Попробуем поговорить о том, что мы точно знаем. И из этого сделаем прогноз без учета неожиданных триггеров, причем триггеров во многом, конечно, политических. Что будет с Россией? Если продолжится то, что творится сейчас, – а это может тянуться очень долго, – Россия через 100 лет станет заштатной страной, полностью ушедшей с рынка технологий и с мирового рынка распределения труда, имея десятые доли процента от мирового ВВП. Такие страны существуют, они внутренне нестабильны, но, в общем, живут… Этот сценарий предполагает как вариант и возможность растворения – Сибирь, уходящая в сторону Китая, образование в европейской части небольшого государства, которое будет тяготеть к Евросоюзу… Ведь Россия слишком большая территориально и слишком рыхлая, чтобы ее мог связывать какой-то единый экономический стержень. Сейчас связывает нефть, потому что средства от ее продажи центром распределяются в регионы, которые только таким образом и зависят от центра. А нефть через 100 лет не будет энергетическим ресурсом, скорее всего. Химическим – может быть, но не энергетическим. И как только случится качественный переход, все начнет лопаться, региональные связи будут распадаться, связи с центром – тоже. Культурных связей практически нет, во Владивостоке говорят «у нас в Пекине» и «у вас в Москве». На востоке России другие привычки, другие товары, другие места заграничного отдыха, иной язык экономических взаимодействий – китайский.

А посередине Россия разрезается национальными республиками, у которых даже вероисповедание отлично от православия. Им логичнее тяготеть к иным центрам силы. Я не говорю, что Россию ждет очередная война за независимость в автономиях, и даже не говорю, что произойдет жесткая сепарация. Какой-нибудь Татарстан вполне может находиться формально в составе федерации, но при этом в своей политике руководствоваться мнением Саудовской Аравии или Арабских Эмиратов, а не Москвы.

Это первый, самый простой сценарий… Второй сценарий я бы назвал «южнокорейский поворот» или, если хотите, «японский поворот» – с коренным изменением уклада и началом активного взаимодействия с Европой, для которой Россия могла бы стать жизненно важна и даже спасительна с точки зрения оживления Евросоюза. Ведь Россия – это практически 30 % населения Евросоюза, огромная территория, полезные ископаемые, которых в Европе мало, возможность построения множества замкнутых циклов производства. Население достаточно образованное, хорошо вливается в европейскую жизнь. Язык, близкий к германо-романским, – русские легко учат европейские языки, в отличие от азиатских. Наконец, абсолютно европейская культура. В этом случае не только Россия много получит от Евросоюза, но и Евросоюз от России – свежую кровь, пространство, транспортный коридор Юго-Восточная Азия – Европа, вдоль которого можно будет построить логистику и производство…

Если реализуется этот вариант, мы получим совершенно иную картину мира. Европейский союз, включающий в себя Россию, будет иметь около 1 млрд человек. Географически это будет самой большой объединенной территорией в мире с выходом к двум великим океанам – Тихому и Атлантическому – как это сейчас в Америке. Такое образование может стать самой мощной экономической структурой мира.

Кроме того, если мы входим в такой мощный союз, если удастся договориться и нормально ассоциироваться с системами НАТО, у нас снимется огромная проблема, связанная с военной нагрузкой, которая сейчас просто непосильна. Мы ведь на оборону и безопасность тратим чересчур много – в процентах к ВВП больше, чем большинство стран мира. И высвобожденные деньги, людские ресурсы и технологические возможности можно будет пустить на развитие страны. Мы, конечно, не перестанем вооружаться вовсе, но уже не в таких масштабах и теперь в кооперации…

Вот вам второй сценарий, в котором Россия наших внуков и правнуков – часть самого большого мирового союза – Европейского. И часть уважаемая, поскольку все понимают, что она привнесла в этот союз важные элементы, практически спасла его от стагнации.

Где угодно. Кто мог сказать, что в Корее точка бифуркации наступит в конце 1980-х – начале 1990-х? Никто. Могла наступить раньше, могла позже. Но можно указать ее «дислокацию» – точка бифуркации зависит от общественного сознания. А общественное сознание развивается по своим законам, не глядя на политиков, мыслителей, священников. Социум просто абсорбирует информацию и на ней развивается. У нас сейчас много говорят, что Россия – интеллектуально и этически отсталая страна, что мы геев боимся, американцев боимся, европейцев не любим, на грабли наступаем все время. И это все правда. Но ведь эту отсталость нужно уметь измерять.

Ну да. Россия отстает культурно и этически от развитого Запада примерно лет на 50–70. Если вы посмотрите на Америку или Британию середины прошлого века, то вы увидите, что там было ровно то, что происходит сейчас в России. И процессы, которые там произошли, – от момента, когда афроамериканцу нельзя сесть рядом с белым в автобусе, до афроамериканца президента страны – произошли без революции. Афроамериканцы не брали власть, названия партий не поменялись. Это был эволюционный процесс развития общества, происходивший в силу естественных причин. И у нас будет то же самое.

Так что наша сегодняшняя российская «особость» – примитивная социальная организация, пограничное поведение, ксенофобия и шовинизм – не географическая, не национальная, не культурная, не конфессиональная черта. Это проблема чисто временного свойства. И мы проявляем все те же качества, которые проявляли развитые страны 50–70 лет назад – нетерпимость, агрессию, стремление к самоутверждению. Тот же дискурс, то же нарратив, та же система ценностей.

Да. Полвека назад в Британии или США не тот патриотизм был, который у них сегодня, а тот, который у нас сейчас. Вспомните эксцессы типа маккартизма. Либералам, конечно, обидно, что Россия в этом смысле отсталая страна, но что делать – разные дети растут с разной скоростью. Кто-то вырывается вперед, кто-то отстает. У нас есть объективная причина для отставания – 70 лет социализма, которые сильно задержали развитие страны. И нефть, которая задерживает развитие сейчас. Тем не менее общество тяжело, медленно, но развивается. Посмотрите на российское общество сегодняшнее и образца 1990 года. Какая огромная разница!

В том, что общество, безусловно, гуманизируется.

Есть нелепая статья о запрете пропаганды гомосексуализма, написанная как часть большого запретительного пакета. Есть еще целый ряд нелепых статей. Их цель – превратить правовую систему России в инструмент для защиты власти, развязать ей руки для точечных репрессий. Но это действия власти, а не отношение общества… В 1970-х и 1980-х оно было крайне агрессивно по отношению к геям. А сейчас такой агрессии нет.

Не надо судить по интернету. Интернет, как и звонки в передачу, просто коллектор для активных фриков. Их, надо сказать, полно с обеих сторон. Есть фрики уродливо-патриотическо-православно-гомофобные антиамериканские, а есть фрики либерально-демократические проамериканские. Но фрики обычно не составляют основного содержания общества. А в России даже и в интернете подавляющее большинство людей все же настроены достаточно толерантно. Конечно, до современной европейской толерантности нам далеко, но и от 1970-х годов мы ушли безвозвратно.

Вам виднее, я не был на других планетах… Но от фашизма Россия сегодня очень далека. Посмотрите на пул общественного мнения в 2014 году. Ситуация на Украине, агрессия, разрекламированная внутри страны наиболее радикальным и активным способом… И тем не менее за военную операцию на Украине выступило меньше 25 % населения. Наше общество можно упрекать в пассивности, незрелости, в том, что оно не переросло предрассудки, не стало гражданским, но не в том, что оно фашистское. И если не случится каких-то катастроф, как в 1917 году, я был сказал, что российское общество растет в сторону Евросоюза, а не в сторону изоляции. И если ему дать расти, не мешать, а даже помогать – вот такими статьями, как это интервью, – это способствовало бы движению общества. Я еще раз повторюсь: развитие общества от действий власти не зависит, это власть зависит от уровня развития общества. Посмотрите на ту же Америку. Как влияли действия властей на самосознание общества? Никак. Власть не брала на себя руководящую и направляющую развитие общества роль. Про Маккарти я уже упомянул. Законы о сегрегации тоже никуда не девались. Суды поддерживали антиафроамериканские законы и даже злоупотребляли ими. А общество все равно развивалось! Оно развивается не потому, что князь приказал. Общество развивается, потому что в нем идут естественные процессы перестройки экономических отношений, трансформации информационных каналов, изменения систем эффективных социальных связей. Поэтому я бы предположил, что через 100 лет мы, скорее, интегральная часть Евросоюза, чем распавшаяся и умершая недоимперия, в которой живут нищие люди.

Мне кажется, что в мире сегодня существует несколько долгосрочных трендов. Во-первых, несмотря на кризисы и спады, ВВП мира поступательно растет почти по прямой линии. Это значит, что мир через 100 лет будет существенно богаче, чем сейчас; в рейтинге приоритетов человека жизнеобеспечение станет менее важным, и значительно большее внимание будет уделяться качеству жизни.

Во-вторых, в мире последовательно падает рождаемость. Вообще, отрицательная корреляция между ВВП на человека и рождаемостью – это один из немногих бесспорных фактов, наблюдаемых уже более века. По всей видимости, за 100 лет мы переживем проблему «молодых стран» (во многих бедных странах сегодня средний возраст жителей очень низкий), и в начале XXII века скорость роста населения мира будет близка к нулю – если только не вмешается третий фактор. Этим фактором может стать быстрый рост продолжительности жизни, причем растет она не столько за счет сроков максимального дожития (за последние 200 лет верхняя планка принципиально не изменилась – это 95–105 лет), сколько за счет доли населения, не умирающей в молодом, зрелом и пожилом возрастах. Через 100 лет мы, вероятно, будем иметь мир, в котором на 1 человека будет рождаться в среднем 0,8–1 ребенок, средний срок жизни поднимется до 90–95 лет, а средний возраст будет составлять около 50 лет – это будет мир зрелых людей.

Мы можем даже попробовать сопоставить эти факторы количественно: при нынешних темпах роста мировой ВВП вырастет за 100 лет в 19 раз. При этом население Земли вряд ли даже удвоится. Это значит, что средний житель Земли будет жить в 9 раз богаче, чем сейчас. Но это не значит, что каждый человек будет через 100 лет существенно богаче, чем был бы сегодня. В среднем доходы более бедной половины населения планеты растут в последние 50 лет примерно на 1 % в год – то есть при сохранении тенденции они за 100 лет вырастут всего в 2,7 раза при росте населения в 2 раза, а это всего лишь 40 %-ный рост доходов на человека. Так что мир через 100 лет обещает быть значительно богаче, удобнее и комфортнее – но бедность не уйдет в прошлое. Возможно, и такие беды, как голод, эпидемии, недостаточность здравоохранения и затрудненный доступ к образованию, все еще будут присутствовать.

Наконец, один из основных трендов, от которых надо отталкиваться, – снижение стоимости труда и потребности в нем. Это крайне выгодный тренд для экономики, но очень опасный социально – он грозит высвобождением огромных масс трудовых ресурсов и необходимостью построения совершенно новых систем перераспределения и социального обеспечения. Однако многие футурологи преувеличивают опасность «тотальной безработицы». Мы уже проходили периоды взрывного роста производительности труда в мире, и никогда это не приводило к долговременному сокращению спроса на трудовые ресурсы. Чаще всего происходит изменение профиля востребованного труда. Уходили в прошлое кучера, фонарщики, машинистки – появлялись водители, электрики, программисты. Сейчас парикмахеры для собак, дизайнеры интерьеров и психотерапевты пришли на замену телефонисткам и операторам станков. Высвободившиеся люди не пополнили армию безработных, а освоили новые занятия в связи с новыми потребностями. И сегодня мы пользуемся десятками разных специалистов, которых 200 лет назад (да даже и 20) просто не было. У всех новых специалистов есть одна особенность – они работают в творческих профессиях и в тех, что требуют личного контакта.

Людям важно общение с себе подобными. Поэтому будет больше профессий, удовлетворяющих наш спрос на контакт с человеком. Чем особенны эти «профессии личного контакта», так это тем, что они географически локальны. Вы можете пользоваться в Москве трудом китайского сборщика айфона, но вы не можете пользоваться трудом китайского парикмахера или тайского массажиста, если он не приедет в Москву. Поэтому такие рынки труда будут локализовываться. А касательно производства… Если автоматический цех по сборке айфонов будет не важно, где иметь, поскольку цена инсталляции роботов везде одна, то зачем его иметь в Китае – чтобы потом оттуда эти айфоны везти в Америку? Роботизация решит проблемы международной дислокации производства, а Китаю как центру юго-восточной империи придется создавать свой рынок потребления и свою индустрию R&D и маркетинга – или провалиться экономически. А значит, через 100 лет мы будем иметь значительно более рваное распределение богатства, значительно более изолированные рынки товаров и, видимо, единый рынок технологий.

Сегодня мир освоил понятие бесконечных денег – денег, которых можно напечатать сколько угодно. Правительства освоили дефицитные бюджеты и механизмы налоговой и инфляционной конфискации. Это значит, что капитал больше нельзя будет сохранить в деньгах – равно как в золоте, бриллиантах или любом другом символе стоимости, реальной стоимости не имеющем. А роботизация будет идти все дальше и дальше, и настоящим капиталом будут становиться права на интеллектуальную собственность, информацию и владение машинами. Если ты владеешь таким капиталом, то ты – богатый человек, человек первого сословия. Если ты не владеешь роботами, ты должен быть хорошим профессионалом в нероботизируемых областях. Профессионалы будут вторым сословием, тоже обеспеченным и уважаемым. А третье сословие – основная масса людей без особых талантов, которые не могут применить свой труд (работают роботы!). Они, видимо, будут жить на базовый доход и воспроизводить население. Это будет трехсословный мир – владельцы капитала, профессионалы и потребители фиксированного дохода. В том, что касается личных доходов, неравенство, не исключено, будет гораздо большим, чем сейчас. Разница в возможностях владельца капитала, профессионала и получателя базового дохода окажется значительно больше, поскольку будет создано множество новых дорогих возможностей – возможность получать невиданный уровень сервиса, возможность существенно дольше жить, возможность совершенствовать свое тело, возможность жить в особо привлекательных местах.

Государства будут стремиться изымать у владельцев капитал (через налоги, в том числе – на наследство) – а владельцы будут постепенно терять сегодняшние возможности бегства от налогов: страны постепенно идут к соглашению о налоговой прозрачности и обложении капитала по месту применения. Так что, возможно, через 100 лет средняя ставка налога на капитальный доход будет намного выше, чем ставка налога на трудовой доход, – как это было 100–200 лет назад в развитом мире.

Скорее всего, поменяется и географическая структура общества. Системы связи и логистики усовершенствуются настолько, что географическая концентрация людей, которые находятся в активном взаимодействии, нужна будет все меньше и меньше. Наши города не приспособлены для качественной жизни, но мы все еще вынуждены в них концентрироваться. По мере снижения такой необходимости начнется миграция в зоны большего климатического комфорта. Но вы представляете, что будет, если все люди, кто может себе это позволить, ринутся жить, например, на Средиземное море? Какой перепад в стоимости жилища образуется между побережьем и более северными областями? Так что цена будет регулировать потоки миграции, не давая уже обжитым областям пустеть – скорее мы будем видеть, как города «расползаются», центры пустеют, а вокруг крупных городов нарастают кольца низкой урбанизации.

Наконец, роботизация будет приводить к тому, что к существующим двум экономическим ресурсам (природным ресурсам и труду), из которых, собственно, и создается вся экономика, как бы добавится третий – технологии, роботы – называйте его как хотите.

Ресурсы – та же нефть – не универсальны. Нефть – это только нефть. Она не может быть айфоном, детской игрушкой, самолетом. А роботы производят все товары, включая роботов, это универсальный ресурс, к тому же распределенный по миру более равномерно, чем нефтяные месторождения. Единственное, что еще долго не смогут производить роботы, – интеллектуальный, творческий продукт.

Пока! Я могу представить себе роботов, которые производят людей из оплодотворенных яйцеклеток.

Не знаю. Я не хочу превратиться в Герберта Уэллса, который говорил, что новый мир уже стучится в дверь и завтра мы полетим на другие звезды. Ан не вышло, мы уперлись в скорость света. Возможно, и здесь упремся в естественный барьер.

Возможно. И еще искусственное производство людей находится под вопросом, поскольку не ясен вопрос с сознанием. Возможно, сознание – вещь уникальная не потому, что сложная, а потому, что является порождением принципиально недоступных для человека пространств и формаций. Так же, как мы не в силах преодолеть скорость света или получить информацию из черной дыры, так, возможно, мы не сумеем искусственно создать сознание, поскольку для этого существует принципиальный физический барьер.

Мы не знаем этого.

Я не знаю. И вы не знаете! Вы распространяете свой бытовой опыт на ситуации, в которых опыта у вас нет, и ни у кого пока нет. Еще древние греки говорили о парадоксе корабля. Вот есть корабль. На нем сначала заменили одну доску, потом вторую, третью, паруса поменяли, а запчасти с этого корабля используют, чтобы собрать новый корабль… И когда-то наступит время, когда все части корабля будут заменены и рядом появится корабль № 2. Вопрос: что из них – тот, первый, корабль и что – другой? Если у человека менять по атому тело, в конце процесса это будет тот же человек или нет?

Но чем отличается замена по одному от замены сразу всего? Вы знаете, ответ может быть на порядок сложнее, чем мы способны понять, а может быть очень простым. Например, если наше сознание – это просто совокупность электрических потенциалов, создаваемых клетками мозга. Тогда, заменяя по одной клетке, вы сознание не подменяете; а заменив сразу все – разрушаете его. Но мы же этого не знаем. И если меня начать разбирать по кусочкам, я не представляю, где будет мое сознание. Поэтому давайте оставим эту тему на будущее. Сейчас у нас слишком мало знаний по данному вопросу. Но о чем у нас есть знания, так это о вещах сугубо прикладных. О тех же роботах, которые уже строятся. И потому можно сказать, что они – новый универсальный ресурс, который изменит мир в том смысле, что налоги на труд будут снижаться, а на капитал расти. Кстати, тот факт, что роботы не добываются, а производятся, причем делать это можно распределенно и где угодно, означает, что роботов как ресурс нельзя узурпировать и на этой основе узурпировать власть, как это произошло в России с нефтью и властью. Роботы в этом смысле доброкачественный ресурс, способствующий росту демократии. И потому я спокоен за судьбу мира: этот мир будущего выглядит лучше, чем мир сегодняшний. Он похож на Древнюю Грецию, только роботы заменили рабов. А Греция – это расцвет культуры и искусства, там было создано очень много принципиально нового для человечества.

Давайте только не забудем, что мы сейчас говорим о таких людях в относительно развитых странах, потому что 100 лет – недостаточный срок, как мы видели, чтобы сильно увеличить доходы беднейшей части населения планеты. Для беднейших все останется примерно как сейчас – неавтоматизированный труд, достаточно ограниченное потребление и риски, сравнимые с сегодняшней ситуацией, – надеюсь, что не в самых ее ужасных проявлениях (если считать по нашей вышеописанной модели – самые бедные страны мира за 100 лет смогут подтянуться на уровень Эфиопии, Эфиопия доберется до сегодняшнего уровня Кении, страны Северной Африки достигнут уровня доходов населения нынешних Бразилии и Китая). Ну а третье сословие в более богатых странах – это будут праздные люди. Они будут потреблять свой базовый доход и развлекаться, пить пиво, воспитывать детей, выгуливать собак, ездить на пикники, пару раз в год на море, играть за компьютерами и жить в виртуальных пространствах…

Может быть, «дивный новый мир» – это мир виртуальной жизни, в которой ты будешь получать все мыслимые удовольствия, сможешь быть кем угодно, достигать недостижимых вершин. И тогда большинство людей действительно уйдет в сказку, построенную для них профессионалами. Не исключено, что люди первых двух сословий тоже будут в эту сказку погружаться, но реже, и на своем, ВИП-уровне…

Второе же направление самозанятости, которое я вижу, – социальная сфера. Существенно расширится волонтерская работа. Наша планета нуждается в гигантском объеме волонтерской работы, которую не могут делать ни государства, ни компании, стремящиеся получать прибыль. Огромному количеству людей не будет хотеться тратить жизнь, работая за деньги, поэтому они станут, довольствуясь базовым минимумом, искать и находить себе полезные миссии, поскольку человеку свойственно наполнять свою жизнь смыслом. Утилизация мусора, посадка деревьев, помощь инвалидам…

Третье направление – все, что восполняет дефицит коммуникаций. Людям хочется общаться. Появятся профессии, связанные с общением, – организаторы клубов ничегонеделания, аниматоры, лекторы, рассказывающие совершенно бесполезные вещи, консультанты по ничему, социальные работники… Люди будущего будут предъявлять повышенные требования к мелочам – количество дизайнеров, консультантов по интерьеру, по одежде, по манерам вырастет в разы. Учителей станет больше, поскольку мир движется в сторону уменьшения классов – мы проходили 30, 20, 10 человек в классе, потом будет 3–4. Сюда же отнесем профессии, выявляющие индивидуальные способности у детей и подростков, проводящие коррекцию в раннем возрасте, потому что мир наконец-то должен избавиться от преступности в самом широком смысле – от насилия, дискриминации, презрения к этике. Преступность во многом – порождение психологической травмы, которую нужно купировать с раннего возраста. Вообще, касательно психотерапии, не удивлюсь, если у каждого человека будет свой психотерапевт, то есть психотерапевтами будут процентов 10 населения Земли.

Мир изобретет десятки социальных профессий, чтобы занять людей. Точнее, они сами и изобретут. Какими они будут, сейчас предсказать нельзя, как нельзя было в 1900 году предсказать возникновение айфона, хотя все понимали, что системы связи будут развиваться. Но вот во что конкретное они выльются, может показать только будущее.

Непонятно на самом деле ни про три центра силы, ни про Африку. Ведь «средняя» Африка отстала еще больше, чем Россия, ментально – лет на 200. И, опять же, Африка вся разная. Северная более развитая, ЮАР неплохо себя чувствует. Как пойдут процессы – зависит от стоимости энергии. Если сможем эффективно использовать и передавать солнечную энергию, Африка будет ее производителем, регионы станут богаче, и развитие пойдет быстрее.

Харари считает, что мы двигаемся к единой мировой империи, – и я готов с ним согласиться. Культура постепенно унифицируется, и за 100 лет этот процесс сделает еще гигантский скачок вперед. Конвергенция культур идет все быстрее и быстрее – не только за счет интернационализации кухни, не только за счет платформенного капитализма, связавшего мир цепочками производства добавленной стоимости. Интернет объединяет людей без необходимости личных встреч, знакомств, построения взаимного доверия. Информация моментально достигает всех уголков земного шара. Международная трудовая миграция у элиты стала нормой; владельцы капитала зарабатывают его в центрах ведения бизнеса, а потом уезжают в центры сниженного налогообложения, щедро оплачивая в них пролиферацию своей культуры; в среде образованных и обеспеченных людей межнациональные и межгосударственные браки стали встречаться чаще, чем внутринациональные. Мир интегрируется, английский становится единым мировым языком, культура – смесь англосаксонской с китайской и вкраплениями мелких региональных.

Россия, конечно, не исключение из правила и не центр культурной концентрации. Уже сейчас в Москве рестораны русской кухни занимают четвертое или пятое место по распространению. Лидируют рестораны итальянской, японской, среднеазиатской, китайской кухни. Мы кричим о скрепах и самобытности, целые институты радеют о защите русского языка, но едим мы не свои блюда, носим не свою одежду, празднуем не свои праздники, наш алфавит основан на смеси греческого и латинского, наше право – в основе римское, наше государственное устройство – продукт развития западноевропейских традиций, наша система образования заимствована в Европе, наш язык почти полностью состоит из заимствований, большая часть которых сделана в последние 200 лет. Мы не замечаем этого, потому что привыкли к своему языку, но вдумайтесь – не только слова «космос» или «библиотека», но даже слово «кровать» заимствовано нами из греческого. Не так просто найти в русском слово, чьи корни не приведут нас к иностранным языкам.

А я бы не стал: значения слов меняются со временем. Когда мы говорим «Римская империя», мы слышим тяжелую поступь римских легионов, забывая, что эта империя создала огромное культурное наследие. И только благодаря ей мы знаем что-то о культурах ее периферии. Что бы мы знали о культуре диких народов Европы и Азии, если бы их не завоевали римляне и аккуратно не записали всю их историю, их сказания, их молитвы, включив в свою большую культуру составной частью? Если бы не древние римляне и греки, мы бы ничего не знали про скифов, поскольку скифы ничего не записывали. В этом смысле империя – огромная культурная машина, которая двигает цивилизацию вперед. Только если 2000 лет назад она создавалась огнем и мечом, сейчас она создается жвачкой и айфонами. Сегодня огнем и мечом отсталая периферия пытается отбиваться от империи. И в этой борьбе меча и жвачки я на стороне цивилизации.