56

Джон отменил обед с клиентами – он не смог бы хорошо провести переговоры, так как безумно беспокоился о Сьюзен. Он закрылся у себя в кабинете и звонил домой каждые полчаса, в надежде, что Сьюзен вернулась или хотя бы оставила сообщение на автоответчике.

Но сообщения за это утро были только от Джо-строителя – сумбурный рассказ о материалах, которые ему нужно было купить; от Лиз Гаррисон – она приглашала Сьюзен на ланч на следующей неделе; от Пайлы – истеричное и абсолютно неразборчивое.

Джон позвонил в больницу, и его соединили с сестринским постом отделения интенсивной терапии. Он соврал ответившей на звонок медсестре, что он брат Арчи Уоррена, и спросил, не улучшилось ли его состояние.

К его огорчению, с Арчи было все по-прежнему. Он оставался без сознания. Его подключили к системе поддержания жизнедеятельности. По-прежнему никто не мог определить, что с ним не так. Единственным утешением было то, что в его мозгу не обнаружили никаких следов инсульта, и поэтому наиболее вероятным объяснением его состояния стало то, что он пал жертвой какого-то загадочного вируса. Пока они не поймут, что это, – если поймут, – они не могут начать его лечить. Им в буквальном смысле остается только ждать. Его состояние или будет улучшаться, или останется без изменений, или ухудшится.

Известия привели Джона в уныние. Если бы Харви Эдисон был жив, он бы позвонил ему и попросил рекомендовать лучшего невропатолога в стране, а потом как-нибудь убедил бы его заняться Арчи. Он мрачно смотрел в свой кофе. Все выходило из-под его контроля. Он чувствовал себя одиноким и беззащитным.

Сьюзен не было ни у родителей, ни у друзей. Она или потеряла память и теперь бродит где-нибудь по улицам, не зная, где ее дом, или сняла комнату в отеле, или – это, конечно, вряд ли, но все же вполне возможно – мистер Сароцини похитил ее и держит у себя.

В половине шестого Джон положил трубку после очередного бесплодного звонка домой. Он колебался, не позвонить ли в полицию, чтобы заявить о пропаже Сьюзен, когда к нему в кабинет вошел Гарет Нойс с толстой пачкой распечатанных на принтере листов.

– Ты никогда меня об этом не просил, понял? – сказал он, явно довольный собой.

– О чем «об этом»? – машинально спросил Джон и тут же понял, о чем он говорит. – Неужели расшифровал?

– Не я. Ты здорово обязан крутому эксперту в Глостере. Мой дружище может сесть за это в тюрьму. С законом о неразглашении государственной тайны не шутят.

Джон схватил распечатку, но, просмотрев несколько страниц, остался разочарован. На всех листах были только колонки заключенных сделок. Это был гроссбух деловой активности Ферн-банка за последние семь месяцев. Каждая строка распечатки содержала название компании – некоторые названия Джон знал, но многие нет, – за которым следовала дата, количество акций во владении Ферн-банка, общее количество выпущенных акций, процентное отношение количества акций во владении Ферн-банка к общему количеству выпущенных акций, самая высокая и самая низкая цена за акцию за год.

– Спасибо, Гарет, – сказал он, стараясь не показать своего разочарования. – Это просто здорово.

– Ну хорошо. Еще увидимся, – ответил его компаньон и ушел.

Джон потер глаза и, начав с первого из пятнадцати листов, стал внимательно читать названия компаний. Может, так он найдет какую-нибудь зацепку.

К тому времени как он добрался до середины двенадцатой страницы, у него начали слипаться глаза, и он чуть не пропустил название «Клиника „Кипарисовые сады“».

Он остановился и перечитал название еще раз, чтобы убедиться, что не ошибся. Согласно записи, Ферн-банк приобрел сто процентов акций клиники «Кипарисовые сады» 7 сентября прошлого года.

Он снова перечитал запись, задумался. Он хотел быть до конца уверенным в том, что все понял правильно. «Клиника „Кипарисовые сады“». Нет, все правильно. Ему хорошо было знакомо это название, он сам там был – много раз. У него задрожали руки.

В этой клинике лежала сестра Сьюзен – Кейси.