Глава 26

– Ты просто прекрасно выглядишь, Кэтрин.

Я оборачиваюсь от холодильника на голос моей матери, сжимая слишком теплую минеральную воду и делая шаг в сторону прихожей, чтобы полностью видеть лестницу. Кэтрин в красном платье, как особа королевской крови, ее волосы уложены сзади в замысловатый узел. Она выглядит лучше, чем всю прошедшую неделю, но в ней нет ее обычной живости. И лицо заострилось.

Вырез у платья непривычно глубокий. Он должен бы привлечь мое внимание, но не нарушает цепочки мыслей, которые прокручиваются у меня в голове со вчерашнего дня.

– Вот это да. – У парня Кэтрин, Тео, таких проблем нет. Он во все глаза смотрит на ее грудь, пока не вспоминает, что в комнате присутствует отец Кэтрин. – Ты потрясающе выглядишь.

Голос Питера полон натужной сердечности.

– Давайте сфотографируем вас вчетвером.

Для меня это сигнал уйти. Кэтрин и Тео составляют пару с двумя другими самыми неприятными для меня людьми в Эхо-Ридже: с Кайлом Макналти и Вив Кэнтрелл. Кэтрин объяснила моей матери, что это не свидание. Просто два человека, которые переживают за Брук, объединяются, так как город пытается жить нормальной жизнью. Я мельком видел Кайла, когда они приехали, и мне показалось, что он участвует во всем этом не по собственному желанию и уже жалеет, что согласился.

Все деньги от продажи билетов на осенний бал идут в фонд вознаграждения за информацию, которая приведет к благополучному возвращению Брук. Большинство деловых предприятий города вносят равные пожертвования, а юридическая фирма Питера удваивает свой взнос.

Пока все позируют, я скрываюсь в кабинете. Миа все еще собирается идти на бал с Эзрой, и еще час назад прислала мне сообщение, уговаривая меня пригласить Эллери. При других обстоятельствах я, вероятно, так и поступил бы. Но я не мог выбросить из головы слова Кэтрин: «Лучше тебе там не появляться». Она перестала обращаться со мной как с преступником, но я знаю, что вся школа думает обо мне именно так. Мне не настолько нравятся бессмысленные танцы, чтобы терпеть три часа перешептываний и осуждения.

Кроме того, я не уверен, что в сложившейся ситуации смогу нормально вести себя рядом со своей сводной сестрой.

Я никому не рассказал о том, что мы вчера выяснили. Несмотря на все безумные теории, на самом деле все замыкается на квитанции с сомнительной контактной информацией. Тем не менее это гнетет меня весь день, так что при виде Кэтрин я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать: Что ты знаешь? Что ты сделала?

Голоса в прихожей становятся громче, когда Кэтрин и ее друзья готовятся ехать на бал. Очень скоро в доме останутся только Питер и мама. Внезапно мне меньше всего на свете хочется провести субботний вечер одному, наедине со своими мыслями. Не успев передумать, я строчу сообщение Эллери: Хочешь, посидим сегодня вместе? Посмотрим кино?

Я не знаю, согласится ли Эллери и позволит ли ей бабушка. Но она отвечает в течение нескольких минут, и тиски, которые сжимают мою грудь, немного ослабевают, когда я читаю ее ответ.

Оказывается, если ты приглашаешь девушку в гости в день осеннего бала, твоя мать обязательно увидит в этом нечто большее.

Мама не помня себя суетится вокруг Эллери с того момента, как бабушка высадила ее у нашего дома.

– Хотите попкорна? Я могу приготовить. Вы будете в комнате отдыха или в гостиной? В комнате отдыха, вероятно, удобнее, но кажется, там не берет «Нетфликс». Питер, а мы сумеем быстренько его настроить?

Питер кладет руку ей на плечо, как будто это поможет унять маму.

– Я уверен, Малкольм сообщит нам, если у него возникнут какие-то срочные технические сложности. – Он демонстрирует фирменную улыбку Питера Нилссона, пока Эллери разматывает шарф и заталкивает его в сумку. – Очень приятно снова видеть тебя, Эллери. На вечере по сбору средств в память Лейси у меня не было возможности сказать тебе, но твоя мать была одной из моих любимиц в городе, пока жила здесь. – Он самокритично смеется. – Я даже пару раз водил ее в кино, хотя, думаю, наскучил ей до слез. Надеюсь, у нее все хорошо и ты здорово проводишь время в Эхо-Ридже, несмотря на… – По его лицу пробегает тень. – У нас сейчас не лучшие времена.

Я сохраняю нейтральное выражение лица, чтобы скрыть, как сильно я хочу, чтобы он заткнулся. Это его способ напомнить всем, что половина города считает, будто это я что-то сделал с Брук. Думаю, это еще одна причина, по которой я не пригласил Эллери на осенний бал. Я не был уверен, что она согласится.

– Я понимаю, – говорит Эллери. – Мы приехали сюда в странное время. Хотя все очень хорошо к нам относятся.

Она улыбается мне, и мое плохое настроение уходит на второй план. Длинные волосы Эллери распущены по плечам, как я люблю. До этого момента я не осознавал, что у меня есть предпочтения, но, оказывается, есть.

– Принести вам что-нибудь попить? – спрашивает мама. – У нас есть минеральная вода, сок…

Мама, кажется, готова перечислить все содержимое нашего холодильника, но Питер начинает мягко направлять ее в сторону лестницы, прежде чем Эллери успевает ответить. Слава богу.

– Малкольм знает, где что, Алисия. Давай закончим наверху с документами по Бернсу. – Он одаривает меня улыбкой почти такой же теплой, какой одарил Эллери. Полагаю, очки за попытку изобразить искреннюю улыбку присудить можно. – Позови нас, если что-то понадобится.

– Прости, – говорю я, когда звук их шагов на лестнице стихает. – У мамы немного устаревшие представления о том, как знакомиться с новыми друзьями. Хочешь попкорна?

– Само собой, – отвечает она и улыбается. На щеках появляются ямочки, и я счастлив, что написал ей сообщение.

Я веду Эллери на кухню, где она запрыгивает на табурет перед кухонным островом. Я открываю шкаф рядом с раковиной и роюсь в нем, пока не нахожу коробку с попкорном для приготовления в микроволновой печи.

– И не переживай, у тебя классная мама. И твой отчим тоже.

Эти слова она произносит с удивлением, как будто не ожидала такого от отца Кэтрин.

– Он нормальный, – ворчу я, вытаскивая пакетик попкорна и бросая его в микроволновку.

Эллери наматывает на палец прядь волос.

– Ты мало рассказываешь о своем отце. Ты с ним видишься или?..

Она замолкает, словно не уверена на сто процентов, жив ли он.

Звук взрывающихся зерен кукурузы наполняет кухню.

– Да не особенно. Он сейчас живет на юге Вермонта, рядом с Массачусетсом. Я провел там неделю летом. Он в основном присылает связанные со спортом статьи, ошибочно предполагая, что они меня заинтересуют. Питер прилагает чуть больше усилий. – Произнеся это, я с удивлением осознаю, что это правда. – Он много говорит о колледже и о том, чем я хочу заняться потом, и все в таком роде.

– И что же ты хочешь делать? – спрашивает Эллери.

Звуки взрывов стихают. Я вынимаю пакетик из печки и надрываю, выпуская облако маслянистого пара.

– Не имею ни малейшего понятия, – признаюсь я. – А ты?

– Еще не знаю. У меня есть мысль, что мне хотелось бы стать юристом, но… не знаю, реалистично ли это. До этого года я даже не думала, что мне может светить колледж. Сейди никогда не смогла бы это обеспечить. Но бабушка постоянно об этом говорит.

– То же самое и у меня с Питером, – говорю я. – Понимаешь, он юрист, так? Уверен, он с удовольствием поговорит с тобой об этом. Хотя предупреждаю сразу… девяносто процентов его рассказов о работе жуткая скука. Хотя, может, просто он так рассказывает.

Эллери смеется.

– Заметано. Может, я и поймаю тебя на слове. – Я стою к ней спиной, пока, доставая из шкафчика миску для попкорна, Эллери продолжает говорить, и ее голос звучит гораздо спокойнее. – Странно, но впервые за очень долгое время я почти не могу… увидеть себя в будущем, – произносит Эллери. – Я размышляла о том, что случилось с моей тетей, и воображала, что один из нас, я или мой брат, может и не закончить среднюю школу. Ну, типа, только один из близнецов Коркоран получит возможность двигаться дальше. А Эзра гораздо больше похож на мою маму, чем я, поэтому… – Обернувшись, я вижу, что она задумчиво смотрит в окно, в темноту. Затем ежится и, извиняясь, смотрит на меня. – Прости. Это какая-то патология.

– У нас подпорченные семейные истории, – говорю я ей. – Патологичность определяется территориальной принадлежностью.

Я веду ее в гостиную, сажусь в углу дивана, и ставлю рядом с собой миску попкорна. Эллери уютно устраивается рядом и подает мне воду.

– Что хочешь посмотреть? – интересуюсь я, нажав кнопку включения на пульте и щелкая по каналам.

– Мне все равно, – отвечает Эллери. Зачерпывает немного попкорна из миски. – Я просто рада выбраться на вечер из своего дома.

Мои прыжки по каналам приводят нас к первой серии «Защитника». Эпизод, в котором появляется Сейди, уже прошел, но я все равно останавливаюсь на этом канале.

– Да, понимаю. Я все думаю о том, что прошла почти неделя, как я подвозил Брук. – Я открываю свою минералку. – Кстати, я хотел тебя поблагодарить. Ну, ты понимаешь. Что поверила мне.

Эллери не отрывает от меня взгляда своих влажных, темных глаз.

– Ужасная была для тебя неделя.

– Не забывай, я видел, через что прошел Деклан. – Образы футуристического города с темными, залитыми дождем улицами мелькают на экране перед нами. Герой лежит, съежившись, на земле, над ним нависают двое мускулистых, одетых в кожу парней. Он еще не стал наполовину киборгом, поэтому сейчас ему надерут задницу. – У меня еще не все так плохо.

Эллери рядом со мной меняет позу.

– Но у него была целая история отношений с Лейси. Ты же не был парнем Брук или… – Она мгновение медлит. – Ее лучшим другом.

Нам удалось продержаться почти четверть часа, не затронув неприятную тему. Тем лучше для нас, наверное.

– Как думаешь, надо показать полиции то, что мы нашли? – спрашиваю я.

Эллери кусает нижнюю губу.

– Не знаю. Меня, честно говоря, тревожит то, как я это добыла. И твое участие может показаться подозрительным. Плюс я до сих пор не доверяю Райану Родригесу. – Она, нахмурившись, смотрит в телевизор. – С этим парнем что-то неладно.

– Есть другие полицейские, – говорю я.

Но возглавляет это дело офицер Макналти, и при мысли о новом с ним разговоре мне становится нехорошо.

– Дело в том, что… меня кое-что интересует. – Эллери берет пульт, словно хочет переключить канал, но просто задумчиво вертит его в руках. – Предположим, наша логическая догадка верна и Кэтрин действительно… – она понижает голос почти до шепота, – сбила мистера Баумена. Как по-твоему, это… э… все, что она сделала?

Я хочу проглотить зерно попкорна, но не могу. В горле пересохло. Я делаю большой глоток воды, прежде чем ответить Эллери, и пока я его делаю, думаю о Кэтрин, которая спускалась сегодня по лестнице с лицом, похожим на маску. О том, как она подставила меня, когда меня допрашивали в первый раз. Об испуге в ее глазах в тот день, когда Питер организовывал поисковую группу.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну. – Эллери произносит это слово медленно, неохотно. – Мне, вероятно, следовало предварить это, сказав… что я много думаю о преступлениях. Слишком много. Я это понимаю. Это своего рода проблема. Поэтому ты должен воспринимать мои слова критически, потому что я просто… от природы недоверчивый человек.

– Ты подозревала меня, правильно?

Эллери замирает. Черт, я не хотел этого говорить. Я уже хочу извиниться и сменить тему. Но я этого не делаю, потому что теперь, когда я это озвучил, я хочу услышать ее ответ.

– Я… мне, честно, не нравится, что я такая, Мэл. – Кажется, она впервые назвала меня сокращенным именем, но я не успеваю полностью осознать эту мимолетную случайность, как с ужасом замечаю, что на глазах у Эллери выступают слезы. – Просто… я выросла, не зная, что произошло с моей тетей. Никто ничего мне не говорил, поэтому я читала жуткие криминальные истории, пытаясь разобраться. Но добилась только того, что еще больше запуталась и превратилась в параноика. Сейчас я в таком состоянии, что мне кажется, я не могу доверять никому, кроме своего близнеца. По ее щеке катится слеза. Эллери бросает пульт на диван и сердито вытирает слезу, оставляя на бледной коже красный след. – Я не умею общаться с людьми. В смысле, до приезда сюда у меня была только одна подруга. Потом я познакомилась с тобой и с Мией. Вы такие классные, но случилось все это, и… мне жаль. На самом деле я не думала о тебе это, но я все равно… об этом думала. Если ты можешь меня понять.

Узел, сдавливающий мою грудь, ослабевает.

– Я понимаю. Все нормально. Слушай, я понимаю. – Я обвожу рукой комнату. – Посмотри – это мой грандиозный вечер осеннего бала. Не знаю, заметила ли ты, но у меня тоже только одна подруга. Я же сказал об этом на кухне, так? У наших семей подпорченная история. Все это отвратительно, но это действительно значит, что я тебя понимаю. И ты… мне нравишься.

Я переставляю миску с попкорном на журнальный столик и осторожно обнимаю Эллери. Она со вздохом прижимается ко мне. Это, по сути, дружеское объятие. Волосы Эллери падают ей на глаза, поэтому я убираю их, и сам не замечаю, как беру ее лицо в ладони. Какое приятное ощущение. Эллери смотрит мне прямо в глаза, губы изгибаются в легкой вопросительной улыбке. Я приближаю ее лицо к себе и, пока не успел опомниться, целую.

Губы у нее мягкие, теплые и чуточку маслянистые. Ладонь Эллери скользит по моей груди вверх и обнимает меня за шею, и по моему телу медленно распространяется тепло. Затем она легонько прикусывает мою нижнюю губу, и между нами пробегает электрический разряд. Я обнимаю Эллери и затягиваю к себе на колени, целуя ее губы и кожу на шее. Она толкает меня на подушки, ложится рядом со мной, и, черт возьми, этот вечер становится потрясающим.

Громкое клацанье заставляет нас замереть. Каким-то образом мы столкнули на пол пульт. Эллери садится в тот момент, когда наверху раздается мамин голос:

– Малкольм? Всё в порядке?

Черт. Она на кухне. Мы с Эллери отодвигаемся друг от друга:

– Отлично. Просто мы уронили пульт.

Мы оба красные, с глупыми улыбками, ожидаем ответа моей матери.

– А, ясно. Я делаю горячий шоколад, хочешь?

– Нет, спасибо, – говорю я, пока Эллери пытается укротить свои волосы. А мне не терпится снова запустить в них руки.

– А ты, Эллери? – спрашивает мама.

– Я не хочу, спасибо, – отвечает Эллери, прикусывая губу.

– Хорошо.

Минута, в течение которой мама поднимается наверх, длится вечно. Эллери отодвигается в другой угол дивана.

– Может быть, и хорошо, что нас прервали, – произносит она, краснея еще больше. – Мне кажется, лучше я… лучше всего расскажу тебе свою теорию.

В голове у меня туман.

– Что расскажешь?

– Свою криминальную теорию.

– Твою… О. Да, да. – Я делаю вдох, чтобы сосредоточиться, и выпрямляюсь. – Но она не обо мне, нет?

– Определенно, нет, – говорит Эллери. – Но она касается Кэтрин. И еще я думаю, что если мы правы насчет мистера Баумена, то, может, это было только начало… э… событий.

Она накручивает прядь волос на палец, что является дурным знаком. У меня до сих пор еще не укладывается в голове, что Кэтрин могла сбить мистера Баумена; я не уверен, что готов к новым событиям. Но последние пять лет я избегал разговоров о Лейси и Деклане, и это ничему не помогло.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Итак. Вернемся к квитанции. Мы совершенно уверены, что Брук знала о наезде, правильно? Она или была в машине, когда это случилось, или Кэтрин рассказала ей. – Эллери отпускает волосы и начинает теребить кулон на цепочке. – Кэтрин, должно быть, пришла в ужас от того, что это станет известно. Одно дело совершить наезд, но уехать после этого, даже не остановившись, чтобы помочь… она станет изгоем в школе плюс подорвет положение своего отца в городе. Не говоря уже об уголовном преследовании. Поэтому она решает это скрыть. И Брук соглашается ей помочь, но, думаю, она об этом пожалела. Она все время выглядела очень встревоженной и грустной. С момента нашего с ней знакомства, которое состоялось сразу после смерти мистера Баумена. Если только она не всегда была такой?

– Нет, – говорю я, меня мутит при мысли о Брук, улыбающейся с фотографии класса на листовке. – Не была.

– А потом, в офисе «Фермы страха», она без конца повторяла слова типа: «Я не должна была, мне нужно им сказать, это неправильно». Что заставляет меня думать, она чувствовала себя виноватой.

В висках стучит.

– Она спросила меня, совершал ли я когда-нибудь действительно серьезную ошибку.

Глаза Эллери расширяются.

– Она так спросила? Когда?

– В офисе. Пока ты искала Эзру. Она сказала… Что-то насчет ошибки, которая не была, ну, обычной ошибкой. И что она хотела бы иметь других друзей.

Эллери кивает.

– Это сходится, – произносит она.

– С чем?

– С кучей вещей. Начнем с вандализма, – говорит Эллери. Я в изумлении хлопаю глазами. – Послания стали появляться только после того, как Кэтрин отремонтировала свою машину. Она забрала ее второго сентября, а акция по сбору средств в память о Лейси состоялась четвертого сентября, правильно? – Я киваю, и Эллери продолжает: – Я постоянно думаю, каково было Кэтрин тогда, когда весь город оплакивал мистера Баумена и искал ответы. Она, вероятно, действовала с большой осторожностью, до ужаса боясь, что о ней узнают или она сама выдаст себя. Поэтому я подумала, а что, если этот вандализм дело рук Кэтрин?

– Зачем ей это делать?

В моем голосе сквозит сомнение.

Эллери ведет ногтем по цветочному узору на обивке дивана, не смотря на меня.

– Отвлекающий маневр, – спокойно произносит она. – Весь город сосредоточился на угрозах вместо произошедшего с мистером Бауменом.

К горлу подкатывает тошнота, потому что в словах Эллери точно есть доля правды. Преследователь осеннего бала отодвинул на задний план случай с наездом на мистера Баумена гораздо быстрее, чем это было вообще возможно.

– Но зачем втягивать в это тебя? – спрашиваю я. – И себя, и Брук?

– Ну, Кэтрин и Брук – понятно, потому что если они и есть цель, то никто не подумает, что они к этому причастны. Меня… не знаю. – Эллери продолжает прочерчивать узор, не отрывая взгляда от руки, как будто если она хоть на секунду отвлечется, диван исчезнет. – Может, это просто был способ… усложнить интригу или что-то в этом роде. Потому что моя семья тоже некоторым образом связана с трагическими событиями, пусть даже королевой была Сейди, а не Сара.

– Но как Кэтрин это делала? Она же была в культурном центре, когда расписали указатель, – замечаю я. – И на «Ферме страха» она была на сцене со всеми остальными чирлидерами, когда на экране стали мелькать все эти картинки.

– Экран можно было запрограммировать заранее. Но что касается остального… думаю, ей понадобилась бы помощь. Брук уже была втянута, а Вив и Тео сделали бы для Кэтрин все, о чем она попросит, не так ли? Или был момент, когда ты ее не видел?

– То есть… да. – Я вспоминаю, как Кэтрин смылась от меня, едва все переключились на мою мать и на меня. «О, здесь Тео». Как долго она отсутствовала? Я тру висок. Не помогает. Чем дольше мы говорим с Эллери, тем больше я волнуюсь. – Может быть. Но если честно, это немного притянуто, Эллери. И это по-прежнему не объясняет, что случилось с Брук.

– Это-то меня и беспокоит, – так же тихо произносит Эллери. – Я постоянно думаю, что, пока Кэтрин отвлекала общественность, Брук собиралась с мужеством рассказать людям, что случилось. И хотела заполучить назад доказательство. Что, если Кэтрин это знала и… сделала что-нибудь, чтобы заставить ее молчать.

По спине бежит холодок.

– Например?

– Не знаю. И я очень, очень надеюсь, что ошибаюсь. – Эллери говорит быстро, лихорадочно, словно ей отвратительны собственные слова. – Но у Кэтрин был мотив. Была возможность. Это два из трех условий, необходимых для совершения преступления.

Желудок у меня словно наливается свинцом.

– Какое же третье?

– Ты должен быть человеком, который способен на подобное.

Эллери наконец поднимает на меня глаза, лицо у нее задумчивое.

– Кэтрин на это не способна, – не задумываясь произношу я.

– Даже если она думала, что все потеряет? – На этот раз я реагирую не так быстро, и Эллери продолжает: – Это может объяснить, почему она бросила то случайное обвинение против тебя и Брук, так? Все что угодно, чтобы отвлечь внимание.

– Но, Эллери… Господи, да о чем ты вообще говоришь? – Я перехожу на напряженный шепот. – Похищение? Хуже? Я могу согласиться с остальным, до какой-то степени. Сбила человека и уехала с места аварии, даже размещение по городу всех этих посланий. Это крайность, но я могу представить, как человек делает это под давлением. Заставить же Брук по-настоящему… исчезнуть – совсем другое дело.

– Я знаю, – говорит Эллери. – Кэтрин или должна отчаяться настолько, чтобы потерять всякое представление о том, что хорошо, а что плохо, или она хладнокровная преступница. – Она снова принимается прочерчивать узор на обивке дивана. – Ты прожил рядом с ней несколько месяцев. Ты считаешь это возможно?

– Уверен, что Кэтрин живет в зачарованном мире.

Но я понимаю, что это не совсем верно. Может, Питер и не чает в Кэтрин души, но за те четыре месяца, что я прожил здесь, я почти ничего не слышал о первой миссис Нилссон. Кэтрин не просто не разговаривает с матерью, она вообще не говорит о ней. Можно подумать, что у нее только один родитель. Это то немногое, что нас объединяет. Неприятно, конечно, но это не означает, что и вся твоя жизнь искажена. Вероятно.

Несколько минут мы с Эллери молчим, наблюдая, как превратившийся в робота Защитник избивает своего бывшего обидчика. По-моему, именно это и делает данный сериал таким популярным: обычный парень, которому постоянно достается, может внезапно стать особенным и сильным. В Голливуде возможен любой сценарий. Может, Эллери провела слишком много времени в том мире.

А может, я совсем не знаю свою сводную сестру.

– Если хоть что-то из этого правда, то, по-твоему, она должна сделать следующий шаг с анонимными угрозами, так? – спрашиваю я наконец. – С исчезновением Брук они прекратились. Если бы ты хотела отвлечь людей, теперь самое время. – Телеэкран мигает, когда Защитник выключает все фонари в городском квартале. – Прямо сейчас, на осеннем балу.

Эллери осторожно смотрит на меня.

– Знаешь, я об этом думала, но… Я ничего не хотела говорить. Я и так уже слишком много сказала.

– Мне неприятно это осознавать, – говорю я. – Но… в последнее время с Кэтрин происходит много всего, не вписывающегося в общую картину. Может, нам следует обратить больше внимания на то, что она затевает. И где она.

Эллери поднимает брови.

– Ты считаешь, что нам нужно пойти на бал?

– Мы могли бы. – Я смотрю на часы на стене. – Он идет меньше часа. У нее еще полно времени, чтобы сделать ход.

Эллери показывает на свою черную рубашку и джинсы.

– У меня не совсем подходящий наряд.

– А дома у тебя есть что-нибудь подходящее? Мы можем сначала заехать туда.

– Ничего особенно парадного, но… думаю, есть. – У нее нерешительный вид. – А ты точно уверен? У меня такое чувство, будто я разом вывалила на тебя слишком много информации. Может, тебе нужно как-то все переварить?

Я улыбаюсь.

– Ты пытаешься увернуться от похода со мной на осенний бал?

Она вспыхивает.

– Нет! Просто я… это… э… ну…

Я никогда раньше не видел, чтобы Эллери не могла подобрать слова. Может, она и ходячая серия «Медицинского детектива», но есть в ней что-то, что заставляет меня постоянно о ней думать.

И дело не только в этом. Сегодня днем решение остаться дома казалось мне наиболее правильным. Я хотел только одного – спрятать голову в песок и избежать конфликта. Но сейчас я торчу тут, смотрю плохое кино девяностых, как будто мне есть чего стыдиться, тогда как Кэтрин – которая самое малое замешана в чем-то подозрительном – надела ярко-красное платье и укатила на бал.

Я устал наблюдать, как моя жизнь превращается в «Деклан, часть вторая». И я устал от ничегонеделания, пока мои друзья пытаются придумать, как вытащить меня из передряги, к которой я не имею отношения.

– Тогда давай поедем, – говорю я.