Мы сидели на широкой веранде отеля, в котором я переодевалась. Под нами простирался Тихий океан, серая вода смыкалась с таким же серым небом там, где находился невидимый горизонт.

Ли пила горячий чай с лимоном. Ее изящные руки крепко сжимали кружку с чаем, словно желая впитать в себя ее жаркое тепло. Я снова подивилась ее красоте. Бледное лицо с тонкими чертами, совсем немного макияжа. Темные выразительные глаза и отбеленные зубы, идеальные с точки зрения стоматолога-ортодонта. Мы сидели в креслах-качалках на одной стороне веранды. Я сменила свой промокший беговой костюм на сухую одежду и теперь пила черный кофе.

– Вы следили за мной, – повторила она. – Как долго вы это делаете?

– Это началось не сегодня.

– За мной следили только вы?

– Насколько мне известно, да. Но это не точно.

Она подняла свою кружку к губам и отпила чая, по-прежнему глядя на океан.

– Кто вас нанял?

– Не спрашивайте.

Она пожала плечами:

– Неважно. Я и сама могу догадаться.

Я ничего не сказала. Из двери отеля вышла парочка. Они начали спускаться по ступенькам, мужчина обнимал женщину за талию и что-то ей шептал. Она засмеялась, прижалась к нему, и он поднял над ними веселенький желтый зонт. Они выглядели счастливыми. Может быть, у них была какая-то годовщина, а может быть, просто спонтанная вылазка. Я подумала об Итане и о том, выйдет ли он еще со мной на связь.

– Почему вам захотелось со мной поговорить? – спросила Карен. – Если вас наняли следить за мной, то разве это не лишает дальнейшую слежку всякого смысла? Ведь теперь я узнала про вас.

Закономерный вопрос.

– Я знаю о вас совсем немного, но, насколько могу понять, вы увязли глубоко… Возможно, пора выбираться из трясины.

Темные глаза сверкнули.

– А что вы вообще обо мне знаете?

Я тщательно обдумала свой ответ. Ситуация была странной. Она была права. Я работала на Ганна – он мне заплатил, но я вовсе не собиралась смотреть и ничего не делать, когда на моих глазах готовилось убийство, и двадцать тысяч долларов не заставят меня отказаться от моих принципов. Ничто не заставит меня это сделать.

Карен что-то кому-то отдавала. И я расскажу Ганну то, что видела, как и предполагалось, когда он меня нанимал. Но жизни Ли ничего не должно угрожать, и я не буду праздно стоять и наблюдать, как женщину, которая сейчас сидит передо мной, сталкивают с обрыва.

– Они озабочены, – сказала я. – Они беспокоятся по поводу своей информации, по поводу своих секретов. И это вполне логично.

Она посмотрела на меня с недоумением, как будто не понимала, что именно я имею в виду.

– Вы думаете, что вам что-то известно об их секретах? Да вы и понятия не имеете. Кем бы вы ни были.

– Так расскажите.

Она засмеялась. Это был короткий и невеселый смех.

– Ну да, это было бы мило, что, разве не так? Вы говорили, чтобы я попробовала выбираться из трясины? Может быть, вы сами хотели забраться в нее?

– А те мужчины, с которыми вы были в кофейне в Сан-Франциско? Вы что-то им отдали. Что это было?

Она поставила свою чашку на стол.

– Вы там были?

Я ничего не ответила.

– Забудьте об этом, – сказала она. – Не знаю, зачем я вообще с вами говорю и зачем здесь сижу…

Она провела рукой по волосам и собралась вставать.

– Сядьте, Карен.

– Вы приказываете мне сесть?

– Я прошу вас сесть. Вы задали мне вопрос. Я отвечу на него.

Она снова опустилась в свое кресло – медленно и обреченно, как будто сама мысль о том, чтобы встать и сойти по ступенькам с этой веранды в холодный, дождливый день, внезапно показалась ей невыносимой.

– Хорошо, – сказала она. – Ответьте на мой вопрос.

– Вы разговариваете со мной сейчас потому, что вы чем-то напуганы. И сильно. Всего я не знаю, но понимаю, что это как-то связано с теми людьми, на которых вы работаете, с мужчинами, с которыми вы встретились сегодня. Вы разговариваете со мной только по этой причине. Вам грозит опасность, и вы это знаете.

Я устремила на нее пристальный взгляд, ожидая, станет ли она возражать.

Она молчала, закусив губу и снова взяв в руки кружку.

– Не только мне.

– Что вы имеете в виду?

По ее лицу было видно, что она сейчас взвешивает, что именно из того, что ей известно, она может мне сказать.

– Не только мне, – повторила она. – Если мне не удастся остановить то, что я пытаюсь остановить, – погибнут люди, много невинных людей. И если я их не остановлю, это случится скоро.

– Остановите кого?

– Разумеется, «Care4».

На последнем слове она сделала особый акцент. Как будто речь шла о раке, которым она была больна.

– Если вы не пытаетесь продать их секреты, то каким образом вы оказались замешаны в этом деле?

– Вы думаете, я что-то краду? – Глаза Карен сверкнули. – Значит, вот что они вам сказали! Вы думаете, я делаю это за деньги? Боже! Знаете, насколько легче мне было бы просто соскочить с этого поезда?

– Тогда почему вы этого не делаете? Зачем идете на такой риск?

В ее голосе зазвучал едва сдерживаемый гнев:

– Если бы вы действительно меня знали, вы бы поняли почему. Из-за некоторых вещей стоит рисковать. Мои родители научили меня этому, но вам просто не понять…

– Думаю, я бы поняла, – сказала я. – Все-таки расскажите мне, каким боком вы замешаны в этом деле?

– Вам действительно не все равно? – все еще с возмущением в голосе, спросила Ли. – Вы действительно хотите это знать?

– Именно поэтому я вас и спрашиваю.

Ее голос стал менее напряженным, взгляд смягчился.

– Все началось с электронного письма. Вот и все. Просто с электронного письма со странной темой.

– С электронного письма?

– Кто-то случайно послал мне копию электронного письма для рассылки нескольким адресатам, которое я не должна была видеть.

– И все это началось из-за какого-то электронного письма? Мне это кажется странным.

– Дело было даже не столько в этом электронном письме. Если бы все ограничилось только им, я, вероятно, скоро бы забыла о нем. Мы каждый день получаем сотни таких писем. Все их даже невозможно прочитать.

– Тогда в чем же дело?

– В их реакции. Было похоже, что они запаниковали. Они удалили адрес моей электронной почты, изменили ее пароль, а мне сказали, что это обычное регламентное обслуживание, хотя я понимала, что они явно гонят туфту. Затем, когда я наконец снова смогла зайти на свою электронную почту, это письмо уже было удалено. Только оно одно. Это уже само по себе было странно, но страшно мне стало только через пару-тройку дней, когда несколько их адвокатов пригласили меня к себе и устроили мне разнос.

Я твердила, что не делала ничего плохого, но сколько бы раз я это ни повторяла, они мне не верили. Потом стало еще хуже. После встречи с адвокатами у меня появилось чувство, что за мной следят. И в конце концов я решила, что если они так всполошились, то мне следует выяснить побольше относительно того, что всех их так беспокоит. Иногда я жалею, что начала копать, – просто продолжила она, – потому что чем больше я узнавала, тем лучше понимала, чем в действительности занимается «Care4».

– Вы говорили о странной теме этого электронного письма. Что это была за тема?

Она бросила на меня быстрый настороженный взгляд, затем снова уставилась на свою кружку.

– Это что, ловушка?

– Никакой ловушки. Я просто спросила.

– IN RETENTIS. Вот какая там была тема.

Я задумалась над ее словами.

– Вы сказали, что погибнут люди. Какие именно?

Выражение ее лица вдруг изменилось, став почти враждебным.

– Какое вам до этого дело? Ведь вас наняли люди, которые меня ненавидят. Вы воображаете, будто вам что-то известно. Уверяю – вы не знаете и половины того, что нужно знать. Не знаете даже одной десятой информации, касающейся того, что вы делаете, на кого работаете и во что ввязались.

– Мы работаем на одних и тех же людей, – заметила я.

Она снова рассмеялась, коротко и невесело.

– Я знаю их куда лучше вашего. И они куда опаснее, чем думаете вы.

– В самом деле? Тогда расскажите мне о них.

– Зачем?

– Чтобы я могла вам помочь.

– А зачем мне помогать?

– Затем, что вам нужна помощь.

– Вы в самом деле собираетесь мне помогать? Вы это хотите сказать?

В ее голосе звучали одновременно вызов и надежда.

– Вы и впрямь собираетесь спасти меня от этих опасных мужчин, от тех, кто мне угрожает?

Я допила свой кофе.

– Карен, если вы хотите, чтобы я вам помогла, расскажите мне, во что именно вы ввязались. А если не хотите, я уеду из города уже в следующие пять минут. И в одном, и в другом случае я больше не буду за вами следить. Но если вы хотите, чтобы я оставила вас в покое, так и скажите.

Она молчала. Поскольку мне все равно было нечего делать, я принялась считать про себя секунды. Прошла почти минута, прежде чем она заговорила опять:

– Я остановилась в одном из домиков фирмы «Нарвал коттеджиз».

Она достала из сумочки бумажник и открыла его. Я увидела выданные в Калифорнии водительские права в прозрачном пластиковом чехле рядом с выглядывающими из расположенных друг над другом кармашков разноцветными пластиковыми карточками. Она отодвинула красную карточку «Бэнк оф Америка», желтую фирмы «Хертц», синюю кредитку «Виза» и наконец нашла и отдала мне то, что искала, – визитную карточку с изображением кого-то вроде кита, изо лба которого торчал рог. Нарвал.

– Приходите ко мне туда сегодня вечером в десять.

– Но кто именно должен погибнуть? – снова спросила я. – Что вы имели в виду, когда сказали мне, что погибнут люди?

Она проигнорировала этот вопрос.

– Сейчас усилия всей компании сфокусированы только на одном. Если вы хотите понять, что происходит, вы должны это знать.

– На чем именно?

Она подняла было свою кружку, потом поставила ее обратно на стол. Кружка была пуста, только на дне ее виднелся пропитанный чаем бледно-желтый ломтик лимона.

– «Care4» уже вплотную подошла к тому рубежу, которого старалась достичь последние несколько лет. Они поставили на карту будущее компании – и почти у цели. Сейчас, пока мы с вами разговариваем, они уже находятся на последнем этапе – этапе поиска и устранения внутренних проблем. Запуск назначен на первое ноября.

– Первого ноября? Но ведь до этой даты осталось чуть более двух недель.

– Вот именно.

Она оторвала взгляд от своей пустой кружки и посмотрела на меня:

– И если это произойдет, будет слишком поздно, чтобы их остановить.

– Остановить? Что вы хотите сказать? Для кого именно будет уже слишком поздно?

Мгновение помолчав, она, похоже, наконец решилась и быстро выпалила:

– Будет слишком поздно для людей, которые…

Внезапно раздался громкий звук, будто что-то разбилось.

Мы тут же повернулись к источнику шума, и Карен почти вскочила со своего кресла. Официант уронил тарелку, и она вдребезги разбилась о пол веранды. Громкий звук остановил Карен, повернул ее мысли в другое русло, и она так и не сказала того, что собиралась сказать. Выражение ее лица изменилось, снова став настороженным.

– Сейчас я больше ничего не скажу, – сказала она. – Я все объясню вам вечером.

– Но почему не сейчас?

Ли подошла так близко к тому, чтобы открыться. И если то, что она сказала, было правдой, времени на то, чтобы принять меры, почти не оставалось. Чем скорее я узнаю то, что ей известно, тем лучше.

Карен настороженно оглядывалась по сторонам, пока официант сгребал керамические осколки в совок.

– Мне не нравится даже то, что сейчас я говорю с вами здесь, на открытом месте. Нас вообще не должно здесь быть. Это слишком рискованно, здесь нас легко подслушать. Они наняли вас, чтобы следить за мной, – так откуда мне знать, не следят ли за мной и другие?

Я с сочувствием посмотрела на нее. На ее лице были видны чуть заметные морщинки, порожденные напряжением и тревогой, руки тряслись. Наверное, в последнее время она почти не спит, подумала я. Когда люди узнают, что за ними следят, у них начинается паранойя, от которой нелегко избавиться такой перепуганной женщине, как Карен Ли. Ей вполне может показаться, что этот тихий приморский городок так же полон угроз, как какое-нибудь поле боя.

– Если не сейчас, то когда? И вы можете доказать то, что говорите?

Она кивнула.

– У меня кое-что припрятано. Нет, не здесь, – добавила она. – Мне небезопасно держать это при себе. В моем доме тоже небезопасно. И я не могу доверить это людям, которых знаю, – это тоже было бы небезопасно. Но если вы докажете, что вам действительно можно доверять, я расскажу все, что знаю сама.

– «Нарвал коттеджиз», десять вечера. Я приду. – Увидев страх в ее глазах, я добавила, крепко сжав ее руку: – Если смогу, я помогу вам.

Я встала с кресла и направилась к ступенькам веранды. Хотя, если она говорила правду и дело было срочным, мне не хотелось слишком давить на нее. Ведь я все-таки следила за ней, взяв деньги у тех самых людей, которых она боялась больше всего на свете. Эта женщина попала в тяжелую ситуацию, и это явно сказалось на ее душевном равновесии. Чтобы она начала мне доверять, я должна согласиться действовать на ее условиях, а не оказывать на нее давление, пытаясь вызнать все сразу. Я приду к ней сегодня в десять, как она и хотела, и, если ей и впрямь грозит опасность, я отвезу ее из города в какое-нибудь безопасное место.

За моей спиной послышался ее голос:

– И я должна сказать вам еще одну вещь.

Я остановилась на ступеньках:

– Какую?

– О чем бы вы ни думали, каковы бы ни были ваши догадки, на самом деле все еще хуже, намного хуже.