40

– Сьюзен, что здесь происходит?

Джон стоял в прихожей, еще в шляпе, и смотрел на детскую коляску – новую, в упаковке.

Из кухни вышла Сьюзен, в мохнатом свитере и мешковатых джинсах, с руками по локоть в муке.

– Привет, Джон, – сказала она, подошла к нему и поцеловала. – Прости за руки. Я делаю оладьи. – В последнее время ее тянуло на оладьи с кленовым сиропом. – Это подарок. Правда красивая?

– И кто подарил?

– Мама. Ну, я так предполагаю. Ее сегодня днем привезли.

– Замечательно, – сказал он с сарказмом, снимая пальто. – Очень предусмотрительно с их стороны. Может, получится заменить ее на что-нибудь полезное, стул например.

Сьюзен посмотрела на коляску, потом опять на Джона и ничего не сказала.

– Уверен, что фирма без проблем заберет ее назад. На упаковке ее название.

– Я не… наверное.

– Ты сможешь отвезти ее завтра – у тебя теперь есть время. Давай я заброшу ее в твою машину. – Он заметил обиженное выражение у нее на лице. – Сьюзен, ну перестань! – Он обнял ее и легонько поцеловал в лоб. – Только не говори мне, что ты хочешь оставить эту штуковину.

Она молча смотрела на него, задыхаясь от обиды. Эта коляска так естественно смотрелась в прихожей, будто всегда здесь стояла. Дом с ней выглядел более наполненным.

– Сьюзен, ау?

Нет ответа.

– Сьюзен, нам не нужна коляска. Как только ребенок родится, мистер Сароцини заберет его. Таков уговор. Уверен, он сможет сам купить коляску. Я положу ее в твою машину. Хорошо?

– Хорошо, – прошептала она.

Но когда Джон наклонился, чтобы взять ее, Сьюзен вдруг охватила паника, как если бы он забирал что-то принадлежащее только ей, на что он не имеет никакого права.

– Джон… – начала она, и тут ее изнутри взорвало болью. Она схватилась за живот, закричала и сложилась пополам. Она кричала и кричала, падая на колени, скатываясь в клубок на полу, – кричала, кричала, кричала.

Джон опустился рядом с ней. Ему невыносимо было смотреть, как она мучается от этих ужасных приступов. А этот, похоже, был сильнее всех предыдущих.

– Сьюзен, может, вызвать «скорую»?

Она смотрела на него с ужасом и, кажется, не понимала. Все ее тело свело жестоким спазмом. Она непроизвольно зажмурилась и мучительно, протяжно застонала. Джону было так ее жалко, что он чуть не заплакал.

– Сьюзен? – позвал он. – Сьюзен? Я вызову «скорую».

Она схватила его испачканной в муке рукой:

– Н-н-н-н. Н-н-н-н-н. – Она вдыхала воздух короткими болезненными глотками. Ее лицо приобрело мертвенно-серый оттенок. – Н-нет. Хорошо. Со мной все хорошо. Будет хорошо.

– Сьюзен, с тобой не все хорошо.

Она забилась в конвульсиях, и Джон запаниковал, решив, что она умирает. В прошлом женщины часто умирали во время родов или беременности из-за осложнений. Наверное, это до сих пор случается. Господи, пожалуйста, не допусти. Сьюзен, пожалуйста, не надо.

Он едва осознавал, что молится.

Она сильно сжала его руку:

– Пожалуйста, не звони в «скорую». Позвони мистеру Ванроу.

Она открыла глаза – испуганные глаза с сильно расширенными зрачками.

– К черту Ванроу, – сказал он. – Ясно? К черту этого мошенника. Уже несколько месяцев с тех пор, как у тебя начались эти приступы, он твердит, что это пустяки, какая-то небольшая киста. Я больше не намерен это терпеть. Я не доверяю этому типу. Пускай у него лучшая репутация в Галактике, но ты не должна так мучиться от болей. Я вызываю «скорую».

– Уже проходит… проходит.

– Ты уверена?

Она кивнула:

– Я в норме. Они проходят. Они всегда проходят. Пожалуйста, я не хочу в больницу. Пожалуйста, Джон.

Что-то в ее голосе заставило его послушаться.

– Харви Эдисон на этой неделе вернулся с Барбадоса. Я записал тебя к нему на прием. Завтра днем пойдем. И не спорь. Если он скажет, что с тобой все нормально, тогда хорошо, на этом эпопея закончится. Но нам необходимо узнать его мнение.

Сьюзен покачала головой:

– Нет, я в порядке. Уже ведь недолго, три месяца, я могу справиться…

И вдруг ее выгнуло дугой, она изо всех сил закричала. В глазах потемнело. Боль вернулась, и на этот раз внутри ее поворачивался не один нож, а два, три, четыре, бог знает сколько. Лицо Джона было близко, в его дыхании присутствовал запах жженой резины, а потом опять боль, будто у нее в животе разгорелась доменная печь.

Она закричала так громко, что ей показалось, будто в горле у нее что-то порвалось.

А потом она пришла в себя. Она лежала на спине, и ее ужасно мутило. Она запаниковала, решив, что ее отвезли в больницу. Но нет, она была на диване, в гостиной. Джон разговаривал по телефону.

Он говорил:

– Харви, я очень тебе благодарен. Я записался на прием у твоей секретарши и просто хотел еще раз уточнить. Ты в курсе? Отлично. Да, они определенно становятся сильнее. Она не разрешила мне вызвать «скорую». Как твой отпуск? Хорошо. А Каролина? Хорошо. Ладно, завтра, в полпятого, у тебя в кабинете. Я сам ее привезу.

Врачебный кабинет Харви Эдисона располагался в реконструированном эдвардианском доме недалеко от Хампстед-Хай-стрит.

Гинеколог свернул на подъездную дорожку, припарковался рядом с табличкой с его именем, посмотрел в зеркало, не растрепались ли волосы, и выбрался из черного «порше-каррера», купленного на отчисления от продаж компакт-дисков с программой «Домашний доктор». Он нажал кнопку на брелоке – пульте управления сигнализацией, и автомобиль коротко просигналил и мигнул фарами, подтверждая, что сигнализация включена.

Несмотря на то что для января на улице было тепло, Харви Эдисон мерз, привыкнув за неделю к теплому Карибскому солнцу. Но сегодня он был в хорошем настроении: от нарушения суточного ритма, мучившего его с момента возвращения с Барбадоса и до субботы, не осталось и следа, и он чувствовал себя свежим и бодрым.

К тому же с утренней почтой пришли хорошие новости. Письмо из Би-би-си. Его рейтинг возрос: 3,8 миллиона зрителей по сравнению с 3,2 миллиона в декабре. Для дневной телевизионной передачи это было очень хорошо – черт, когда на Би-би-си-2 в прайм-таймс показывали «Секретные материалы», они собрали всего 6,3 миллиона.

Он быстро, чтобы избежать начинающегося дождя, который мог попортить прическу и замочить кашемировое пальто, шмыгнул в боковой вход, чтобы не идти через приемную. В холле он задержался, чтобы взглянуть на свое отражение в зеркале – загар смотрелся замечательно, – затем прошел в те помещения, которые он снимал под врачебный кабинет и офис, и одарил Сару, свою секретаршу и медсестру, улыбкой «я хочу тебя» и призывным взглядом голубых глаз. Она ответила ему таким же взглядом – только карих глаз. Между ними натянулась невидимая нить, и их улыбки встретились посередине этой нити.

«Когда-нибудь мы с тобой… – думал он. – Когда-нибудь».

А она думала: «У тебя есть красивая жена, которую ты обожаешь, трое детей, которых ты тоже обожаешь, – что я из этого могу выгадать? Да, ты хорош собой, но хочу ли я оказаться с тобой в постели?»

И ответ, который она не хотела слышать и раз за разом запирала в дальнем углу своего мозга, был: «Да. Да, хочу. И кто знает, может быть, однажды…» Но не сейчас. Сейчас за работу. Весь день расписан по минутам.

– Доброе утро, – сказала она.

– Привет, красавица. Что там у нас на сегодня?

Она развернула журнал к нему, чтобы он мог прочесть. Он взглянул на дату: вторник, 11 января, – затем просмотрел записи.

– На четыре тридцать записана Сьюзен Картер. Это жена Джона Картера.

– Да, я знаю.

– Когда она приедет, будь к ней повнимательней: предложи чаю, если я буду занят.

– Конечно. – Сара рассказала ему наиболее важные новости, напомнила о пациентке, которая вечером должна была родить. Сообщила о том, что звонили из Би-би-си – хотели договориться о еще одной встрече по поводу новой серии программ. Затем, посмотрев на него странным взглядом, она сказала:

– В приемной вас ждет человек, назвавшийся мистером Кунцем.

Гинеколог нахмурился:

– Кто он?

– Не знаю. Я подумала, он ваш знакомый. Он вас знает. Я ясно сказала ему, что вы никого не принимаете без предварительной записи, но он сказал, что не уйдет.

– Может, что-нибудь продает?

– Не думаю.

– Тогда кто он? Не тот же извращенец, который написал нам, что хочет покупать у нас все использованные перчатки?

Сара с улыбкой покачала головой:

– Он сказал, что вы поймете, что он пришел по важному делу, как только увидите его.

Харви покрутил пальцем у виска и шепотом спросил:

– Псих?

Она вежливо пожала плечами: «Откуда мне знать».

Неожиданно он ощутил тревогу. Кто такой этот Кунц? Частный детектив? Кто-нибудь из Службы рассмотрения жалоб пациентов? Он повесил пальто.

– Дозвонись до Салли Харворт. Когда, она сказала, у нее началось кровотечение?

– Сегодня утром, когда она проснулась.

Он открыл дверь в кабинет.

– Пригласить этого Кунца? – спросила она. – Или попросить уйти?

Он задумался на секунду и вспомнил, как много скелетов у него в чулане.

– Я уделю ему две минуты. Но не сейчас. Сначала поговорю с Сарой Харворт. Кто-нибудь еще дожидается?

– Нет. Ваш первый пациент опаздывает.

Через пять минут Харви Эдисон сидел за своим купленным в магазине антиквариата столом и дожидался посетителя. В кабинет, плотно прикрыв за собой дверь, вошел высокий, крепко сложенный мужчина с хмурым лицом. Он был в плаще «Бёрберри» поверх блестящего костюма и свитера с высоким горлом, в дорогих лаковых черных туфлях. На плече у него висел кожаный портфель. Он не был похож ни на частного детектива, ни на торгового представителя. Он мог бы быть игроком в американский футбол, если бы не окружающий его явственный ореол угрозы.

– Мистер Кунц, доброе утро. Чем могу быть полезен?

Кунц сел в кресло для посетителей и поставил портфель на пол рядом с собой. Он некоторое время молча смотрел на гинеколога, затем заговорил с идеальным английским выговором, но неуклюже строя предложения:

– Мистер Эдисон, не знакомы ли вы с трудом Фомы Кемпийского, умершего в тысяча четыреста семьдесят первом году?

Харви Эдисон, естественно, не был знаком с трудом Фомы Кемпийского и так Кунцу и сказал, решив, что этот мужлан явно псих. Он выставил бы его за дверь, но аура агрессивности в сочетании со впечатляющими физическими возможностями придавала посетителю вид опасного фанатика. Лучше с ним не связываться – неизвестно, что он может выкинуть.

Кунц продолжил:

– Фома Кемпийский сказал: «Гораздо безопаснее подчиняться, нежели править».

Эти слова были также Восемнадцатой истиной, но Кунц решил, что Харви Эдисону это знать не обязательно.

Эдисон никак не мог сообразить, к чему этот Кунц клонит. Он уже жалел, что согласился принять его. Своими следующими словами Кунц вообще выбил его из колеи:

– Мистер Эдисон, я обладаю отличным пониманием того, что вы занятой человек. Если мы договоримся и вы сделаете то, о чем я вас попрошу, вы никогда больше меня не увидите и не услышите. Я больше не появлюсь у вас на пути. Однако, если мы не договоримся, я разрушу вашу жизнь. Мы понимаем друг друга?

Эдисону пришло в голову, что Кунц может быть вооружен. Не позвонить ли Саре, чтобы она вызвала полицию? Или вызвать самому?

– Нет, – сказал он, стараясь сохранить самообладание. – Не думаю, что понимаю вас.

Кунц расстегнул портфель и достал конверт с несколькими фотографиями большого формата. Он разложил их в ровную линию на столе гинеколога. На них были изображены та же женщина и дети, которые улыбались с фотографии в серебряной рамке, стоящей у него на столе. Но на тот случай, если вдруг Харви Эдисон не узнал их, Кунц сказал, указывая пальцем:

– Это ваша жена Каролина, это ваш сын Адам. Это ваша старшая дочь Джессика, а вот это – девочка на велосипеде – ваша младшая дочь Люси.

Гинеколог нервно смотрел на фотографии. И жена и дети были темными от загара, значит фотографии были сделаны совсем недавно. В груди Эдисона вскипела злость, пересилив его страх перед этим человеком. «Тронь мою семью хоть пальцем, – думал он, – и ты покойник, мистер Кунц».

Кунц взял со стола фотографию сына Харви Эдисона.

– Адам, – сказал он. – В воскресенье у него был день рождения, и вы приглашали в свой дом на Карлью-Гарденз кукольника, который представлял пьесу про Панча и Джуди. После праздника Адаму стало плохо, и вы сказали ему, что не следовало есть так много сладкого. У него аллергия на арахис. Всего один земляной орех может убить его. Верно?

Прежде чем Харви Эдисон смог вставить хоть слово, Кунц продолжил:

– Из-за вашей дочери Джессики вы плохо спали вчера ночью. Ее испугала гроза. В три пятнадцать она пришла к родителям в спальню. Вы рассказали ей сказку об овечке по имени Боря.

«Хорошо», – подумал Кунц, почувствовав, как резко усилился запах страха, исходящий от гинеколога. Это всегда его успокаивало. В этом запахе присутствовал и флюид злости, но интенсивность его была несравнимо ниже.

– Мистер Кунц, что, черт возьми, происходит? Угрожаете мне, шпионите за моей семьей. Что за игру вы ведете?

Кунц не обратил на его вопросы ни малейшего внимания.

– Мистер Эдисон, в вашей профессии существует традиция неразглашения врачебной тайны, известная как клятва Гиппократа. Согласно этой клятве, вы не можете говорить о пациенте ни с кем, кроме него самого. Я вынужден просить вас нарушить это правило. Она еще не ваша пациентка и не станет ею до четырех часов тридцати минут сегодняшнего дня. Мы поговорим о ней.

Харви Эдисон с трудом следил за мыслью Кунца, изложенной так витиевато и одновременно коряво.

– И кто она?

– Ее зовут Сьюзен Картер. Вы должны понять, в каком положении она находится, прежде чем примете ее.

Эдисон готов был сорваться, это было видно по его неровному голосу.

– Да ну?!

– Сьюзен Картер беременна, но Джон Картер не является отцом ребенка. Она выступает в роли суррогатной матери. За это семье Картер была выплачена крупная сумма денег. Я полагаю, это новые для вас сведения.

– Я вам не верю.

– У Сьюзен Картер яичниковая киста, которая иногда причиняет ей боль. Если бы она была обычной пациенткой, мистер Ванроу провел бы операцию по удалению этой кисты.

То, что говорил Кунц, было настолько странно, что помогло Харви Эдисону взять себя в руки.

– Что вы подразумеваете под «обычной пациенткой»? И что за чепуха про то, что она выступает в роли суррогатной матери?

– Вам придется поверить мне на слово, мистер Эдисон. Сьюзен Картер – особая пациентка. Как вы, без сомнения, знаете, такая операция несет в себе риск прерывания беременности. В данном случае мистер Ванроу не может пойти на такой риск.

– Я, конечно, не могу судить о пациенте заочно, но, мистер Кунц, операции по удалению яичниковых кист часто проводят женщинам при беременности. Поверьте мне, в этом случае риск для плода минимален.

– Как мне было объяснено, операция не может быть осуществлена не только из-за риска выкидыша, но также из-за того непоправимого ущерба, который могут нанести обезболивающие средства развивающемуся мозгу плода.

– Я не знаю, откуда у вас такая информация, мистер Кунц, но, при всем моем уважении, это смешно.

– Я пришел к вам не для того, чтобы спорить. Я хочу напомнить вам слова Фомы Кемпийского: «Гораздо безопаснее подчиняться, нежели править».

– Мистер Кунц, я звоню в полицию.

Кунц улыбнулся:

– Мистер Эдисон, я не думаю, что это лучшее, что вы могли бы сейчас предпринять. Сейчас вам необходимо сделать гораздо более важный звонок. Позвоните в школу Адама. Завтрак, который ваша жена дала ему с собой утром, когда он уходил на занятия. С ним произошла ужасная ошибка. Каким-то образом, мистер Эдисон, у вашего мальчика Адама, страдающего такой страшной аллергией на арахис, что из-за нее он может умереть в течение нескольких минут, в коробке с завтраком оказались бутерброды с арахисовым маслом.

Адам. Его вечно взъерошенные светлые волосы, никогда не гаснущая улыбка, страсть приносить домой всяких букашек. Адам, которого он поцеловал на прощание всего полчаса назад. Харви Эдисон посмотрел в глаза сидящему напротив мужчине и захотел убить его. Он чувствовал к нему такую сильную ненависть, что ее сдерживала бетонная дамба самообладания.

Кунц следил за тем, как Харви Эдисон сжал кулаки, как побелели у него костяшки пальцев. Он читал в его разуме, словно в открытой книге: этот докторишка хотел ударить его, но боялся. Он размышлял слишком долго и потерял момент, когда взрыв действия был возможен. Теперь его гнев растворялся в страхе за ребенка.

Кунц буквально дышал его страхом: он густым, вязким облаком висел в комнате. Не такая шикарная парфюмерная композиция, как у Сьюзен Картер, но тоже не лишенная приятности.

Харви Эдисон потянулся к телефону, но на трубке уже лежала рука Кунца.

– Мистер Эдисон, у вас достаточно времени. Адам сейчас на уроке географии. Темой урока является Серенгети. Вы бывали в Серенгети?

– К черту Серенгети!

– Вам необходимо разузнать что-нибудь о Серенгети, мистер Эдисон. Адам может спросить у вас что-нибудь, вернувшись из школы. Уверяю вас, там стоит побывать. Только нужно правильно выбрать сезон, чтобы не пропустить ежегодную миграцию антилоп гну – это зрелище произведет на вас неизгладимое впечатление. Но вы правы, мы не должны отвлекаться. Значит, Адам: после урока географии у него урок физического воспитания в спортивном зале. Затем он пойдет в душ и только после душа откроет коробку с завтраком. В четверть первого. Мистер Эдисон, у вас три с половиной часа для того, чтобы спасти его жизнь, и я предлагаю вам простую сделку. Вы спасаете жизнь ребенка Сьюзен Картер, а я помогаю вам спасти жизнь вашему сыну Адаму.

Во время повисшей после этих слов паузы Кунц купался в запахе страха, пил его, впитывал его. Как всегда в подобных обстоятельствах, его мысли обратились к мистеру Сароцини. Он был так благодарен ему за происходящее. Так благодарен!

– И что вы хотите, чтобы я сделал для того, чтобы спасти жизнь ребенка Сьюзен Картер?

– Ничего, мистер Эдисон. – Кунц улыбнулся. – В этом вся прелесть. Это так просто. Вам не придется ничего делать. Вы проведете ультразвуковое сканирование и скажете мистеру и миссис Картер, что киста небольшая, а эти боли – да, они сильные, ничего не поделаешь, но они ни к чему страшному не ведут. Вся проблема не серьезней укуса насекомого. Вот и все, что вам нужно сделать. Очень просто.

– А если мне не понравится то, что я увижу во время сканирования, я должен заткнуться и жить дальше с грузом на совести?

Кунц достал из портфеля переносной видеоплеер, включил, вставил в него кассету и развернул экраном к Эдисону.

На экране появилась женщина лет тридцати: раскинув ноги, она лежала на кушетке в этой комнате – кабинете Эдисона. К ней, стоя на коленях, наклонялся полураздетый мужчина. Вверху экрана светилась дата: вторник, 9 января.

Кунц запустил пленку. Гинеколог смотрел с каменным лицом, а Кунц каждые несколько секунд проверял его реакцию.

Через некоторое время мужчина встал, собираясь взобраться на женщину. Камера четко показала профиль Харви Эдисона.

Кунц сказал:

– Эта леди – ваша пациентка. Ее зовут Шарлотта Харпер. Ее муж – кардиолог Киеран Харпер. Он один из ваших самых старых друзей – вы были шафером у них на свадьбе. Я считаю, что вашей совести, мистер Эдисон, не привыкать нести на себе груз.

Он выключил плеер. Ему пришлось подождать несколько секунд, прежде чем Харви Эдисон смог оторвать глаза от пустого экрана. Он посмотрел на Кунца взглядом загнанного животного.

– Я уполномочен передать вам еще кое-что, мистер Эдисон. Если вы сегодня не успокоите мистера и миссис Картер, то это отразится и на остальных членах вашей семьи, и я не смогу этого предотвратить. Ваша хорошенькая дочь Люси будет обезображена кислотой, ваша дочь Джессика потеряет оба глаза, а ваша жена Каролина будет парализована от шеи до пяток. – Кунц засунул видеоплеер обратно в портфель, положил туда же фотографии. – Еще раз советую вам обдумать слова Фомы Кемпийского. Сейчас нам ваш ответ не нужен. Мы узнаем его сегодня в четыре тридцать.

Возле двери Кунц обернулся и добавил:

– И не забудьте позвонить в школу. Удачного вам дня.