НАЧАЛО. Десятью годами ранее. Адана, бывшая Османская Империя. База стратегической авиации
Май 1939 г.

— На озеро поедем?

Грищук, матерый, отслуживший здесь уже четыре года ефрейтор — услышав это, только хмыкнул

— Тебе до озера еще д…ить и д…ить, салага. Ты вообще, откуда про озеро знаешь?

— Да говорили тут…

Четкий шлепок подзатыльника

— За что?!

— Меньше слушай…

Грищук, конечно, тот еще фрукт. Если бы командир ему потачку не давал — давно бы в дизель зарулил. То есть — в дисциплинарный батальон, куда-нибудь в Палестину. Или еще куда-нибудь, куда Макар телят не гонял. Там, где только солнце, мухи, жара и местные, так и норовящие сунуть нож в спину. Здесь, по крайней мере, не так: море рядом, дышать можно, а местные — большинство не мусульмане, а армяне. Турки здесь треть, наверное, даже меньше, остальные армяне и греки, православные. Их в свое время русская армия от резни спасла, они под волю Государя Императора добровольно пошли, а не как турка. И христиане, к тому же, как и греки. В город выйдет русский офицер — до сих пор старики находятся, которые на колени падают, руки целуют… неловко даже. В любой таверне — скидку сделают, а то и бесплатно покормят. Понимают, что уйдет русская армия — кончит их турка. Как есть кончит.

Но теперь — точно не уйдет. Вон, какую махину отгрохали. Главная взлетка три с половиной, запасная три ровно. Бетон гладкий, чистенький, белый и такой крепкий — ничем его не возьмешь. Ангары построили… сейчас тут ровно двенадцать машин. Одна фаланга, но строительство еще не окончено, говорят, тут целая эскадрилья будет. Место, по крайней мере, для нее построят. Место то больно знатное. Пятьдесят километров — и Средиземное море. А в море — англичане…

Так что такие деньги вбухали — точно никуда не уйдет. Заметано. Железно.

Командир тут новый, как и все летуны — заносчивый, тем более аристократ. Пущин, Николай Николаевич, числящий свою родословную еще с рюриковых времен, а так — вертопрах и позер. Летчик, одним словом. Вот из-за таких как он — и распустили персонал в наземных частях, распустили. Офицеры — ведут себя так, как будто БАО совсем не имеет к ним никакого отношения. А для того, чтобы не было проблем — дали волю годковщине. Никто ничего не хочет знать, пока что-то совсем уж сурьезное не учинится — смертоубийство, например. Но деды тоже предел знают… пока не напьются. А как не напьются, коли в этом месте почитай все виноделие Турции и обособлено? Полно всего — виноград на вино идет, а из выжимок гонят самогонку. Офицеры ее граппа называют, но это навроде как самогонка. Особливо, если удастся стырить спирта. В авиации спирт применяют, тут полно приборов каких-то. А техники, если за ними не присмотреть — используют ацетон, а не спирт.

— Вы лучше вот чего? Откуда комэск о бухле узнал?

— О каком бухле?! — недоуменно спросил Борисов, тоже салага, и недовольно скривился — Грищук ударил его по ноге, прямо по кости. Это «футбол» называется. А есть еще лось — это когда руки перед лбом выставляешь, навроде рогов, а старик — бьет. Или телевизор — это когда подушку прижимаешь к груди, а старик с разбега пробивает ногой. Или колыбаха — это когда кладешь голову на табурет, а старик с размаху подушкой. Старики — они такие…

— Ты мне баки не забивай, салага. У третьего капонира которое было припрятано. Вы настучали, с…?

Суть дела была проста как три рубля. С базы — отлучаться можно было не всем, а только офицерам, офицеры же ездили свободно. А выпить — хочется всем. Вот старослужащие — после получения очередного денежного довольствия отобрали его у салаг и чижей и упросили одного из офицеров купить в городе несколько бутылок этой самой граппы. Переплатили, как без этого, какой офицер будет за так помогать. Привезенную граппу-самогон спрятали у третьего капонира, присыпали землей. А вчерась — полковник Ладецкий, который тут за охрану отвечает и за режим — это все нашел, приказал согнать личный состав с бодрянки и при всех, одну за другой расколошматил бутылки о бетонку, а потом приказал все это убрать. Вечером — деды оторвались на молодежи, на всей без разбору, а сейчас похоже — принялись дознаваться, кто стуканул. Наверное, не дознаются, но все равно изобьют многих. В годковщине ведь самое главное не кто конкретно что сделал. Деды — грузят, молодые — грузятся. Пройдет пара лет — и ты грузить будешь.

Дембель неизбежен, в общем.

— Хохол… клянусь не мы. Ну откуда нам знать то было?

— От верблюда. А ты чо зыришь?

Взгляд деда, ни с того ни с сего заведшегося — переключился на самого маленького в группе. Он был мусульманином, а значит — вдвойне виноват.

— Чо зыришь? Ты стуканул?

Борисов, он же Борюс, чиж, то есть военнослужащий второго призыва попытался сгладить ситуацию.

— Хохол, да он то причем?

— Заткнись. Ну, чо, чурка? Ты стуканул?

Дед, найдя на ком «оторваться» встал со стула, смотря на молодого светлыми, наглыми глазами. Дед был из галичан, а молодой — из крымских татар, что усугубляло положение.

— Ты стуканул, чурка? Чего молчишь? Ты у меня гад до конца призыва из туалета вылазить не будешь. У… ты какой…уй… с. а!

Дед попробовал схватить молодого за щеку — но молодой сделал то, чего можно было ждать лишь от борзого чижа, да и то под самый конец своего срока. Коротким ударом — пробил деду с колена в пах.

— С..а!

Дед ударил молодого, тот полетел на пол. Перекувыркнулся, поднялся, схватил табуретку…

— Что происходит? — сухой, жесткий как плетка голос стеганул всех, кто находился в караулке пятого поста охраны

— Господин полковник, пятый пост несет караульную службу, за время дежурства происшествий не было! — бодро отрапортовал Хохол, стараясь не показать, как ему больно.

Полковник прошел в караулку. Табуретка стояла уже на месте, солдаты поддерживали некое подобие строя.

— Фонарь откуда? — спросил он Мирзу

— Упал, господин полковник…

— Сейчас?

— Так точно.

— Упал — еще раз упадешь. Упор лежа принять, десять отжиманий. Еще раз соврешь — будет тридцать. К выполнению упражнения приступить.

Молодые поспешно посторонились. Пока Мирза выполнял установленные движения, полковник стоял прямо напротив Хохла и смотрел ему прямо в глаза. Все понимали, что разборка еще не закончилась.

— Рядовой… Мирзаев… упражнение исполнил.

— Встать в строй.

Полковник оглядел некрашеные стены казармы. Затем смачно, выведя затейливую руладу носом и набрав слюны — плюнул на пол.

— Ефрейтор Гришук, почему свинарник в помещении караульного взвода? Убрать…

Ведро и тряпка — были в шкафчике, в углу. Уборка помещений, что влажная, что сухая — была работой позорной, ее выполняли только салаги. А Грищук был дедом…

— Ты и дома так пол моешь? Поза номер раз — и с энтузиазмом в движениях, с энтузиазмом…

Едва не шипя от злости и унижения — Хохол мыл пол на глазах у молодых. Он был с Галичины, а там люди с польской кровью, с литовской, оскорбления не переносят никак. Но он знал и то, что полковника. Случись даже с ним подраться — ему не победить ни в честном бою, ни в нечестном. Полковник — перевелся к ним из Багдада, и перед строем — демонстрировал, как он голыми руками сгибает лом.

Закончив с полом — Хохол убрал принадлежности в шкафчик

— Ефрейтор Грищук приборку закончил.

Полковник задумчиво посмотрел на пол, будто решая, не плюнуть ли еще раз.

— По молодости тебя дрючили, теперь ты?

…

— Так вот, деда. Здесь один разбойник — я. И помощники мне не нужны. Дошло?! — вдруг заорал он так, что все вздрогнули

— Так точно!

— Какого х… в караулке сидите! Д…ить команды не было! На внеплановый обход территории бегом — МАРШ!!!