бы смысл?
– Да. – Маг кивнула. – В этом случае мы имеем все ингредиенты. История – страдания Пущина на каторге, легенда – переплавка кандалов в кольца, сила – вера Ивана Ивановича в созданную вещь. И не только его вера. В кольцах была магия. Это практически истинный символ свободы. Владелец колец получал возможность выйти или выпутаться из любой ситуации. Кольца – уверенность в счастливом окончании дела. Получи заключенный Подземелий эти кольца, и… поверьте, случится настоящее чудо, и он обретет свободу!
– Свобода… – задумчиво повторил дознаватель. – Что-то последнее время это слово звучит в нашем деле слишком часто…
– Вот! – оживился вдруг Шереметев. – И Ник все говорил о свободе. Последние дни он ходил какой-то… веселый, живой, будто в предвкушении. Он часто подходил к этому экспонату. И похоже, он цитировал тебя, Ева. Вот такая фраза… «Если у свободы есть символ, значит, и сама свобода существует…»
– Странно… – Девушка нахмурилась. – А ведь я на самом деле что-то такое говорила. Именно об этих кольцах. Но очень давно…
У нее появилась какая-то важная мысль, и маг подалась вперед, собираясь ее высказать, развить… И в этот момент в комнату влетел запыхавшийся и взволнованный Вова. Наверное, никто из присутствующих еще не видел его в таком состоянии. Вечно элегантный, аристократичный, сейчас он выглядел встрепанным, встревоженным, каким-то потерянным.
– Прошу простить, – чуть задыхаясь от спешки, выпалил он. – Ева, Даниил, вы срочно нужны в доме князя.
– Что еще могло случиться? – Петр привстал, тревожно глядя на Вову.
– Все потом, господа, – выставив руки вперед, решительно предупредил прибывший. – Извините, что напугал. Все живы, больше происшествий нет, но… Нам надо спешить.
Ева и Дан уже стояли рядом с ним. Девушка посмотрела на своего напарника многозначительно, давая понять, что, кажется, наконец уловила смысл происходящего. Дан в ответ кивнул. Он помнил, что сказала маг-артефактор утром Гавру. Скорее всего, их все-таки ждали еще одни неприятные новости.
Быстро распрощавшись с Волконскими и Шереметевым, москвичи поспешили за Вовой. Портал до имения его светлости был открыт прямо из гостиной дома на Мойке.
