Алман

Истинный король Вудстоуна оставил за плечами величественный деревянный замок и направился по широкой тропе, окруженной отрядами солдат в сверкающих латах. Воины в отполированных доспехах с серебряным сердцем на груди провожали его на переговоры, о которых ходили слухи по всему Калахару. Вожак клана Утренней Зари покинул Долину Ветров и прибыл в древнейший город Арбор. Такое не случалось десятилетиями. Что заставило его пойти на уступки? Почему вожак дикарей решился на встречу?

Алман поправил золотые запонки на манжетах, откинул за спину атласный угольно-черный плащ и неожиданно почувствовал, как тяжела корона на его голове. Высокая, золотистая, по легенде, выплавленная из каменных сердец Первых Людей, она сверкала драгоценными камнями, несмотря на тусклые солнечные лучи.

Алман Барлотомей Многолетний с хмурым видом миновал окраину города Арбора, где в сердцевинах гигантских дубов жили его люди, и вышел на просторную поляну. Землистая Алодь – поляна «Первых Переговоров». В самом центре стоял каменный стол, за которым впервые в истории Калахара сошлись главы народов Эридана, Дамнума, Халассана и Вудстоуна. Высокий черный лес Арбора окружал поляну, словно неприступная стена.

Алман усталым взглядом окинул кроны многовековых дубов. Ветер клонил их, силясь сломать, но деревья выдерживали. Они пережили ливни, землетрясения и ураганы, видели тысячи переговоров. Они были стражами покоя Калахара долгие века. Алман знал об этом и потому ядовито усмехнулся. Деревья – стражи… В подобную чепуху даже его отец Радман Барлотомей не верил. Возле каменного стола стоял высокий мужчина в клетчатых тряпках, считающихся истинной одеждой сильфов. Заросшее лицо, глубокие шрамы на щеке и серые от пыли руки. Алман внезапно подумал, что идет на переговоры с бездомным псом, а не с вожаком самого многочисленного клана Дамнума.

Высокий солдат сделал шаг вперед и встал рядом с королем, когда тот остановился перед каменным столом и посмотрел в серые глаза Эстофа. Осгод Беренгарий – гроза тех, кто стоял на пути Алмана Барлотомея. Жестокий воин и бездушный человек, никогда не снимающий шлема. Поговаривали, что его лицо изуродовано множеством шрамов, а еще люди шептались о том, что своими гигантскими лапищами он раздавливает головы солдат, словно арборские орехи.

– Какая честь, – криво улыбнувшись, заговорил Эстоф и наигранно поклонился. – Ждать вас – великое удовольствие. Спешить незачем. Нам грозит всего лишь война.

Алман никак не отреагировал на эти слова. Он сел на деревянный трон, вырезанный из вишневой сердцевины прочного амаранта, и положил руки на точеные подлокотники. Его черные мутные глаза, смотрящие на Эстофа, сузились.

– Наверное, приятно находиться на землях Арбора не как вору, а как гостю.

Эстоф лишь вскинул брови. Выслушивать оскорбления из уст Алмана Барлотомея – музыка для летающего человека. Он усмехнулся.

– У вас здесь оленина вкуснее.

– Не припомню, чтобы я угощал вас олениной.

– Вы и не угощали. – Эстоф небрежно вытер нос тыльной стороной ладони.

– Приношу свои глубочайшие извинения, – хриплым голосом отчеканил Алман. – Я бы накрыл стол, но мою недавнюю поставку зерна из Станхенга перехватили дикари с ваших земель. Да и позапрошлую поставку мяса тоже.

– Весьма вам сочувствую.

Алман фальшиво улыбнулся. Эстоф издевался над ним. В груди Алмана разгорелась невероятная злость. Он сжал подлокотники и исподлобья взглянул на гостя.

– Думаешь, можешь брать то, что принадлежит мне?

– Я беру то, что нужно моему народу, – спокойно ответил Эстоф.

– И что твоему народу нужно сейчас?

– Им нужен союзник, который бы снабдил Фиэнде-Фиэль деревом и провизией.

Глаза Алмана расширились от удивления. Он откинулся назад и переспросил:

– Союзник?

Эстофу не понравился тон, каким это было сказано. Он прищурился, а Алман, пренебрежительно оскалившись, покачал головой и едко произнес:

– Ты пришел сюда, чтобы найти союзника?

– Я пришел сюда, – прорычал Эстоф, шагнув вперед, – потому что твой флот стоит у берегов моего дома.

– Такое случается, когда король намеревается захватить новые земли.

– Мои земли ты не получишь.

– Уверен? – Алман Барлотомей медленно поднялся с трона и шагнул вперед, словно невидимые нити тянули его к противнику и велели воспользоваться клинком, от которого уже пал один предатель – Вигман Многолетний. Алман оперся ладонями о стол. В его глазах читались ненависть и высокомерие, гнев и самодовольство. Многие годы он терпел бездействие брата, многие годы он позволял дикарям грабить свои земли.

Этому пришел конец.

Алман Барлотомей Многолетний намеревался подчинить себе все земли Калахара. Он собирался заставить ничтожных людей преклонить колени перед ним. Никто больше из Долины Ветров не вдохнет воздух, если он не позволит. Ни один человек Станхенга не посеет зерно, пока он не отдаст приказ. Призраки предков останутся в Эридане, если кто-то выпьет воды, не спросив его разрешения. Алман до боли сжимал ладонями каменный стол, представляя, как тот крошится и превращается в пепел.

Неожиданно на его плечо легла чья-то хрупкая рука. Алман обернулся и вскинул брови – перед ним стояла Офелия Уинифред, его жена и наложница, не умеющая ни плакать, ни просить прощения. Черное платье плотно облегало ее высокую худую фигуру, одежда повторяла линии ее тела, русые волосы скрывались под бархатным головным убором, а под подбородком был завязан белоснежный платок, обмотанный вокруг головы так, что один конец падал на грудь.

Она заставила мужа сесть, а потом перевела серо-голубые глаза на Эстофа. Ее пальцы сплелись в замок на животе.

– Полагаю, вам не понравился тон моего мужа.

Эстоф хмыкнул. Он знал, кто перед ним стоит. Красота ее голоса, как и хрупкость ее движений, не могла его обмануть.

– Миледи…

– Королева, – поправила она. – Прошу прощения, меня задержали на севере города. Прогнившие стволы рухнули под тяжестью лачуг.

– Вековые дубы не гниют.

– Теперь гниют. – Офелия села рядом с мужем и разгладила юбку на коленях. Она не была похожа на Милену де Труа из Станхенга и некоторым людям внушала ужас. В народе поговаривали, что она не могла иметь детей, и потому душа у нее чернела и сгорала, как угли в пламени. – Вы пришли к соглашению или разговор только начался?

– Наш дорогой сильф, – Алман махнул рукой и ядовито ухмыльнулся, – хочет стать союзником.

– Интересно, – Офелия подняла подбородок, – это правда?

– Я имею право…

– Вряд ли. – Эстоф в изумлении вскинул брови, а она продолжила. – Прав у вас здесь нет. И не думаю, что они появятся. Мы же с вами не малые дети. Нам прекрасно известно, что именно ваши люди долгие годы обворовывали нашу казну.

– В вашей казне много золота.

– Едва ли это может быть оправданием.

– Я не вижу смысла оправдываться перед вами, миледи. – Эстоф сделал ударение на последнем слове и растянул губы в кривой улыбке. – Прошлое нельзя изменить. Но будущее в наших руках.

Офелия Уинифред нахмурилась и посмотрела на мужа. Они идеально подходили друг другу – оба излучали холод, безразличие и презрение. Алман и вовсе казался безумным. Под глазами его были такие синяки, словно он сильно болел. Когда Офелия сжала руку Алмана своими пальцами, Эстофу показалось, что они превратились в единый снежный вал, способный уничтожить все живое на его на пути.

Алман презрительно уставился на гостя.

– Я твой Король. – Его губы раздвинулись в зверином оскале. – Признай это, дикарь, и тогда наше будущее станет общим.

Эстоф усмехнулся. В глубине души он чувствовал, что на него надвигалась ужасная беда, но встречал ее с усмешкой.

– Попробуй приручить ветер, Алман. У тебя ничего не выйдет.

– Твои люди могут встать на мою сторону из уважения к тебе или из страха передо мной. – Угольные глаза короля наполнились мраком. Он подался вперед и прошипел: – Выбирай.

Вряд ли Эстоф мог выбирать. Он посмотрел в серое небо и зажмурился. Ветер обдул его обгоревшую кожу. Эстоф подумал о сыне. Его руки сжали рукоять меча, а сердце камнем упало вниз. Когда он вновь посмотрел на короля и королеву Вудстоуна, в его глазах застыла глубокая печаль.

– Мой ответ тебе известен. Полагаю, к вечеру я домой не вернусь.

– Полагаю, вернешься, – ответил Алман, – но не в этой жизни.

Эстоф усмехнулся.

Вытащив меч, вперед выступил Осгод Беренгарий.