Норма сидела в темноте, которая казалась коконом в ещё больше тьме. Если чувство времени её не обманывало, прошло уже много часов, и впервые в жизни она не видела совершенно ничего. Слепота её угнетала. Она молила об исцелении. Она жаждала увидеть хоть что-то, даже демона или его подручного – того самого, у которого несёт изо рта, как у человека с больным желудком. И хотя мир зрячих людей был для неё тайной за семью печатями, она видела то, что им не дано: повсеместных фантомов, их исполненные нуждой и прогорклыми страстями лица; призраков, оставлявших после себя голодный шлейф – он осыпался с них, точно пыльца перезрелых цветов, которые отказывались увядать и рассыпаться на прах.

До теперешнего момента Норма считала эти чудеса более чем достаточной компенсацией. Пока у неё были её призраки, зрячим людям, разгуливавшим по улицам города, она не завидовала. Но вот не стало даже призраков. Норма слышала пыльный шёпот, и она знала, что это верный знак их присутствия, но, сколько бы она их ни звала, как бы ни просила явиться, фантомы игнорировали все её просьбы.

– Ты здесь одна, – сказал киновит.

Норма вздрогнула. Она не услышала, как он вошёл. От этого ей стало не по себе. Обычно она нутром чуяла чьё-то присутствие. Но демон вёл себя тихо. Слишком тихо. А ещё он вонял. Господи всемогущий, как же он смердел! Помимо прочих подарков, слепота наградила Норму чувствительностью к тончайшим нюансам запахов, и от киновита разило так, что нос выкручивало. Несомненно, это существо было демоном и якшалось с себе подобными – от него разило запахом, включавшим в себя всю палитру их миазмов. Среди них чувствовалась и кровь, покрывавшая инструменты пыток и насквозь пропитавшая мясницкий фартук твари.

Но сильнейшее из зловоний было ещё и самым старым – то был аромат преступлений демона. Норма чуяла и другие запахи. Какие-то она узнавала (ладан, книги, пот), но с названиями для большинства она не находилась.

Киновит к ней почти не обращался и заговаривал только затем, чтобы напомнить, какой он эксперт по части страданий, и как она в этом непосредственно убедится, если хоть чем-то его побеспокоит. Он обещал ей бесславную смерть, лишь когда окончательно истощит её разум и нервные окончания – «тогда, и только тогда», твердил он. Как будто она и так об этом не знала.

Так что она сидела и не шевелилась.

Норма сидела в своём чёрном коконе и изо всех сил старалась оттеснить ужасы и вспомнить что-то приятное: лицо счастливого призрака, который только узнал, где найти своих близких; счастливые часы, которые она провела с Гарри за бутылкой бренди, хохоча над какой-то безумной историей из их общего арсенала. Но почему-то эти воспоминания не приносили её никакого удовольствия. В желудке образовался тяжелый камень, и он не позволял ей улететь в прошлое.

Поэтому Норма даже обрадовалась, что демон, наконец, снизошел почтить её своим присутствием, и простила ему даже смрад, безжалостно набросившийся на органы её чувств. По крайней мере, это помогло ей развеять скуку.

– Детектив и его шайка отщепенцев придут за тобой, – молвил киновит. – Я сохраню тебе жизнь. Вопреки протестам, твой друг уже приступил к освидетельствованию моих деяний.

А затем, без лишних предупреждений, он ударил её в живот. Норма сложилась пополам. Не в силах разогнуться, она ловила ртом воздух. Не успела она перевести дыхание, как демон врезал ей по лицу – левой, правой, левой, и каждый удар звучал в её голове оглушительным взрывом. Повисла секундная пауза, а потом киновит схватил Норму за плечи, рывком поставил её на ноги и швырнул о стену. Из легких женщины выбило весь воздух. У неё задрожали колени, и онемевшие ноги едва не подкосились. Она начала сползать вниз по стене.

– Нет, – сказал демон. – Стой.

Правой рукой он схватил её за шею, а левой принялся осыпать ударами: точно молотком прошёлся он по её печени, сердцу, почкам, грудям, кишкам, промежности, а затем обратно вверх, к сердцу – удар, второй, третий, и снова вниз, по тем же, измученным, ноющим от боли местам.

Киновит наслаждался своими действиями, в этом Норма не сомневалась. Даже теперь, когда она едва цеплялась за сознание, какая-то её часть не переставала изучать язык тела – на миг демон отступил назад, чтобы усладиться зрелищем слёз и муки на её окровавленном, распухшем лице, и Норма отметила в его тихом дыхании удовольствие.

Она чувствовала, что киновит рассматривает её, ощущала едва различимое давление его взгляда. Норма знала, что он упивается её страданием. Она сплела воедино все оставшиеся в её душе ниточки силы и проглотила слёзы, чтобы лишить чудовище удовольствия. Её упорство выведет его из себя, и эта мысль придала ей сил.

Норма закрыла рот и уговорила нити силы подтянуть вверх уголки её губ – на лице у неё заиграла улыбка Джоконды. Глаза она тоже закрыла – веки опустились, сокрыв от демона её слабость. Не будет больше ни слёз, ни болезненных воплей. Нити натянулись и зафиксировали выражение её лица. Оно превратилось в маску, и что бы Норма не ощущала, оно пряталось за этой личиной, вне досягаемости демона.

Киновит разжал пальцы. Ноги у Нормы подкосились, и она съехала по стене на пол. Демон толкнул Норму обутой в сапог ногой, и она повалилась на бок. Затем киновит с размаху пнул слепую – сначала в грудь (она почувствовала, как треснуло несколько рёбер), затем в шею. Нити натянулись, но не порвались. Маска осталась на своём месте, однако Норма знала, что последует дальше, и попыталась закрыть лицо руками. Но сапог киновита опередил её – из разбитого носа брызнула кровь. Демон ещё раз ударил Норму в лицо, и, наконец, она почувствовала, как чёрный кокон обволакивает её безразличием. Женщина с благодарностью ждала подступавшее забвение. Киновит занёс ногу и обрушил ботинок на висок своей жертвы. Это было последним, что она почувствовала.

«О, Господи, – подумала Норма. – Я не могу умереть! Столько незавершённых дел!»

Она не ощущала себя мёртвой, но разве не это она постоянно слышала от своих посетителей? И раз это не смерть, как так, что она впервые прозрела? И почему это она висит в девяти-десяти футах над собственным, привалившемся к стене телом?

Сам демон… как там Гарри его назвал? Херомордый? Иглозалупый? Иглоголовый! Точно. Прерывисто дыша, он пятился от неё. Избивая слепую пленницу, киновит истратил немало сил. Но, отступив на пару шагов, демон передумал. Он подошел к Норме и пинком сбросил руки с её лица.

Несомненно, он её здорово отделал, однако Норма с удовольствием отметила, что загадочная, бунтарская улыбка не сошла с её губ. Каким бы плачевным ни было её состояние, это подарило ей хотя бы толику удовлетворения.

Несмотря на гвозди, Норма не могла думать о демоне, как об Иглоголовом. Это обидное прозвище больше подходило какому-то балаганному уродцу, оно могло прозвучать на школьном дворе, но вовсе не подходило к чудовищу, которое возвышалось над её телом и содрогалось от удовольствия, полученного от избиения беззащитной жертвы.

Демон отступил еще на несколько шагов, чтобы рассмотреть плоды своей жестокости, а затем нехотя отвёл взгляд и переключил внимание на жалкого человечка, который вошёл в комнату и теперь мешкал у двери. Норме не нужно было слышать его голос, чтобы узнать существо, которое поймало её на улице Нью-Йорка и шептало ей на ухо грязные угрозы. Он являл собой зрелище куда печальней, чем ей представлялось – то была иссохшая, серая тварь в деревенских лохмотьях, наброшенных на голое тело. Но даже после всего, что он с ней сделал, Норма сумела рассмотреть в нём остатки человека, обладавшего лучезарным интеллектом. В прошлой жизни он много размышлял, много смеялся – об этом свидетельствовали морщины на его лбу и щеках.

Пока Норма рассматривала этого несчастного, она почувствовала, как её увлекает прочь из комнаты, в которой лежало её избитое тело. Невидимой леской её тянуло сквозь здание, бывшее лабиринтом из некогда прекрасных комнат и величественных залов – штукатурка прогнила и осыпалась, зеркала потускнели, а позолота их резных рам растрескалась и покрылась грязью.

Порой Норме встречались руины помещений, в которых замучили других подобных ей пленников. Останки одной из жертв лежали ногами в печи, в которой когда-то пылало яростное пламя – конечности были изъедены огнём до самых колен. Несчастный давным-давно умер, а его плоть разложилась, и сцена убийства застыла во времени картиной в бронзовых оттенках.

Увидела она и призрак несчастного – он витал в воздухе, навеки прикованный к изувеченным останкам своего тела. Норма немного обнадёжилась. Она не понимала, где находится, и что это за место, однако посмела надеяться, что здешние привидения помогут ей со всем разобраться. Мёртвые могли много о чём рассказать. Сколько раз она повторяла Гарри, что привидения являлись величайшим из неразработанных ресурсов мира? И это правда. Всё, что они повидали, все ужасы, которые они пережили и победили, были утеряны для мира, страдающего от дефицита мудрости. Как так получилось? А просто в определённый момент эволюции человечества в его сердце глубоко укоренился предрассудок, что мертвецы – источник ужаса, а не просвещения.

Норма подумала, что это, скорей всего, дело рук ангелов: духовному воинству в подчинении того или иного главнокомандующего велели держать население Земли одурманенным, пока за занавесом действительности бушевала война. Приказ исполнили, и вместо того, чтобы служить человеческой душе утешением, мертвецы стали источником бесчисленных страшилок, а дававших о себе знать фантомов, которые были всего лишь душами усопших, сторонились и проклинали. Сменялись поколения, и в итоге человеческий род с трудом, но всё же приучился к слепоте.

Норма знала цену этой потери. Присутствие мертвецов несказанно обогатило её жизнь. Людскую страсть к войнам и её зверствам могло бы значительно поумерить осознание того, что семьдесят с лишком лет, отведенные каждому индивидууму, не предел существования, а лишь крохотный набросок величественной, безграничной работы. Однако Норма понимала, что ей не суждено прижизненно освидетельствовать прозрение человечества.

Этими мыслями она делилась лишь с одним человеком – с Гарри. Однако Норма уже потеряла счёт призракам, жаловавшихся ей на невидимость и на то, что им не под силу утешить родственников, друзей и возлюбленных простыми словами «я здесь, я рядом с вами». Она поняла, что смерть – двустороннее зеркало: одна плоскость отражала слепоту людей, верующих в безвозвратную утрату своих близких, а другая была обращена к зрячим мертвецам, страдавших рядом с живыми, но при этом неспособных издать ни звука, чтобы утешить их.

Норму вырвало из задумчивости – она пролетела сквозь крышу, и её омыло адским светом. Ей казалось, что зрение вот-вот покинет её, но этого не случилось.

Здание осталось позади, и с высоты птичьего полёта Норме открылся вид на пустошь, которую она пересекла вместе с киновитом и его рабом. Она не ожидала, что адские просторы будут хоть как-то походить на живописания великих поэтов, художников и рассказчиков, однако её всё равно поразило, что даже за тысячелетия никто не смог изобразить зрелище подобное тому, что явилось её призрачным глазам.

На небесах не было ни солнца, ни звёзд – довольно предсказуемо. Вместо них там висел камень размером с небольшую планету. Монолит парил высоко над безграничным ландшафтом, испуская зигзагообразные, подобные молниям лучи, озарявшие пейзаж сверхъестественным светом.

Среду нельзя было назвать благодатной, однако даже у неё имелась своя флора – более того, отдельные её представители даже здравствовали и процветали. Норма глянула вниз: на откосах холмов, под порывами инфернального ветра, раскачивались длинные стебельки белой травы; то там, то сям росли колючие кусты с узловатыми ветками, покрытые маленькими бледными цветами. От этого зрелища мысли женщины опять сорвались с поводка. Куда её приведёт это путешествие? Влекло её к какому-то определённому месту, или же её просто выдернули из тела, тем самым приговорив к вечным скитаниям по адским просторам?

Вопреки её воле и желаниям, Норму всё увлекало к неведомой цели, и её дух начал спускаться к земле. Через несколько секунд она уже летела всего в нескольких дюймах от белой поросли. Впереди виднелся небольшой лес. Из замысловатого хитросплетения древесных куполов чёрными молниями торчало с тридцать-сорок шальных веток. На этих сучковатых отростках восседало несколько крупных птиц – охраняя лучшие места, они то и дело пускали в ход клювы и когти. Норма так засмотрелась на их брань, что до последнего момента не замечала, как из чёрной чащобы появилось несколько человек.

А затем она почуяла кровь, и всё побелело.