Глава 16
Арест

– Я знаю, кто убил горничную! – заявил Ардов, едва переступив порог начальственного кабинета рано утром.

Троекрутов аж вздрогнул от неожиданности. Куафер, завивавший в это время усы его высокопревосходительству, невольно прижег ему щеку цирюльными щипцами, которые только что разогрел в колбе горящей керосинки. Стоял запах жженого волоса.

– Какую еще горничную? – не понял Евсей Макарович и поморщился.

– Вчера в доме князей Данишевских… Ту, что из окна выпала.

Пристав дал знак куаферу завивать второй ус.

– Остыньте, Илья Алексеевич! Тут надо все взвесить, оценить имеющиеся факты. Наверняка сама сиганула. От несчастной любви.

– Факты есть. Ждать нечего! – воскликнул сыскной агент и подошел к столу. – Дозвольте все объяснить на месте!

– Илья Алексеевич, скоропалительность здесь губительна, – пристав попытался охладить пыл новичка. – Это все-таки князья…

Но остановить Ардова не было никакой возможности – он стал похож буквально на буйнопомешанного: глаза горели, по щекам проступила сеточка румянца, движения сделались порывисты и в некоторой мере хаотичны.

– Ваше высокопревосходительство, прошу оформить ордер – преступник может скрыться! – выкрикнул он и бросился из зала.

На улице было сыро и пасмурно. Троекрутов ежился в шинели и угрюмо пялился в спину Ардову. Рядом с ним двигался фон Штайндлер, а чуть поодаль – едва ли не весь участок: всем хотелось стать свидетелями светопреставления.

– Свалился на нашу голову… – бурчал пристав. – Что я скажу их сиятельствам?

– Это очень даже хорошо будет, Евсей Макарыч! – успокаивал его Оскар Вильгельмович. – После такого скандала и трех дней не понадобится! Никакой полицмейстер не защитит.

– Господи… Как бы самим не оконфузиться… – подумал вслух Троекрутов.

Предчувствия не обманули Евсея Макаровича. Едва он успел, десять раз извинившись за вторжение, скомканно представить княгине агента сыскного отделения, у которого есть несколько вопросов, как Ардов обрушился на женщину с перечнем подозрительностей: труп убрали, окно было разбито и застеклено, осколки вычистили, сам плотник почему-то спешно отбыл в деревню.

Чины полиции разместились в гостиной амфитеатром, чтобы в подробностях наблюдать драматическую развязку.

– Не изволите пригласить плотника для дачи показаний, ваше сиятельство? – завершил обвинительную речь Ардов.

Не теряя самообладания, княгиня обернулась к Троекрутову:

– Господин пристав, что все это значит?

Майор, слегка поклонившись, сморщился, как от зубной боли.

– Видите ли, ваше сиятельство… это у нас новый сотрудник… – начал было Евсей Макарович.

– Я нахожу эти действия оскорбительными, – предупредила княгиня.

– Вы могли бы написать жалобу, ваше сиятельство! – вступил в беседу фон Штайндлер. – О недопустимом поведении господина сыскного агента. На имя господина пристава! – указал он на главу третьего участка Спасской части. – Он передаст в департамент, там рассмотрят и сделают соответствующие выводы.

– Прекрасная идея! – согласилась княгиня и подошла к бюро, стащив на ходу перчатку.

Троекрутов приблизился к Илье Алексеевичу.

– Да-с… Неловко получилось, господин Ардов… Жалоба есть жалоба… Вынужден буду переслать в департамент, а там уж…

Илья Алексеевич, кажется, не слышал – он с напряжением ожидал, когда княгиня закончит писать и, причмокивая, рассасывал пилюльку. Наконец Данишевская протянула приставу исписанный листок.

– Прошу!

Ардов тут же извлек из жилетного кармана клочок бумаги, расправил и тоже протянул Троекрутову.

– Что это? – полюбопытствовал Евсей Макарович, приняв в каждую руку по бумажке.

– Предсмертная записка горничной, – пояснил Илья Алексеевич, с некоторым вызовом глядя на женщину. – Как видите, почерк идентичен.

Княгиня побледнела. Вытянув шею, фон Штайндлер принялся сличать записки из-за плеча Троекрутова.

– Думаю, экспертиза установит это со всей очевидностью, – продолжил Ардов, продолжая сверлить подозреваемую гневным взглядом.

– Что же это значит? – осторожно поинтересовался пристав.

– Горничная была безграмотна, вот ее паспорт.

Не отрывая взгляда от княгини, Ардов протянул фон Штайндлеру картонную книжечку, тот развернул: в качестве подписи красовался аккуратный крестик.

– Да-с… действительно… – вынужден был признать старший помощник пристава и с сожалением посмотрел на Данишевскую.

Ардов сделал паузу. Княгиня продолжала хранить молчание.

– Предсмертную записку от имени горничной вы написали сами, ваше сиятельство. Случайно оставив на ней капли крови.

Княгиня невольно бросила взгляд на свои руки и спрятала их за спину.

– На вашей руке порезы от стекла, – запальчиво продолжил Ардов. – А на записке – оттиск вашего пальца. Вам известно о деле Франциски Рохас из Буэнос-Айреса? Криминалист Вучетич сличил кровавые отпечатки с ее собственными и установил полную идентичность!

– Какая Рохас? Какой Вучетич? – возмутилась княгиня. – Я не желаю слушать этот вздор!

– Вы застали горничную на подоконнике за мытьем окна и решили столкнуть ее. Но сразу это не получилось. Она сопротивлялась и даже разбила окно. Осколками вы поранили руки. Окно велели застеклить, а битое стекло прибрать. Прислуге строго-настрого приказали молчать, но женский крик слышал мальчишка, который в это время принес на кухню корзину яиц из лавки Сыромятова с Сенного рынка. Мальчишку нашел господин Шептульский и произвел дознание.

Ардов указал на филера. Воцарилась тишина. Выступление определенно произвело эффект на присутствующих.

– Чистый Шерлок Холмс, – прошептал Шептульский.

Журнал с первым переводом рассказа о лондонском сыщике принес в участок Жарков. Восторги от метода сбора окурков и анализа сигаретного пепла разделил только Кузьма Гурьевич, остальные же отнеслись к выдумкам англичанина со скепсисом. «Невозможно представить, чтобы все ключики этого господина без осечек подходили к замкам, расставленным преступниками», – выразил тогда общее мнение фон Штайндлер. – В жизни так не бывает. В жизни обыкновенно все перепутывается».

– Но зачем, ваше сиятельство? – придя в себя, вступил в разговор Евсей Макарович.

– Их сиятельство убили горничную из ревности, – как можно более обыденно произнес Илья Алексеевич.

– Да, я убила… – наконец подала голос княгиня. – Эта дрянь вполне заслуживала смерти.

– Ну вы даете, Ардов, – только и сумел выдавить из себя пристав.

Шептульский оглядел коллег в ожидании реакции, соответствующей моменту.

– А что мне оставалось делать? – тихо продолжила признание княгиня. – Ведь это происходило буквально на моих глазах! Я не раз заставала их! Мерзавка хохотала мне в лицо! Говорила, что я не могу ее прогнать! И это было правдой, потому что мы и так не платим жалованье прислуге. Как я могла это терпеть?!

По щекам несчастной женщины ручьем потекли слезы.

Вдруг дверь распахнулась и в комнату ввалился дворецкий. Вид у него был растрепанный, а глаза наполнены ужасом.

– Их сиятельство мертвы, – дрожащим голосом вымолвил он и сделал рукой приглашающий жест куда-то в глубь княжеских покоев.