Глава 35: Наоми

Всю жизнь перед Наоми стояла проблема доверия к информации. В любом уголке и нише солнечной системы, среди миллиардов человек, имеющих доступ к сетям и такому количеству новостных лент, сколько нашлось бы источников, всегда можно было отыскать оратора, громогласно транслирующего любое возможное мнение.

Как только они наладили сеть ретрансляторов, снова стал доступен обмен новостями с отдалёнными мирами через врата, со световой задержкой, измеряемой часами. Для осознания новой реальности, Наоми пришлось бы обратиться к моделям древней истории, когда живой голос или заметки на физических носителях были единственным средством хранения и перемещения информации. В древней Северной Америке существовал так называемый «пони-экспресс». Целая сеть телег и животных развозила записанную от руки информацию по огромным пустошам. Ну, или так она понимала процесс, хотя никогда не видела ни пони, ни писем, написанных на бумаге. Животных заменили корабли и торпеды, буквы стали сжатыми пакетами данных, а пустоши – жёстким вакуумом пространства, с безлюдной медленной зоной в центре.

В результате, вести из дальних миров казались слегка ненадёжными. События на Обероне и в его системе приобретали преувеличенное значение, потому что она узнавала о них немедленно. А всё, происходящее в Бара Гаоне, Лаконии или Солнечной системе, на Фрихолде, Новом Кипре или в Гефене, имело налёт чуждой и экзотической диковинки.

Фраза «потеряно двое врат» значила, что врата Танджавура и Текомы уничтожены, а системы за ними отрезаны, что лишь добавляло ощущения неохватности событий, происходящих где-то очень далеко. Вселенная опять расширилась, и вещи, которые казались близкими, снова обрели дистанцию. А потому, поступающие с ретрансляторов отчёты были драгоценны, как воздух в дырявом корабле.

Известие из Солнечной системы о том, что «Буря» уничтожена, стало чуть ли не откровением.

И пришло оно не из подполья. Если Бобби и отправила отчёт, бутылка затерялась где-то, или замедлилась до такой степени, что её обогнали гражданские новости. Наоми услышала их в лаконианской государственной ленте, курируемой губернатором. По идее, возмущенный тон доклада должен был внушить страх. Террористы, убив лаконианского дипломата и украв военную технику, с её помощью уничтожили единственную защиту Солнечной системы. Опасность хаоса и бунтов в системе, если верить новостной подаче, просто апокалиптическая. Лаконианские силы готовятся защищать мирных граждан от волн репрессий и насилия, которые наверняка последуют.

Возможно, для лаконианских ушей это звучало убедительно. Непреодолимая зашоренность предпосылки, что все лаконианцы хорошие, а любая оппозиция – зло во плоти, походила на чёртово слепое пятно, когда дело касалось пропаганды. Но для Наоми и Чавы это стало разрешением неопределённости, – теперь они знали, как сработал план Бобби. А для обычных граждан Оберона это значило, что неудержимая лаконианская машина вполне остановима. Остановлена. И уверенность в имперском правлении дала трещину, через которую можно было прогнать корабль. Как это обычно и бывает, к добрым вестям прилагался целый список новых проблем. Хороших, таких, на которые они с Бобби надеялись, но всё же проблем.

– Слышала, удалили записи о поставках за пять лет? – спросила Чава. – Стёрли начисто.

– А разве это не наши?

– Из тех кого я знаю, нет. – Чава наливала кофе в чашку. – Ты разбираешься в сети лучше меня, но...

– Это просто значит, что они восстановят записи из резервной копии, – пояснила Наоми, принимая чашку.

Она привыкла к френч-прессу Чавы. Кофе крепкий, горьковатый, и иногда даже с гущей. И так ей нравилось больше, чем в корабельном варианте.

– Так что, похоже, кто-то мутит с доступом к бекапу. Загрузи туда всё, что нужно, а после восстановления данных это станет официальной информацией.

– Так я и думала. Одна из наших ячеек могла сработать сама по себе. Или гражданские проявили инициативу. Или криминалитет. Чёрт, да сами лаконианцы, чтобы скрыть что-то, а обвинить нас. Неважно кто, но раньше они такое проворачивать не рисковали, а теперь осмелели. И что это творится? Так, кстати, везде, в тех или иных вариациях.

Децентрализация власти, то, чем астеры занимались с самого начала, несколько поколений назад, когда способность передавать приказы превосходила возможности по их исполнению. Старая Рокку, в её радикальные годы говорила, что внутряки подобны мечу – бьют в одно место, нанося рану, способную убить. Пояс же – вода, что проталкивается изо всех щелей. Гибель «Бури» не изменила ничего для систем за пределами Солнечной. И не похоже, что Дуарте отправит корабль-убийцу расследовать какую-то подозрительную потерю данных. Изменилась уверенность людей в системе, и неопределенность создавала новые дыры, трещины и возможности.

Сила Лаконии была в едином видении, и одном блестящем разуме, стоящим за всем этим. А подполье, как вероятно, и АВП до него, имело столько же видений, сколько входящих в него людей, и как номинальный лидер, Наоми представляла лишь один из голосов. Аппарат Дуарте неповоротлив. Начни множество событий происходить одновременно, и они могут увязнуть. В этом была и их слабость, и сила.

– Кстати, появились новые контакты, – сказала Наоми. – По отчётам, почти дюжина с момента первого доклада.

– Хороший знак. Люди чувствуют новые веяния.

– Некоторые да, – согласилась Наоми. – А у некоторых другая цель. Я потратила месяцы, чтобы понять, как сделать так, чтобы их рекрутёры нанимали наших людей. Наверняка, они способны делать то же самое с нами.

– Я буду осторожна, – сказала Чава. – Проверки данных, наблюдение за новобранцами, тестовые задания. Весь набор. Никому не позволю проникнуть через кормовой шлюз.

– Для твоего же блага, – сказала Наоми. – Тех людей, которым доверяешь, тоже проверяй. И делай это случайно. И так, чтобы кто-то приглядывал и за тобой. Это как замки на скафандре. Все смотрят, чтобы у всех всё было в порядке. И будь готова к преследованиям. Они скоро начнутся.

Чава отпила кофе и кивнула.

– Хотела бы я, чтобы ты осталась. Конечно, здорово будет снова пригласить домой друзей, но... Мне было приятно, что ты здесь.

– Даже если моё присутствие могло тебя убить?

Чава была из людей того типа, что умеют хмуриться только лбом.

– Может, как раз поэтому. Думаю, во мне слишком много от адреналинового наркомана, чтобы выжить в качестве менеджера по прокату кораблей. И если бы не всё это, в отпусках лезла бы в незаконные гонки.

Наоми допила кофе, опустила свою белую фарфоровую чашку в последний раз, и обняла на прощанье Чаву. Её вещи уже ждали у двери в туго набитой сумке, которую легко подхватить при выходе. Она в последний раз оглядела комнаты Чавы. Кухня, гостиная, проход в спальню, которая так недолго побыла её личной. И тем не менее, за это время всё успело измениться как минимум дважды.

В груди комок, но не печаль о том, что она покидает это место. Чава ей нравилась, и жить у неё было приятно, но это не дом. А грустно было от мыслей о собственном доме. С людьми, которых знала дольше, чем несколько недель. И ещё хуже от того, что когда-то у неё был дом. И семья. Она никогда не перестанет по ним скучать.

На лунной базе Оберона, вагоны «трубы» ходили с интервалом в семь минут, а знаки и указатели чётко указывали путь. Совсем не трудно оказалось добраться от дома Чавы до доков, а оттуда до челнока, арендованного на вымышленное имя, связанное с придуманной корпорацией и застрахованное полисом, который никогда не используют.

Оберон становился очевидной целью, и не только потому, что был успешной колонией. Любой лаконианский анализ бутылочного обмена, который практиковало подполье, вскрыл бы повышенную активность во вратах Оберона. За уничтожение «Бури» последует ответ, и ни она, ни Чава, ни кто-либо из её контактов не сомневались, что часть этого ответа придётся на Оберон. А как известно, лучший способ пережить падение астероида – отсутствовать на планете.

Ожидая разрешения на вылет, Наоми открыла картинку с видом из телескопа. Просто ещё один сине-мраморный шарик в пустоте. Широкий ураганный фронт скрыл часть океана, который она никогда не увидит. Континенты в видимой части раскиданы хаотично, как костяшки, брошенные детворой при игре на заднем дворе. Огромная, красивая сфера, на которой так мало людей. Города с университетами, полными студентов, которые никогда не знали другого неба. Она сомневалась, что когда-нибудь увидит всё это снова, а потому смотрела и пыталась запомнить. Столько всего осталось без воспоминаний. А ведь знание, что какой-то момент уходит навсегда, драгоценно.

Канал связи с транспортным контролем ожил:

– Скиф восемнадцать сорок два, ваш транзит в Бара Гаон одобрен. Можете выходить.

– Подтверждаю, Контроль. Освободите зажимы.

Маленький кораблик, лёгкий, как пустая консервная банка, вздрогнул, когда убрались стыковочные зажимы, и Наоми вдавила кнопку запуска двигателя. Изображение Оберона в окне стало отдаляться, потом ещё, и ещё, пока она, наконец, не закрыла его. Момент ушёл.

Её скиф был слишком мал, чтобы как-то называться. Код транспондера, номер, да небрежная запись в документах, вот и всё. Тесный, словно гоночный корабль, только без маневренности и элитного амортизатора. Он предназначался для внутренних перелётов, обычно между планетами на совпадающих орбитах. И вести его через систему, во врата, и затем снова к звёздной гравитации – значило прилично выйти за рамки предполагаемого использования. Наоми это не пугало. За свою жизнь она заходила куда дальше, и в гораздо более опасных вещах. Несколько дней тяжелого ускорения, и вот она наконец в свободном полёте.

Она коротала часы, перепроверяя всё подряд: системы подачи воздушной смеси, реакторный отсек, баки с водой. Знать всё о своём маленьком пузырьке воздуха и жизни было утешительно. Попадёт микрометеорит, и разбираться будет поздно, лучше позаботиться об этом заранее. Как говорится, готовьтесь к худшему – и удивляться будете только приятно. В скифе не было тренажерного зала, зато у неё оставались эластичные ленты из её «напёрсточной игры». Она адаптировалась. Как и всегда.

Воображаемые диалоги с Сабой, Джимом, Бобби и Алексом продолжались. Надо принять несколько стратегических решений. Победа Бобби поставила Дуарте в затруднительное положение.

У лаконианцев остался последний «магнетар», и подполье вполне могло заставить их только обороняться. Даже запереть в собственной системе. Конечно, это означало, что нужно создать реальную и весомую угрозу для самой Лаконии, но это было возможно. И этого было недостаточно.

Когда-то Транспортный Союз и правительства Земли и Марса прочили Лаконии судьбу обычного мира-колонии: борьбу за выживание базы и стремление к самодостаточному сельскому хозяйству, в пределах поколения или нескольких. Но Дуарте забрал с собой протомолекулу и знания об её использовании, а потом нашёл строительные платформы, на которых собрал «Бурю» и «Шторм». И, очевидно, нашёл способ синтезировать антивещество. Только угрозы будет недостаточно. Наоми придется найти способ лишить их производственных мощностей. Если Лаконии суждено упасть, пусть падает жёстко. Поймёт, что мечта об исключительности закончилась навсегда. Только низведя её до уровня других миров, можно будет начать её возвращение. Реинтегрировать. И в этом вся соль. В глубоком уроке от Пояса и внутренних планет, АВП, и Транспортного Союза.

Вот единственный и главный аргумент, который вселенная предъявляла ей всю жизнь, и который она ясно поняла только сейчас: войны никогда не заканчиваются победой одной из сторон. Они заканчиваются только примирением врагов. Всё остальное – просто отсрочка следующего раунда насилия. Теперь это и стало её стратегией. Синтезом аргументов, её и Бобби. Ответом, который она хотела бы найти вместе с ней, покуда обе живы.

Как только она доберётся до Бара Гаона – другого очень успешного колониального мира – нужно будет подбить список военных кораблей, которые можно собрать, и согласовать время транзита. Был бы способ выманить силы Дуарте из системы Лаконии, а потом протолкнуть и рассредоточить там её флот, вышло бы здорово.

Она продолжала размышлять об этом, представляя возражения Сабы, Бобби или Джима, когда началось торможение. А через несколько часов, из Солнечной системы к вратам Оберона прошла «бутылка». Скиф подхватил зашифрованные данные, так же, как и система Чавы подхватит их на планетарной луне. На дешифровку ушло полдня, и только потом она снова услышала голос Алекса и узнала, чем они заплатили за свою победу.

Он стал... нет, не старше. Он не выглядел старым. Или усталым. Она не раз видела его усталым. А сейчас он был раздавлен, уменьшился. Горе словно стёрло цвет из его глаз.

«Получается, здесь я закончил, – говорил он в приватном сообщении только для неё. – Подготовил одного паренька, и он, похоже, готов меня заменить. Мы пойдём в... наш маленький сухой док. Ну ты знаешь. – Даже несмотря на три уровня шифрования, Алекс так и не сказал «Фрихолд». – А когда доберёмся, я уйду. Подумал, пора проведать нашего старикана. Убедиться, что никто там не свил себе гнезда. А дальше, даже не знаю. Думаю, ты могла бы сказать, раз уж это теперь твоё шоу. Не хочется срывать старика с места, не узнав твоего мнения. Мы с тобой теперь остались одни. Вот. Да. И прости меня. Я не хотел отпускать Бобби».

– Не извиняйся передо мной, – сказала Наоми экрану. В невесомости слёзы заполнили глаза, словно линзы. – Ох, милый Алекс, не извиняйся за это...

Но сообщение закончилось, а её переход через врата только начинался. И в медленную зону она вошла с тяжестью, которая не имела ничего общего с ускорением или гравитацией.

Это был её первый транзит с тех пор, как они потеряли «Медину». И Сабу. И знакомую модель человеческой цивилизации. Инопланетная станция в центре колец ярко светилась, словно маленькая звезда, всё ещё излучая энергию, поглощенную в результате гамма-выброса. Поверхность пространства колец, раньше представлявшаяся безликой чернотой, переливалась извилистыми всполохами, более странными и угрожающими, чем чернота. Но больше всего её напугали корабли.

Она ожидала, что пространство будет пустым. После всего, что произошло, она полагала, что движение между вратами будет практически нулевым. Но она ошиблась. Её маленький скиф засёк транспондеры почти двух десятков кораблей, и сигнатуры двигателей ещё нескольких. Лаконианский приказ о том, что пространство колец должно оставаться пустым, игнорировался в таких масштабах, которые не укладывались в голове, и от близкой опасности у неё перехватило дыхание. Без «Медины», контролирующей движение, шансы превратиться в летучий голландец возрастали многократно.

Она совершила переход расслабленно и бездумно, но легко могла просто исчезнуть, и никто никогда не понял бы, как. И это ещё исходя из предположения, что событие, уничтожившее «Медину» и «Тайфун», и разрушившее два кольца, не поменяло правил игры. Если порог исчезновения изменился, им никогда этого не узнать. Без испытаний.

Может, нужда заставила их доставить груз в страдающие колонии, или прельстила возможность перевезти товары без пошлины союзу. А может, человечество, получив свободу, снова забыло о последствиях, как и всегда. Независимо от мотива, это захватывало дух. Наоми впала в шок, а потому даже не заметила, что два корабля – лаконианские военные эсминцы вроде «Грозового Шторма», – направляются прямо к ней. За суетой всеобщего движения, и собственным смятением, она не замечала этого до тех пор, пока скиф не получил запрос на соединение от «Муссона».

В системе Наоми стояла программа искажения голоса и внешнего вида, но она раз пять проверила, что та включена, прежде чем принять запрос.

– Главный старшина Норман с «Муссона», – представился человек на экране. – Вы нарушаете карантин. Пожалуйста, немедленно покиньте пространство колец.

В его голосе звучало раздражение человека, совершающего самый ненавистный из ритуалов.

– Извините, – забормотала она. – Я не собиралась. Мой брат болен. Я должна была вернуться к нему ещё несколько недель назад. Клянусь, я не везу контрабанду.

– Мне всё равно, – оборвал её лаконианец. – Просто убирайтесь отсюда, и держитесь подальше. Скоро сюда прибудут постоянные войска, и за подобные выходки в людей начнут стрелять. И когда это произойдет, лучше будьте где-нибудь ещё.

– Да, сэр, – сказала она. – Я уже ухожу, сэр.

Соединение разорвалось. Ну что ж, вот лаконианцы и увязли. Больше того, у них в медленной зоне корабли, а останавливать их, чтобы контролировать пространство, никто не пытается. А значит, Лакония либо понимает риски, и сводит к минимуму возможность повторения катастрофы, убившей «Медину» и «Тайфун», либо охотится за более крупной дичью, либо и то, и другое. Проследив их курс, Наоми увидела, что эсминцы направляются в Оберон.

– Вы подобрались очень близко, – почти нежно сказала она. – Только останетесь без сладкого.

Ворота Бара Гаона находились на дуге, пересекавшейся с её курсом почти на половине расстояния до другого края пространства колец. И не совсем там, где их ожидала увидеть навигационная система. После разрушения колец в Танджавур и Текому, все остальные сдвинулись, не сильно, но достаточно, чтобы программа отметила несоответствие. Наоми собралась уже скорректировать курс вручную... и остановилась.

Мой брат болен, подумала она снова. А ведь и я тоже.

Она исправила курс, направляя скиф на Фрихолд. Домой.