27

– Йо-йо-йо! Господин Арахис, пор фавор? Мира мира, сеньор Арахис!

У «Янки» в тот день началась серия игр на домашнем стадионе, и Тед работал. Он привез «Человека-Двойномята» с собой и в затишьях игры и продаж арахиса успевал читать. Отцова проза Теда впечатлила, он заметил кое-какие общие для них обоих стилистические пунктики и решил, что это генетическое. С чего бы генам определять лишь физические черты, цвет глаз и леворукость? Почему не остальные, более тонкие, нетелесные склонности – любовь к точке с запятой, например, или тягу нанизывать определения до бесконечности? Читая прозу Марти, Тед чувствовал себя в большей мере сыном своего отца, биологически, чем за всю предыдущую жизнь. Он всегда считал себя клоном матери, и, если б она рассказала эту историю по-своему, он рассказал бы ее так же. Тед был на сто процентов ее. Марти разделял этот взгляд. «Внушал я твоей матери, чтоб отъебалась, – любил он говаривать в свое время, – и девять месяцев спустя ты б родился». Но поток слов с этих обожженных страниц оказался тестом на отцовство – с положительным результатом, и Теду от этого было и хорошо и тошно разом. Он читал дальше:

Бейсбол – единственная игра, которой завидует смерть. Бейсбол берет верх над временем. Все прочие виды спорта идут по часам и потому подвластны смерти. И лишь бейсбол может длиться вечно. Лишь бы не огрести третий аут в девятом иннинге, всегда остается возможность, что ХХХХХХХХХХХХ [вычеркнуто] игра не превратится [так!], возможность на победу, возможность, что никогда не умрешь. Человек-Двойномят размышлял над всем этим, а сам целовал ее и надеялся, что этот день можно продлить на дополнительные иннинги.

Тед читал это у своего шкафчика в раздевалке, а рядом облачался в цивильное Манго.

– Ты сегодня чуток рассеянный был, Тедди Бей-мяч. Ни разу из-за спины не кинул. Пятьдесят три процента хитов. Так мало не бывало с тех паршивых дней в семьдесят шестом, когда у тебя мочевой пузырь воспалился, помнишь? Что за дела, Джерри?

– Ничего, Манго. Все хорошо. Вот и все дела. Власть рабочим.

– Власть рабочим, – отозвался Манго.

Они стукнулись кулаками, и Тед вышел в коридор, ведший со стадиона.

Миновал комнату, где игрокам давали сеансы физиотерапии, заглянул. Увидел спины пары тренеров напротив телевизора, в руках – по планшету, что-то записывали. Тед заметил, что телики подключены к этим новым машинкам, видеомагнитофонам, и тренеры смотрели какую-то игру, состоявшуюся в этом году, и пускали ее то побыстрее, то помедленнее. Удивительные машинки. Вот как оно теперь по-новому, подумал Тед: можно замедлить жизнь и разглядеть то, что когда-то проносилось мимо незамеченным. Тренеры смотрели, как бьет Реджи Джексон. Реджи замахнулся так сильно, что чуть не плюхнулся на задницу. На замахах этого парня не обставишь. Теду показалось, что он заметил у Реджа малюсенькую оттяжку перед тем, как тот начал замах, крошечное колебание в руках, из-за которого могла случиться миллисекундная задержка, равная разнице между сильным ударом и страйк-аутом. Тед не был уверен, жульничество это в спорте или нет, но подумал, что, если бы жизнь можно было замедлить, удалось бы ее разглядеть, а значит, и сыграть получше.

Может, вот что со мной трава и делает, размышлял он, – все замедляет, чтобы я смог вглядеться. Может, вот что с моей жизнью делает писательство. Замедляет ее. Может, мое писательство замедляет жизнь недостаточно. Тед задумался, мыслимо ли замедлить писательство – или Марти, или женщин. Может, рак замедлил Марти, чтобы Теду удалось разглядеть Марти и в заминке отцовой души воспринять его точно. Или вот женщины. На Тедов взгляд, они двигаются слишком быстро. Пустить бы Мариану в замедленной промотке на видеомагнитофоне – какие тайны тогда откроются Теду, что он в ней увидит? В чем ее оттяжка?

В общем, он решил, что мог бы поделиться мыслями с тренерами, – не о Мариане, конечно, а о Реджи. Как и многие не включенные в игру, Тед ее прекрасно прозревал. Вероятно, если не дать человеку преуспеть в чем-нибудь, он становится восприимчив к тому, в чем состоит успех или поражение этого дела, одержим его особенностями и тайнами, а одаренные не лезут разбираться – они просто выполняют, и все; менее даровитые ломают голову, размышляют, тревожатся, набираются знаний окольным путем и могут поэтому учить других. Одаренные не могут научить тому, чему не учились сами. Вот почему большинство великих тренеров никогда не были великими игроками, а лучшие тренеры – всегда посредственные игроки, и подвижный, задиристый Билли Мартин, недавно уволенный управляющий «Янки», – блестящий пример. И только Тед собрался открыть рот, поделиться наблюдением, что он углядел у Реджи оттяжку, один из тренеров заметил его, зыркнул злобно и захлопнул дверь прямо перед носом у г-на Арахиса.