Я снова пропускаю костер, используя в качестве предлога усталость. Мне даже врать не приходится. Я утомлена. Истощена слежкой, расследованием и тайнами. Я переодеваюсь в удобную майку и клетчатые шорты и растягиваюсь на нижней кровати. Велю девочкам веселиться без меня. Они уходят, и я проверяю свой только что зарядившийся телефон. Не написал ли Марк письма по поводу своего задания? Есть только одно сообщение: «Мистер Библиотека все еще очаровашка. И зачем я с ним расстался? Целую».

«Не расслабляйся», – пишу я в ответ.

Несколько минут спустя я выхожу наружу и иду в другой коттедж, «Золотой дуб». Я жду. Наконец оттуда вываливаются три девочки, явно направляющиеся на костер. Бекка выходит последней. Она замирает, когда видит меня, явно понимая, что что-то не так.

– Не ждите, я догоню, – говорит она своим, а потом поворачивается ко мне и заявляет далеко не так дружелюбно: – Тебе что-то нужно, Эмма?

– Для начала неплохо бы услышать правду. – Я поднимаю телефон и показываю фото, на котором они с Вивиан стоят в обнимку, нерушимые, как скала. – Может быть, в этот раз я ее получу?

Бекка кивает, надувает губы и заходит в коттедж.

Проходит минута, другая, она не появляется. Я решаю, что она собралась меня игнорировать, но тут Бекка выходит наружу с кожаным баулом на плече:

– Взяла запасы. Они нам пригодятся.

Мы проходим среди коттеджей и движемся к озеру. Сгущаются сумерки, день клонится к ночи. Над нашими головами начинают зажигаться звезды. Луна пока висит низко – на другой стороне озера.

Мы усаживаемся на камни неподалеку от воды и почти соприкасаемся рукавами. Бекка открывает баул и достает бутылку виски и большую папку. Она откручивает крышку, делает глоток и передает мне. Я следую ее примеру, слегка морщась от жжения в глотке. Бекка забирает виски и отдает мне папку.

– Что это?

– Воспоминания, – говорит она.

Я открываю папку, и на мои колени падает пачка фотографий.

– Это твои?

– Пятнадцатилетней давности.

Я просматриваю снимки, удивляясь тому, что она была ужасно талантливой даже в подростковом возрасте. Все снимки черно-белые. Четкие. Моменты, пойманные на лету и сохраненные для вечности. Две девочки обнимаются у костра, их силуэты обрисованы размытым пламенем. Чьи-то голые ноги. Девочка играет в теннис, белая юбка летит по ветру, открывая худые бедра. Девочка плывет в Полуночном озере. Вода блестит на плечах, покрытых веснушками. Грива мокрых волос гладкая, как морской котик. Это же Эллисон, вдруг понимаю я, вздрагивая. Она отвернулась от камеры, глядя куда-то за пределы кадра. На ресницах – бусинки воды.

На последней фотографии изображена Вивиан, в ее руке зажат бенгальский огонь. Она пишет свое имя в воздухе размашистыми росчерками. Тонкие линии остаются навсегда.

Четвертое июля. Пятнадцать лет назад. Ночь, когда они пропали.

– Боже мой, – говорю я. – Это ее…

– Последний снимок? Думаю, да.

Горькое осознание этого факта заставляет меня потянуться за бутылкой. Я делаю долгий глоток и начинаю чувствовать тепло. Будто обезболивающего хлебнула. Оно помогает мне задать вопрос:

– Что произошло между вами? Я знаю, что ты жила в «Кизиле» до меня. За год до происшествия.

– У нас четверых запутанные отношения. – Бекка замолкает и поправляется: – У нас были запутанные отношения. Даже не считая лагеря. Мы вместе учились. Это нормально. Иногда складывалось ощущение, что тут половина класса отдыхает.

– Лагерь богатых сучек, – говорю я. – Так вас называли в моей школе.

– Жестоко. Но довольно точно. Большая часть и правда была такими. Особенно Вивиан. Она всем заправляла, как матка в улье. Люди ее просто обожали. Или ненавидели. Вивиан было все равно, пока она оставалась в центре внимания. Но мне довелось увидеть другую ее сторону.

– Так вы дружили.

– Мы были лучшими подругами. Какое-то время. Мне нравится думать, что Вивиан была фазой моего развития, бунтарским периодом. Нам исполнилось четырнадцать. Мы ненавидели мир, ненавидели быть девочками. Мы хотели стать женщинами. Особенно это касалось Вив. Она всегда попадала в неприятности. Она знала, как зацепить богатых парней, и те доставали ей что угодно. Пиво. Травку. Фальшивые удостоверения, по которым мы проходили в клубы. А потом все прекратились.

– Почему?

– Тебе короткий ответ? Вивиан так захотела.

– Мне длинный.

– Я не совсем уверена. Я думаю, у нее случился очень сильный кризис идентичности после смерти сестры. Она тебе об этом рассказывала?

– Один раз. Я уловила, что она не любит говорить об этом.

– Такая глупая смерть.

– Она утонула, да?

– Утонула. – Бекка делает глоток из бутылки и передает ее мне. – Однажды глухой зимой Кэтрин – так ее звали, если Вив не говорила, – решила набухаться и пойти в Центральный парк. Пруд замерз. Кэтрин вступила на лед. Он сломался, она провалилась и утонула.

На меня обрушивается воспоминание о том, как Вивиан притворялась, будто тонет. Вспоминала ли она свою сестру, пока барахталась в воде и звала на помощь? И все это, чтобы привлечь внимание парня. Кем нужно быть, чтобы так поступить?

– Смерть Кэтрин раздавила ее. Я помню, что прибежала к ней сразу после случившегося. Она выла, молотила кулаками по стенам, ее била дрожь. Я не могла глаз оторвать. Отвратительное, но притягательное зрелище. Я хотела сделать снимок, чтобы не забыть его. Знаю, знаю, это странно.

Да не особенно, по правде говоря. Уж точно не страннее, чем прятать трех девочек за слоями краски раз за разом.

– Это было начало конца. Я повела себя как лучшая подруга и пошла на службу, на похороны, я была рядом, когда она вернулась в школу. Уже тогда я знала, что она отдаляется от меня по направлению к ним.

– К ним?

– Эллисон и Натали. Они были подругами Кэтрин, учились с ней в одном классе.

– Я всегда думала, что они ровесницы.

– Вивиан была на год младше, хотя по поведению и не скажешь.

Бекка тянется и забирает бутылку, лежащую у меня на коленях. Ей нужно топливо, нужен яд, чтобы выдержать эту беседу. Она набирает в рот виски и с шумом глотает.

– Они каким-то образом утешали друг друга. Я думаю, дело было в этом. Честно говоря, до смерти Кэтрин Вив не хотела иметь с ними ничего общего. Ты бы слышала, как она над ними издевалась, когда мы впятером были у нее и Кэтрин дома. Мы делились на два враждующих лагеря, даже когда играли во что-то невинное. Например, в «Правду или действие».

– Но Вивиан любила играть в «Две правды и одну ложь».

– Тогда еще нет. Я думаю, она ей увлеклась, потому что Кэтрин обожала эту игру. А Вив обожала Кэтрин. После ее смерти она перенесла эти чувства на ее подруг. Я не удивилась, когда узнала, что летом мы будем жить вместе. Я так и предполагала. Но я не была готова к тому, что меня бросят. В их присутствии Вивиан вела себя так, словно едва меня знает. Натали с Эллисон поглотили ее внимание. К концу лета мы едва общались. В школе потом было то же самое. У нее были они, так зачем ей я? Когда учебный год закончился, я знала, что не буду жить с ними. Я была уверена, что Вивиан об этом позаботится. Меня выгнали из «Кизила» и переместили в соседний коттедж.

Сейчас совсем темно. Нас накрывает ночь – и воцаряется протяжная тишина. Мы с Беккой пьем по очереди, и я чувствую, что пьянею. Звезды светят ярче, чем должны. Я слышу, что девочки возвращаются с посиделок. До нас доносятся шаги, голоса, смех, отражающийся от стен коттеджей.

– Почему ты мне не рассказала об этом тем утром? Зачем лгать?

– Я не хотела ворошить прошлое. И я удивилась, что ты хочешь этим заниматься. Ведь Вивиан поступила с тобой так же, да?

Я не отвечаю, но делаю глоток виски.

– Это не самый сложный вопрос.

Сложный. В нем ничего не говорится о том, как я поступила с Вивиан.

– Нет, по-другому.

– Я думаю, мы закончили лгать, Эм. Я знаю, что случилось перед исчезновением. Я была в соседнем коттедже, помнишь? Окна были раскрыты. Я все слышала.

Сердце прыгает в груди, как поцарапанная пластинка на проигрывателе.

– Так это ты. Ты написала слово на двери. И птиц притащила. И ты за мной следила.

Бекка отнимает у меня бутылку. Все, меня лишили пропитания.

– Что за херню ты несешь?

– Кто-то издевается надо мной с самого приезда. Сначала я думала, что мне кажется. Но это правда. И этот кто-то – ты.

– Я ничего не писала на двери, – фыркает Бекка. – У меня нет ровно никаких причин до тебя докапываться.

– И с какой стати я должна тебе верить?

– Потому что я говорю правду. Я не сужу тебя за то, что ты сказала Вивиан. Если честно, я сама бы хотела это сказать. Она заслужила.

Я встаю и чувствую, что сейчас упаду. Бросаю взгляд на бутылку, в которую вцепилась Бекка. Осталось не больше трети. И я понятия не имею, сколько выпила я.

– Держись от меня подальше. – Я собираюсь уйти, а потом бросаю через плечо: – А что касается моих слов, ты ничего не поняла.

Она поняла. Просто не знает контекст.

Она понятия не имеет, что именно услышала.

И почему все так получилось.

И что дело обстоит еще хуже, чем она вообразила.

– Где Вив? – спросила я у Натали.

Та пожала плечами в ответ. Эллисон сделала то же самое:

– Не знаю.

– Она была здесь.

– А сейчас ее нет, – ответила Натали. – Наверное, в коттедж пошла.

Возвратившись несколько минут спустя, мы обнаружили, что «Кизил» пуст.

– Я буду искать ее, – заявила я.

– Может, ее не надо искать, – сказала Натали и почесала новые укусы.

Я все равно пошла. Сначала в душевую. Если мыслить логически, она могла быть только там. Но здание оказалась заперто. Странно, особенно в столь поздний час. Я обошла душевые по периметру, поддавшись любопытству. Дойдя до знакомой щели, я услышала, что в душевой бежит вода.

И еще один звук.

Стон.

Я должна была уйти. Я поняла это сразу. Мне нужно было развернуться и отправиться прямиком в «Кизил». И все-таки я не устояла и посмотрела. Этому меня научила Вивиан. Если есть возможность, глупо ею не воспользоваться.

Я наклонилась к трещине. Я заглянула внутрь.

Я увидела Вивиан. Она стояла лицом к стене, прижавшись к дереву грудью. Позади был Тео. Он держал ее за руки и двигал бедрами. Губами он прижимался к ее шее, чтобы заглушить стоны.

Я увидела их вместе. Они занимались чем-то таким, о чем шептались девчонки в школе. Мое сердце раскололось надвое. Оно заболело так, что я даже услышала треск. Отвратительный звук. Будто по дереву ударили топором.

Я повернулась, чтобы убежать. Я испугалась, что Вивиан и Тео услышали, как раскалывается мое сердце. И тут я увидела Кейси. В губах она зажала сигарету.

– Эмма? – спросила она, выдыхая дым. – Что-то не так?

Я покачала головой, хотя из глаз уже бежали предательские слезы.

– Ты расстроена.

– Нет, – солгала я. – Мне просто… просто нужно побыть одной.

Я проплакала столько, что у меня кончились слезы. Я вернулась в «Кизил». Там были все, включая Вивиан. Девочки сидели на полу и играли в «Две правды и одну ложь». В руке Вивиан была та самая фляжка. Она действительно существовала. Теперь Вивиан сделала медленный глоток – словно чтобы доказать, что я зря сомневалась.

– А, вот ты где, – сказала она, протягивая фляжку. – Хочешь?

Я уставилась на ее мокрые волосы, убранные в хвостик, розовую кожу и дурацкую подвеску. В тот момент я презирала ее сильнее всего на свете. Я чувствовала, как в жилах закипает ярость. Жгло до боли.

– Нет.

Эллисон продолжила говорить. Варианты были, как обычно, глупые и хвастливые:

– Первое. Я знакома с сэром Эндрю Ллойд Вебером. Второе. Я не ела хлеба уже год. Третье. Я думаю, что Мадонна лучше поет «Не плачь по мне, Аргентина», чем Пэтти Люпон.

– Второе, – сказала Вивиан, отпивая из фляжки. – Хотя мне все равно.

Эллисон невинно улыбнулась, попытавшись сохранить спокойствие:

– Правильно. Я ела блинчик с утра, а еще мама сделала мне французские тосты перед тем, как я отправилась в лагерь.

– Моя очередь, – вмешалась я. – Первое. Меня зовут Эмма Дэвис. Второе. Я отдыхаю в лагере «Соловей».

Я сделала паузу, готовясь солгать.

– Третье. Я только что не видела, как Вивиан и Тео трахаются в душевых.

Натали охнула и прикрыла рот рукой. Эллисон почти взвизгнула:

– Боже мой, Вив! Это правда?

Сохраняя спокойствие, Вивиан смотрела на меня с мрачным блеском в глазах:

– Это явно тебя расстроило.

Я отвернулась, не в силах выдержать ее взгляд, и промолчала.

Вивиан продолжила:

– А расстраиваться, меж тем, должна я. Ты за мной шпионила. Смотрела, как я занимаюсь сексом, как извращенка какая-то. Эмма, ты извращенка, да?

Я сорвалась именно из-за ее небрежного тона. Она говорила так медленно, так спокойно, с небольшой, тщательно выверенной толикой презрения. Конечно, она нарочно поджигала фитиль, чтобы случился неизбежный взрыв.

Я исполнила ее желание:

– Ты знала, что он мне нравится! – заорала я, и слова понеслись вперед неостановимым потоком. – Ты знала! Ты не вынесла мысли, что кто-то может уделять внимание мне, а не тебе! Поэтому ты с ним переспала. Ты могла – и ты сделала это.

– Тео? – Вивиан рассмеялась коротко и жестоко. – Ты и правда думаешь, что Тео тобой интересуется? Господи, Эм, да ты просто ребенок.

– Это куда лучше, ведь ты просто сука.

– Сука, да, но хотя бы не наивная глупая девочка.

Если бы у меня остались слезы, я бы разрыдалась на месте. Но у меня их не было. Я оттолкнула Вивиан и залезла на кровать. Я легла на бок, спиной к ним, и подтянула ноги к груди. Закрыла глаза и стала глубоко дышать, пытаясь не замечать огромную пустоту в груди.

Они не сказали ни слова. Отправились в душевую, чтобы посплетничать и не унижать меня лишний раз. Вскоре после этого я провалилась в сон. Тело и мозг решили, что это лучшее лекарство.

Я проснулась посреди ночи. Меня разбудил скрип половиц. Я села на кровати. Свет полной луны лился внутрь серо-белым потоком. Все они прошли через него и на мгновение озарились сиянием.

Сначала Эллисон.

Затем Натали.

И наконец Вивиан.

Она замерла, увидев, что я проснулась и смотрю.

– Вы куда? – спросила я.

Вивиан улыбнулась, но как-то безрадостно. Я почувствовала в этой улыбке грусть, сожаление и намек на раскаяние.

– Ты еще слишком мала для этого, Эм, – сказала она.

Она подняла указательный палец и прижала его к губам. Успокаивая. Уговаривая вступить в их сговор. Прося о молчании.

Я отказалась. Я хотела, чтобы последнее слово осталось за мной.

Так и вышло. В воздухе повисло горько эхо, и Вивиан наконец вышла из коттеджа, закрыла за собой дверь и исчезла навсегда.