В конце месяца Миранда просмотрела балансовую ведомость и обнаружила, что главный источник ее поступлений уже не «Шелковый путь» и не «Укрощение строптивой», а сказка о принцессе Нелл. Если она и удивилась (за детские вещи обычно платили хуже), то не очень, потому что и впрямь угрохала туда чертову уйму времени.

Начиналось с пустяка: сказочка на несколько минут, темный замок, злая мачеха, ворота о двенадцати запорах. Она бы сразу забылась, если бы не два обстоятельства: необычно большой гонорар (в заявке специально оговаривался высокий рейтинг рактера) и довольно мрачное, по сравнению с привычной детской литературой, содержание. Подлинные братья Гримм – не самое современное чтиво.

Миранда получила свои ЮКЮ и забыла думать об этой истории, но днем позже на ее медиатроне высветился тот же номер. Она приняла заявку и обнаружила на суфлере вчерашнюю сказку, только более подробную; рассказ то и дело возвращался назад и расцвечивался объяснениями, которые перерастали в отдельные сказки.

Рактивка была устроена так, что Миранда не слышала самих вопросов. Она догадывалась, что задает их маленькая девочка, но видела лишь свои реплики на суфлере. Впрочем, по возвратам и отступлениям бывшая гувернантка Миранда могла с уверенностью определить, что процесс направляют бесконечные детские «почему?», и потому старалась отвечать с жаром, словно страшно рада вопросу.

По окончании связи высветился обычный экран с контактным номером, суммой гонорара и прочим. Прежде чем поставить свою подпись, Миранда щелкнула в квадратике «ПОМЕТЬТЕ ЗДЕСЬ, ЕСЛИ ХОТИТЕ ПРОДОЛЖИТЬ КОНТАКТ С ДАННЫМ НОМЕРОМ».

Такой квадратик появлялся только в рактивках экстра-класса, где важно участие постоянного рактера. Компьютер работает настолько хорошо, что любой голос, мужской или женский, бас или сопрано, прозвучит для пользователя одинаково, но ценители, ясное дело, отличают рактерскую манеру и предпочитают не менять исполнителей. Теперь, когда Миранда отметила квадратик, все заявки на «принцессу Нелл» шли в первую очередь ей.

Через неделю она учила девочку читать. Они немного занимались буквами, потом перепрыгивали в очередную сказку о принцессе Нелл, делали перерыв, чтобы пробежаться по начальным правилам арифметики, возвращались в сказку, уходили в стороны, чтобы ответить на бесчисленные «зачем» и «почему». Миранда видела много детских рактивок, и когда сама в них играла, и позже, когда работала гувернанткой. Она явственно чувствовала, что эта – на качественно ином уровне. Все равно как если двадцать лет есть пластмассовой ложкой и вдруг взять в руки серебряную или влезть после джинсов в сшитое на заказ вечернее платье.

Эти и другие сравнения приходили Миранде на ум в тех нечастых случаях, когда ей выпадала встреча с поистине добротной вещью, и, если она не приказывала себе думать о другом, мысли ее уносились к первым годам жизни. Вспоминались «Мерседес», который возил ее в частную школу, хрустальный канделябр (залезаешь на стол красного дерева, трогаешь подвески, а они звенят волшебными колокольчиками), обшитая дубом спальня, просторная кровать, шелковое пуховое одеяло. Мать так и не объяснила, почему выдернула Миранду из этой жизни в то, что по меркам двадцать первого века считалось бедностью. Миранда помнила только, что, стоило отцу обнять ее или посадить на колени, как у мамы становился тяжелый, тревожный взгляд.

Месяца полтора спустя Миранда в полубреду выключила медиатрон после «принцессы Нелл» и с изумлением обнаружила, что проговорила восемь часов без перерыва. Горло саднило, страшно хотелось в туалет. Она заработала кучу денег. В Нью-Йорке было около шести утра – вряд ли девочка живет там. Она где-то в соседнем часовом поясе и убила за рактивкой весь день вместо того, чтобы учиться в школе, как положено богатой маленькой девочке. Не бог весть какое свидетельство, но Миранду и не надо было долго убеждать, что богатые люди не хуже бедных умеют калечить своих детей.