Российская Империя. Область Войска Донского. Новочеркасск
24 апреля 1949 г.

Провожали реестрового казака Григория Велехова совсем не так как положено по старине провожать казака на военную службу. Никак его не провожали… и старики даже ничего не сказали. Отрезанным ломтем был Григорий, хоть и рожак отсюда — а отрезанным. Лицом темный как турок, с загаром несходящим, нрава резкого… языки знал, как басурман какой… не казак уже совсем не казак. Так и получалось, что кто на Восток, на чужбинушку уехал… мало кто в родные то земли возвращался. Кто там и прижился, землицу заимел, да детки пошли… а кто и с концами. Кого похоронили — выкопали неглубокую яму в каменистой земле, засыпали, да крест какой— никакой поверх воткнули, а кто и — так лег, и без погребения должного, христианского… только ветер косточками играет. Только собрались под вечер казаки, да врезали почти в полном молчании самогона… потом по домам растаскивали, да жинка у Петрухи Кательникова, как по покойному выла, да в драку бросалась. Оно и понятно… за то и не любили Григория, что сам на войну сорвался, да казаков повел, того же Кательникова, да Степана Боровскова. От куреней родных оторвал… и не зря жинки то, как по покойнику голосили, на войну ведь, хоть и говорят, что не там войны… да как Пантелеевна то своего хоронила… в гроб бросилась, схватила, а голова то в руках оказалась — не пришили в морге толком. Вот тебе и война — не война…

А Лена… та даже провожать не вышла…боялась, что не сдержит в себе, скажет. Пока незаметно было… да и то ладно а ведь все равно сорвется, только домой каждую минуту рваться будет, так и приедет … в гробу. На Востоке женщины испокон веку мужей на джихад отпускали… тут то же самое почти, да с другой стороны только.

Атаману они и впрямь занадобились чем-то — прислал машину, да не какую-никакую, а Додж из-под себя, с закрытым кузовом, тонна с четвертью, да с сидельцем своим за шофера. Погрузили так казаки свой скарб немудреный — да и тронулись.

По шляху ехать — дюже скучно, и посмотреть то нечего, то поля распаханные, то перелески. Где волк проскочит, али заяц, али лиса — и то развлечение какое-никакое. Хорошо, что машина — то не конь, до Новочеркасска за пару часов со свистом домчит. Вот и затеяли от нечего делать казаки разговор…

— Мишка то… он как… как его угораздило то? — спросил Боровсков, низенький светловолосый, совсем не похожий на казака, но отменный боец и стрелок, просто немерянной храбрости и лихости — гутарят конвой вел?

— То и гутарят. А как там… сам не знаешь, что ли?

— Да уж подзабыл изрядно.

— Ничего… Зараз вспомнишь…

— Атаман опять жидиться будет — вступил в разговор и Кательников — с него хрен чего выпросишь…

— Если будет — в тот же день поворачиваем оглобли и назад. Да только не станет он жидиться… слыхали про новый порядок справления службы?

— Да гутарили что-то, на Круге.

— А слушать надо было. Сейчас — за деньги служить дозволяется.

— Это как?

— А вот так… где если… чечены, скажем, или такие же — с той местности люди с кругом договаривается, а круг казаков посылает. Они всех этих… и выводят

— Тю… так мы из войны не вылезем.

— А что — вылезали когда-то?

Кательников подкрутил ус, скривился

— Твоя правда — и не вылезали. На той неделе в Березовку двоих привезли… хоронить нечего, старики ажник от горя почернели. Вот тебе и служба.

— Дело гутаришь. И сколько те же первогодки наслужат… только пулю себе, да и все дела. Нам то — зараз проще будет.

— Да куда проще… Горы они и есть горы.

— Не скажи. Кому проще — нам, кто по второй категории… да срочку отломал, или этим… Помнишь, заставы были?

— Было дело.

— А толку? Все равно — кто хочет, тот кругом обойдет. Только стоишь, как дудак да выстрела ждешь.

— По горам тоже не дадут шерстить. Мир там.

— А мы спросили… Какой там мир…

— Какой-никакой. Что делать то будешь?

— Соберем людишек. Там посмотрим…

* * *

Новочеркасск, разросшийся из большущей, считай станицы в начале века в настоящий, крупный город встречал шумом, суетой, толкотней. Водители — кто пересел с коня живого на коня механического — так и норовили давануть на клаксон, два подольше подержать… гул стоял над городом. Дорога какое-то время шла рядом с веткой стоящейся железной… шуршал под колесами щебень, да свистели паровозы… да сиделец все ругался, и то же сигналил, чтобы побыстрее пропустили. Улицы были народом запружены, где и не пройти, лошадей почти не было. Если в станицах держали еще… почитай, на гас денег не напасешься, если железного то коня им то и дело правдать а тут скосил, или просто на выпас пустил — и езжай куда тебе надобно. Витрины лавок — теперь по новой моде они делались большими, стеклянными манили товаром…

Правление располагалось теперь в новом здании, внешне похожем на старое, только теперь с лишним этажом, да гаражом вместо конюшен. Припарковав машину прямо напротив входа — видимо почетное место себе атаман отгрохал — сиделец сноровисто провел их через караул на входе, а дальше их пути разошлись. Петро со Степаном тронулись по старым знакомым — проведывать, значит — а Григорий к атаману тронулся, аккурат где он заседает, на третьем этаже кабинетик был.

— Здорово дневали… — Григорий сразу взял быка за рога

— И вам здравствовать… — степенно отозвался атаман — решился все-таки?

— Мое дело. Мое и казаков — мгновенно ощетинился Григорий…

— Да ты копытом то не бей… ишь, как конь… Норовистый. Тебе норов то в армии не сбили?

— Еще норовистей стал.

— Ну, смотри… Хряпнем что ли?

Перешли в угол кабинета, там стояло что-то навроде уголка на своих — стол, да два старых, уже лезущих набивкой кресла. Разбойничьи подмигнув, атаман достал из-за кресла большую, наполненную мутным четверть, два простых, граненых стакана. Аккуратно, ни капли не пролив, разлил драгоценную жидкость.

— Ну… как говорится… будем. За Русь матушку, за царя-батюшку, да за нас — казаков на тихом Дону.

Жидкость была не просто крепкой — она валила с ног, рвала горло, обжигала. Ажник на глаза слезы наворачивались.

— Что это? — прохрипел не готовый к таким переделкам Велехов, силясь хлебнуть обожженным горлом немного воздуха.

— Крепка, а! — радостно воскликнул атаман, хлопнул по пузатому боку бутылки, как хозяин лошадь хлопает, только не так сильно — это мне с Чира привезли… в знак уважения, так сказать. Горит как факел… градусов семьдесят, не меньше. На хрену настояна, да еще и мед там степной. Прямо разом — и выпивка и закуска. Довольствие одно. Будешь?

— Ни… С ног валит… мне кубыть ехать еще до постоялого двора.

— Какой постоялый двор, в правлении и остановишься, место есть.

Атаман сунул нос в бутылку, в которой еще больше половины оставалось, с силой втянул воздух — и с явным сожалением на лице отставил бутылку, заткнул пробкой … чтобы не выдохлась.

— Хороша… — повторил он, прищуриваясь — но в меру. Сами-то гоните, небось, указ царев нарушаете?

— Кубыть кто и гонит — а я того не ведаю — отозвался степенно Григорий — это ты исправника выспрашивай, да станичного атамана. Вот они тебе и ответ дадут, кто винокурничает, кто безобразничает, а кто и курень свой спалил.

— Так не скажут ведь… скроете, сукины сыны

— Тогда и мне не честь языком как бабе чесать.

Атаман с силой вздохнул воздух — только не всхрапнул как лошадь — сменил тему разговора

— Как делать думаешь?

— Это ты мне скажи атаман — как ты думаешь. Потому как там — ни разу не шутки. Ты скажи, зачем нас кликнул — тогда и думать будем. А сейчас чего — слова одни. Пустые…

— Пустые, говоришь… Ты новый закон читал? О справлении казачьей службы?

— Так понапишут… мне то чего, я не первого срока призыва.

— И тебе… и всем чего. Потому как теперь — войскам право дано служить не на государевой службе, а по уговору…

— За деньги что ли? — не понял Григорий

— Ну… как сказать. Так — и в тоже время не так. Государю долг на службе… ты будь ласков отдай. А вот как вернулся — тут дело твое. Хочешь паши, а хочешь — винтовку в руки бери.

— Завсегда же так было.

— Да нет. Теперь — мы в этом сами по себе. С кем сговорились — тем и служим. Ну… не с каждым, конечно. И вот как раз на Арабском то полуострове и есть … работа.

— Ее там всегда было… бунташно там.

— Именно! А ты слыхал — сколько нефти там нашли?! Только качай, а покоя нет. И вот ты думай — если, к примеру, купчина какой деньги туда вбухает — а там мятеж. Убыток один.

— Так мы, казаки, купчинам служить этим будем? — Григория это задело, и сильно.

— А Государев интерес? Это ж наша земля. Я тебя не дверь открывать, да бородой перед посетителями мести — зову.

Григорий подумал, пытаясь разобраться во всем в этом. Тут и впрямь — без еще одного тычка не разберешься.

— Гладко стелешь… атаман… да спать жестко.

— Проспали уже! — голос атамана ощутимо построжал — там, на территориях с начала года под сотню казаков — насмерть вбили! Полусотню с двадцать второго — минометами накрыло! Зараз — тридцать один погибший! Спим — живыми бы проснуться!

Григорий кивнул

— Твоя правда. Но и меня пойми, атаман — мне не слова нужны, а конкретно — кто, когда, чего.

— Ну, так и скажу слово. Кто — скажи мне сам, только казаков первого призыва не трогай, это условие. Набирай кого угодно, хоть каторжников — был бы результат. Когда — чем быстрее, чем лучше. Время есть… но немного уже, чувствую, злое мыслится. Чего … вот чтобы всех, кто в городах орудует, по пустыням да по горам шарится — чтобы там не было.

— Эвон… Хватил. Тут все войско нужно. И не хватит.

— Там у нас — целое войско. От каждого полк — по сотне, а то и целыми полками стоят. Только скажи. Но дай результат.

— Сильно. А снаряжение?

— Пиши.

— И напишу. Ручку зараз дай, из дома без нее вышел.

— Ручку…

Атаман вернулся на свое место, порылся в столе — и доставил карандаш обгрызенный, да пачку листов канцелярской бумаги.

— Звыняй… ручки нету, пером пишу. Зараза, привыкнуть не могу.

— Достаточно и того…

Григорий долго сидел, размышляя… к атаману уж просители пошли… а он все сидел, вспоминал, писал. Смотрели он него, с любопытством — но не говорили ничего. Потом он начал писать, и писал так еще час с лишком, писал… потом перечеркивал — и снова писал. Закончил — за окном темнеть уже начало…

Как закончил — перенес все на стол атаману, атаман довольно крякнул, вчитался… и аж захрапел от досады…

— Ты… мил друг, с танка зараз головой навернулся, на службе. Я тут и не знаю половину из того что ты написал. Установка Фрезера-Нэша — это что такое?

— Пулеметная установка на два крупнокалиберных пулемета системы Браунинг зенитного типа. Можно заменить на Маузер или Эрликон

— Хватил… Ты в армии набрался — а мне платить. Ты знаешь, сколько это стоит? Возьми Максим — счетверенку, да не мучайся.

— С Максимом, атаман, ты сам воюй. Навоевались уже. Мне нужно армейское оружие, самое лучшее, какое только есть. Германское, североамериканское, наше. Но не старье со складов. Ежели пулеметы-гранатометы найдутся… даже надо найти — так совсем хорошо.

— Какие тебе пулеметы-гранатометы. То ж армейское оружие.

— Армейское — не армейское, мне разницы нет. Несколько штук надо будет. Пулеметы, бронированные машины, автоматы обязательно, настоящие, армейские не те которые сейчас. Если хочешь, атаман, чтобы толк был — оружие хорошее дай. И технику.

Атаман снова скосил глаза в бумагу.

— Дай то, дай се… — ворчливо проговорил он — я ж не в тех годах, чтобы давать по два раза. Все прибегают, и только с одним — дай.

Григорий молча ждал

— Добро, казак. Раз решили — делаем. Что надо — ищи, только не расширяйся далече. Подпишу… нехай Супонин потом орет.

— Супонин? Он тут?

— А куды ж денется. На хозяйстве сидит. Жид жидом. Куркуль, одним словом.

— Но не вор же.

— Не вор, не вор, это ты верно сказал. Сколько дней надо будет?

— Недели три. Лучше месяц.

— Три недели даю. Иди… иди, казак, с глаз долой, пока не осерчал.