Глава 43
Следственный эксперимент

Газовые светильники на стенах едва разгоняли мрак в кабинете доктора Бессонова. По просьбе Ильи Алексеевича полицейские доставили на место происшествия всех оставшихся в живых участников психологического сеанса, с которого три дня назад и началась череда загадочных смертей. Недостающих лиц согласились заменить сами чины полиции. Таким образом по кругу сидели: вся в черном вдова Мармонтова-Пекарского, рядом с ней – пристав Троекрутов, исполнявший роль убитого биржевого маклера; далее восседала княгиня Данишевская, ее супруга изображал помощник пристава Оскар фон Штайндлер; два оставшихся кресла занимали муж и жена Богдановы, которые, по счастью, были живы. Ближе к окну, за колонной, у рабочего стола хозяина кабинета Ардов установил еще два кресла. В них он попросил расположиться дочь Бессонова и письмоводителя Спасского. По замыслу сыскного агента, приглашенные должны были символизировать штабс-капитана и его супругу, оказавшихся на том сеансе хотя и случайно, но имевшие прямое отношение к произошедшему. Спасский выполнил просьбу Ильи Алексеевича и сидел в кресле в военном мундире темно-зеленого сукна – на позолоченных пуговицах и петлицах воротника тускло подрагивал отблеск пламени свечей в канделябре.

В помещении царило торжественное возбуждение, которое обычно сопровождает театральные премьеры. Ардов закончил давать последние указания, положил навзничь на стол принесенный бюстик Вундта и, обернувшись, дал сигнал Облаухову. Тот кивнул на дверь, и Африканов ввел в помещение доктора Бессонова. Ступив в собственный кабинет, психолог остановился. Бесспорно, он узнал мизансцену последнего своего сеанса. Не удержавшись, он бросил быстрый взгляд в дальний угол, где находился штабс-капитан, и явно пришел в волнение.

– Проходите, Андрей Феоктистович, – любезно пригласил его в круг сыскной агент. – Я постарался воссоздать обстановку того вечера. Похоже?

Озираясь, Бессонов прошел в центр.

– Да… – еле слышно проговорил он.

– Напомните, как вы начали тогда сеанс?

Словно загипнотизированный, психолог автоматически принялся повторять слова, которые звучали здесь три дня назад:

– Приходит время, и каждую семью охватывает ощущение тупика. Эмоциональная близость растворяется. Былая страсть, увлеченность друг другом кажутся пережитком прошлого…Семейные роли уже давно устоялись, и каждый новый день ничем не отличается от минувшего.

В это время Жарков не находил себе места в прозекторской. Должность криминалиста не обязывала его присутствовать на следственном эксперименте, а ходатайствовать перед приставом об исключении из правил он не стал, чтобы не обнаружить высшую степень неравнодушия, испытываемого им в отношении нового сотрудника. На глаза ему попались листы, на которые он перенес отпечатки пальцев с наверший двух булавок, послуживших орудиями убийств. К сожалению, пока расположения этих папиллярных линий не с чем было сравнивать, ибо… Стоп! Как же он мог забыть! Ведь у него же есть стакан с отпечатками Алины Бессоновой! Он же специально изъял его у Облаухова и принес к себе для исследований, но отвлекся из-за нового трупа! Ведь дочь профессора остается главным подозреваемым в этом деле!

«Как же я прошляпил такую улику, – корил себя Жарков, пытаясь вспомнить, куда запроторил коробку со свинцовыми белилами и кисточку. – Старый башмак… В такой ответственный момент лишил Ардова важнейшего аргумента в деле!»

Тем временем в психологическом кабинете продолжался следственный эксперимент.

– Пока вы делали это вступление, присутствующие с интересом наблюдали за новой парой, которая неожиданно появилась на сеансе, – Ардов указал на темный угол за колонной, где неподвижно сидел человек в мундире штабс-капитана.

Все это время Илья Алексеевич прогуливался за спинками кресел и время от времени пригибался с таким расчетом, чтобы его голова оказывалась на одном уровне с сидящими. В этом положении он направлял взгляд в разные стороны, как бы проверяя, что с этого ракурса мог видеть тот или иной участник сеанса. Обойдя весь круг, он остановился за спинками кресел четы Богдановых.

– Кто-то из присутствующих заметил перевернутый бюст на столе, возможно – окровавленные газеты в корзине для бумаг, подозрительные пятна на полу.

Ардов подошел к столу и указал на заранее расположенные особым образом упомянутые артефакты.

– Это не удивительно, ведь к моменту начала сеанса господин штабс-капитан был уже… – сыскной агент сделал паузу и завершил мысль, – мертв.

По присутствующим пробежала волна смятения. Ардов внимательно следил за реакцией.

– Именно поэтому вам пришлось после сеанса срочно менять обшивку кресла, в котором он сидел, – ткань пропиталась кровью.

Взгляды, полные осуждения и возмущения, устремились на психолога.

– Все верно, господин Бессонов? – справился Илья Алексеевич.

– Да… – выдавил из себя подозреваемый.

– Кто же его убил?

Андрей Феоктистович вспомнил тот вечер. Эта сумасшедшая опять явилась к нему без предупреждения и затеяла любовную игру. Их представили несколько месяцев назад после одного из выступлений. По театральной демонстративности, преувеличенному выражению эмоций, желанию постоянно находиться в центре внимания Бессонов безошибочно определил у дамы истерическое расстройство и согласился провести несколько сеансов, о чудесном воздействии которых так много говорили в Петербурге. Ошибка Андрея Феоктистовича заключалась в том, что он уступил Елизавете Силантьевне в ее сексуальных атаках, после чего ожидать положительного эффекта от терапии уже не представлялось возможным. Внушаемая, легко подверженная влиянию, генеральша мгновенно увлеклась индийскими фантазиями про чистое сознание и первичную энергию Пуруша, заказала себе шитые золотом цветные наряды и инкрустированную мебель и потребовала называть ее Арандхати. Отношения довольно быстро стали тяготить доктора, но к моменту, когда он это осознал, выяснилось, что Арандхати Силантьевна уже обработала своего супруга и в скором времени ожидался головокружительный скачок в карьере модного психолога.

Не желая слушать возражения Бессонова, любовница отложила веер с павлином и, забравшись на стол, принялась одаривать доктора поцелуями. Казалось, его протесты лишь сильнее распаляли генеральшу.

– Арандхати, прекрати, сюда могут войти в любую минуту.

– Именно это и будоражит, верно? – возбужденно шептала гостья. – Решение уже принято. Со дня на день тебе пришлют приказ. Я сделаю тебя падишахом, к тебе будут ходить на поклон все генералы империи.

– Елизавета Силантьевна? – раздался чей-то голос.

Увлекшись соблазнением, женщина не заметила, как в кабинет вошел штабс-капитан, в котором она узнала адъютанта собственного мужа. Увиденная картина явно произвела впечатление на военного.

– Вы же должны быть в Гатчине… – растерянно произнес он. – Я же сам отвез вас на вокзал.

Поправив платье, генеральша спокойно и даже с достоинством слезла со стола. Бессонову также пришлось привести в порядок некоторые элементы костюма.

– Максим Юрьевич, – произнесла Кострова тоненьким голоском. – Рада вас видеть.

– Я привез пакет от вашего супруга…

Штабс-капитан перевел потрясенный взгляд на хозяина кабинета.

– Доктору Бессонову.

Помедлив, адъютант подошел к столу и положил пакет перед Андреем Феоктистовичем. В этот момент женщина схватила со стола бюст и саданула посыльного по затылку. Тот упал.

– Ты с ума сошла! – в ужасе воскликнул доктор, стараясь при этом не издавать слишком громких звуков.

– Он мог все рассказать! – громким шепотом возразила Елизавета Cилантьевна. – Он мог превратить нашу любовь в фарс!

Бессонов опустился на колени и пощупал пульс мужчины, потом проверил зрачки.

– Господи, ты его убила! – простонал он в совершеннейшей растерянности.

– Да, да, убила, хватит причитать.

Казалось, генеральская супруга была нисколько не впечатлена произошедшим.

Вдруг в дверь постучали. Доктор мгновенно вскочил и приоткрыл створку таким образом, чтобы лежащий труп не был заметен из приемной. Стучал Богданов.

– Андрей Феоктистович, мое почтение!

– Здравствуйте, господин Богданов.

– Мы уже собрались…

– Да-да, очень хорошо. Еще буквально пять минут… и мы начнем…

Бессонов закрыл дверь и обернулся к любовнице, склонившейся над трупом…

Воспоминания прервал Ардов:

– Вам бы следовало сдать ее в полицию, Андрей Феоктистович. Но ведь именно через нее вы и влияли на товарища военного министра, и вам очень хотелось сохранить это влияние. Ведь так? Поэтому вы решили оставить преступление в тайне. Но что было делать с трупом?

– Боже, какой ужас! – прошептала Мармонтова-Пекарская.

– Мы доверяли вам! – подала голос Данишевская.

Троекрутов и фон Штайндлер с тревогой переглянулись.

– Сеанс отменять вы не стали, – продолжил сыскной агент. – Слушатели уже пришли. Но как избавиться от трупа? Другой двери нет, за окно не выбросишь – прохожие. И вы решили «пригласить» мертвого штабс-капитана на сеанс.

Бессонов вспомнил, как оттащил кресло в угол и усадил мертвеца. Тот все время заваливался набок, поэтому пришлось оторвать тесьму от портьеры, пропустить ее сзади под мундиром штабс-капитана и приторочить тело к спинке. Арандхати тем временем подтерла газетами следы, убрала бюст в шкаф и натянула мертвецу фуражку по самые глаза. Погасив свечи на столе и часть светильников, доктор пригласил гостей в кабинет. Кое-как представив гостей, для чего пришлось нагородить нелепостей про первый опыт и желание остаться в тени, Бессонов поспешил перейти к самому сеансу.

– Примерно после семи лет между супругами начинаются бесконечные конфликты. Безусловно, каждый брак – структура уникальная, развивающаяся по собственным неповторимым законам, но все же принято считать, что самый пик кризиса отношений приходится именно на седьмой год совместной жизни…

Сейчас доктор сидел на стуле совершенно опустошенный, опустив лицо в ладони. От его былой самоуверенности не осталось и следа.

– Поверьте, я был как в страшном сне! – проговорил он. – Этот труп… сеанс, Арандхати такая спокойная, словно ей все это нравилось. Я хотел признаться!

– Почему же не признались, Андрей Феоктистович? Неужели хотели уберечь репутацию вашей Арандхати?

Доктора передернуло от отвращения.

– Провались она пропадом! – крикнул он. – Эта сумасшедшая баба… вместе со своим генералом! Это из-за нее! Столько смертей! Столько ужасных смертей!

Бессонов опять опустил лицо в ладони и, кажется, заплакал.

Тем временем в прозекторской полицейского участка Жарков уже успел снять отпечатки со стакана и провести последние сравнения. Убедившись, что первоначальный вывод находит подтверждение, Жарков стремглав выбежал на улицу.

– Кто же убивал? – подала голос Алина.

Илья Алексеевич подошел к девушке и протянул ей миниатюрное украшение овальной формы.

– Узнаете эту камею, Алина Андреевна?

– Да. Это моя, – с некоторой растерянностью тихо созналась девушка.

– Я обнаружил ее на месте убийства Мармонтова-Пекарского.

– Странно… – отозвалась дочка профессора, обводя взглядом присутствующих. – Зачем преступнику было таскать с собой мою камею?

Ардов протянул ей шляпку, которая до этого момента лежала на столе, скрытая под газетой.

– А это – ваша?

– О господи! Ее как будто жевала тысяча свиней!

– Стало быть, ваша…

– Это из салона мадам Дефонтель, я ее и надеть-то ни разу не успела! Она-то у вас откуда?

– Найдена на месте убийства князя Данишевского. Тоже шляпной булавкой…

Только сейчас Алина начала понимать, что господин агент сыскного отделения предъявляет ей улики.

– Тоже обронил преступник? – грустно уточнила она.

Ардов кивнул.

– К тому же я неплохо знаю анатомию, нам ее отлично преподают на медицинских курсах.

В зале установилась тишина. Алина встала. Глаза ее были полны слез. Она смотрела на Ардова с сожалением и болью.

– Похоже, все улики указывают на меня?

По залу пронесся очередной вздох потрясения. Илья Алексеевич сам едва не плакал.

– Что же вы молчите, Бессонов? Вы пришли меня арестовать?

Бессонов отчаянно кусал губы и не решался сказать то, что хотел.

– Ну что же вы… Вы должны говорить.

– Я подумал, что сложные чувства дочери по отношению к отцу вполне могли бы стать причиной для столь изощренной мести…

«Я хочу, чтобы он так же страдал, как страдала перед смертью мама… – эти слова Алины Андреевны не давали Ардову покоя. – Чтобы все его положение, эти звания, восторги почитателей, успешная практика, книги и гонорары – чтобы все это превратилось в прах…»

Жарков изо всех сил несся к дому Бессонова. Он сбивал прохожих, едва не угодил под копыта лихача, пустился через грязные переулки, где пришлось перепрыгивать через бочки, а один раз даже перелезть через забор.

– Вы не представляете, Алина Андреевна, какие муки я пережил, – едва слышно продолжал Ардов. – Словно какое-то затмение, какая-то черная пелена затуманила мой рассудок. Кажется, сам дьявол беспрестанно нашептывал мне эту мысль. И сейчас мне хочется умереть от нее. Поверьте, я уже прогнал ее от себя, но моя душа словно отравлена… Простите меня…

Бог знает, зачем Илья Алексеевич решил признаваться в этом. Он чувствовал себя предателем, и, наверное, ему было невыносимо носить в себе этот груз, замутняющий чистоту души. Почему-то Ардову показалось важным не только сознаться в этом девушке, которую он, как сейчас понял, любил больше всего на свете, но сделать это именно прилюдно – своего рода на исповеди, как он когда-то в детстве видел в Кронштадтском соборе, где прихожане, не стыдясь друг друга, выкрикивали белобородому иерею на амвоне свои самые черные окаянства.

– Но во всей этой истории принял участие еще один человек, – развернувшись к собравшимся, произнес Илья Алексеевич совершенно другим, бодрым голосом и позвонил в колокольчик. – Человек незаметный и, казалось, никак к делу не привязанный.

Ардов принял поданное Облауховым ведро и высыпал пару фунтов гашеной извести в центре зала. Потом поймал брошенный Шептульским башмак, купленный два дня назад в магазине Собцова, и приложил к белому пятну, сделав весьма отчетливый отпечаток. В этот момент дверь отворилась и в кабинет с подносом вошла служанка Бессоновых в своем черном дэгэле до пят. Мальцев проник следом и остался у входа.

– Энху, оставьте, пожалуйста, поднос на столе и подойдите ко мне.

Служанка исполнила просьбу.

– А теперь, будьте добры, поставьте сюда вашу ногу.

Ардов указал место рядом с уже имеющимся отпечатком. Женщина повиновалась. Когда нога была убрана, на белом пятне остались два одинаковых оттиска.

– Подошвы идентичны, господа, – произнес Ардов и коротко объяснил, почему след башмака имеет такое значение в этом деле.

Имя «Энху» Илья Алексеевич заметил в списке посетителей участка, интересовавшихся сигналетическим портретом. Зачем неграмотной служанке понадобилось знакомиться с этим изображением? Ардов воспользовался методом «римской комнаты» и попытался вспомнить все моменты, в которых успел столкнуться с бессоновской прислугой. Впервые он увидел ее в приемной господина психолога, когда невольно оказался причиной гнева Алины. Испытывая в тот момент крайнюю степень волнения, Илья Алексеевич не обратил никакого внимания на неприметную горничную в темной одежде, желавшую протереть зеркало. И только вернувшись на это место в воспоминаниях, Ардов получил возможность детально, с необходимыми остановками и повторами, рассмотреть каждый момент сцены. Обнаружилось, что он почти сразу потерял Энху из виду, потому что вынужден был разворачиваться вслед за распалившейся Алиной, и долго не мог обнаружить ничего подозрительного, пока не приметил, что в последний момент отражение служанки, выходившей из комнаты, попало в зеркало. Приглядевшись, Илья Алексеевич рассмотрел в этом отражении… шляпку! Да-да, в руках у служанки можно было заметить ту самую шляпку, которую за несколько минут до этого Алина примеряла у зеркала и оставила там, отвлекшись на вошедшего Ардова.

Конечно, открывшееся обстоятельство вынудило сыскного агента с усиленным вниманием проверить и другие воспоминания, связанные с убийствами. Шаг за шагом проводя в своей памяти дополнительные осмотры мест преступления, Илья Алексеевич невольно вздрогнул, когда вдруг в момент появления Мармонтова-Пекарского в шляпном салоне он случайно бросил взгляд на витрину и на какое-то мгновение заметил на улице за стеклом как будто ту же Энху! Утверждать со всей определенностью было затруднительно, поскольку под носом у этого человека имелись усики, а на голове – черный котелок. Но Илья Алексеевич готов был побиться об заклад, что за несколько минут до убийства биржевого маклера он видел на улице служанку Бессоновых с измененной внешностью.

Жарков едва не сшиб лестницу с фонарщиком, подбегая к дому Бессоновых.

– Извини, братец! – только и выдохнул он, не желая терять ни секунды, и устремился к двери, возле которой дежурил поставленный Свинцовым городовой Пампушко.

– Скажите, Энху, а почему вы таскаете эти башмаки? – поинтересовался Ардов, опустившись на колено и рассматривая обувь на ногах служанки, едва заметную под длинным халатом. – Ведь они велики вам.

– Хозяин дал, – хмуро ответила она.

– Это что-то немыслимое! – вскочил фон Штайндлер. – Евсей Макарыч, прикажете арестовать?

Ардов обернулся к Бессонову.

– Я все расскажу! – умоляюще произнес доктор. – Это страшный человек.

Вдруг дверь распахнулась, и в кабинет ввалился запыхавшийся Жарков.

– Илья Алексеевич, вот результаты дактилоскопии! – взмахнул он бумажкой. – Барышня…не виновна!

Послышался какой-то странный звук. Воспользовавшись тем, что Петр Павлович отвлек внимание присутствующих, Энху с шипением бросилась на своего хозяина. Илья Алексеевич попытался было ее удержать, но в его руках остался лишь черный халат. Сама же преступница предстала в мужском костюме, а в ее руках блеснула шляпная булавка. Желая избежать расправы, Бессонов бросился за колонну, и когда Энху уже настигла его и занесла руку для удара, между убийцей и жертвой возникла Алина. Девушка успела выставить руку вперед, желая уберечь отца. Все произошло так быстро, что никто не смог ничего толком понять. Отбросив халат, Ардов устремился к Энху, но та, разбив собою окно, вылетела на улицу. Было видно, как ей наперерез бросился городовой Пампушко, но миниатюрная разбойница умудрилась нанести ему несколько отточенных ударов в шею и грудь, от которых здоровяк рухнул на колени и принялся судорожно глотать ртом воздух. Алина упала на руки отцу. Присутствующие бросились к несчастной.

– Приказываю задержать! – опомнившись, заорал Троекрутов.

– Всем оставаться на местах! – подключился к командованию фон Штайндлер.

Облаухов принялся дуть в свисток, Мальцев и Африканов бросились в погоню. Ардов склонился над Алиной. В районе ключицы у нее виднелась перламутровая горошина.