Была уже глухая ночь, когда мы неожиданно уперлись в высокую стену. Как и обещал Дайст, мы быстро нашли маленькую калитку. Она была заперта, но пара ударов Хэхэльфовой секиры быстро исправила это досадное недоразумение. Мы вошли во двор и остановились: теперь следовало решить, что мы будем делать дальше. Некоторое время мы с Хэхэльфом вяло предлагали друг другу возможные сценарии развития событий, но я уже знал, что сценарии не понадобятся.

– Подожди, дружище, – сказал я Хэхэльфу. – Ничего не надо придумывать. Просто оставь меня одного ненадолго, ладно?

– Мне выйти за ограду? – деловито спросил он.

– Да, наверное, так лучше, – согласился я. – Я тебя позову, когда буду готов.

– Ладно, – серьезно согласился он. – Тебе решать, Ронхул Маггот. – И он выскользнул за калитку.

Оставшись один, я позволил себе расслабиться – просто вдыхал упоительно свежий ночной воздух и кривил рот в идиотской ухмылке абсолютно счастливого человека.

А потом я заорал во весь голос, весело и бесшабашно, как звал в детстве во двор друзей, живущих на каком-нибудь далеком от земли этаже:

– Хугайда!

Я вложил в этот крик все, что у меня было: благодарность за чудеса, которые успели со мной случиться по милости этого древнего ветра, и смутную надежду на возвращение домой, и холодную, но какую-то веселую злость на виновника всех моих приключений Таонкрахта, и свою благоприобретенную, незнакомую мне прежде отчаянную храбрость человека, которому нечего терять. Не так уж много, конечно… но не так уж и мало, откровенно говоря!

А потом я узнал, что имели в виду Урги, когда говорили мне: «Ты поймаешь нужный ветер, или он поймает тебя, так тоже бывает», – потому что на сей раз мой ветер «поймал» меня по-настоящему. Я и опомниться не успел, а он переполнил легкие, просочился в кровь и ударил в голову так, что от меня не осталось даже воспоминаний…

– Хэхэльф! – крикнуло счастливое, легкое и могущественное существо, которым я стал. – Ты тут еще, дружище? Пошли, повеселимся!

– Пошли, – отозвался он откуда-то из-за моей спины. – Эк ты разошелся, Ронхул Маггот, аж глаза светятся! Ты уверен, что я тебе не помешаю?

– Уверен, – улыбнулся я. – Кто-кто, а ты – ни в коем случае. Идем, идем!

Я пересек сад так уверенно, словно с детства знал каждый его уголок. Ударом ноги вышиб какую-то хлипкую дверцу – она вела на кухню. Хэхэльф не отставал от меня ни на шаг.

Я не отказал себе в удовольствии раскидать все горшки и котлы, попадающиеся на нашем пути: всю жизнь мечтал устроить хороший погром на чужой кухне, а тут такая оказия. Так что наши следы были обагрены пряными соусами, как следы каких-нибудь разбушевавшихся ландскнехтов – кровью мирного населения.

– Хорошо питается альганский Рандан, – одобрительно заметил Хэхэльф, на ходу слизывая какую-то ароматную кляксу с лезвия своей секиры. – Куда теперь?

– В парадный зал. Таонкрахт небось веселится в компании очередного соседа… Ничего, я ему помогу протрезветь.

Я так и не научился ориентироваться в лабиринтах Таонкрахтовых коридоров, пока был его гостем. Плевать, сейчас я мгновенно нашел дорогу в гостиную, словно это был мой собственный замок. Где это видано, чтобы ураган заблудился в коридорах дома, оконные стекла которого только что со звоном рассыпались под его неумолимым напором? А я и был чем-то вроде урагана, но у меня имелось одно преимущество перед этим замечательным природным явлением: моя сила не ослабевала с течением времени, по крайней мере пока.

Чутье меня не подвело. Великий Рандан Альгана, Муммайх всех Руи Земли Нао, мой бывший земляк и заслуженный средневековый алхимик Конм Таонкрахт торжественно восседал во главе своего безбрежного стола. Рядом устроился двухголовый Гальт-Бэтэнбальд, а возле него притулилась нарядная девица, такая же двухголовая, как он сам. Счастье, что я не видел ее раньше, когда моя психика была куда более ранимой, чем сейчас.

Кроме этих чудес природы за столом сидел еще один человек, неопределенного возраста блондин с голубыми глазами и неожиданно смуглой или просто загорелой оливковой кожей, закутанный в длинный синий плащ. Поначалу я не обратил на него никакого внимания, только отметил, что у этого типа, слава богу, всего одна голова. Ну, хоть у кого-то с этим все в порядке.

– Маггот, ты наконец-то вернулся! – Таонкрахт, пошатываясь, приподнялся из-за стола нам навстречу. – Вижу, теперь ты в полном порядке. А я-то уже начал беспокоиться: ты так долго оставался в гробнице и не прикасался к воде и пище, которую оставляли для тебя у входа мои слуги… А это кто с тобой? Еще один демон?

Я начал хохотать и долго не мог остановиться. Мало того, что этот болван был уверен, что я не покидал его склеп, он еще и Хэхэльфа за демона принял! Хэхэльф тоже улыбнулся краешком рта, а незнакомец в синем плаще смотрел на нас во все глаза – скорее изучающе, чем испуганно. Впрочем, его жесткое волевое лицо совершенно не годилось для того, чтобы изображать страх.

– Окажите честь, господа демоны, составьте нам компанию. А потом побеседуем у меня в кабинете, хорошо? А если у вас нет охоты пировать, мы можем отправиться в мой кабинет прямо сейчас. – В голосе Таонкрахта явственно звучала тревога. Кажется, он очень боялся, но не меня самого, а того, что я заведу разговор о его претензиях на бессмертие и могущество при посторонних.

– Поговорим здесь, – твердо сказал я. – Я обдумал твою просьбу, Рандан, и вот что я тебе скажу…

На этом месте я умолк и продемонстрировал Таонкрахту руку с вытянутым вверх средним пальцем. То ли слияние с ветром не пошло на пользу моим манерам, то ли я всю жизнь был таким хамом и просто старательно скрывал сей прискорбный факт от окружающих – до сих пор не могу разобраться.

Правда, Таонкрахт не понял значения этого жеста. Он только растерянно смотрел на меня, изредка моргал блеклыми глазами, выпученными, как у глубоководной рыбы.

– Какой он хорошенький, правда, Боэсда? – внезапно спросила одна девичья голова у своей напарницы.

– Он – просто прелесть, Бэтэна! – согласилась вторая голова. – Представляешь, если бы у него была еще одна голова, с такими же чудными глазками!

– Да, это было бы великолепно, – вздохнула первая. – Нет в мире совершенства, милая… Но, по-моему, он и с одной головой хорош.

– Хорош, не буду спорить, – подтвердила ее сестренка.

– Цыц обе! – пробурчала одна из голов Гальта-Бэтэнбальда.

– Но папа, мы влюбились! – хором защебетали эти изумительные барышни. – Мы его хотим!

Теперь расхохотался Хэхэльф.

– Ты отмщен, Ронхул! – сквозь смех выговорил он. – А привередливые бунабские красотки посрамлены. Можешь спать спокойно, некоторые женщины тебя все-таки любят.

– А этот тоже ничего, – внимание двухголовой барышни переключилось на Хэхэльфа.

Он поспешно заткнулся и с деланым равнодушием отвернулся в сторону. Кажется, ему тоже не очень улыбалась перспектива такого любовного приключения.

– Ничего, но первый лучше, – безапелляционно заявила вторая голова. – Такой славный! Посмотри, какие у него губки!

– Боэсда, Бэтэна, цыц, кому сказал! – хором прорычал Гальт-Бэтэнбальд.

– Может быть, мы все-таки перейдем в кабинет? – снова спросил Таонкрахт. Он тихо икнул от избытка чувств и попробовал выбраться из-за стола. Эта попытка оказалась неудачной: бедняга запутался в собственных нарядах и тяжело грохнулся обратно в кресло.

– Мне и здесь нравится. Столько красивых женских голов! – ядовито сказал я.

– Мы ему тоже нравимся, папа! – победно заголосили Боэсда и Бэтэна, или как их там. – Давай возьмем его к себе! Такой хорошенький демон!

– Дядя Конм не отдаст, – мрачно буркнула одна голова их папеньки.

– На кой он нам сдался? – проворчала другая. – Он же голодранец, хоть и демон: ни замка, ни слуг, даже одет, как халндойнский бродяга.

– Слушай меня внимательно, Конм Таонкрахт! – Я был вынужден перейти на рев – просто чтобы перекрыть этот гвалт. – Я долго думал над твоей просьбой…

– В кабинете нам будет удобнее! – простонал он.

– …И решил, что не нужны мне ни твоя паршивая душа, ни паршивые души твоих паршивых слуг и не менее паршивых соседей! – громовым голосом заключил я. – Сделка не состоится. А теперь отправляй меня домой и не вздумай врать, что этого нельзя сделать. Я знаю, что можно.

– Домой?! – взвыл Таонкрахт. – Ты не в себе, Маггот! Сначала ты должен заключить со мной сделку, ради которой я тебя вызвал!

– Только в том случае, если захочу. А я не хочу! – До сих пор не понимаю, как мне удавалось так орать. – А не отпустишь – тебе же хуже. Я от твоего замка камня на камне не оставлю.

– Только попробуй! – На мое несчастье, Таонкрахт был смертельно пьян, а поэтому храбр, как берсерк. – Ничего-ничего, я заклинал демонов, когда ты пешком под стол ходил, и с тобой справлюсь! – гордо добавил он.

«Интересно, как это он себе представляет: демон – и вдруг пешком под стол?!» – весело изумился я.

– Такой хорошенький и такой сердитый! – жизнерадостно щебетали тем временем головы влюбленной барышни. – Иди лучше к нам, мы тебя приласкаем!

– А ведь, чего доброго, приласкают, – ехидно шепнул мне Хэхэльф. – Лучше уж начинай бузить.

Его слова подействовали на меня, как приказ командира на дисциплинированного солдата. Я воздел руки к потолку и с силой выдохнул воздух из легких.

Честно говоря, я сам не ожидал такого эффекта. Замок задрожал, словно началось землетрясение, а из моего рта вырвался самый настоящий смерч, темный, подвижный и, как мне показалось, живой. Впрочем, он обладал скорее веселой, чем разрушительной силой: с интересом покрутился над столом, потом решительно смешал в кучу посуду и объедки и вывалил эту кучу на голову гостеприимного Таонкрахта. Тот зарычал, выбираясь из-под груды мусора, и устремился к дальней стене зала, где было развешано его оружие.

Я затопал ногами по полу – уж не знаю, какой эффект я надеялся произвести, но замок действительно снова задрожал. На сей раз я явственно услышал, как падает мебель в соседних комнатах. В коридоре визжали слуги. Гальт-Бэтэнбальд тщетно пытался подняться из-за стола, а его двухголовая дочка смотрела на меня восхищенными взглядами влюбленных женщин.

Незнакомец в синем плаще сохранял олимпийское спокойствие. Он только немного отодвинулся от стола, чтобы на него ничего не упало, и с заинтересованным видом ждал развития событий.

Таонкрахт тем временем добрался до стены и теперь отчаянно дергал за черенок свою знаменитую Метлу Рандана. Вообще-то снять ее было проще простого, но у пьяных людей вечно возникают проблемы с предметами материальной культуры.

Я понял, что Таонкрахт всерьез собирается побить меня метлой, как пьяный дворник расшалившегося мальчишку, и снова расхохотался: слишком уж все это было дико!

– Лучше держись подальше от него, – сквозь смех шепнул я Хэхэльфу. – Мне рассказывали, что Метла Рандана – страшная штука. Я-то демон, а тебе точно не стоит к нему соваться.

– Я и не собираюсь, – кивнул он, отступая к дверному проему. – Скажу тебе больше, если он на меня попрет, я и в окно выпрыгнуть не постесняюсь. Кстати, Ронхул, мне очень интересно: а что будет, если ты стукнешь кулаком по столу?

Я тут же попробовал и остался доволен результатом: с потолка посыпалась штукатурка, а за окном почему-то начали сверкать молнии. Уж они-то мне явно были без надобности, но я с детства отличался любовью к дешевым эффектам.

– Все равно он прелесть! – упрямо твердили головы Боэсды-Бэтэны, пока Гальт-Бэтэнбальд силой выволакивал свое любвеобильное чадо из гостиной.

Когда эти двое… – или четверо – наконец скрылись в темноте коридора, я почувствовал непередаваемое облегчение: сейчас я ни черта не боялся, конечно, а все же у двухголовой барышни был неплохой шанс обратить меня в бегство, набросившись на меня с поцелуями.

Незнакомец в синем плаще наконец поднялся со стула. Но он не собирался эвакуироваться, напротив, подошел поближе и вежливо спросил у меня:

– Прошу прощения, господин Маггот, но в чем, собственно, состоит твоя проблема? Конм вызвал тебя, а теперь не хочет отпускать, я правильно понял? На него это похоже. Имей в виду, я буду рад предложить тебе свою помощь. Кстати, в отличие от старины Конма, я пока еще ни разу не путал слова в заклинаниях. А вот Альтаон разрушать не нужно. Замок-то хорош, самый лучший в Альгане. Здесь бы еще хозяина сменить…

Ох, лучше бы он еще немного помолчал! Его слова подарили мне надежду. Да нет, какую там надежду – самую настоящую уверенность в том, что все уладится. Я посмотрел на него с благодарной улыбкой, и этого короткого замешательства оказалось достаточно, чтобы могущество ушло от меня – словно и не было ничего. Я был совершенно уверен, что теперь могу стучать кулаком по столу до посинения: никаких природных катаклизмов не воспоследует.

Это случилось, мягко говоря, не совсем вовремя: на меня как раз несся пьяный Таонкрахт с Метлой Рандана наперевес и выпученными от злости белобрысыми глазами.

«Ничего страшного, зато у тебя по-прежнему имеется палица Варабайбы, – сказал я сам себе. – И еще твоя грозная репутация – не так уж мало, если подумать!»

Так что я встретил Таонкрахта во всеоружии – с гуки-драбаки наперевес. Эту батальную сцену я бы, пожалуй, с удовольствием запечатлел на память.

Так или иначе, а я был уверен в себе. Во-первых, надеялся, что убойная сила Метлы Рандана не распространяется на пришельцев из иных Миров, а во-вторых, бедняга Таонкрахт был настолько пьян, что с ним справился бы и младенец.

Самое смешное произошло в последний момент: Таонкрахт окончательно утратил ориентацию и вместо меня почему-то попер на незнакомца в синем плаще. Хэхэльф благоразумно скрылся в дверном проеме, от греха подальше. Обладатель синего плаща ловко уклонился от опасной Метлы. Его лицо налилось кровью: уж ему-то ошибка Таонкрахта вряд ли показалась забавной.

– Ну, Конм, это уж слишком! На кого Метлой машешь, старый придурок?! – прорычал он, извлекая из-под плаща какое-то экзотическое оружие, больше всего похожее на большой совок для мусора из сверкающего драгоценного металла.

Таонкрахт тем временем осознал свою ошибку и развернулся, чтобы все-таки добраться до меня. Я покрепче вцепился в палицу. Но мне так и не довелось продемонстрировать навыки обращения с оружием: человек в синем плаще одним прыжком настиг Таонкрахта и со всей дури обрушил на его голову свой «совок». Таонкрахт тут же застыл на месте, словно они вдруг затеяли детскую игру, в которой ведущий кричит: «Морская фигура замри!»

– Все, Конм, допрыгался, – мрачно сказал победитель. – Ванд меня, конечно, за эту драку по головке не погладит… Ай, плевать на Ванда. У меня не одну сотню лет на тебя руки чесались!

– Знаменитая Лопата Эстёра? – Я вспомнил поучительную лекцию Альвианты о местном общественном устройстве и наконец-то сообразил, с кем имею дело. – Так ты – Эстёр?

– Ахамстольф Эбенгальф, Большой Альганский Эстёр, к твоим услугам, Маггот, – церемонно представился он.

Теперь я получил возможность как следует разглядеть своего нового знакомого. Наверняка он был гораздо старше, чем мне сперва показалось, но на его смуглом лице почти не было морщин. Только резкие складки, очерчивающие жесткий тонкогубый рот, и еще одна глубокая вертикальная борозда пересекала высокий, прекрасно вылепленный лоб с мощными надбровными дугами. Его лицо было суровым, волевым и неулыбчивым, как портрет какого-нибудь средневекового инквизитора. Еще немного, и вышел бы перебор, суровость могла бы стать карикатурной, но дело спасали веселые искорки, пляшущие в голубых глазах, и почти трогательная ямочка на подбородке.

– А меня зовут Ронхул. – Я слегка опустил голову – при желании это могло сойти за поклон. – Или Ронхул Маггот, как тебе больше нравится. А он теперь всегда будет так стоять? – с любопытством спросил я, кивая в сторону окаменевшего Таонкрахта.

– К сожалению, нет. Но дней десять простоит, это точно. У меня хороший удар! – самодовольно усмехнулся Эбенгальф. Обнаружилось, что у него и на щеках ямочки имеются, так что улыбка превращала его в совершеннейшего симпатягу. – Зови своего друга, выпьем за такое дело! А потом поедем ко мне в замок. Ты хочешь покинуть этот Мир, я правильно понял? Сделаем! Я, собственно, за этим сюда и приехал. Мне повезло: тебя, оказывается, не надо уговаривать. Да и его, – он кивнул на оцепеневшего Рандана, – теперь тоже уговаривать не придется.

– Ты за этим сюда приехал?! – изумился я. – Как это может быть?

– Наш Ванд узнал, что Таонкрахт призвал демона – то есть тебя – и велел мне приехать сюда, разнюхать, что и как, попробовать договориться с Ранданом и, если получится, отправить тебя обратно. Кроме меня, считай, некому. Мы с этим красавцем, – он снова ткнул пальцем в сторону Таонкрахта, – последние хранители древних знаний, прочие уже давно ни на что не годятся.

– А какое дело вашему Ванду до меня? – удивился я. – Что, законы Земли Нао защищают права заблудившихся демонов?

– Да нет, нашему молодому Ванду вообще все до одного места, кроме разве что баб, – ухмыльнулся Эбенгальф. – Но ему Сох кровь портят. Урги велели им навести порядок в Альгане, а убивать тебя запретили. Так что их начальство, Зиг-Злики, пришли к Ванду, целых шесть штук сразу. Сидят у него безвылазно, канючат, чтобы он разобрался со своим альганским Ранданом.

– Говоришь, Урги меня убивать не велели? Так мило с их стороны! – усмехнулся я.

Вот уж не ожидал, что ребята решат меня подстраховать.

– Пошли выпьем! – Эбенгальф, не дожидаясь меня, направился к столу. – Дело, считай, сделано. Йох! Унлах!

– Ничего себе! – изумленно сказал Хэхэльф. Он замер на пороге и немигающим взглядом смотрел на Таонкрахта, застывшего в совершенно неестественной позе. – Сколько слышал про Лопату Эстёра, а в деле никогда не видел.

– Это твой друг? – спросил меня Эбенгальф.

– Самый лучший! – твердо сказал я.

– Тогда возьмем его с собой, если он не против.

– Куда это вы меня возьмете? – подозрительно осведомился Хэхэльф.

– В гости к Эстёру Эбенгальфу, – объяснил я. – Он говорит, что знает нужное заклинание, представляешь? И готов отправить меня домой. Ему Ванд велел.

– Ну вот все и утряслось, – удовлетворенно заключил Хэхэльф. – За такое дело грех не выпить!

– И я о том же, – добродушно проворчал Эбенгальф. – А твой дружок Маггот все тормозит.

– Ронхул недавно курмды обожрался, – ехидно сказал Хэхэльф. – С тех пор и тормозит, когда надо и когда не надо.

Они дружно заржали, как старые приятели, а я уселся в опустевшее кресло Таонкрахта, положил голову на руки и уставился в темноту под своими прикрытыми веками. Сейчас, когда я уже почти стоял на пороге утраченного дома, у меня не осталось сил, чтобы этому обрадоваться. Я мог только молчать и улыбаться. Хорошо хоть без слез обошлось.

– Эй, Маггот, пора ехать! – настойчиво сказал Эбенгальф какое-то время спустя. – Путь неблизкий, даже по Быстрой Тропе. Да и что мы тут забыли? Выпивка у меня в замке тоже есть. И, между прочим, не такая дрянная, как у этого скряги Конма.

– Да, конечно, идем. – Я поднял голову, кое-как разлепил глаза, но не мог заставить себя покинуть кресло: оно было мягким и уютным, а мое тело ныло так, словно меня весь день били не слишком злые, но трудолюбивые крестьяне.

– Поднимайся, Ронхул! – Хэхэльф нетерпеливо дергал меня за рукав. Потом он что-то вспомнил, оскалился до ушей – видели бы его сейчас друзья бунаба! – и ехидно добавил: – Или ты хочешь дождаться Боэсду-Бэтэну? Она еще в замке, во всяком случае, со двора никто не уезжал. Небось караулит тебя у выхода.

– Ох, спасибо, что напомнил! Пошли, ребята. – Я стремительно вскочил с кресла, откуда только силы взялись.

По коридорам замка я летел, как стрела, выпущенная из лука. Заливистое ржание Хэхэльфа и нашего нового приятеля Эбенгальфа сопровождало меня всю дорогу. «Ничего, – думал я, – пусть смеются, лишь бы не подпустили ко мне эту двухголовую девчонку в случае чего. Я же визжать буду, если она… они… полезут ко мне с поцелуями!»

К счастью, ни любвеобильная Боэсда-Бэтэна, ни ее угрюмый двухголовый отец не повстречались на нашем пути. Только многочисленные слуги Таонкрахта, да и те поспешно разбегались от нас по сумрачным коридорам, совсем как тараканы после того, как на кухне включили свет.

Мы вышли во двор, освещенный только светом последней заходящей луны.

– Поедете на хухтах моих оруженосцев. А ребята пойдут пешком. Ничего, к вечеру доберутся, они у меня шустрые, – решил Эбенгальф, когда мы подошли к невысокому навесу, под которым были привязаны верховые животные, смутно напоминающие лам. Я вспомнил, что на таком же разъезжала по своим владениям моя подружка Альвианта.

Я не стал вопить, что никогда не ездил верхом. Честно говоря, я был совершенно уверен, что справлюсь. В конце концов, в последнее время мне постоянно приходилось делать вещи, которых я никогда прежде не умел. Поэтому я просто внимательно посмотрел, как ловко забираются в седла мои спутники, а потом постарался воспроизвести их действия. Разумеется, у меня все получилось, иначе и быть не могло.

Оказалось, что шаг у хухта на удивление ровный, нрав – флегматичный и добродушный. Именно то, что требуется начинающему наезднику.

– Через пару часов приедем в замок, гульнем немного, потом отдохнем, – деловито говорил Эбенгальф, – а ночью я открою тебе Врата. – У него был тон человека, диктующего секретарю свой бизнес-план. – Только смотри, не передумай, а то Ванд мне голову оторвет, если выяснится, что я и Рандана Лопатой по голове съездил, и тебя не спровадил, – добавил он. – В таком деле надо, чтобы хоть что-то было в порядке.

– Я не передумаю, – пообещал я.

Знал бы он, как я ждал этого дня, еще бы и плату с меня потребовал.

– Он не передумает, – лукаво подтвердил Хэхэльф. – Что ему здесь светит, кроме объятий Боэсды-Бэтэны?

– Отвяжись, – фыркнул я, – уже не смешно!

– Это тебе уже не смешно, а мне еще смешно, – безмятежно парировал он. – Мне теперь до глубокой старости смешно будет. В конце каждой сказки герой должен получить красавицу. Вот ты и получил.

– Боэсда-Бэтэна – хорошая девушка, – неожиданно вмешался Эбенгальф. – Богатая невеста из знатного рода, и в сражении одна из первых. Я бы для своего сына другой невесты не пожелал. А две головы… Что ж, по крайней мере это лучше, чем две задницы, поверьте мне на слово, ребята. Так что зря вы над ней смеетесь.

– Лично я смеюсь не над ней, а над Ронхулом, – выкрутился Хэхэльф.

– А мне вообще не до смеха, – вздохнул я. – Ну не привык я к двухголовым женщинам, и делайте со мной что хотите.

– Пожил бы у нас в Альгане, привык бы, – флегматично заметил Эбенгальф. – Ну да ладно, теперь уже поздно локти кусать!

Вскоре мы выехали на Быструю Тропу, а еще через час перед нами распахнулись тяжелые ворота фамильного замка Ахамстольфа Эбенгальфа. На сей раз у меня была отличная возможность оценить альганскую архитектуру: в бледных лучах восходящего солнца замок был необыкновенно красив, а на фоне экзотической растительности Мурбангона, к которой я до сих пор не успел как следует привыкнуть, элементы мавританского стиля, неожиданно проявившиеся в облике этого великолепного сооружения, казались необыкновенно уместными.

В центре мощеного двора стояло несколько повозок, вокруг сновали сонные слуги и топтались меланхоличные хухты. От одной из телег ощутимо пахло дерьмом. Я поморщился, а потом невольно улыбнулся, вспоминая план Хэхэльфа касательно искоренения местных дерьмоедов. Можно было подумать, что он уже начал действовать и теперь несчастные обитатели Земли Нао вынуждены возить свое дерьмо за собой в ожидании лучших времен.

– Ох, как не вовремя! – с досадой простонал Эбенгальф, хватаясь руками за голову. – Ну да ладно, чего уж теперь. Не гнать же хорошего человека.

– Что – «не вовремя»? – насторожился я.

– Да вот видишь, дружок мой приехал, Нидольгаль Наоргаль, – Эбенгальф уже повеселел и даже соизволил дружески мне подмигнуть. – Дерьмо свое привез. Понимаешь, Маггот, у меня дома с давних времен хранится одна волшебная вещь. Кувшин, который превращает в хорошее вино все что угодно: хоть воду, хоть жижу болотную, хоть дорожную пыль. А мой приятель пристрастился превращать в вино собственное дерьмо. Говорит, что это – самое великое чудо из всех, каким он когда-либо был свидетелем. А поскольку я свой кувшин никому не одалживаю, приходится ему свое дерьмо ко мне возить – издалека, между прочим. Веселый он мужик! За день может дюжину бочонков вина выпить – вот ни капли не привираю! Теперь тут такая гульба пойдет… Одно из двух, Маггот: или я открою тебе Врата дня через два, или… Или дня через три. Раньше не просохнем, а на пьяную голову такие дела вершить не следует! – заключил он.

Я хотел было возмутиться, но Эбенгальф уже отвернулся от меня, чтобы стиснуть в своих богатырских объятиях невысокого толстяка в зеленом дорожном плаще с просторным капюшоном, из-под которого грозно сверкал музейного вида шлем.

– Ну вот, – мрачно сказал я Хэхэльфу. – Опять все наперекосяк! Ну и местечко этот Альган! Колдуны – сплошные алкоголики, превращают дерьмо в вино, этим чудотворством и довольствуются; красавицы – непременно с двумя головами; предприниматели делают бизнес исключительно на торговле дерьмоедами, разбойники – идиоты, к тому же еще и беспомощные, как младенцы; замки… Нет, замки очень даже ничего – захочешь, не придерешься.

– Не вешай нос, Ронхул, – беззаботно сказал Хэхэльф. – В любом случае твои странствия, считай, завершились. Днем раньше, днем позже – какая тебе разница? Так даже лучше, еще и развлечешься напоследок. До конца года еще целых двадцать дней, так что все в порядке.

– Всего двадцать дней?! – Его сообщение подействовало на меня, как ведро ледяной воды на голову. – Я-то думал, у меня еще есть время.

– А чего ты переполошился? – удивился Хэхэльф. – По-моему, не «всего» двадцать дней, а целых двадцать дней – почти вечность.

– Но если у Эбенгальфа ничего не получится, я уже не успею… – Я на секунду осекся, потому что мне ужасно не хотелось развивать эту леденящую мысль, а потом договорил: – Я уже ничего не успею исправить. Наступит последний день года, и мне придется убедиться на собственной шкуре, что эти проклятые Гнезда Химер, в которые вы все дружно не верите, все-таки существуют.

– Ох, я как знал, что лучше не стоит говорить тебе, сколько дней осталось до конца года… Какой ты все-таки смешной, Ронхул! – вздохнул Хэхэльф. – У тебя есть древний ветер Хугайда, который всегда готов сыграть на твоей стороне – только позови! – а ты вечно забываешь о нем и жалуешься на судьбу, как портовый побирушка. После таких приключений пора бы стать мудрее.

– Твоя правда, – растерянно согласился я. – Просто ко мне уже вернулась надежда, а человек, у которого есть надежда, всегда слабее и глупее того, кому нечего терять.

– Это верно, – спокойно согласился Хэхэльф. – Мой тебе совет, Ронхул: расслабься пока. Пусть все идет как идет. Если поймешь, что тебя водят за нос, начинай бузить, как вчера. Или устрой заварушку прямо сейчас, если неймется. Главное – не изводи себя пустой тревогой. Насколько я понимаю, пришли твои последние дни в этом Мире. Наслаждайся напоследок.

– Все-таки ты слишком мудрый, Хэхэльф Кромкелет из Инильбы! – усмехнулся я. – Сейчас ты скажешь мне, что дао, выраженное словами, не есть настоящее дао, и улетишь на белом журавле.

– Чего? – густые брови Хэхэльфа удивленно поползли вверх.

– Ничего, – улыбнулся я, – просто я уже начал наслаждаться напоследок, в меру своих скудных возможностей.

– Ну вот и молодец, – он сказал это мне снисходительно, как мамаша ребенку, который наконец-то угомонился и занялся конструктором «Лего».

Эбенгальф тем временем вволю наобнимался со своим приятелем, который при ближайшем рассмотрении оказался таким же белобрысым, как сам Эстёр, и еще более красномордым, чем бедняга Таонкрахт. Теперь хозяин замка энергично тащил нас всех за собой – пировать. Сопротивляться его напору было совершенно бесполезно: у Эбенгальфа был врожденный талант массовика-затейника, так что усадить за стол троих не слишком сопротивляющихся мужчин для него было – раз плюнуть.

Слуги Ахамстольфа Эбенгальфа оказались весьма разношерстной публикой. Костюмы и, самое главное, осмысленные физиономии доброй половины ребят, которые прислуживали нам за столом, разительно отличались от прочих – сонно ухмыляющейся альганской дворни, такой же, как у его соседа Таонкрахта. Я вспомнил слова Хэхэльфа, что в Земле Нао завелась мода на иноземных слуг, и решил, что мой новый приятель Эбенгальф – самый великий пижон в этом захолустье. «И как всех этих бедняг сюда занесло? – сочувственно думал я, разглядывая экзотические наряды и странные лица прислуги. – Тоже небось зашли в какой-нибудь подозрительный трактир в Бондохе, а очнулись уже в рабстве».

Хэхэльф тем временем уже взялся за дело. Он вовсю рекламировал свою таинственную приправу, смертельно опасную для нежных желудков дерьмоедов. Он щедро присыпал ароматным ярко-алым порошком здоровенный копченый окорок в центре стола. Эбенгальф попробовал мясо и остался очень доволен.

«Ну вот, пошло дело, – насмешливо подумал я. – Вот как, оказывается, поворачивается колесо истории, и хрен кто теперь повернет его вспять». Хэхэльф адресовал мне торжествующий взгляд, счастливый и яростный одновременно. Вот уж кто умел получать удовольствие от любой игры, в которую брался играть. Мне следовало бы у него поучиться.

Толстый Наоргаль пока не проявлял никакого интереса к окороку, посыпанному ядовитой приправой. Думаю, дело было не в приправе, он вообще не обращал внимания на еду. Просто пил вино, кружка за кружкой, словно находился на службе и в его обязанности входило уничтожение алкоголя, причем работа оплачивалась сдельно – то бишь покружечно. Хэхэльф некоторое время с интересом наблюдал за ним, а потом достал из-за пазухи мешочек с остатками курмды и предложил Наоргалю. Эбенгальф раскатисто захохотал: очевидно, он заранее знал, что за этим последует. Толстяк поблагодарил Хэхэльфа – вежливо, но, как мне показалось, вполне равнодушно. Потянулся за пустой миской, сложил в нее курмду и принялся с остервенением толочь ее рукояткой своего меча. Потом залил порошок каким-то вином – знакомый аромат хорошего парфюма навел меня на мысль, что это было недоброй памяти альганское розовое, – попробовал смесь и задумался: дескать, чего бы еще добавить? Неугомонный Хэхэльф тут же сунул ему под нос свою отраву. Наоргаль принюхался, деловито кивнул, добавил щепотку в свой кошмарный коктейль и залпом осушил миску. Некоторое время он сидел неподвижно, мечтательно уставившись в потолок, потом из его рта вылетело несколько пузырей, напоминающих мыльные. Нидольгаль одобрительно крякнул, снова поблагодарил Хэхэльфа и потянулся за следующей кружкой вина. Мы еще и четверти часа не провели за столом, а он, по самым скромным подсчетам, оприходовал уже не меньше пяти литров. Хэхэльф косился на него с заметным возмущением. Похоже, он был недоволен столь непростительным обращением с драгоценной курмдой.

Слегка закусив, Эбенгальф наскоро пропустил пару кружек вина и шепнул что-то одному из слуг, здоровенному детине с удивительно разумным, но хмурым, как у бунаба, лицом, одетому почти так же нарядно, как его хозяин. Тот кивнул и вышел из небольшого, но роскошно обставленного зала, в котором мы пировали. Вскоре парень вернулся с небольшим кувшином и почтительно передал его хозяину.

– Хочешь посмотреть на настоящее чудо, Маггот? – спросил меня Эбенгальф. Разумеется, предполагалось, что мой ответ не может быть отрицательным ни при каких обстоятельствах. – Пошли с нами! И ты, халндойнец, тоже. Небось не видел еще, как из дерьма вино делают?

– Не видел, – подтвердил Хэхэльф.

И мы все вместе отправились во двор.

– Только я хочу сам это сделать, Ахамстольф! – возбужденно сказал толстяк. До сих пор он сосредоточенно молчал, методично опустошая кружку за кружкой, и вообще совершенно не соответствовал рекомендациям Эбенгальфа, который почему-то называл его «веселым мужиком».

– Ладно, сам так сам, – снисходительно согласился Эбенгальф. – Моим же слугам лучше, не придется лишний раз в твоем дерьме ковыряться.

Толстяк расцвел улыбкой и осторожно взял в руки кувшин.

– Разобьешь – убью, – беззлобно сказал ему Эбенгальф. Чувствовалось, что он не угрожает, а просто честно предупреждает о последствиях – так врач, прописывая лекарство, должен рассказать пациенту о возможных побочных эффектах.

– Если я разобью этот кувшин, я сам на себя руки наложу! – с чувством ответил толстый Наоргаль. – Зачем тогда жить?!

Мы подошли к телеге с дерьмом. Моя вежливая улыбка растаяла, уступив место невольной гримасе отвращения. Хэхэльф же взирал на происходящее, как ученый на новую разновидность вши: никакой брезгливости, только живой интерес исследователя.

Я думал, что счастливчик Наоргаль просто начнет черпать дерьмо кувшином. Оказалось, что все не так просто. Во дворе появились слуги с приборами, похожими на длинные узкие ложки. Если вам когда-нибудь понадобится перекладывать дерьмо в кувшин с узким горлышком, я настоятельно советую обзавестись чем-нибудь в таком роде. Во всяком случае, у Наоргаля работа спорилась. Не прошло и минуты, как кувшин был наполнен. Он захохотал от избытка чувств, залпом осушил кувшин и тут же принялся накладывать новую порцию.

– Что, уже успело превратиться? – недоверчиво спросил я Эбенгальфа.

– Ну да, – кивнул тот, – а ты как думал? Мгновение – и все! Это же древняя магия!

– Ну, если древняя, тогда понятно, – вздохнул я.

– Хотите попробовать? – гостеприимно предложил Эбенгальф. – Вино действительно отличное получается… Вообще-то Нидольгаля от кувшина не оторвешь, пока он полтелеги не высосет, да и потом придется потрудиться, чтобы забрать у него кувшин, но ради таких гостей могу и похлопотать.

– Не будем лишать его удовольствия, – натянуто улыбнулся я.

Про себя же решил, что, может быть, и решусь попробовать продукт чудесных превращений, но лишь в том случае, если речь будет идти о моей жизни, не раньше.

– Я бы попробовал, – заинтересованно сказал Хэхэльф. – Но спешить действительно не стоит: пусть господин Наоргаль сначала напьется. А мы пока можем закончить завтрак.

– Пошли, – кивнул Эбенгальф. – Но предупреждаю, пока он действительно напьется, мы успеем не только позавтракать, но и состариться.

В полдень мне все-таки как-то удалось убедить гостеприимного хозяина, что единственное, в чем я сейчас нуждаюсь, – это хоть в плохонькой кровати. Что касается Хэхэльфа, он заснул прямо за столом. Этот поступок вызвал серьезное одобрение Эбенгальфа. Он заявил, что мой друг поступил совершенно правильно: зачем тратить время на путешествие в спальню и обратно, если можно подремать прямо за столом, а проснувшись, сразу продолжить пир?

Я как-то выкрутился, сославшись на свою «демоническую» природу, которая требует время от времени оставаться в уединении – старая песня, она выручала меня еще в первые дни, проведенные в замке Таонкрахта, выручила и сейчас. Эбенгальф подозвал одного из слуг и велел ему проводить меня в спальню.

Некоторое время я не мог заснуть. События последнего, совершенно бесконечного дня разрывали меня на части. Мой волшебный ветер и телега дерьма, которому предстояло превратиться в вино, «веселенькая вечеринка» в замке Таонкрахта и внезапно вернувшаяся ко мне надежда на скорое возвращение домой, мудрость Хэхэльфа и его дурацкая затея с новой пряностью, моя неожиданная, необъяснимая, сметающая все на своем пути сила и внезапно сменившая ее смертельная усталость, кошмарная двухголовая красотка и песочные часы, которые явственно маячили перед моим внутренним взором с того момента, как я узнал, что до конца года осталось всего двадцать дней, – все слиплось в тяжелый темный ком, который ворочался в моей бедной голове и не давал мне удрать в спасительные объятия сновидений.

– Навести меня, ветер Хугайда, убаюкай меня, пожалуйста, – прошептал я.

Мой голос звучал жалобно, как у больного ребенка, о котором забыли загулявшие родители, но древний ветер оказался великодушным существом. Он пришел ко мне и принес покой и прохладу, а больше ничего и не требовалось.

Мне приснилось, что я сижу в своей гостиной, в том самом кресле, которое мне пришлось скоропостижно покинуть по воле бесноватого чародея Таонкрахта. За окном был город, который я любил со страстью, неуместной, когда речь идет всего лишь о большом скоплении человеческих жилищ. Но во сне мое сердце сжималось от тоски по разноцветным солнцам, зеленым водам и – самое главное! – волшебным ветрам Хоманы.

Я открыл окно, вдохнул ночной воздух и тихо сказал вслух, немного нараспев, как читают стихи: «Первый ветер дует из стороны Клесс, и он напорист, словно выпущен из грудей пышного улла; он дует шесть дней. Другой ветер – это Овётганна и как бы Хугайда, и далеко его родина, незыблемая и неведомая. Он дует две луны, затихая лишь на время. Третий ветер приходит редко, из тех мест, где его вызывают к жизни бушующие Хэба среди дюн, скал и озер…»

Я проснулся от звуков собственного голоса. В маленькой спальне было почти темно. Я сразу понял, что нахожусь не дома, а в одной из комнат замка Ахамстольфа Эбенгальфа. Это открытие не вызвало у меня ни горечи, ни досады. Только что мне снился сон о тоске по этому Миру, и я отлично понимал, что так оно и будет – если я все-таки действительно вернусь домой.

– Какая, к черту, разница, где находиться? – задумчиво сказал я сам себе, усаживаясь на узкий подоконник, чтобы насладиться свежим вечерним воздухом. – Лишь бы находиться хоть где-то. А все остальное приложится – не наяву, так во сне.

– Ну наконец-то ты начал понимать хоть что-то, – одобрительно произнес хорошо знакомый мне голос.

Я присмотрелся и чуть в окно не вывалился: во дворе замка местного Эстёра Ахамстольфа Эбенгальфа стоял мой старый приятель Вурундшундба со сросшимися бровями. Только теперь он приветливо улыбался – прежде я никогда не видел на его лице такого выражения.

– Ты стал мудрым, Макс, – весело сказал он. – Во всяком случае, гораздо мудрее, чем был прежде. Но имей в виду, эту мудрость ты получил взаймы от древнего ветра. Теперь ты его вечный должник. Иди сюда, есть разговор. Да не в окно! Все-таки второй этаж, ноги сломаешь.

Я действительно чуть было не выпрыгнул прямо в окно, совершенно оглушенный – не то его визитом, не то доброжелательным тоном, не то собственным полузабытым именем, которое непринужденно вырвалось из его уст.

– Выйди во двор, как нормальные люди ходят, через парадную дверь, – проворчал Вурундшундба. – А то, чего доброго, повредишь как-нибудь свое неуклюжее тело, возись с тобой потом…

Я пулей вылетел в коридор, в несколько прыжков спустился по лестнице и оказался в зале, где продолжалась пирушка. Впрочем, «пирушка» – это громко сказано. Эбенгальф и Хэхэльф заливисто храпели в обнимку, положив головы на стол. Я ехидно подумал, что, перед тем как заснуть, они наверняка пели «хулительные» застольные песни про Таонкрахта.

Не спал только толстяк Наоргаль. Как и следовало ожидать, он продолжал пить вино, причем из кувшина, который стоял на столе чуть ли не в метре от его алчной глотки. Насколько я понял, это был еще один шедевр местной магии: струя вина поднималась из кувшина, словно он был фонтаном, и втекала прямо в рот кудесника. Но мне было не до него, я спешил во двор. Если уж Мараха Вурундшундба пожаловал ко мне с разговором, дело стоило того, чтобы поторопиться.

Вурундшундба ждал меня во дворе. Удивительное дело, но, кроме моего знакомца, во дворе не было ни единой живой души. Я уже привык к тому, что в любом замке Земли Нао куда ни плюнь – попадешь в какого-нибудь урэга, так что пустой двор удивил меня чрезвычайно.

– Хорош бы я был, если бы не мог остаться в одиночестве, когда мне этого хочется, – Вурундшундба явно прочитал мои мысли. – Нет ничего проще, чем внушить людям, что рядом с тобой им слишком неуютно. Ты еще в этом убедишься.

– За такое умение и жизни не жалко! – брякнул я.

– Правильно, – спокойно согласился Вурундшундба. – А за такую науку и платят жизнью, другие монеты не в цене. Я не имею в виду, что нужно лечь и умереть. Нужно прожить эту самую жизнь совершенно особенным образом, и тогда на закате все становится проще простого… Ладно, я не о том хотел с тобой поговорить. Я узнал, что ты все-таки добился своего: нашел своего Хранителя, исколесил с ним чуть ли не всю Хомайгу, заморочил голову Варабайбе, вернулся на Мурбангон и встретил тут Эбенгальфа, который уже и сам искал тебя для того, чтобы отправить домой… Это хорошо.

– «Хранитель» – это Хэхэльф из Инильбы? – взволнованно спросил я. – Я с самого начала знал, что он – не простой человек!

– Почему это «не простой»? – удивился Вурундшундба. – Твой Хэхэльф Кромкелет – человек недюжинный, особенно если учесть, что в его жилах нет ни капли крови Мараха, но он – не ахти кто. Не знаю, какие там глупости ты сочинял на его счет, но Хэхэльф из Инильбы – это просто Хэхэльф из Инильбы, неутомимый странник и веселый товарищ. Пока ты находишься в мире Хомана, он является твоим Хранителем, но это не значит, что вы с ним – какие-то особенно важные персоны. У каждого человека есть свой Хранитель, и у каждого есть тот, кого он сам должен оберегать, – в какой бы Мир тебя ни занесло, можешь быть уверен, что это правило остается неизменным. Судьба любит играть в такие игры. Но человек редко встречается со своим Хранителем и с тем, кому предназначено быть под его защитой. Вам просто повезло немного больше, чем другим.

– А кого я должен был оберегать в этом мире? – растерянно спросил я. – И как он будет обходиться теперь, когда меня не станет?

– О, твой подопечный – не из тех, кто может пропасть без опеки! – расхохотался Вурундшундба. Он смеялся долго и от души, чем в очередной раз поверг меня в удивление. – Впрочем, можешь быть спокоен, ты действительно встретил его и сделал для него все, что мог, – добавил он, отсмеявшись.

– Кого ты имеешь в виду? – я мучительно перебирал в памяти всех, кого встретил по пути. На особом подозрении у меня были Мэсэн и Альвианта: в обоих случаях веселье Вурундшундбы было бы оправданно. Мэсэну я пособил перетаскивать дерьмоедов с болота в телегу, а Альвианте помог скоротать две ночи, не щадя собственный хрупкий организм – тоже мне, конечно, гуманитарная помощь!

– Сам подумай, – усмехнулся Вурундшундба. – Не так уж много народу ты успел накормить, уложить спать и прокатить на абубыле.

– Ты хочешь сказать, что я – Хранитель бога Варабайбы? – ужаснулся я. – Как такое может быть?!

– Я не судьба, я – всего лишь свидетель ее забав, – пожал плечами Вурундшундба. – Все бывает! Впрочем, я навестил тебя, чтобы поговорить о важном деле. Вот, – он протянул мне небольшой мешочек. – Вернешься домой – посей где-нибудь.

– А что это?

– Семена, – невозмутимо ответил он. – Какой же ты непонятливый! Семена травы, что растет неподалеку от тропы, по которой мы с тобой шли к побережью. Эта трава шепнула мне, что ей очень хочется попутешествовать между Мирами. Такие просьбы следует уважать, но помочь траве вырасти в другом Мире – это даже мне не под силу. И тут я вспомнил о тебе. Не забудь посадить семена, когда вернешься домой. В этом Мире ты получил куда больше любви, чем заслуживал, и вот тебе шанс вернуть хоть часть долга.

– Конечно, я посажу семена, – улыбнулся я, бережно принимая мешочек. – Трава захотела отправиться в путешествие – это надо же!

– А чем трава хуже тебя? – проворчал Вурундшундба. – Думаешь, такое это великое достижение – родиться человеком?.. Ладно, ступай. Я тут и так с тобой кучу времени потерял. И мой тебе совет: поторопи Эбенгальфа. Передай ему, что приходил Мараха Вурундшундба и сказал, что от колдуна, который откладывает ворожбу из-за попойки, сила уходит внезапно и навсегда. Может, его проймет – не так уж он безнадежен, по сравнению с остальными. Он должен открыть Врата этой ночью. Твое время здесь закончилось.

– Уже? – мой голос предательски дрогнул. – Но до конца года еще двадцать дней…

– При чем тут конец года? – искренне удивился Вурундшундба.

– Но ты сам говорил, что Гнезда Химер… – растерянно начал я.

Он снова расхохотался. Воистину это была ночь чудес. Хохочущий Вурундшундба – это покруче северного сияния над экватором!

– Так ты до сих пор веришь в Гнезда Химер! – стонал он сквозь смех. – Ой, не могу! Ну, порадовал!

– Но ты сам говорил…

– Говорил. Мало ли что я говорил! – устало вздохнул Вурундшундба. – Слова – это только слова, Ронхул Маггот, сэр Макс, или как там тебя на самом деле… Ты сам всю жизнь врал напропалую, и так наивно веришь словам, которые говорят другие люди!

– Но зачем вы меня обманывали? Чтобы напугать? Так я и так был перепуганный – дальше некуда.

– Именно для того, чтобы напугать, – серьезно сказал он. – Если бы мы не напугали тебя до полусмерти, ты бы и пальцем не пошевелил для собственного спасения. Ну, то есть, может быть, что-то ты и сделал бы, но на страмослябский корабль ни за что не поднялся бы. И на мачту не полез бы. И слово «Хугайда» вслух твердить постеснялся бы. Да что я тебе рассказываю, ты себя и сам неплохо знаешь.

– Это правда, – растерянно сказал я. – Но получается, все это было не так уж обязательно. Я вообще мог не дергаться, а сидеть в склепе и ждать, пока Ванд прикажет еще одному альганскому колдуну, Эбенгальфу, выставить меня вон из этого Мира.

– Поверь мне, если бы ты остался сидеть в склепе, ты бы ничего не дождался, – мягко сказал Вурундшундба. – Это твои действия привели в движение колесо судьбы, и оно постепенно закрутилось в другую сторону. А если бы ты просто сидел и ждал, тебе досталась бы совсем иная судьба. Думаю, скорее всего дело завершилось бы тем, что какой-нибудь очередной Хинфа прирезал бы тебя во сне. Впрочем, не знаю. Как можно говорить о том, чего не случилось?

Я понимал, что он прав, не рассудком, а скорее сердцем.

Мы немного помолчали, потом Вурундшундба развернулся и зашагал к воротам замка. Не доходя до них нескольких шагов, он исчез, а я остался и некоторое время с тупым интересом разглядывал опустевший двор. Потом стряхнул с себя оцепенение и вернулся в замок.

Для начала я разбудил Хэхэльфа. Достал из-за пазухи несколько мешочков кумафэги – весомый остаток моего случайно нажитого состояния – и протянул ему. Он понял меня без слов. Забрал мешочки и с любопытством уставился на меня.

– Уже уходишь? Думаешь, тебе удастся привести его в чувство? – он кивком показал на храпящего Эбенгальфа.

– Как-нибудь, – отмахнулся я. – Мое время вышло, дружище. А значит, мне удастся привести его в чувство, чего бы это ни стоило.

– Как это «время вышло»? – нахмурился он. – До конца года…

– Знаю, знаю, – нетерпеливо отмахнулся я. – Кстати, я только что выяснил: никаких Гнезд Химер нет и никогда не было. Ты был прав, а я купился на эту сказку, как мальчишка… Впрочем, все к лучшему.

– Вот оно как, – Хэхэльф отчаянно зевнул, а потом улыбнулся: – Если тебя снова вызовет сюда какой-нибудь сбрендивший чародей, не забывай, что у тебя есть дом.

– Зачарованный дом, где остановилось время – навсегда, если я там когда-нибудь не объявлюсь. Замечательный домик с садом, в Сбо, по соседству с твоим, – кивнул я.

– Ну, не так уж по соседству, – серьезно возразил Хэхэльф. – Почти целый час топать!

– Через весь город, мимо порта, а потом по берегу, – согласился я. – Но знаешь, дружище, когда отправляешься в другой Мир, расстояние, которое можно преодолеть всего за один час ходьбы, не представляется значительным.

– Твоя правда, – согласился он. – Будет здорово, если однажды я буду проходить мимо и увижу, что окна открыты, а в саду поют птицы.

Потом я принялся будить Эбенгальфа. Труднее всего оказалось его растолкать – на это я угрохал чуть ли не четверть часа. Зато потом дело пошло легче. Он внимательно выслушал мой рассказ о явлении Вурундшундбы, похмелился кружкой воды, в которую добавил щепотку Хэхэльфовой отравы, с неописуемой скоростью умял здоровенный кусок окорока и решительно поднялся на ноги.

– На сегодня все! – сурово объявил он своим собутыльникам. – Вот отпущу демона – догуляем. Гаси свет, Нидольгаль.

Напоследок мне довелось полюбоваться на еще одно чудо: смертельно пьяный Нидольгаль Наоргаль извлек откуда-то из-под стола лук со стрелами, дрожащими руками натянул тетиву и выстрелил.

«На кого бог пошлет – так, что ли?» – ехидно подумал я.

Но обошлось без жертв. Более того, стрела попала в самый кончик свечи, да так точно, что погасила пламя. Наоргаль выпустил следующую стрелу, еще одна свеча погасла. Я понял, что о случайном везении тут не может быть и речи.

– Меткий глаз! – с гордостью констатировал Эбенгальф. – Гасить свет в моей гостиной – его любимое занятие. Второе по счету после выпивки. Ладно, пошли, Маггот.

Мы долго поднимались по лестнице и наконец оказались в небольшой темной комнате под самой крышей. Она освещалась только красноватым пламенем гаснущего камина. Хозяин быстро подбросил в камин несколько поленьев, и пламя вспыхнуло с новой силой.

– Вершить чудеса лучше поближе к небу, – глубокомысленно сказал Эбенгальф. – Рандан Таонкрахт этого никогда не поймет, сколько ни бей его Лопатой по вздорной голове!.. Ты мне вот что скажи: когда он тебя призвал, ты куда сначала угодил? В камин?

– А как ты догадался? – удивился я.

– Так часто бывает. Вашего брата, демона, так и тянет поближе к правильному огню, – туманно пояснил он. – Ты вот что, Маггот: становись поближе к камину, а когда я закончу читать заклинание и умолкну – прыгай в огонь. Не бойся, не обожжешься – не успеешь!

– Ладно, – кивнул я.

– Только не медли, – предупредил он. – А то придется всю эту тягомотину по новой заводить.

Эбенгальф не зря окрестил процесс сотворения величайшего из чудес «тягомотиной». Он читал свое заклинание полчаса, не меньше. Впрочем, я не удивлюсь, если окажется, что он бормотал странные слова, наверняка не имевшие никакого значения, несколько суток кряду: время шло не так, как я привык: оно текло мне навстречу, и я почти ощущал прикосновение этого потока к своему телу. Время огибало меня в точности, как речная вода огибает препятствие, встретившееся на пути.

Потом что-то произошло, поток времени остановился, я внезапно понял, что голос Эбенгальфа умолк, и, не раздумывая, шагнул вперед. К этому моменту пламя в камине больше не казалось мне серьезным препятствием, кажется, я просто забыл, что огонь имеет свойство обжигать.

Я и не обжегся. Просто шел вперед, пока не понял, что дальше идти невозможно: я уперся в стену, которая при ближайшем рассмотрении оказалась стеной моей собственной гостиной.

– Получилось! – сказал я вслух.

– Что у тебя получилось? – спросил из-за двери звонкий голос прекрасной леди, которая обещала мне долгую прогулку при луне и вот – не обманула! – Во что это ты одет, Макс? – весело спросила она, переступая порог.

– Да вот, наткнулся на какое-то смешное барахло в старом шкафу, – нашелся я. – Наверное, от прежних жильцов осталось. Мне нравится, но на улицу в таком не выйдешь, хотя… Кстати, я давно хотел узнать: а в Ехо бывают карнавалы?