Людмила Мартова
Зеркало графа Дракулы
Нужно обладать определенной смелостью, чтобы иметь в лучших подругах профессиональную модель. По крайней мере, Кате Брусницыной нравилось думать о себе, что она смелая. У нее самой внешность была вовсе не модельная, а совсем даже обычная. Среднего роста, с ничем не примечательной фигурой и простеньким, хоть и милым личиком, живым и выразительным благодаря большим ясным глазам.
Волосы русые, прямые, спускающиеся ниже лопаток, не отличающиеся буйством кудрей, но довольно густые и блестящие. Это бабушка еще в детстве приучила Катю мыть их яичным желтком, и привычке Катя не изменяла даже сейчас, когда шампуней и кондиционеров в магазинах стало столько, что глаза разбегались. Одевалась она тоже простенько, поскольку зарплата медсестры с такими понятиями, как «имидж» и «стиль», не сочеталась. Джинсы, футболка летом, свитерок зимой, куртка практичная и немаркая, обязательно с капюшоном, яркий шарф, подаренный подругой Миленой, про который та говорила, что он – «акцент».
Кате нравилось считать, что акцент у ее шарфа французский, потому что Милена привезла его из Парижа. Сама Катя в Париже никогда не была, да и вряд ли будет. Какая заграница на ее зарплату. Турция если только.
Милена же по Парижам, Миланам и Лондонам раскатывала постоянно. Она работала в крутом питерском модельном агентстве, регулярно получавшем приглашения на показы, в том числе и за границей.
Милена с самого детства была красавицей, не то что простушка Катя. Своей подругой Катерина очень гордилась и нисколько рядом с ней не комплексовала. Это бабушка ее научила – никогда не расстраиваться по поводу того, что ты не можешь изменить.
Она точно знала, что подруга ее любит. Вот и в гости в Питер пригласила, потому что соскучилась. Даже не написала, а в кои-то веки позвонила и позвала пожить у нее недельку.
Именно поэтому сейчас Катя тряслась на верхней полке плацкартного вагона, билет в который был куплен из экономии, и размышляла о своей смелости и решительности, с которыми она направлялась навстречу приключениям. Почему-то в том, что приключения будут, Катя даже не сомневалась.
Впервые в Питер Катю привезла бабушка, и было это классе в шестом. Именно тогда Катя в первый раз увидела Эрмитаж, Медного всадника, величественный Исаакий, не падающую колоннаду Казанского собора, с первого взгляда и навсегда влюбилась в Невский, обалдела от фонтанов Петергофа, в общем, выполнила всю ту обязательную туристическую программу, которая была хорошо знакома любому российскому гражданину.
Уже потом, когда сюда перебралась Милена, регулярно ездившая к ней на каникулах Катя узнала совсем другой Питер, не пафосный, не парадный, с облезлыми дворами-колодцами, облупившейся лепниной фасадов, темными мрачными арками, отчаянно пахнущими мочой. Узнала и полюбила.
Жизнь шла своим чередом, Милена закончила институт культуры, Катя – медучилище. Подруга уже вовсю ходила по подиуму, летала в загранкомандировки, в ее мире было много музыки, света, сплетен и интриг, она крутила захватывающие романы, влюблялась, ссорилась, мирилась, с шиком носила меха и непринужденно ездила на дорогих автомобилях. У Кати жизнь состояла из уколов, прогреваний, компрессов, сменяющихся пациентов, не все из которых были приятными в общении.
Вдобавок заболела бабушка, мучительно уходила из жизни, цепляясь за нее до последнего худенькими, ослабшими руками. Катя всегда была рядом, по ночам согревала вырастившие ее руки своим дыханием, укутывала бабушке ноги, давала попить. Стало не до Питера с его огнями и манящей жизнью, как и Милене стало не до нее и ее таких скучных, серых, горестных проблем.
Так и получилось, что в последний раз в столь любимый ею город на Неве Катя ездила, страшно сказать, семь лет назад. И вот теперь он ждал ее снова, и она всю ночь не смыкала глаз, предвкушая, как это будет.
Милена встречала ее на перроне, что было неожиданно и потому особенно приятно. Катя невольно залюбовалась подругой – высокой, тоненькой-тоненькой, с бесконечными ногами, высокой грудью, длинными платиновыми волосами, разбросанными по спине ярко-алого пуховика в художественном беспорядке, которого можно добиться лишь годами практики. Катя поплотнее натянула вязаную шапку, под которой скрывался обычный «конский хвост» – прическа, подходящая на все случаи жизни.
Высокие каблуки, сладкий, совсем не утренний аромат тяжелых духов, маленькая блестящая сумочка на цепочке, перекинутая через плечо, буклированный, сложно завязанный шарф, тот самый «акцент», наличие которого Милена считала строго обязательным. Катя похвалила себя, что в спешке не забыла свой шарф, надела тоже.
– Катька! – Милена завизжала от радости, повисла у подруги на шее. – Как же я рада, что ты приехала! Бессовестная ты, совсем меня забыла.
– Как же я могу тебя забыть? – Катя тоже счастливо засмеялась. – Ты моя самая лучшая подруга, самая любимая. Миленчик, как же я по тебе соскучилась. Ты сегодня не работаешь? Со мной будешь?
– Почти. – Подруга лукаво улыбнулась и тут же начала командовать, как делала всегда, по давно укоренившейся привычке. В их паре Мила Фалькова, то есть сейчас, конечно же, Милена Фальк, всегда была ведущей, а Катя Брусницына – ведомой, но ее такое распределение ролей совсем не смущало. – Сегодня мы едем смотреть площадку моих завтрашних съемок. Это часа на два-три. Свет выставить, локации определить.
– Слушай, Милка, а изменения в программе возможны? Зачем мне с тобой тащиться на твою работу. Я тебя там только отвлекать буду, я же в фотосессиях твоих не смыслю ничего. Ты поезжай, а я в Русский музей сгоняю.
– О-о-о-о, началось в деревне утро, – Милена картинно закатила глаза. – Вот не берут тебя годы, Брусницына, и не учат ничему. В планах по-прежнему Русский музей. Но! – тут она подняла вверх указательный палец с нежным нюдовым маникюром. – Так как я давно тебя знаю, то основательно подготовилась к твоему приезду. В общем, фотосъемка у меня назначена в очень даже историческом месте. Там интерьеры закачаешься, и история такая, что кровь в жилах стынет. В общем, тебе понравится, тем более что это место как будто специально для тебя предназначено.
– Почему это? – удивилась Катя.
– Потому что это особняк Брусницыных.
Что и говорить, Милене всегда удавалось удивить свою подругу, удалось и сейчас. При том, что Катя действительно хорошо знала историю Питера, о доме Брусницыных, приходившихся ей то ли однофамильцами, то ли даже предками, она слышала впервые.
– И где этот особняк? – заинтересованно спросила она.
– На Ваське. Кожевенная линия, если тебе это о чем-то говорит. Вообще-то это территория завода, который давно закрыт и разрушается потихоньку. Но административное здание там такой красоты, что закачаешься. На втором этаже сохранились первозданные интерьеры, в которых даже кино снимали. И «Шагал-Малевич» Митты, и «Матильду» скандальную, и «Анну Каренину» Соловьева. Там дом Вронского был. Вот скажи мне, Брусницына, ты разве можешь отказаться увидеть дом Вронского?
– Не могу, – засмеялась Катя. – Нет, все-таки какое ты чудо, Милка! И как ты только этих Брусницыных нашла?
– Ну, положим, нашла не я, а один очень близкий мне человек, – загадочно сказала Милена. – Вообще-то это памятник федерального значения, только до него никому дела нет, поэтому он разрушается прямо на глазах. Между прочим, туда сейчас фотосессии не пускают и экскурсии тоже, но Влад договорился. Так что, Брусницына, это уникальный шанс, зацени.
– А кто это – Влад? – спросила Катя, когда они уже забрали с подземного паркинга машину – маленький, юркий, ярко-красный «Фольксваген-Жук».
По фотографиям в Инстаграме Катя знала, что раньше у Милены был «БМВ», большой, тяжелый, основательный, но надо было признать, что стильная маленькая машинка подруге очень шла.
– Это мой молодой человек, – Милена озорно улыбнулась и тряхнула своими тщательно уложенными волосами. – Он из очень богатой семьи. Они владеют ювелирным домом, для которого мы завтра и проводим фотосессию. Мы с ним познакомились на одном из показов, и он загорелся, чтобы моделью для их новой коллекции была именно я.
– У вас с ним серьезно?
Милена засмеялась, ловко встраиваясь в поток идущих по Лиговке машин.
– Катька, с тебя можно с ума сойти, честное слово. У нас с ним роман. Очень красивый. С букетами, шампанским и ужином на питерских крышах. Причем все это – и шампанское, и цветы, и ужины – очень дорогое. Еще у нас секс, от которого он дуреет, а я нет. И именно это обстоятельство заставляет меня думать, что замуж я за него вряд ли пойду.
– А он зовет? – Кате вдруг стало обидно за неизвестного ей Влада.
Милена снова вздохнула.
– Кать, ты просто бронтозавр какой-то. Если я захочу, то позовет, куда денется. Но я не хочу.
– А машину эту тебе он подарил?
– А, эту… Нет. То есть да, это машина его сестры. Она сейчас в Англии учится, так что ей пока без надобности, а я свою машину продала, осталась временно без колес, вот он и дал попользоваться.
– А почему продала?
– Ка-а-а-ать, – теперь уже в голосе Милены звучала легкая укоризна. – Зачем люди продают машины? Поменять решила. И вообще это неинтересно. Давай, рассказывай, как ты живешь.
Рассказывать было решительно нечего. Ну, живет она в бабушкиной квартире, в которой никак не соберется сделать ремонт. Ну, ходит каждый день на работу. Ну, дежурит ночами, чтобы заработать побольше. В свободное время читает книги, смотрит фильмы, научилась вышивать крестиком. Пожалуй, и все.
– Катька, как можно так жить? – В голосе Милены звучал неприкрытый ужас. – Это же тоска серая. Если бы я так одну неделю провела, то с крыши бы спрыгнула. А ты годами в этой мгле обитаешь. Неужели тебе не хочется, чтобы за окнами Нью-Йорк с высоты пятидесятого этажа…
– Хочется, – кивнула Катя. – Конечно, хочется. Но я совершенно спокойно воспринимаю тот факт, что никогда в моей жизни этого не будет.
– А в моей будет, – в голосе Милены вдруг послышались близкие слезы, Катя внимательно посмотрела на подругу, но та уже полностью овладела собой. – Обязательно будет. Все, вылезай, приехали.
В двухкомнатной квартире, старой, запущенной, с кое-как сделанным косметическим ремонтом, было темно, пыльно и сильно захламлено. Вдоль узкого коридора стояли какие-то узлы и коробки, об одну из которых Катя сильно стукнулась, зашипела, заскакала на одной ноге, потирая ушибленную вторую.
– Милка, ну как ты в таком бардаке живешь?
– Да некогда мне убирать. При моем ритме жизни, то съемки, то поездки, вернешься домой в три часа ночи – и спать, в полдень вскочишь, а уже бежать пора.
– Ну, давай, пока я здесь, я тебе генеральную уборку сделаю, – со вздохом предложила Катя. – На какое-то время хватит.
– Ага, а потом снова приедешь. – Милена уже скинула свой красный пуховик, сунула его, не глядя, в какой-то угол и теперь махала Кате рукой с порога кухни. – Да брось ты, Катька, все равно я отсюда съезжаю.
– Куда? – удивилась Катя. – Другую квартиру снимаешь? А зачем, тебе же так этот район нравился.
Подруга замялась, но на самую малость, на долю секунды, не больше.
– Да нет, я квартиру себе купила.
– Ух ты, так это же здорово, ты теперь настоящая петербурженка будешь. Покажешь?
– Что?
– Квартиру новую, балда.
– Не, Кать, она на самом краю Питера, в одном из новых районов. Далеко тащиться. Да и ремонт там идет. К Новому году обещали закончить, вот я потихоньку вещи и собираю. Чтобы потом не сразу. Все, я варю кофе, раздевайся уже, заботушка.
Теперь в голосе подруги сквозило раздражение, и Катя привычно почувствовала себя нескладной обузой. Она скинула свой немаркий пуховичок, пристроила его на вешалку, положила рядом рюкзачок, который носила вместо сумки, закатила в угол чемодан, старый, потрепанный, но удобный.
Когда она прошла в кухню, Милена уже хлопотала у кофеварки. Засыпала кофе, запах которого плыл по кухне, дурманя голову.
– Так, еды нормальной нет, поэтому ешь бутерброды, – скомандовала Милена. – Через сорок минут выдвигаемся на Ваську. Игнат отписался, он уже там.
– А кто такой Игнат?
– Фотограф, с которым будем работать. Он, вообще-то, классный парень и специалист хороший. Влад три недели ждал, пока у Игната «окно» в расписании появится. У него лист ожидания такой, что более именитые фотографы позавидуют. Он так свет выставляет, что обалдеть можно. Да и вообще… С ним интересно. Сама увидишь. В общем, ты пока ешь, а я пошла собираться.
Бутерброды оказались прекрасными, кофе крепким. Катя даже глаза зажмурила от удовольствия, так ей было вкусно. Впрочем, сидеть без дела она не любила, поэтому быстро подключилась к вай-фаю, влезла в Интернет и с интересом погрузилась в увлекательную историю особняка Брусницыных, в который ей предстояло отправиться.
Неграмотный крестьянин Николай Мокеевич Брусницын приехал в Петербург в 1844 году, а тремя годами позже основал небольшое кожевенное производство, на котором изначально работало всего-то десять человек. Дела пошли на лад. Николай Мокеевич стал купцом, женился, создал крепкую многодетную семью. Кожевенная мастерская Брусницына процветала. Чуть позже здание, в котором она располагалась, было перестроено, дело расширено до настоящего кожевенного завода на 600 работников, а для себя Брусницыны обустроили роскошный особняк.
Личные покои семьи располагались на втором этаже. К примеру, там был Красный кабинет, он же Бильярдный зал. Стол с зеленым сукном сделали на заказ, и над ним висела люстра с ручкой, которая позволяла опускать ее пониже. Стол исчез в перипетиях революции и Гражданской войны, но люстра, если верить Интернету, висела в особняке до сих пор.
Попасть в Красный зал можно было из оранжереи или столовой. Из столовой туда вела потайная дверца. Встроенные угловые диванчики, обитые дорогим материалом, ныне сильно потрепанным временем, и два шкафа для хранения бильярдных принадлежностей сохранились до наших дней, а вот дорогой, тяжелый, вручную сотканный занавес, который отделял зал от оранжереи, не пропуская даже случайного луча света, был утерян. И витражные стекла, установленные вместо дверей, теперь прекрасно пропускали свет, словно наполняя огромное пространство воздухом.
В парадной столовой сохранился дубовый резной буфет. Когда-то стены здесь были обтянуты тончайшей белой кожей изумительной выделки. Не зря, нет, не зря жившие здесь богатеи владели собственным кожевенным производством! Показывали гостям товар лицом, так сказать. В центре столовой когда-то стоял овальный стол и обитые все той же кожей стулья из расчета на шестьдесят персон. Интересно, что стол и стулья пережили все смутные времена и пропали лишь в начале двухтысячных годов. Кожу же со стен содрали гораздо раньше.
Резной потолок столовой удачно дополнял деревянные резные панели, украшавшие стены. Именно за одной из них и прятался потайной ход в бильярдную. Бронзовые люстры и светильники наполняли столовую мягким уютным светом. Бараньи головы из дерева украшали входные двери и одновременно являлись символом успешной торговли.
Был в особняке и танцевальный зал, который называли Белым. Оформили его в стиле Людовика Пятнадцатого. Читая об этом, Катя невольно вспомнила любимое бабушкино выражение «в стиле Луев». Бабуля использовала его тогда, когда хотела охарактеризовать что-то слишком помпезное и претенциозное.
Стены, потолок и двери Белого зала архитектор, нанятый Брусницыными, оформил лепниной с растительными орнаментами, изображением музыкальных инструментов, изящных женских головок, сатиров и амуров. До нашего времени сохранился мраморный камин с резными фигурами по бокам. Когда-то над камином висело зеркало, и каждый входящий в зал мог видеть отражавшееся в нем свечение от люстр и настенных бра.
К Белому залу примыкала курительная комната, бывшая одним из самых ценных помещений дома. Ее оформили в стиле мавританской шкатулки, в декоре которой многократно повторялась надпись «Слава Аллаху». Совершенно непонятно, почему.
Николай Брусницын скончался в 1882 году. Производство и особняк перешли к его сыновьям: Николаю, Александру и Георгию. Бизнес ширился и процветал. Братья позволяли себе подолгу жить за границей, и из одной такой поездки, по поверью, привезли большое зеркало, принадлежащее самому графу Дракуле. Зеркало, которое до этого висело в одном из итальянских палаццо, где покоился прах графа, было повешено в одной из гостиных брусницынского особняка.
Вскоре обитатели дома заметили, что чувствуют недомогание после того, как посмотрелись в зеркало. Крутило живот, кружилась голова, болело сердце, выворачивало кости. Внучка старого Брусницына, которая любила вертеться возле зеркала больше всех, вскоре вообще заболела так серьезно, что умерла. На семейном совете было принято решение спрятать проклятый предмет в кладовке.
После революции братья Николай и Георгий приняли разумное решение уехать из России. Вместе со своими семьями они отбыли за границу, а вот Александр Брусницын продолжил фамильное дело и после национализации завода остался им руководить в статусе главного инженера и председателя Коллегии заводоуправления. Располагалось оно в том самом особняке, который у Брусницына, разумеется, отобрали.
Старинное зеркало достали из кладовки и повесили в кабинете заместителя директора. Через несколько дней он исчез, и тело его так и не было найдено. По заводу поползли нехорошие слухи. Они многократно усилились, когда один из рабочих, будучи материалистом и не веря в мистику и чертовщину, на спор со своими приятелями тоже посмотрелся в зеркало и также пропал бесследно через несколько дней. После этого кабинет заколотили от греха подальше, а вскоре и заводоуправление перевели в совсем другое здание.
В мае 1919 года Александр Брусницын был арестован. Годом позже коллектив рабочих написал письмо в его защиту, с ходатайством об освобождении купца выступило и Московское отделение Красного Креста. Александр Николаевич был освобожден, вот только к кожевенному заводу, созданному его отцом, а теперь носящему имя Радищева, никакого отношения больше не имел.
В перестройку завод закрыли. Особняк Брусницыных получил статус памятника культурного наследия, и в 1993 году были отреставрированы Белый зал и столовая. Какое-то время в здании располагались частные фирмы, затем оно было закрыто и использовалось только для экскурсий и фотосессий, а сейчас сюда вообще перестали пускать посетителей, поскольку особняк ветшал и рушился на глазах.
Где-то в нем по-прежнему находилась таинственная комната с висящим на стене магическим зеркалом, но никто из смельчаков, пытавшихся его отыскать, не преуспел в этом загадочном и опасном деле. На этом история особняка Брусницыных заканчивалась. Кате было так интересно, что у нее даже кофе остыл. Она хотела сварить новый, но поостереглась нажимать на непонятные кнопки, чтобы ненароком не сломать чудо-агрегат.
Милена была права. Теперь Кате очень хотелось посмотреть на особняк своими глазами, и ни за какие коврижки она не отказалась бы сопровождать Милену на подготовку к завтрашним съемкам. Пусть Милка и неведомый Игнат работают, а она, Катя, никому не мешая, просто побродит по старым залам, подышит воздухом давно ушедшей эпохи, представит, как все было, когда тут еще жила большая семья Брусницыных. И все-таки интересно, родственники они ей или однофамильцы?
Когда Милена и Катя приехали на Васильевский остров, уже стемнело. Большой особняк выглядел пустынным, лишь на втором этаже светились несколько окон, видимо, в тех самых помещениях, которые и готовили к съемке. Катя вдруг поняла, что вряд ли сможет осмотреть весь дом, вечером здесь было слишком темно, и совершенно непонятно, можно ли включать свет в остальных покоях. Поняла и огорчилась. Особняк влек ее, в нем была какая-то тайна, которую Кате хотелось разгадать.
Пока Милена парковала свою маленькую машинку, Катя, задрав голову, стояла у парадного хода. Если верить описанию, за ним ее ждала мраморная лестница, ведущая на второй этаж, с резными, тоже мраморными перилами. Правда, лестница освещалась только дневным светом, а значит, и ее разглядеть не получится…
– Ты чего застыла? Этот ход заколочен давно, пошли в обход. Нас там уже Влад ждет, и Игнат тоже.
Милена от нетерпения пританцовывала на мокром, словно немного осклизлом асфальте.
– Милка, а ты историю этого особняка читала?
– Чего? – удивилась Милена. – За каким лешим мне могло это понадобиться? Дом и дом. Старинный, когда-то дорогой, ныне рухлядь. Но для съемок место хорошее, атмосферное. Уходящая натура, так сказать.
– И что, тебе совсем неинтересно? Какие люди здесь жили раньше? Чем занимались?
– Брусницына, в тебе что, голос крови заговорил, что ли? – В голосе Милены теперь слышалась неприкрытая насмешка.
– Нет, но это же здорово – своими глазами увидеть то, о чем ты прочитал.
– Мечтаешь найти зеркало графа Дракулы?
– Ну вот, а говоришь, что не читала, – упрекнула подругу Катя, но Милена только рукой махнула.
– Да про это весь Питер знает, это ж ты у нас из провинции, вот тебе все в диковинку. Пошли уже, мне не улыбается весь вечер на это потратить.
Девушки обошли особняк, нашли открытую дверь и наконец оказались внутри.
В здании оказалось не намного теплее, чем на улице.
– Здесь же не топят, – ответила Милена, прочитав в Катином взгляде незаданный вопрос.
– А как же ты завтра тут сниматься будешь?
– А у нас фотосессия, рекламирующая ювелирные изделия. Я ж тебе говорила, что родители Влада создали свой ювелирный дом. А с чем лучше всего сочетаются бриллианты, сапфиры и платина?
– С чем?
– С мехом, балда. – Милена весело засмеялась. – Так что завтра я буду закутана в соболя, не замерзну.
Катя снова попыталась представить себе жизнь, в которой могли быть старинный особняк с оббитыми шелком стенами, свет бронзовых люстр, мерцающий в загадочных зеркалах, таинственный отблеск бриллиантов, меха на обнаженных совершенных женских плечах. Попыталась и не смогла. Слишком далек был этот мир от тусклого света единственной лампочки в сестринской комнате, больничного запаха, словно въедающегося в кожу и волосы, смеси хлорки, страха и страданий.
– Здравствуй, Милена, ты сегодня даже не опоздала? – Им навстречу шел молодой человек, высокий, отлично сложенный, но все-таки немного худощавый.
Черты лица у него тоже казались тонкими, на изящном носу сидели очки, которые ему очень шли. Впрочем, как и одежда: джинсы, плотно облегающие мускулистые ноги, тонкий шерстяной пуловер с графическим рисунком и небрежно намотанный вокруг шеи шарф.
– Владюш, не роняй мой имидж в глазах подруги, – Милена подскочила и ловко чмокнула молодого человека в щеку. – Кстати, познакомься, это Катя, мы с ней с детства дружим.
– Правда? – Влад, казалось, сильно удивился. – В жизни бы не подумал.
Кате стало обидно. Понятно, что она своей скромной одеждой и унылым внешним видом совершенно не подходит красавице Милене, но зачем уж так откровенно давать понять, что «каждый сверчок знай свой шесток»? Она почувствовала, что против воли краснеет, и сердито нахмурилась. Не хватало только, чтобы этот богатей понял, что смог ее смутить.
– Милка, давай, проходи, я уже свет выставил, так что репетнем сейчас и разбежимся по своим делам, – вниз по лестнице сбежал еще один молодой человек, тоже высокий, но довольно крепкий, с бритой налысо головой, одетый в толстовку с капюшоном, свободные джинсы и ботинки на толстой подошве.
Все это было немаркое, практичное, демократичных марок. Парень был из того же мира, что и Катя, и она внезапно почувствовала к нему сильную симпатию, хотя обычно ей было несвойственно мгновенное расположение к совсем незнакомым людям.
– Привет, Игнасио, – в голосе Милены сквозило легкое пренебрежение.
Еще бы, парень всего-навсего фотограф, к тому же начинающий, пусть и подающий надежды, но точно не ровня сиятельному Владу. Кате стало противно, и еще подумалось, что за те годы, что они провели врозь, ее подруга все-таки сильно изменилась.
– Здравствуйте, прекрасная незнакомка. – Игнат подошел к Кате, взял ее руку в свои, проникновенно заглянул в глаза, и она вдруг застыла, как громом пораженная.
От тепла его рук у нее словно ток пошел по венам. Она даже перестала чувствовать стылость заброшенного дома, словно враз согрелась.
– Я Катя, – тихо сказала она.
– А я Игнат. Хочешь, когда мы закончим, я тебя сфотографирую? Ей-богу, ты страшно подходишь к атмосфере этого места.
– Я? – Катя даже засмеялась от такого нелепого предположения.
– Да. Ты. Такое чувство, словно ты тут родилась.
– А она тоже Брусницына, – с удовольствием сообщила Милена и засмеялась, увидев мелькнувшее на лице Влада удивление. – Представьте, вот будет прикол, если выяснится, что она этим Брусницыным этот, как его, потомок. Катька, изучай закон о реституции, вдруг ты сможешь претендовать на возвращение тебе этой развалины. Правда, восстановить ты ее все равно никогда не сможешь, так хоть продашь. Место-то козырное.
За разговорами они поднялись по лестнице и вошли в одну из больших комнат, где, по всей видимости, и предстояло провести съемки. Вся троица сразу утратила к Кате интерес, занявшись работой. Игнат включил яркие лампы, выстроенные по какой-то только ему понятной схеме, Милена встала внутрь светового круга, начала принимать разные позы, а Влад достал откуда-то небольшой чемоданчик и, открыв его, стал доставать украшения: колье, серьги, браслеты и кольца.
Кате хотелось посмотреть, но было неудобно мешать. Поэтому она отошла к окну и начала потихоньку оглядываться, чтобы понять, где именно находится. Да, точно, это столовая. Вот бараньи головы на дверях, вот дубовые резные шкафы, вот кованые бронзовые светильники и изумительной работы люстра, сверкающая тысячей огней. До чего же красиво.
– Оригиналы? – услышала она голос Милены, немного хриплый. Неужели успела простудиться?
– Нет, имитация, конечно, – голос Влада был спокойным, даже ленивым. – На два дня муторно организовывать охрану.
– Охрану? – Катя услышала свой голос и даже удивилась, поскольку вовсе не собиралась вмешиваться.
– Девушка, каждое из этих украшений, в оригинале, конечно, стоит сотни тысяч долларов, а некоторые и миллионы, – голос Влада теперь звучал высокомерно. – Конечно, завтра их привезет сюда охрана и будет находиться здесь, пока съемка не закончится. Кстати, Милена, давай еще раз сверим список людей, которых завтра сюда пропустят.
– Ок, ты, я, Игнат, разумеется, Катя. Она моя подруга, и это не обсуждается. Гримерша моя, еще ассистентка, которая поможет мне переодеваться. Все. Игнат, с тобой кто-нибудь придет?
– А кто мне нужен? – изумился фотограф. – Я птица гордая, конечно, но пока не высокого полета, мне помощники не полагаются, я свой скарб на своем горбу ношу. Основное оборудование я тут оставлю, а уж кофр с камерой и сам дотащу, тем более что я его никому никогда не доверяю.
Работа спорилась еще примерно с час. Милена, Игнат и Влад определили все локации для съемок. Часть украшений Милена должна была демонстрировать, стоя у окна, другую часть – у камина, третью – в дверях, четвертую – на обитом потертым бархатом диване. Влад тщательно помечал в специальном блокноте последовательность смены коллекций, а Игнат прикидывал, как быстро сможет переставить софиты, разворачивал дополнительные зонтики, дававшие нужную тень.
– При свете дня немного по-другому будет, – деловито сказал он, – но это я быстро настрою. Потом, когда стемнеет, свет зажжем, и часть кадров при искусственном освещении отщелкаем, тоже красиво будет.
Закончили они часам к девяти вечера, когда Катя, не спавшая в поезде ночь, уже совсем устала и замерзла.
– Это всегда так? – шепотом спросила она у Милены, остававшейся бодрой и свежей.
– Бывает еще хуже, – ответила та. – Это же только кажется, что у моделей жизнь – малина, а на самом деле так пахать не каждая согласится.
– Я бы тебя подвез. – Катя и не заметила, как к ней подошел Игнат, и оцепенела, попав под магический взгляд его глаз. – Да вот беда, я у нас нынче безлошадный.
– Она ко мне приехала, а я, как известно, на машине, спасибо Владу, – подруга кинула на того кокетливый взгляд. – Так что, Игнасио, гуляй мимо, у нас сегодня девичник.
Катя внезапно почувствовала, что огорчена тем, что вечер продолжится без Игната. Но тот, казалось, совсем не расстроился.
– Ладно, понял, не дурак, был бы дурак, не понял. Тогда до завтра, красавица Катя. И имей в виду, завтра работу закончим, и я тебя обязательно сфотографирую, поняла? Так что готовься.
Катя, как завороженная, кивнула, чувствуя, что ее заливает невесть откуда взявшимся счастьем.
От обилия эмоций и впечатлений она так устала, что заснула практически сразу, как они с Миленой вернулись в квартиру на Литейном. Даже на кухонные посиделки сил у нее практически не осталось, на что Милена отреагировала хоть и с усмешкой, но довольно благожелательно.
Зато утром Катя проснулась в семь утра, выспавшаяся, прекрасно отдохнувшая. Мысли ее то и дело возвращались к вчерашнему дню. Она вспоминала добрые глаза Игната, его улыбку, обращенную к ней, Кате, и в ней невольно оживали давно похороненные под ежедневной рутиной мечты. А что? Игнат сказал, что она красивая и он хочет ее снимать. А он фотограф, у него взгляд профессиональный, вдруг он действительно видит в простенькой, замученной жизнью и хроническим безденежьем медсестре волшебную принцессу, которую просто нужно расколдовать?
Тут Катя вспомнила Влада и невольно вздрогнула. Тот, в отличие от Игната, был холодным, надменным. Понятно, почему Милена не в восторге от романа с ним. Вот уж кто эгоист, думающий только о себе. Катя вспомнила, как на обратном пути подруга вскользь обронила, что у Влада не самые простые отношения с его богатой семьей, он мечтает выйти из семейного бизнеса и стать художником, но не может, потому что деспотичный отец считает его продолжателем своего дела. Вот уж воистину, богатые тоже плачут.
Утро тянулось невыносимо медленно, но все-таки оно прошло. К двум часам они приехали на Васильевский остров и подошли к особняку, который при свете дня выглядел одновременно и более величественно, и более жалко. Кате вдруг стало физически больно от того, что это здание, построенное умными, работящими, порядочными людьми, теперь разрушается, оставшись без хозяйского пригляда.
Они вошли внутрь, поднялись по черной лестнице и через пять минут оказались в столовой, где уже сновали люди. Игнат был здесь и, увидев Катю, поспешил к ней с такой искренней, открытой улыбкой, что она снова вспыхнула, засияла в ответ, понимая, что на ее лице, как в открытой книге, можно прочитать все испытываемые ею чувства. Впрочем, ей было наплевать, что о ней подумают. Пожалуй, впервые в жизни.
Влад тоже был здесь. Он ни на шаг не отходил от стоящего на одном из подоконников большого кожаного кофра. Тот был уже открыт, и издали Катя увидела, что внутри кофр представляет собой что-то среднее между комодом и шкатулкой. Множество отделений, обитых бархатом, открывались и выдвигались, в закрытом состоянии надежно укрывая от посторонних глаз скрытые в них драгоценности.
Неподалеку стоял молодой быкообразный человек, в котором сразу угадывался охранник. Второй такой же, словно брат-близнец, стоял у дверей, ведущих на лестницу, внимательно осматривая всех входящих и выходящих из комнаты. У другого окна расположилась миловидная девушка, у которой тоже был с собой огромный чемодан. В нем, как поняла, Катя, подойдя поближе, помещались гримировальные принадлежности. Рядом на треноге стояло большое зеркало с несколькими яркими лампочками, а перед ним стул, на который почти сразу уселась Милена.
Игнат вернулся в фотозону, поправлял свои бесконечные зонтики и лампы, то включал их, то выключал, добиваясь идеального освещения. Еще в комнате стояла большая вешалка на колесиках, такие обычно использовались в магазинах одежды, и на ней висели четыре шубы. Соболиная, из чернобурки, из белоснежного песца и из серебристой норки – бесценное обрамление для уникальной Милениной красоты и бриллиантового блеска украшений.
Странно, но сегодня Катя не чувствовала себя чужой среди всего этого великолепия. То ли тепло, исходящее от Игната, то ли возможная ее принадлежность к старинному роду, в чьем особняке она сейчас стояла, полностью лишили девушку привычной робости. Она ждала начала съемок, потому что ей было интересно увидеть преображения Милены, но и особняк посмотреть хотелось, тем более что часа через два снова стемнеет.
Решив, что она успеет пройтись по залам и кабинетам особняка Брусницыных до начала фотосессии, Катя двинулась к дверям.
– Ты куда? – окликнула ее Милена.
– Особняк посмотреть.
– Погоди, ты мне тут нужна. У меня ассистентка заболела, не сможет приехать, а мне нужно, чтобы кто-нибудь помогал мне переодеваться. Верочка, – Милена кивнула на визажиста, – одна не справится. Не мальчиков же просить. Ты мне поможешь?
– Конечно! – воскликнула Катя. – Милка, я так рада оказаться хоть немного полезной.
Съемка началась. Милена, облаченная в шелковую черную комбинацию с дорогими кружевами и прозрачные черные чулки на стройных ногах, дополнительно удлиненных тонкими шпильками, надевала с помощью Кати то одни, то другие серьги, которые Влад доставал из своего волшебного сундука.
Менялись браслеты, серьги, ожерелья и кулоны, пушистый мех сменялся гладким, темный – светлым, струились длинные Миленины локоны, ловко сновали руки визажистки, освежающие грим, меняющие цвет помады, промакивающие капли пота от жарких софитов.
Щелкал затвор фотоаппарата. Игнат снимал сверху, снизу, сбоку, стоя, лежа. Катя против воли любовалась и им, и меняющей позы Миленой. Сейчас они выглядели единым целым, два профессионала, занятые делом. Она даже не поняла, почему вдруг прозвучало слово «стоп».
– Что, уже все? – огорчилась Катя.
– Перерыв. – Игнат засмеялся, подошел и обнял ее за талию. – Отдохнуть надо. Сейчас люстру включим, я свет перенастрою, и вторую серию отщелкаем. Девчонки, вы отдохните пока.
Влад захлопнул дверцы кофра, достал с подоконника термос, разлил в пластиковые чашечки кофе. Протянул по очереди всем, не забыв и Катю с Верой. Кате это понравилось. Что ж, по крайней мере, он не считает их обслуживающим персоналом, а если и считает, то относится по-человечески.
– Давай возьмем кофе с собой и посмотрим другие комнаты. – Милена скинула каблуки, натянула тапочки, потянула Катю за руку. – Пошли, ты же хотела.
Все-таки чудесная она подруга.
– Пойдем в оранжерею? Или в Красный кабинет? Или в Танцевальный зал? – спросила Катя, готовая идти куда угодно из благодарности за подаренное ей чудо.
– Да ну, скукота. – Милена махнула рукой. – Пошли искать запертую комнату, ну, ту самую, где зеркало Дракулы.
– Ага, а говорила, что не читала про особняк. – Катя засмеялась, но послушно дала подруге увлечь себя к выходу.
Охранник придирчиво осмотрел их обеих, проверяя, нет ли на девушках украшений.
– Долго не бродите! – прокричал им вслед Влад. – Через пятнадцать минут начинаем.
По черной лестнице девушки спустились на первый этаж, свернули в какой-то закоулок, очутились в коридоре, длинном и почему-то извилистом, прошли по нему, снова куда-то свернули, оказались на другой лестнице, по которой куда-то поднялись, и остановились перед обшарпанной деревянной дверью, отчего-то незапертой. Милена потянула за ручку, дверь скрипнула, приотворяясь, и Кате внезапно стало страшно.
– Давай вернемся, – сказала она, отчего-то шепотом.
– Ты что, трусиха? – Милена уже открыла дверь, шагнула внутрь, и Кате ничего не оставалось как идти тоже. Не оставлять же подругу одну.
В комнате царил полумрак. За окном уже сгустились осенние сумерки, и освещалась она лишь фонарем, стоящим на улице, у самой стены. Комната, точнее, небольшой кабинет, была совершенно пустой, лишь на стене висело большое зеркало в старинной раме, витой, изогнутой, сразу видно, что очень дорогой.
– Ух ты, а вдруг это оно и есть, зеркало Дракулы? У-у-у-у, сейчас как выскочит дух убитого графа, как утащит нас в Зазеркалье!
Катя Брусницына всю жизнь считала себя девушкой разумной. Никогда не верила она в привидения и прочую мистику, но сейчас отчего-то почувствовала, как кровь стынет у нее в жилах. Словно в замедленной съемке она смотрела, как Милена приближается к противоположной стене, делает шаг, еще один, и еще.
– Стой, не смотрись в него, не надо, – закричала Катя.
Но Милена уже стояла у самого зеркала, вертелась перед ним, вставала на цыпочки, поднимала руки, словно выполняя балетные па.
– Ты чего, Брусницына, сдурела? – спросила она. – Или страшилок в Интернете начиталась?
Видимо, Катино лицо выражало такое страдание, что подруга перестала дурачиться, подошла, обняла Катю за плечи.
– Да ладно, ладно, я пошутила.
– Пойдем отсюда, – голос у Кати дрожал.
– Пойдем, если хочешь, все равно нам уже возвращаться надо.
Той же запутанной дорогой они вернулись обратно, и Катя даже выдохнула от облегчения, когда они снова оказались в столовой, где теперь горела тысячами огней старинная люстра.
– Ну что, не утащил вас Дракула? – спросил Игнат и подмигнул Кате. Она почувствовала, что дрожит от неутихшего еще страха, и выругала себя за провинциальную чувствительность. – Все, Миленка, давай, облачайся. Работаем.
И снова началась бесконечная круговерть украшений, от блеска которых у Кати внезапно разболелась голова. Или это выходил из нее пережитый ужас? Она не знала.
– Ну все, последняя вещь. Милена, давай, это я тебе сам помогу застегнуть.
Влад достал из саквояжа колье, подошел к Милене сзади, обернул украшением ее шею, начал застегивать под волосами сложный замочек, и Катя вдруг перестала дышать от открывшейся ее глазам красоты.
Ожерелье охватывало шею и спускалось по груди, закрывая ее водопадом сверкающих бриллиантов. Прекрасная Милена была словно усыпана ими, камнями разной формы и размеров. Они переливались, и казалось, что от девушки струится свечение, отражающееся от гладкого черного шелка. Совершенству ожерелья не нужна была никакая шуба.
– Господи, как красиво! – выдохнула Катя.
– Нравится? – К ней подошел Влад, который, казалось, наблюдал за Катей и ее реакцией. – Это последняя работа нашего ювелирного дома. Она сделана в Бельгии по нашему эскизу. В этом ожерелье 7645 бриллиантов общей сложностью 1400 карат. В работе над ним были заняты 6200 человек, представляете?
– Мне страшно представить, сколько это может стоить…
– Семь с половиной миллионов долларов, – Влад улыбнулся. – На это ожерелье уже поступил заказ, между прочим, от самой Николь Кидман. Мы немного задержали отправку, потому что ждали эту фотосессию. Думаем, что после рекламной кампании у нас еще появятся подобные заказы. Это очень престижно – иметь такие изделия в коллекции ювелирного дома.
Милена ступила на освещенный софитами круг, приняла нужную позу, снова защелкал затвор фотоаппарата. Раз, другой, третий…
Внезапно раздался громкий щелчок, погасли софиты и люстра под потолком, комната погрузилась в полную тьму. Ни капельки света не проникало через плотно задернутые перед второй частью съемок шторы.
Раздался какой-то грохот, а затем голос одного из охранников.
– Всем оставаться на своих местах.
Чертыхнулся в ответ Игнат.
– Да, а то лампы мне побьете. Подождите все, у меня фонарь есть.
Катя послушно застыла на месте, гадая, что могло произойти. Рядом с собой она слышала дыхание Влада, он шебуршал чем-то, клацали замки кофра с драгоценностями, затем вспыхнул одинокий луч света, как догадалась Катя, от фонарика на айфоне.
Луч маленький, но яркий попал сначала Кате в лицо, заставив ее зажмуриться, затем выхватил напряженное лицо первого охранника, замершего в дверях, перекрывая выход. Второй охранник застыл рядом с кофром. Затем лучик скользнул по Вере. Девушка стояла, прижав ладони к щекам. Затем Влад осветил фигуру и лицо Игната, судорожно копавшегося в куче проводов на полу.
– Тут замкнуло что-то. Проводка старая, напряжения не выдержала. Сейчас заработает все. Не волнуйтесь.
Свет фонаря сделал полукруг, скользнул по резным стенам, дубовым буфетам и вернулся обратно, на импровизированную съемочную площадку, сейчас совершенно пустую.
– Интересно, куда подевалась Милена? – подумала Катя, и тут свет зажегся.
Вспыхнули софиты, загорелась люстра под потолком. Все выдохнули, задвигались, заговорили, и Катя вдруг отчетливо поняла, что Милены в комнате нет.
Ее подруга исчезла.
– Это еще что за шутки? Милена? Ты где прячешься? – крикнул Влад.
Испуганно ойкнула Вера, набычились охранники.
– В двери точно никто не выскакивал, – сообщил тот, что перерезал собравшимся в зале пути отступления. – За это я ручаюсь. Да и не успела бы она. Света меньше минуты не было.
Второй охранник обошел окна, подергал шпингалеты на них. Все окна, разумеется, были плотно заперты, заколочены даже.
– И куда она подевалась? – немного растерянно спросил Игнат. – Вознеслась, что ли?
– Зеркало графа Дракулы, – выпалила Катя.
Все остальные в недоумении уставились на нее.
– Чего? – Игнат смотрел внимательно, ласково, чуть насмешливо. Словно считал, что деревенская дурочка тронулась разумом. – Какое еще зеркало?
– Про этот особняк существует предание. Что где-то в нем расположено зеркало Дракулы и все, кто посмотрятся в него, потом пропадают.
– И какое это имеет отношение к Милене?
– Когда мы бродили по дому, то в одной из комнат стояло зеркало. Старинное. Милена посмотрелась в него. – Катя чуть не плакала.
– Но это же чушь! – Голос Влада был резким, отрывистым, злым. – Не может же современный человек верить в такие глупости.
– После революции, когда исчез один из управляющих завода, нашелся рабочий, который тоже не верил в предрассудки, – мрачно сказала Катя. – Он на спор с товарищем заглянул в это проклятое зеркало и тоже пропал.
– Вообще-то потусторонний мир существует, – задумчиво сказал Игнат, подошел к Кате, обнял за плечи, словно защищая от нападок Влада. – Это научно доказано. Если мы чего-то не понимаем, это не означает, что так быть не может. Мы все находились в этой комнате, свет и впрямь погас всего на минуту, и вот мы все здесь, а Милены нет. И в зеркало при этом смотрелась только она. Или ты тоже?
Прикусив губу, Катя покачала головой.
– Вы что, прикидываетесь или правда идиоты? – рассердился Влад. – Вы что, не понимаете, что исчезла не Милена!
– А кто? – Это спросила Верочка.
– Пропало уникальное колье стоимостью в семь миллионов долларов! И вы будете мне рассказывать, что это действие потусторонних сил?
Действительно, в тот момент, когда погас свет, на Милене было колье. И теперь оно как сквозь землю провалилось вместе с девушкой. Катя внезапно рассердилась:
– Ну, понятно, какие-то побрякушки вам дороже, чем живой человек. Чем девушка, с которой вы встречались.
– Я? – Влад выглядел изумленным. – Это она вам сказала?
– А что, это неправда? И машину своей сестры вы ей не одалживали?
– Точно, машина. – Влад потер лоб рукой. – Слушай, Глеб, – обратился он к одному из охранников, – сбегай вниз, посмотри, машина все еще у входа? Может статься, что она на ней уехала. Машину ей я действительно временно дал, потому что она свою продала. Мы общались, дружили, но никаких иных отношений у нас не было.
– Дорогое шампанское, розы и украшения вы ей не дарили, ужины на питерских крышах не устраивали? – мрачно спросила Катя.
Больше всего на свете она не любила, когда люди врут.
– Катюша, – Влад вдруг улыбнулся, – я вижу, вы обожаете читать. Причем ваши литературные пристрастия крайне обширны. Вы любите не только мистическую литературу, но и любовные романы. А тут, смею вас заверить, речь идет о банальном детективе.
– Может, полицию вызвать? – спросила Верочка.
– Ну да, – поддержал ее Игнат. – Ожерелье тю-тю, Милена тоже, надо ментам звонить.
– Никуда мы звонить не будем! – отрезал Влад. – Сами разберемся, своими силами.
В дверях появился Глеб, отрицательно покачал головой.
– Машина у подъезда. Не уехала она на ней.
– Господи, а вдруг Милку похитили и убили? – с ужасом спросила Катя. – Действительно, семь миллионов такая сумма…
– …что за нее можно убить? – Влад смотрел внимательно, остро, цепко.
– А может, это вы сами все организовали? – с подозрением спросила Катя у Влада. – Мне Милена говорила, что вы страдаете под гнетом своего властного отца и мечтаете уйти из семейного бизнеса, чтобы стать художником. Вот и сперли колье.
Охранник Глеб рассмеялся. На лице Влада теперь отражалась нечеловеческая усталость.
– Найду Милену, оторву ей голову, – сообщил он. – Катя, я и так художник. Вот это самое пропавшее колье было сделано по моим эскизам. Я придумываю ювелирные украшения, которые потом успешно продает фирма моего отца. И смею вас заверить, отношения у нас с ним самые теплые.
– Тогда почему вы не хотите вызвать полицию?
– Не могу допустить, чтобы имя нашего ювелирного дома оказалось втянуто в скандал, – коротко пояснил Влад. – Иногда репутация стоит дороже денег.
– И вам наплевать на пропажу семи миллионов? И Милены?
– Я же сказал, сами разберемся.
– Вот что, ребзя. – Игнат наклонился, чтобы распутать лежащие на полу провода. – Если никакого следствия не будет, то я пойду отсюда. У меня на вечер важное дело намечено. Можете меня обыскать, если хотите.
– Обыщем, – кивнул Влад. – Идти можешь, только все вещи останутся здесь. До окончания расследования никто ничего не трогает. И провода оставь.
– Ладно, – Игнат поднял руки, показывая, что согласен, – только уж не обессудь, камеру я не оставлю. Она – часть меня.
– Проверь, – коротко кивнул Влад Глебу. Тот подошел, профессионально обыскал Игната, кофр из-под камеры, покрутил в руках сам фотоаппарат, мотнул головой, показывая: мол, ничего нет.
– Ладно, иди, – сказал Влад. И ты, Вера, тоже. А вам, Катя, придется остаться здесь, со мной.
– Зачем? – испугалась она. – Хотя идти мне все равно некуда, я же у Милены остановилась, я не смогу в квартиру попасть, у меня ключей нет.
Влад подошел к ярко-красному пуховику Милены, сиротливо висящему на вешалке рядом с роскошными шубами, похлопал по карманам, достал связку ключей.
– Эти?
– Да.
– Ладно, тогда закончим здесь и поедем на квартиру. Вдруг там чего интересное найдем. А пока расскажите мне, Катя, кто вы и почему появились на этой съемке.
Вопрос был не праздный. Какое бы преступление ни произошло в старинном особняке, Катя могла неслучайно оказаться в его эпицентре, а потому, сцепив зубы, она поведала Владу и о своей многолетней дружбе с Миленой, и о внезапном приглашении в гости, и об особняке Брусницыных, который их однофамилица Катя обязательно должна была посетить.
– То есть до этого случая вы не видели свою подругу семь лет? – уточнил Влад.
– Да, но это точно Милена, я не могла ее ни с кем перепутать, – язвительно сообщила Катя.
Он лишь пожал плечами.
– И вам не кажется странным, что после долгого перерыва подруга внезапно решила возобновить отношения, позвала вас в гости, привезла сюда, а затем исчезла вместе с дорогостоящей вещью?
– А что в этом странного? – с вызовом спросила Катя. – В моих карманах вашего ожерелья нет, можете меня обыскать тоже.
– В этом-то я как раз не сомневаюсь. – Влад снова мимолетно улыбнулся, а затем опять стал серьезным.
Улыбка удивительным образом красила его лицо, делала моложе, и Катя вдруг подумала, что как мужчина он гораздо привлекательнее ушедшего Игната. Кстати, тот не пообещал ей позвонить и даже не попросил номера телефона.
– Именно вы были тем ценным свидетелем, – последнее слово Влад иронически выделил, – который видел, как Милена смотрелась в зеркало. Именно вы рассказали нам про зеркало Дракулы, тем самым вспомнив про мистический след в истории особняка. Мне кажется, что именно для этого ваша подруга и втянула вас в данную историю.
– Вы что, хотите сказать, что Милена спланировала ограбление заранее? И ее исчезновение – всего лишь инсценировка?
– Хочу, – кивнул Влад. – Нет никакого таинственного исчезновения, понимаете? И если вы взглянете на случившееся под таким углом, то вам это станет совершенно очевидно.
– Но как Милена могла незаметно выйти из комнаты, если тут всего одна дверь и в ней стоял ваш человек? – воскликнула Катя и вдруг запнулась.
Влад внимательно посмотрел на нее.
– Говорите. Вы ведь о чем-то подумали?
– Мы находимся в столовой, – запинаясь, произнесла Катя. Голос ее звучал глухо. – Она отделена от Красного кабинета, того самого, в котором у Брусницыных располагалась бильярдная, потайной дверью, прячущейся в стене за одной из деревянных панелей. А через раздвигающиеся витражные двери оттуда можно попасть в оранжерею, выход из которой ведет на центральную лестницу. Вот только центральный вход сейчас заперт.
– А вот это мы сейчас проверим. – Влад кивком головы отправил Глеба выполнять очередное поручение, а сам подошел к стене и начал обследовать ее, прощупывая выпуклости резного дерева тонкими, очень красивыми руками с длинными пальцами, привыкшими выполнять точную ювелирную работу.
Стена располагалась за тем местом, где стояла Милена в тот момент, когда погас свет. И очень быстро руки Влада нажали на что-то, и одна дубовая панель повернулась, открывая доступ в соседнее помещение. Влад нырнул в отверстие в стене, и Катя, не раздумывая, последовала за ним.
Действительно, они оказались в бильярдном зале, который Катя узнала по описанной в Интернете люстре, через чудо-витражи попали в пустующую оранжерею, прошли ее насквозь и очутились на мраморной лестнице. Той самой, которую Катя так мечтала осмотреть. Впрочем, сейчас ей было не до исторических красот, да и темно было.
По лестнице уже поднимался Глеб.
– Открыто, – мрачно сказал он. – Здесь она и вышла.
– Осталось только понять, где она теперь. – В голосе Влада слышалась злость. – Домой, разумеется, можно не ездить. Не собиралась она туда возвращаться, не такая она дура.
– Милена отказалась от съема этой квартиры, – сказала Катя. В голосе ее слышались близкие слезы. – Сказала, что купила квартиру в спальном районе и собирается съезжать, поэтому и часть вещей уже перевезла. В квартире все в коробках, и беспорядок ужасный.
– Вещи перевезла, машину продала, – задумчиво сказал Влад. – Приготовилась. И нет, конечно, никакой квартиры.
Он наклонился и поднял со ступенек рюкзак, пустой, мятый, немного пыльный.
– А тут, скорее всего, лежала какая-то запасная одежда – куртка, штаны, ботинки. Не в шелковой же комбинации, усыпанной бриллиантами, она на улицу выскочила. Заранее принесли и оставили. Все ж по минутам было рассчитано. Вот только как она смогла свет выключить, вот чего я не понимаю.
– Шеф, идите сюда. – В дверном проеме появилась голова второго охранника. – Смотрите, что я нашел.
Тем же путем, через оранжерею, компания вернулась обратно.
Охранник стоял над спутанными проводами, соединяющими расставленные по комнате софиты. В руке у него была какая-то коробочка.
– Что это?
– Реле. Обычное реле, – охранник даже рассмеялся. – Как в школьном курсе физики. Этот парень, фотограф, просто нажал на кнопку и разорвал цепь. Он же заранее сюда приходил и подсоединил свои приборы к люстре через последовательное соединение. Один щелчок, и все обесточено. Затем считаешь до шестидесяти, включаешь обратно. Пока глаза к свету привыкнут, пока поймешь, что девушки нет, пока начнешь соображать, что к чему. За это время она спокойно спустилась вниз, оделась и выскочила на улицу. Ее там наверняка машина ждала.
– Игнат? – Катя не хотела верить собственным ушам. – Вы хотите сказать, что он был с Миленой заодно?
– Не просто заодно. – В комнату вошел Глеб, держа в руках сотовый телефон. – Я тут попросил ребят пробить. В общем, две недели назад гражданка Фалькова Милена Сергеевна и гражданин Румянцев Игнат Николаевич сочетались законным браком в одном из ЗАГСов Санкт-Петербурга.
– Милена и Игнат муж и жена? – У Кати голова шла кругом. – Но почему она мне ничего не сказала? И зачем тогда он так явно показывал мне, что я ему нравлюсь?
– Да чтобы никто ничего не заподозрил. – В глазах Влада читалась теперь жалость, и Катя все-таки не выдержала, заплакала. – Ну, ну, перестань. Я понимаю, обидно узнать, что лучшая подруга воспользовалась твоей наивностью, но это же не конец света.
Он обнимал Катю и гладил ее по голове, а потом взял и поцеловал. Крепко, по-настоящему, в краешек нежных беззащитных губ. Она так удивилась, что даже плакать перестала.
– Зачем ты меня целуешь?
– Потому что ты мне нравишься, – серьезно ответил он.
– Я?
– Ну, конечно, ты. Кто же еще. С первой минуты, как только ты появилась.
– Ты вчера сказал, что ни за что бы не подумал, что мы с Милкой можем быть подругами. Такие мы разные.
– Конечно, разные. Я всегда терпеть не мог этих пустых фарфоровых кукол с модельной внешностью. А ты – настоящая, ты на мою маму похожа.
Охранник, то ли Глеб, то ли второй, деликатно кашлянул. Влад и Катя перестали шептаться, но из кольца своих рук он ее так и не выпустил.
– Итак, они все спланировали, избавились от квартир, машин и вещей и наверняка решили уехать далеко, чтобы спрятаться, пока все не утихнет. Скорее всего, из особняка они оба поехали напрямую в аэропорт. Слава богу, в Питере он один, так что можем успеть. Понять бы еще, в какую страну мира они могут направиться.
– Мне кажется, я знаю, – медленно сказала Катя, задрала голову, посмотрела прямо Владу в лицо. Глаза ее блестели. – Посмотрите, есть сегодня вечером рейсы в Нью-Йорк?
Рейс был. В 21.45. И до его отправления оставалось меньше часа. За всем, что было дальше, Катя наблюдала как в тумане. Куда-то звонил Влад, исчезли из особняка Глеб и второй охранник, унеся с собой кофр с остальными драгоценностями. Она и Влад остались наедине.
– И что дальше? – вяло спросила она, чувствуя огромную, просто нечеловеческую усталость.
– Я не буду сдавать их в полицию, если ты об этом, – ответил Влад. – Правда, работы в этом бизнесе они больше не найдут. Оба. На свободе я их оставлю, но репутацию испорчу.
– Я не об этом. Ты отвезешь меня на квартиру к Милене? Мне нужно забрать свои вещи.
– Я отвезу тебя, куда ты скажешь. Но больше всего на свете я хочу увезти тебя к себе, вернее, в дом к моим родителям, чтобы с ними познакомить. Если тебе, конечно, нужно что-то забрать, то давай заедем. У тебя там что-то особенно ценное?
Катя задумчиво посмотрела на свой рюкзачок, в котором лежали документы, кошелек и мобильник. В оставленном на Литейном чемодане не было ничего из того, о чем следовало бы жалеть.
– Шарф, – сказала она наконец и громко рассмеялась. – Французский акцент. Но мне кажется, что я готова начать говорить на другом языке.
