Глава 25: Наоми

За долгую жизнь Наоми не раз видела, как меняется история. В той реальности, где она родилась, Земля и Марс вступили в альянс, целью которого стало удерживать сапог на шее астеров, таких как она. Инопланетная жизнь упоминалась разве что в научных гипотезах и в триллерах развлекательных каналов. Одни изменения наступали медленно, и момент их прихода легко было упустить. Смена идентичности астеров, из отбросов до фактически правящей партии на пике власти Транспортного Союза, заняла десятилетия. И восстановление Ганимеда. А другие перемены были стремительны, или казались такими. Путешествие Эроса. Открытие врат. Астероиды на Земле. Возвращение Лаконии.

При всём разнообразии, внезапные изменения происходили одинаково. Какими бы ни были, с их наступлением люди впадали в шок. Не только Наоми и её окружение, а всё огромное и разнообразное племя людей. Моментами казалось, что они всё ещё обезьяны африканской саванны, замирающие от львиного рыка. Все жизненные принципы вдруг ставились под сомнение. Мы всегда враждовали с внутренними планетами, а теперь? Мы всё ещё не способны достичь дальних рубежей солнечной системы, но можем ли шагнуть за них? Земля всё стерпит, разве не так?

Это чувство Наоми не любила, но знала. Больше того, видела в нём силу. Такие моменты открывали возможности. Несли новые союзы, эмпатию, обновлённое и всеобъемлющее чувство единения человеческого племени. Или становились ядом, что десятилетиями отравлял умы, приветствуя старые войны на новых кровавых полях сражений.

Оберон затаил дыхание и ждал, не явятся ли хищники по его душу. Она видела страх в местных новостях, ставших теперь единственными. В глазах лаконианского губернатора. И должна была признать – в своём сердце тоже.

«Тайфун» был абсолютным символом лаконианского господства. После неумолимого покорения «Бурей» системы Сол, правление Лаконии стало данностью. Не только потому, что Лакония нашла способ защитить пространство колец от атаки из любых врат, даже всех одновременно, хотя и по этой причине тоже. Но ещё из-за понимания того, что находясь в медленной зоне, «Тайфун» уже на полпути к чьему-то дому. И если он начнёт движение, его не остановит уже ничто, кроме имперской прихоти.

И вот его не стало.

Станция «Медина» – яркая особенность пространства колец с самого начала. Один из первых кораблей, прошедших через кольцо Солнечной системы, и занявший своё место ещё до открытия остальных врат. Самый дальний торговый пост новой земельной лихорадки, а затем – регулятор движения в центре колониальных миров. С историей, – от мормонского корабля поколений, до линкора АВП, – столь же богатой и сложной, как и жившие там люди. Неизменный факт экспансии человечества, незыблемый, как сами врата.

Не стало и её.

Случись что-нибудь одно, и было бы проще. Но то, что карающий молот, нависший над каждой головой в империи, и самое стойкое человеческое присутствие в сети колец, исчезли вместе, рвало сердце Наоми сразу в двух направлениях. Она ликовала и оплакивала одновременно. А ещё испытывала чувство глубокого беспокойства, исходящее из усвоенной истины, что знать – это совсем не то же самое, что понять.

– Как ты обычно предпочитаешь яйца? – спросила Чава.

Наоми, сидя за кухонной стойкой, потёрла сонные глаза.

– Восстановленные из порошка, и распылённые по тарелке раздатчиком.

– Хм... тогда... взбивать?

– Было бы здорово.

Апартаменты Чавы находились в престижной части станции, если здесь вообще имелась непрестижная часть. Оберон просуществовал не так долго, чтобы история построила что-то на его костях. Ничего ещё не успело сменить прав владения, назначения, или изначального смысла. Яркая индустриальная белизна на кухне Чавы полностью соответствовала задумке дизайнера. Папоротники в гидропонных вазах показывали свои бедные корни и зелень листьев именно так, как это лучше всего смотрелось бы на картинках. Панорама, открывавшаяся из окон на общественное пространство трёх нижних уровней, словно в городской квартире на Земле, только без уборщиков, создавала ожидаемый эффект. За одно, или может, четыре следующих поколения Оберон разовьёт собственный стиль и характер, которого он пока не имел.

А может, чтобы увидеть его, Наоми просто нужно было выпить кофе и немного потренироваться. Такое тоже возможно.

– Хорошо спалось? – спросила Чава поверх шкворчания и хлопков яичницы на горячей сковороде. – Гости для меня редкость. Ты первая, кто провела в гостевой больше ночи.

– Выспалась прекрасно, – ответила Наоми, – А есть какие-нибудь новости?

Рядом с локтем Наоми, покоящимся на стойке, Чава выставила белую керамическую чашку и маленький стеклянный френч-пресс, уже наполненный чёрным кофе.

– Комиссар транзитной станции запретил движение через врата, пока не придут инструкции от Лаконии. Что проблематично, ведь ретрансляторы так и не работают. А Транспортный Союз протестует – один траспортник был в пути, когда дерьмо попало в вентилятор, и они твердят, если груз не доставить в Фархом, через год там будут одни голодающие.

Наоми налила себе кофе. Чёрный напиток заполнил ярко белую чашку, и пустил пар. Запах чуть легче, чем она привыкла. Интересно, понравился бы такой кофе Джиму?

– А чем ответил губернатор?

– Радиомолчанием. Ходят слухи, что он давно берёт взятки. И его лояльность не совсем ясна.

– Странным образом освежает, – похвалила Наоми кофе, оказавшийся вкусней, чем она предполагала. Очередной неуловимый кусочек сна покинул её, а запах яичницы стал маняще привлекательным.

Чава заметила это и улыбнулась.

– Проголодалась?

– Ещё как, – ответила Наоми. – А местное подполье. Как оно выглядит? Что за ресурсы использует?

Чава пожала плечами.

– Мало что могу сказать. Саба держит нас в неведении. Не уверена даже, насколько он сам в курсе, разве что знает, к кому при случае обращаться.

Она увидела свою ошибку и поджала губы.

– В смысле, знал... Не могу поверить, что он...

– Понимаю, – сказала Наоми. – Без координации мы больше не подполье. Мы тринадцать сотен разных подпольев, которые не могут общаться друг с другом.

Связь, думала она, потягивая кофе. Связь всегда была проблемой.

Чава перемешала яйца на сковородке, и переместила пушисто-жёлтое облако на белую тарелку.

– С другой стороны, в данный момент насчитывается тринадцать сотен разных Лаконий. Даже меньше. Многие маленькие колонии не успели обзавестись губернаторами на местах. И они практически свободны.

– Но могут погибнуть без поддержки. Не думаю, что лозунг «умереть свободным» так уж привлекателен, если перестает быть риторическим.

– Правда, – согласилась Чава.

Яйца на вкус были странными. Более плотной и существенной консистенции, чем подобие, производимое «Роси», и с другим послевкусием, насчет которого Наоми поначалу не могла определиться – нравится или нет. Впрочем, полный желудок, это всегда прекрасно. И отлично сочетается с кофе.

Чава не поднимала тему будущего Наоми. Обе понимали, что пока слишком много неизвестных, чтобы строить планы. Даже существуй корабль, способный продолжить игру в напёрстки, не было Сабы, чтобы отправить ей информацию для анализа или рассмотреть её рекомендации. Роль Наоми в подполье, и их способность к выживанию – всё стало крайне эфемерным. И они маскировали пробелы гостеприимством и добротой. Наоми была гостем Чавы. Спала в её гостевой. Ела её еду, пила её кофе, словно они сёстры.

Странно было думать, что другие могут так жить. Не только обычные граждане. У людей подполья тоже были красивые квартиры с тщательно выверенными видами из окна, свежими фруктами и кофе. И это было так преувеличенно нормально, что ощущалось как сыр в мышеловке. Сможет ли Чава бросить всё это так же, как Наоми бросила и Роси, и Алекса с Бобби? Или комфорт притупит чувство опасности, удержит её здесь дольше, чем нужно, если что-то пойдет не так? Если что-то уже пошло не так?

– Что не так? – спросила Чава, и Наоми поняла, что хмурится.

– Задумалась..., – она переключилась на менее грубое определение, чем «об инстинктивном неодобрении твоего образа жизни», – об управлении движением в медленной зоне. А ведь тот грузовик пойдет во врата вслепую. Как и любой другой.

Высказав это вслух, она поняла, что эта проблема действительно её беспокоит.

– И напряжение будет расти. Миры, которые ещё не самодостаточны... Они конечно выждут какое-то время. Но рано или поздно рискнуть, пройдя во врата, будет лучше, чем смотреть, как гибнет твоя колония.

– И это правда, – Чава разбила на сковороду ещё одно яйцо. – Но как восстановить пространство колец, я тоже представляю слабо. Это возможно, когда станет ясно, что именно произошло, и есть ли способ избежать повторения. А кто разберётся? Лакония отправит туда ещё один корабль-убийцу, только если заранее будет готова его потерять.

– Это начинает выглядеть как приемлемая плата за риск, – слегка легкомысленно заявила Наоми. Но она и сама не чувствовала, что это правда. По крайней мере, пока.

– Периодичность имеет значение, – сказала Чава, пока новое яйцо начало пузыриться и похлопывать от жара. – Может быть, это произошло лишь однажды. А может, это случается раз в тысячу лет. Или каждый третий четверг, начиная с сегодняшнего дня. Мы даже не знаем, что послужило причиной.

– К тому времени, как у нас наберется достаточно точек для построения адекватной диаграммы разброса, мёртвых кораблей станет слишком много.

– Был бы способ определять, что входящее судно рискует стать летучим голландцем. Если никто не смотрит, кто будет за этим следить? И вся сеть связи в настоящей момент лежит. Даже если бы кто-то следил, им пришлось бы придумать, как сообщить остальным. А у руля никого. Хочешь ещё кофе?

– Нет, спасибо, – ответила Наоми, а её разум уже мчался куда-то вслед за новой мыслью.

Не только они с Чавой вели такие разговоры. Тысячи других людей на Обероне размышляли о том же: в ресторанах, барах и на кораблях, путешествуя через бесконечную пустоту между здешним солнцем и вратами. Так всегда начинает проходить шок. Так момент за моментом творит сам себя.

И не только Оберон. Каждая система с вратами рассматривала одни и те же вопросы, страшась одного того же возможного будущего. Каждая, включая Лаконию.

Мысль наконец оформилась. Горе от потери Сабы и «Медины», и нежданное исполнение мечты об уничтожении «Тайфуна». Страх перед загадочным врагом, и тем, что количество жертв будет расти. Всё вело к одному и тому же выводу.

Словно кошмар, где всю ночь бежишь от чего-то, чтобы в итоге всё равно оказаться у него в лапах. Никого у руля.

– Прости? – переспросила Чава, выкладывая на тарелку золотистый желток своего яйца. – Ты что-то сказала?

– Нам придется нарушить некоторые протоколы, – ответила Наоми. – И мне понадобится доступ к мастерской. Нет идей, где бы раздобыть торпеды, а? Боеголовки не нужны. Только движки и рамы. И лучше дальнего действия.

– Я разузнаю, – пообещала Чава. – А много тебе надо?

– В идеале около тринадцати, или четырнадцати сотен.

Чава засмеялась, но тут же осеклась, увидев, что Наоми и не думает шутить.

– И если предложение в силе, я, пожалуй, выпью ещё кофе, – добавила Наоми.

Верфь, найденная Чавой, в Солнечной системе считалась бы мелкой. Тысячи таких разбросаны по Поясу. Импровизированные мастерские, что обслуживали рудовозы и частников, для которых оплата стыковки с Каллисто, Церерой, или любым другом центром, была непосильной. Если отбросить факт, что возраст здешнего оборудования не превышал пятнадцати лет, такое место можно было встретить где угодно.

Управляющий, парень с выцветшей татуировкой расколотого круга АВП на шее, и звавшийся Зеп, говорил по-английски, мандарински, португальски, и на диалекте астерского, который намекал, что родом он с Троянских астероидов Марса. Он показал ей верфь: высокий, бледный пузырь из керамики и стали с резкими белыми прожекторами над головой, и масляным туманом из разбрызгивателей каждое утро, чтобы хоть немного прибить лунную пыль. Всё было липким на ощупь, и воняло порохом. Первое место в системе Оберона, напоминавшее дом.

Даже несмотря на масло, мелкодисперсные частицы – каменная крошка тоньше пыли, которую не могла отшлифовать даже эрозия – были достаточно опасны, чтобы носить маску и защиту для глаз. Она осмотрела ряды списанных кораблей, изъятых или изуродованных, случайно или умышленно, до такой степени, что продавать их имело смысл только на металлолом. В основном – орбитальные челноки и полуавтоматические геологоразведчики. Шаттлы её не интересовали, а вот на некоторых исследовательских автоматах имелись зонды. Не обладавшие дальностью или скоростью настоящих торпед, но для начала сойдёт. За долгое, выматывающее утро она собрала полдюжины, по её мнению, заслуживающих более пристального внимания.

Идея не отличалась от «писем в бутылках», которыми она пользовалась раньше. Отличался масштаб. И ставки. Она поместит передатчики и взрывчатку в зонды, а потом будет отправлять их через разные врата. Так она не подвергнет опасности корабли, проходящие через вновь опустевшую медленную зону, а сообщения нельзя будет отследить. Любой, кто слушает, примет послания точно так же, как и те, что она отправляла до этого. Над формулировками придется поработать. Ведь это будет первая весточка от подполья со времен исчезновения «Медины». И важно всё сделать правильно. Но ещё важнее сделать всё быстро.

В нео-нуар фильмах, которые так любил Алекс, один момент повторялся столь часто, что стал клише. За все годы он приелся настолько, что она даже перестала обращать внимание. Перестрелка, обязательно с опереточной хореографией и неправдоподобно вместительными магазинами. Герой и злодей отыгрывают сценарий с невообразимыми сюжетными загогулинами, которые режиссер выдумал, чтобы сцена отличалась от остальных таких же. Но в итоге у обоих кончаются боеприпасы. И разрешение эпического насилия сводится к тому, кто быстрее перезарядится.

В этой точке стояли сейчас подполье и империя. Оба разрознены. Кто бы из них ни сумел организоваться быстрее, он выживет. За Лаконией оставался перевес и в огневой мощи, и в технологиях. Но если подполье восстановит сеть связи быстрее, то развеет миф об имперской неотвратимости. И тогда преимуществ Лаконии станет недостаточно.

Скорость имела значение. Если бы выжил Саба, и выжила «Медина», сейчас ему следовало подняться, заявить о себе, и стать публичным лицом оппозиции. Сковать тринадцать сотен разрозненных подполий, оставшихся в отрезанных системах, обратно в единое целое, использовать замешательство противника прежде, чем оправится Дуарте. Сделать кризис поворотным моментом, даже ценой усиления давления на Драммер и Союз. Наоми сама сказала бы ему, что это необходимо. И была бы права.

Зазвонил ручной терминал. Она сняла очки, респиратор, и приняла вызов. Вызывать могла только Чава. Она находилась в своем офисе, – волосы идеально уложены, блузка безупречна, а манеры настолько вежливые и профессиональные, словно привычка так выглядеть создана ежедневной практикой.

– Организовала защищенное соединение, о котором ты просила, – сказала она. – Правда, световая задержка не позволит устроить диалог.

– Очень далеко?

– Порядка пятидесяти минут в одну сторону.

Наоми представила систему Оберона. Три газовых гиганта, большой и малый пояса. «Бикаджи Кама» всё ещё далеко от врат. Время есть.

– Спасибо, – поблагодарила она.

– Без проблем, – ответила Чава. – Скидываю маршрут и ключ шифрования. Увидимся вечером за ужином?

– Я бы не хотела навязываться...

– Ты не навязываешься, – успокоила Чава. – К тому же, у меня безопаснее, чем где-либо ещё.

– Тогда да, спасибо тебе.

Чава улыбнулась и разорвала связь. Наоми просмотрела конфигурацию пакета данных, и присланную информацию. Если всё сработает, её сообщение незаметно проскользнёт в систему Транспортного Союза и достигнет нужных ушей, а в частности, Эммы Зомороди.

Наоми осмотрела себя через фронтальную камеру. Пыль, кожа в потёках пота. Волосы скорее серые, чем чёрные. Морщины у глаз и в уголках губ. Вот она – женщина, что отвергла предложение Высокого консула Уинстона Дуарте прожить остаток жизни во дворце с любимым мужчиной, ради работы, которой она никогда не хотела. Она улыбнулась, и женщина на экране стала выглядеть счастливой. Истощенной, да. Сильно потрёпанной жизнью, да. Но счастливой. Она начала запись.

«Эмма, я должна попросить тебя нарушить протокол. Я хочу, чтобы ты выслала мне всё, что знаешь о статусе и функциях подполья. Контакты. Названия кораблей. Процедуры. Передай мне всё, что у тебя есть. Если сможешь связаться со своими оперативниками, скажи им, что в ближайшем будущем от меня ожидаются подобные запросы».

«Я знаю, что именно от этого я предостерегала тебя раньше, но ситуация изменилась. «Медина» вышла из игры, и мы потеряли Сабу. Мы должны перегруппироваться, реорганизоваться. И кто-то должен взять на себя инициативу».

Густая струйка пота протекла на висок, и медленно направилась к брови. Она машинально смахнула её, убрав от глаз прядь волос.

«Отныне, и пока вы не услышите от меня иного, я беру на себя управление подпольем».