Глава 30
Покушение

Ардов торопился в участок, лавируя в плотном потоке прохожих. Он разочаровал Чептокральского отказом взять деньги от княгини, но пообещал «потерять» записку горничной. Это должно было помочь нанятому адвокату убедить присяжных в невиновности своей подопечной. Илья Алексеевич не был уверен, что поступает правильно. Но он также понимал, что дело княгини все равно не дойдет до суда. Попытка договориться с ним, не самой важной фигурой полицейской иерархии, была предпринята исключительно из-за желания сэкономить. На следующем уровне размер «благодарности» возрастет, и обязательно найдется более внимательный чиновник, который не обнаружит в собранных доказательствах достаточных оснований для обвинения. Дело будет закрыто. Зачем же было обещать терять записку? Ардов себя корил. Но если бы он не дал уступки репортеру, то потерял бы его как весьма осведомленного агента. Сейчас же Чептокральский получил возможность представить княгине полученную от следователя договоренность как важную победу в борьбе за ее свободу. В учебниках по сыскному делу особое внимание уделялось именно этой стороне: сыщику надлежало иметь как можно более широкие связи с конфидентами в самых разных кругах. Святая вера Жаркова в силу улики Ардовым не оспаривалась, но из трудов других криминалистов следовало, что далеко не всегда, и даже как правило, улик и прямых свидетельств бывает недостаточно для установления истины. И тогда негласный надзор, скрытное выуживание сведений в прикровенных беседах с людьми самого разного чина и звания могут помочь расследователю нащупать истинный мотив или по-новому взглянуть на роли подозреваемых. В данном случае Ардов как минимум мог отметить про себя, что покойный Данишевский не имел никакого отношения к отправке «биржевого досье» Чептокральского в редакцию. Это сделал кто-то другой. И у Ильи Алексеевича имелись мысли на сей счет… Картина постепенно начинала складываться в его голове, но еще многих фрагментов не хватало. Ох, удастся ли успеть до завтрашнего вечера?..

Увлеченный мыслями, он не заметил, что чуть поодаль за ним неотрывно следует фигура в черном сюртуке c котелком, надвинутым на самые глаза. На ногах у господина были те самые потертые башмаки, след от которых Ардов приметил у салона мадам Дефонтель в первый день службы.

Илья Алексеевич перебежал дорогу перед подводой, пропустил несущегося без разбору пути почтового служащего с большой сумкой, едва не налетел на торговца квасом, который вылез невесть откуда с бочонком под мышкой. Преследователь, стараясь не привлекать внимания, сумел сократить расстояние до нескольких шагов. Обежав дворника, собиравшего метлой навоз на железный совок, Ардов юркнул в темную арку. Туда же вслед за ним прошмыгнула и черная фигура, из рукава которой выскользнула длинная шляпная булавка.

Из-за встречных прохожих преследователь сумел настигнуть Илью Алексеевича только на самом выходе из подворотни. Рука с булавкой взметнулась вверх и уже было коснулась острием основания шеи у левой ключицы сыскного агента, как вдруг он, словно подхваченный неведомой силой, в мгновение ока улетел вправо за угол! Рука с булавкой рассекла воздух, а ее хозяин по инерции выскочил на свет и сумел оглянуться, лишь перебежав на другую сторону булыжной мостовой. Оттуда можно было видеть, что Ардова выдернул из толпы околоточный надзиратель медвежьего вида с рыжей бородой. Он что-то показывал ему в витрине мясной лавки и размахивал руками. Черная фигура скользнула дальше по переулку.

– Илья Алексеевич, полюбуйся! – громыхал Свинцов, тыча пальцем в витрину. – Гусь!

Ардов не понимал, чего от него хочет Иван Данилович.

– Какой гусь?

– Обыкновенный – гусь! – повторил Свинцов.

Илья Алексеевич посмотрел в витрину. Да, действительно. Вполне натуральный гусь. Это, пожалуй, было естественным для мясной лавки.

– Чучело! – громче крикнул Свинцов.

Илья Алексеевич еще раз присмотрелся. Пожалуй, что чучело.

– Да… – согласился он, – чего уж тут было спорить.

– Чучело гуся! – наконец уточнил свою мысль околоточный надзиратель.

Было очевидно, что это обстоятельство привело Ивана Даниловича в совершеннейшее негодование, и ему требовался свидетель, а еще лучше – соучастник избавления от гневной бури, бушевавшей внутри его могучего тела.

– А теперь скажите мне, любезный Илья Алексеевич, как можно чучело морить голодом?

Ардов не знал, что тут можно сказать.

– Чучело – голодом! – выкрикнул что есть силы Свинцов.

Из дверей в деликатном поклоне плавно вытек мужичок с золотой цепочкой на жилетке. За ним показался громадный детина в белом фартуке и клеенчатых нарукавниках.

– Не изволите проверить качество продукта, ваше благородие? – деликатно поинтересовался хозяин лавки, чувствуя, что гнев квартального надзирателя, возникший по неведомой причине, можно унять только парой фунтов бескорыстного подношения. – Извольте видеть – черкасские бычки, только что забитые.

Свинцов бросил гневный взгляд в глубь лавки, где на луженых крюках покачивались розовые туши, и как завороженный ступил в царство окороков, мороженых зайцев, домашней и боровой битой птицы – гусей, индеек, глухарей, рябчиков, тетеревов и куропаток.

Илья Алексеевич поторопился в участок, покрепче обхватив бюстик.